• Механизмы, задействованные в формировании сновидения
Какие средства использует работа сновидения, чтобы замаскировать исполнение желания, чтобы оно не проявилось в манифестном содержании сна? Согласно Фрейду, сновидение использует в этих целях следующие пять основных механизмов.
Сгущение. Сгущение объединяет в одном элементе несколько элементов – образов, мыслей и т. д., – относящихся к разным цепочкам ассоциаций. Анализ сновидения выявляет феномен «сжатия» или «сгущения», которое произвела работа сна, чтобы соединить разрозненные фрагменты в единое целое: «Если взять случайный пример и сопоставить количество элементов репрезентации или важность представлений, к чему и ведет анализ, когда мы отмечаем фантазии или мысли, следы которых мы находим в сновидении, не подлежит сомнению, что работа сновидения произвела заметное сжатие или сгущение» (р. 77). При детальном анализе сновидения видно, что процесс сгущения осуществляется для каждого элемента сновидения таким образом, что каждый элемент в отдельности восходит в свою очередь к ряду элементов, которые могут относиться к разным областям, и это означает, что каждый элемент сновидения сверхдетерминирован. Таков механизм сжатия, который затрудняет понимание манифестного текста сновидения. Сгущение составляет один из основных механизмов работы сновидения, но его же мы обнаруживаем при формировании симптомов, оговорок и острот. В последних сгущение устанавливает кратчайшие пути между разными мыслями, приводя к неожиданным сближениям, например, играет на сходстве слов, создавая «промежуточные мысли, часто очень остроумные» (р. 77).
Смещение. Благодаря механизму смещения работа сновидения заменяет самые значимые мысли сновидения второстепенными, таким образом, важное содержание сновидения перемещается со своей центральной позиции, маскируя осуществление желания. Например, впечатление, что то или иное сновидение передает элемент первостепенного значения, может быть заменено противоположным впечатлением, таким как безразличие. Механизмы сгущения и смещения могут комбинироваться, чтобы образовать компромисс, который Фрейд иллюстрирует приведенным здесь сновидением об «уколе, сделанном Ирме». В этом сновидении речь шла об инъекции пропилена, он установил значимое сближение между амиленом и воспоминанием о Пропилеях, которые Фрейд видел в музее. Этот пример разъясняет образование компромисса, который представляет собой термин пропилен – плод сгущения и смещения.
Процесс наглядного изображения, или репрезентация («Darstellbarkeit»). Имеется в виду операция, при помощи которой работа сновидения превращает мысли сновидца в образы, прежде всего визуальные. Фрейд так описывает этот процесс: «Представим себе, например, что нас попросили заменить несколько фраз политической статьи или выступления адвоката в суде на серию рисунков; при этом мы без труда поймем, какие изменения производит работа сна, чтобы преобразить содержание сновидения» (р. 92). Фрейд упоминает разные способы, которые использует работа сновидения, чтобы преобразовать мысли в визуальную форму выражения, свойственную сновидению.
Вторичная обработка. Вторичная обработка состоит в том, чтобы представить содержание сна в форме связного и понятного сценария. Речь идет о механизме, который сопровождает формирование сновидения на каждом этапе, но действие этого процесса более очевидно в состоянии бодрствования, когда сновидец старается вспомнить, что ему приснилось, или рассказывает свой сон. Действительно, по мере того как мы пытаемся вспомнить свой сон, мы склонны искажать его содержание, чтобы придать ему бóльшую последовательность и создать рациональный фасад. Но искажение, которое является следствием вторичной обработки, небезобидно, поскольку, в конце концов, мы обнаруживаем в нем сценарий, несущий на себе след осуществления вытесненного желания, истинного мотива сновидения.
Драматизация. Наконец, в 1901 г. Фрейд добавляет механизм драматизации, который состоит в превращении мысли в ситуацию, эта процедура аналогична работе режиссера, когда он преобразует письменный текст в театральное представление.
• Дневные остатки
Кроме того, формирование сновидения отвечает еще одному основному принципу, согласно которому сценарий сновидения всегда монтируется вокруг событий, произошедших накануне. Фрейд называет это restes diurnes (дневные остатки): «Если мы прибегнем к анализу, то можно показать, что каждое сновидение без всяких исключений привязано к впечатлению предыдущих дней – можно сказать точнее: последнего дня перед сновидением» (р. 86). Эти дневные остатки более или менее тесно связаны с бессознательным желанием, которое осуществляется в сновидении.
• Роль цензуры
Для Фрейда главной причиной искажения в сновидении является цензура. Он напоминает, что речь идет об особой инстанции на границе между сознанием и бессознательным, которая пропускает только то, что ей приятно, и задерживает остальное: то, что оказывается таким образом отклонено цензурой, находится в состоянии вытеснения и составляет вытесненное. В некоторых состояниях, например во сне, цензура ослабевает таким образом, что вытесненное может проникнуть в сознание в форме сновидения. Однако поскольку даже во сне цензура не устранена полностью, вытесненное должно претерпеть изменения, чтобы не столкнуться с ней, и это приводит к формированию компромисса. Процесс вытеснения, сопровождаемый ослаблением цензуры и формированием компромисса, не является особенностью сновидения, он также часто встречается во многих психопатологических ситуациях, где мы обнаруживаем действие сгущения и смещения.
Кроме всего прочего, вторжение бессознательных желаний, не подвергшихся цензуре, может разбудить спящего, следовательно, успешное сновидение является еще и осуществлением желания поспать. Поэтому Фрейд считает одной из функций сновидения сохранение сонного состояния: «Сновидение охраняет сон, а не нарушает его» (р. 125).
• Цензура сновидения связана с вытесненными детскими сексуальными желаниями
Если углубить анализ сновидений, продолжает Фрейд, то часто можно обнаружить, что их латентное содержание выявляет осуществление эротических желаний. Это наблюдение подтверждает роль, которую играет цензура, направленная на сексуальное содержание, конкретнее, на вытесненные детские сексуальные желания. По мнению Фрейда, именно вытесненные сексуальные желания, берущие свое начало в детской сексуальности, «дают самые мощные и многочисленные импульсы для формирования сновидения» (р. 134). Несмотря на ту роль, которую играет сексуальность, очень редко случается, чтобы в явном содержании сновидения проявилось как таковое осуществление желания сексуального характера: как правило, оно замаскировано, и только работа анализа может его раскрыть. В работе О сновидении Фрейд не говорит об эдиповом комплексе, хотя и упоминал его уже годом раньше в Толковании сновидений в связи с типичными сновидениями «о смерти близких людей» (1900а, р. 229 [303]).
• Роль символов в сновидении
Создание символов играет главную роль в формировании сновидения, поскольку символ позволяет сновидцу обойти цензуру, делая сексуальные представления невнятными. С этой точки зрения, Фрейд различает два типа символов: с одной стороны, универсальные символы, которые используются при «разгадывании» снов с древних времен, а с другой – индивидуальные символы, относящиеся к собственной символике сновидца, как ее выявляет Фрейд. Фрейд описывает большое количество универсальных символов, которые можно толковать почти однозначно: «Большинство символов сновидения служит для изображения людей, частей тела и деятельности, привлекающей эротический интерес; гениталии могут быть представлены особенно большим количеством символов, часто вызывающих удивление, так как самые различные предметы могут быть использованы, чтобы символически указать на половые органы» (р. 136). На первый взгляд можно подумать, что достаточно хорошо знать универсальную символику, чтобы интерпретировать сновидение, не прибегая к ассоциациям сновидца. Однако этого недостаточно, как Фрейд уже заявил в Толковании сновидений, поскольку, если психоаналитик хочет избежать произвольных интерпретаций, важно использовать двойной подход и учитывать одновременно и универсальную символику, и свободные ассоциации сновидца: «Поэтому мы вынуждены комбинировать две техники: мы опираемся на ассоциации сновидца и дополняем недостающее за счет знаний символов, накопленных интерпретатором. Осторожная критика символических значений и внимательное изучение их места в сновидении позволяют нам избежать обвинения в фантазировании и в произвольном толковании сновидения» (1900а, р. 303 [398]).
ТОЛКОВАНИЕ СНОВИДЕНИЙ (1900а)
В учебных целях я изменил хронологический порядок этих двух произведений и в первую очередь представил короткую работу О сновидении (1901а), чтобы она послужила вступлением к изучению Толкования сновидений (1900а). За неимением места я представляю лишь план этого труда.
Ссылки на страницы приводятся по изданию: Freud S. L’interprétation des rêves, trad. I. Meyerson, rev. D. Berger. Pаris: PUF, 1967 [страницы, указанные в квадратных скобках, приведены по изданию: OCF. Р., IV, 756 р.].
• Произведение в трех частях
Глава I, которая составляет первую часть, посвящена обзору основных научных трудов о сновидении, существовавших на тот момент. Это тщательная компиляция, которую Фрейд проделал неохотно, но которая позволила ему показать, что его предшественникам не удалось открыть прежде него тайну значения сновидений.
Вторая часть включает главы со второй по шестую. В главе II Фрейд вначале описывает метод толкования сновидений, который он применил в ходе самоанализа и в качестве иллюстрации к своим тезисам детально анализирует свое знаменитое с тех пор сновидение «Укол, сделанный Ирме». Интерпретируя это сновидение, Фрейд применяет следующую процедуру, которую он использует и при анализе множества других сновидений, приведенных в книге: вначале он тщательно записывает материал сновидения так, как он его запомнил при пробуждении; потом раскладывает его на несколько элементов; приводит ассоциации, свободно возникающие по поводу каждого фрагмента сна, и записывает их; исходя из этого, он устанавливает связи между разными цепочками, которые могут стать возможными интерпретациями сна. В главе III Фрейд рассматривает свой центральный тезис, согласно которому сновидение выражает осуществление неудовлетворенного желания. Однако очень часто осуществление желания не проявляется как таковое в содержании сна, поскольку подверглось искажениям. Только работа анализа позволяет обнаружить осуществление желания. Затем в главе V Фрейд изучает источники сновидения, чтобы понять, сможет ли содержание сна разрешить не разрешенные до этого момента загадки. В главе VI он показывает, как работа сновидения осуществляется при помощи механизмов сгущения, смещения, инверсии, репрезентации, вторичной обработки, а также посредством представления через символы.
Третья часть – знаменитая глава VII – представляет собой отдельное эссе, в котором Фрейд создает общую концепцию психического аппарата и его функционирования. Цель этого смелого проекта – объяснить функционирование психики, нормальное и патологическое, исходя из клинических наблюдений над сновидениями и неврозами. Здесь Фрейд проявил себя вновь как ученый, но это уже новый Фрейд, который решительно покинул нейрофизиологическую почву «Проекта научной психологии», чтобы предложить космическую модель психического аппарата. Первый раз он определяет бессознательное, предсознательное и сознание как особые места (topos, по-гречески), где локализованы психические феномены, то, что сейчас называют его «первой топикой», или первым топографическим делением психического аппарата. Между бессознательным и предсознательным действует цензура, предшественник понятия Сверх-Я, которая контролирует продвижение между бессознательным, предсознательным и сознанием. В числе основных гипотез, которые Фрейд выдвигает в этой центральной главе, уже предвещающей «Метапсихологию», он развивает идеи о противопоставлении первичных и вторичных процессов, а также о понятии вытеснения, которое впервые появилось в Исследовании истерии. При регрессии желания, вытесненные в бессознательное, присоединяются к вытесненным сценам детства, и поэтому содержание этих последних может вновь появиться в сновидениях, когда цензура ослаблена, или в форме компромисса при формировании невротических симптомов.
• Эволюция концепций Фрейда о сновидении после 1900 г.
Фрейд останется верен своей теории сновидений в том виде, в каком он сформулировал ее в 1900 г., и, в отличие от многих других своих теорий, лишь незначительно модифицирует ее впоследствии. Одним из основных изменений, которые он внесет в Толкование сновидений после введения второй топики в 1923 г., стала замена понятия цензуры сновидения понятием Сверх-Я, и с этих пор он будет полагать роль сновидения в том, чтобы примирить между собой требования Оно и Сверх-Я (Freud, 1933а, [1932]). В то же время, хотя после 1920 г. Фрейд выдвинул свою вторую теорию влечений, он не стал развивать мысль о том, что работа сновидения имеет целью не только примирить запретное желание со Сверх-Я или с Я, но и найти компромисс или решение основного конфликта между влечением к жизни влечением к смерти, как это утверждается сегодня (Segal, 1991; Quinodoz, 2001).
Постфрейдисты
Психоаналитическое изучение самоанализа Фрейда
В своем труде, озаглавленном Самоанализ Фрейда и открытие психоанализа, Д. Анзьё (Anzieu, 1988b) применил оригинальный ход мысли, использовав психоаналитический подход для изучения условий творческой работы, которая привела Фрейда к открытию психоанализа между 1895 и 1902 гг. Анзьё опирался на многочисленные документы, предоставленные самим Фрейдом, в которых он иногда эксплицитно, а иногда безотчетно воспроизводит богатую продукцию бессознательного, поддающуюся анализу: сновидения, воспоминания детства, ошибочные действия, забывания или оговорки. В результате скрупулезного исследования Анзьё удалось датировать большинство снов Фрейда, упомянутых в Толковании сновидений, и изучить их в хронологическом порядке в свете многочисленных документов самоанализа. Эта работа позволила Анзьё показать внутреннюю жизнь Фрейда в те решающие годы, когда он последовательно открыл смысл сновидений, эдипов комплекс, фантазию первичной сцены и страх кастрации (Anzieu, 1959, 1988b).
Толкование сновидений в современной клинической практике
Толкование сновидений породило и до сих пор порождает многочисленные психоаналитические и непсихоаналитические публикации исследователей Фрейда; их число слишком велико, чтобы я мог упомянуть о них здесь. Однако, несмотря на все их богатство и разнообразие, постфрейдистские работы о сновидениях так и не смогли отодвинуть на второй план фундаментальный труд Фрейда. А. Грин отмечает: «Из всех открытий Фрейда сновидение, видимо, то, в которое психоаналитики, продолжившие работу после Толкования сновидений, смогли сделать наименьший вклад» (1972, р. 179). Действительно, когда будущим психоаналитикам преподают технику интерпретации, то именно к этому труду обращаются в первую очередь, и не столько по историческим причинам, сколько потому, что и в наши дни это по-прежнему единственная работа, в которой представлен общий подход к этому вопросу. Однако из числа общих трудов я упомянул бы работу Э. Шарп (E. Sharpe. «Dream Analysis»), которая представляет собой введение в интерпретацию сновидений в психоаналитическом лечении и отнюдь не потеряла своей актуальности, хотя была опубликована в 1937 г. Труды общего значения редки, постфрейдистские разработки в области интерпретации сновидений по большей части касаются отдельных аспектов ее теории и техники и выходят в виде журнальных статей. Однако наиболее значительные статьи были собраны в нескольких коллективных изданиях: «Essential Papers on Dreams» (Lansky, 1992), «The Dream Discourse Today» (Flanders, 1993), «Dreaming and Thinking» (Perelberg, 2000). Эти подборки текстов отражают точки зрения психоаналитиков, принадлежащих к разным современным течениям психоанализа.
Тем не менее надо признать, что если мы бросим ретроспективный взгляд на всю совокупность постфрейдистских работ о сновидении, мы обнаружим, что за последние три-четыре десятилетия в области анализа сновидений было сделано относительно мало. Согласно Фландерсу, это произошло из-за постепенного изменения техники: в 1920–1930-е годы первые психоаналитики отдавали предпочтение анализу сновидений, в то время как начиная с 1950-х годов все большее значение придавалось анализу переноса. Фландерс изящно подводит итог этой эволюции: «Перенос стал царским путем к пониманию эмоциональной и психической жизни пациента» (1993, р. 13). Он с радостью констатирует, что, несмотря на сокращение количества теоретических публикаций, посвященных сновидениям, анализ сновидений полностью сохранил свое значение в психоаналитической практике, о чем свидетельствует тот факт, что большинство клинических случаев, публикующихся сегодня, иллюстрируются анализом одного или нескольких сновидений пациентов.
Хронология понятий
Цензура – компромисс – сгущение – манифестное содержание, латентное содержание – смещение – драматизация – вторичная обработка – репрезентация – дневной остаток – сверхдетерминированность – символика сновидения – работа анализа – работа сновидения.
Психопатология обыденной жизни (1901b)
Ошибочные действия: проявления бессознательного в повседневной жизни нормального человека
Создавая этот труд, Фрейд стремится познакомить широкую публику с существованием бессознательного, как оно дает себя знать через «осечки» вытеснения, которые представляют собой «ошибочные действия». Что такое ошибочное действие? Это невольное проявление бессознательного, которое случается в жизни каждого нормального человека, а не только невротика. Фрейд подчеркивает, что для того, чтобы попасть в эту категорию, проявления такого рода не должны превышать «то, что мы называем границами нормального состояния», должны «иметь характер временного нарушения», это «действия, которые ранее выполнялись правильно» (р. 275). В немецком языке понятие «ошибочного действия» имеет более широкий смысл, чем во французском; оно включает обширный диапазон безобидных с виду явлений, например, досадные жесты [gestes malencontreux], оговорки, забывания, отрицания или недоразумения, и не ограничивается моторными действиями, такими как потеря или поломка ценного предмета, как это предполагает словоупотребление во французском языке. Более того, в немецком языке все слова, обозначающие эти осечки бессознательного, имеют приставку «Ver-», что позволяет объединить их в одно целое: «das Vergessen (забывание), das Versprechen (оговорка), das Verlesen (ошибка при чтении), das Verschreiben (описка), das Vergreifen (ошибочное действие), das Verlieren (потеря предмета)» (Laplanche, Pontalis, 1967, p. 6).
В Психопатологии обыденной жизни Фрейд описывает разные формы ошибочных действий и иллюстрирует их многочисленными примерами. Несмотря на их разнообразие, все эти явления подчиняются общему психическому механизму, аналогичному тому, который определяет сновидение: они являются явным выражением желания, которое было до этого вытеснено в бессознательное, – желания, которое может быть обнаружено при помощи свободных ассоциаций. Успех Психопатологии обыденной жизни далеко превзошел ожидания Фрейда, и идеи, представленные им в этом труде, без сомнения, и сегодня являются наиболее известными психоаналитическими концепциями. Кто в наши дни не улыбался над оговоркой или ошибочным действием, демонстрируя мгновенное понимание, что подобная «случайность» выдает чье-то тайное намерение, являясь прямым выражением его бессознательного?
Биографии и история
Самый популярный и самый читаемый труд Фрейда
В 1899 г., завершив работу над «Толкованием сновидений», Фрейд начал сбор материалов, на основании которых создал три работы, распространившие его открытия в области сновидения на смежные области: «Психопатологию обыденной жизни» (1901b), «Остроумие и его отношение к бессознательному» (1905c) и «Три очерка по теории сексуальности» (1905b). Самоанализ позволил ему преодолеть свои личные запреты и достичь улучшения эмоционального равновесия. Фрейд начал систематически анализировать свои собственные ошибочные действия, т. е. свои забывания и оговорки, так же, как он анализировал свои сновидения. В письме к В. Флиссу от 26 августа 1898 г. Фрейд в первый раз упоминает об «осечках» бессознательного, рассказывая, как забыл имя поэта Джулиуса Мозена; в письме от 26 сентября 1898 г. он приводит в пример забывание имени Синьорелли, которое заместили в его памяти имена Боттичелли и Больтраффио, – случай, который займет важное место в первой главе «Психопатологии обыденной жизни». Помимо того, что этот труд изобилует личными анекдотами из семейной и профессиональной жизни Фрейда, его написание, по всей видимости, тесно связано с ухудшением отношений с Флиссом, с которым Фрейд рвет в 1902 г., полностью признавая, однако, роль, которую Флисс играл в его жизни до того момента: «В этой книге есть масса вещей, которые касаются тебя, очевидных вещей, для которых ты предоставил мне материл, и скрытых вещей, мотивация которых тебя убила» (Фрейд Флиссу, письмо от 7 августа 1901, р. 297).
«Психопатология обыденной жизни» появилась в 1901 г. в форме отдельных статей, позднее, в 1904 г., статьи были собраны в книгу. Идеи, которые Фрейд развивает здесь, были резко раскритикованы психологами, но это не помешало им стремительно завоевать публику, таким образом «Психопатология обыденной жизни» изначально оказала значительно большее влияние на популяризацию психоанализа, чем «Толкование сновидений». При жизни Фрейда труд выдержал десять изданий и постоянно обогащался как дополнениями самого автора, так и благодаря вкладу его учеников. В то время как издание 1904 г. содержало 66 примеров ошибочных действий, 49 из которых наблюдал сам Фрейд, актуальное издание 1924 г. содержит 300 примеров, из которых половина была представлена другими наблюдателями, что в четыре раза увеличило первоначальный объем произведения. В 1909 г. во время плавания в США Фрейд получил подтверждение популярности своей книги, с радостным удивлением увидев одного из стюардов на корабле погруженным в чтение «Психопатологии обыденной жизни».
Изучая произведение
Указанные страницы относятся к изданию: Freud S. (1901b). Psychopathogie de la vie quotidienne, trad. S. Jankélévitch. Paris: Payot, 1922, 1967, 298 p.
• Первый пример: забытое имя Синьорелли
Вступительная глава посвящена детальному изучению забывания имени собственного, имени художника Синьорелли, автора фрески Страшного суда в соборе Орвието, – забывания, которое ранее уже стало предметом краткой публикации (1898в). Фрейд сообщает, что однажды в разговоре он не смог вспомнить имя Синьорелли и что вместо него ему пришли на ум имена двух других художников, Боттичелли и Больтраффио, которые он опознал как неверные. Следуя ходу своих воспоминаний и ассоциаций, связанных с этими именами, в соответствии с процедурой, применяемой при анализе сновидения, Фрейд смог обнаружить мотив вытеснения в этом забывании. В результате ряда умозаключений имя Боттичелли в конце концов привело ему на память Боснию, а имя Больтраффио напомнило город Трафой – два географических пункта, тесно связанных с мучительными воспоминаниями, имеющими отношение к сексуальности и смерти. Тогда он осознал, что сексуальность и смерть – главные темы фрески Страшного суда Синьорелли! Таким образом, забывание имени Синьорелли стало результатом компромисса, который позволил частично забыть неприятное воспоминание, однако не полностью, поскольку оно появилось замаскированным в именах Боттичелли и Больтраффио: «Замещающие имена, в свою очередь, уже не кажутся мне произвольными, как до объяснения, – заключает Фрейд. – Они уведомляют меня (в результате известного рода компромисса) как о том, что я забыл, так и о том, что я хотел вспомнить, и показывают мне, что мое намерение позабыть нечто не увенчалось полным успехом, но и не стало полным провалом» (р. 11).
• Систематическое изучение различных форм ошибочных действий
После главы, посвященной забыванию имен собственных, Фрейд рассматривает другие формы забывания, такие как забывание иностранных слов, забывание названий и словосочетаний, забывание впечатлений и намерений. Затем он вновь возвращается к вопросу о воспоминаниях детства и «покрывающих воспоминаниях», формирование которых похоже на формирование ошибочных действий: когда содержание детского воспоминания сталкивается с сопротивлениями, оно вытесняется и не появляется как таковое, а только в замещающей форме покрывающего воспоминания, лишенного огорчающих аффектов. Пятая глава посвящена тщательному изучению оговорок – хорошо известного явления, при котором одно слово употребляется вместо другого. Приведем один из многочисленных примеров, взятый из статьи, появившейся в венской газете Neue Freie Presse. Газета сообщила об оговорке председателя австрийской Палаты депутатов, который торжественно «открыл» заседание, объявив его «закрытым»: «Общий смех, последовавший за этим объявлением, сразу же обратил его внимание на ошибку, и он исправил ее. Наиболее вероятное объяснение в данном случае, – добавляет Фрейд, – могло бы быть таково: в глубине души председатель хотел иметь уже возможность закрыть это заседание, от которого он не ждал ничего хорошего» (р. 71–72).
В следующих главах Фрейд последовательно изучает ошибки при чтении и описки, недоразумения и неловкости, симптоматические действия, а также сочетания нескольких ошибочных действий. Заключительная глава посвящена детерминизму, вере в случай и суевериям. Фрейд развивает мысль о том, что ошибочные действия происходят не случайно и не по невнимательности, как об этом склонен думать человек, совершающий их, а являются результатом вмешательства вытесненной идеи, нарушающей речь или действия, с которыми указанное лицо обычно хорошо справляется. Эта точка зрения приводит Фрейда к заключению, что существуют два типа случайностей: «внешняя» случайность, причины которой не связаны с психологией, и «внутренняя случайность», в которой психический детерминизм играет главную роль в той мере, в которой ошибочное действие является продуктом бессознательного намерения, замещающего намерение сознательное.
• Как формируется ошибочное действие?
Несмотря на свое бесконечное разнообразие, ошибочные действия основываются на общем механизме: все они являются выражением желания, вытесненного в бессознательное, доступ к которому возможен благодаря работе анализа. По Фрейду, ошибочное действие – результат компромисса между сознательным намерением субъекта – в приведенном выше примере, «открыть сессию» Парламента было сознательным намерением председателя палаты депутатов – и связанным с ним бессознательным желанием – «закрыть заседание», которое невольно проявилось в его речи. С этой точки зрения, всякое ошибочное действие имеет две грани, как отмечают Лапланш и Понталис: «…ясно, что так называемое ошибочное действие в другом плане представляет собой действие удавшееся: бессознательное желание осуществляется через него часто очень явным образом» (1967, р. 6).
Таким образом, в формировании ошибочного действия участвуют те же механизмы, которые определяют формирование сновидений и симптомов – механизмы, описанные Фрейдом в Толковании сновидений: сгущение, смещение, замещение или обращение в противоположное. Следовательно, как и при анализе сновидения или симптома, скрытый смысл ошибочного действия можно понять, прибегнув к свободным ассоциациям. Что же касается связи между подразумевавшимся словом и словом, возникшим в результате замещения, она устанавливается по-разному, например по смежности: закрыть сессию вместо того, чтобы открыть ее; или по созвучию – имя Синьорелли имеет фонетическое сходство с именами Боттичелли и Босния, Больтраффио и Трафой. Эта связь также может быть установлена на основании ассоциаций, отсылающих к личной истории субъекта.
• Каковы источники ошибочных действий?
Согласно Фрейду, наш разум непрерывно полон мыслей и ассоциаций, которые мы, как правило, не осознаем и которые образуют нарушающие комплексы. Этим комплексам суждено быть вытесненными в бессознательное, но они могут внезапно прорваться в форме ошибочных действий. Внутреннее сопротивление противится их прояснению, и, если вытесненные мысли иногда очевидны для интерпретации, чаще всего они подлежат дешифровке только при условии подробного анализа. Добавим также, что, хотя ошибочное действие часто выдает нас, Фрейд приводит разные примеры, как оно может оказаться полезным: «Этот пример описывает один из тех случаев, не очень частых, впрочем, когда забывание встает на службу нашей осторожности в тот момент, когда мы готовы поддаться импульсивному желанию. Тогда ошибочное действие выполняет полезную функцию. Опомнившись, мы ценим это внутреннее движение, которое, в то время как мы были захвачены желанием, могло проявиться только в форме оговорки, забывчивости или психического бессилия» (р. 27).
В заключение Фрейд показывает, что существует преемственность между явлениями, которые мы наблюдаем в нормальной психической жизни и в психопатологии: «Если мы поставим их [ошибочные действия] на одну доску с проявлениями психоневроза и с невротическими симптомами, то сообщим смысл и основание двум весьма распространенным утверждениям: что между нормальным нервным состоянием и аномальным нервным функционированием не существует четкой границы и что все мы немного невротичны» (р. 320).
Я думаю, что идеи и особенно многочисленные примеры, приведенные в Психопатологии обыденной жизни, не следует пересказывать далее. Таким образом, я оставляю читателю удовольствие ознакомиться с ними самостоятельно.
Постфрейдисты
Ошибочные действия и отношения переноса
Являются ли забывания, оговорки и другие формы ошибочных действий всего лишь проявлениями обычной жизни нормальной личности, или же они обнаруживаются в психоаналитическом лечении невротиков? Хотя Фрейд в заключительной части своего труда сопоставил ошибочные действия с невротическими расстройствами, он прямо не говорит о том, как интерпретирует их в психоаналитической ситуации. Однако он затрагивает этот вопрос косвенно, указывая на сходство между механизмом формирования ошибочных действий и механизмом формирования сновидений. Таким образом, показывая, что ошибочные действия являются выражением вытесненного бессознательного желания и что работа анализа позволяет обнаружить их латентное значение, Фрейд открывает путь к интерпретации ошибочных действий в отношениях переноса наравне с интерпретацией сновидений и симптомов.
В настоящее время практикующие психоаналитики уделяют большое внимание интерпретации ошибочных действий, которые возникают в отношениях переноса и контрпереноса, проявляются ли они в форме «осечек» в поведении пациента, забывания, оговорок или ошибок. Ошибочные действия пациента часто очень наглядно раскрывают его вытесненное бессознательное желание, а иногда и вытесненное желание терапевта, раскрывая разные аспекты его контрпереноса. Обычно ошибочные действия в прямом смысле слова обозначают термином «отыгрывание внутри сессии» (acting in), если они происходят во время сессии, например, если пациент приходит с опозданием или засыпает на кушетке, и «отыгрывание вне сессии» (acting out), если они происходят вне сессии, в том случае, когда их можно рассматривать как смещения, связанные с переносом. Страх сепарации и потери объекта составляет одну из наиболее частых первопричин ошибочных действий, совершаемых в рамках отношений между анализандом и аналитиком (Quinodoz, 1991). Случается, например, что пациент пропускает сессию после того, как он был взволнован, сам того не осознавая, аффективной реакцией в отношениях с аналитиком: когда смысл этого ошибочного действия выявлен, он может обнаружить различные подавленные чувства, например неприязнь к аналитику, вызванную разочарованием, которая может проявиться в форме опоздания на сессию. Только ассоциации, предоставленные пациентом, способны пролить свет на настоящие причины ошибочного действия. Мы должны это учитывать, если желаем избежать произвольных и неправильных интерпретаций. Что же касается оговорок в ходе анализа, важность которых особо подчеркивал Лакан, то они в особенности проясняют отношения между структурой речи и структурой бессознательного и представляют собой одну из возможностей получить информацию о текущем состоянии бессознательного переноса.
Должен ли психоанализ быть уделом лишь тех, кому доступен символический смысл?
Осознание бессознательного значения ошибочного действия или оговорки доступно не каждому: на самом деле ошибочное действие или оговорка имеет смысл главным образом для окружения человека и вовсе не обязательно – для него самого, в соответствии с самим определением бессознательного: бессознательное – это то, что ускользает от сознания субъекта. Часто лишь после долгой работы анализа человеку постепенно удается постичь ускользающее от него значение ошибочного действия или вырвавшейся у него оговорки и связать их с эмоциями, возникающими в отношениях с аналитиком.
Возможность осознать значение ошибочного действия или любой другой продукции бессознательного частично зависит от силы, с которой сопротивление препятствует осознанию этих симптоматических действий, но частично и от способности человека постичь символический смысл собственных слов или симптоматических действий. Действительно, эта способность к постижению символического смысла у людей существенно различается, что ставит вопрос о пригодности человека к анализу, т. е. оценке, в какой мере человек будет поддаваться работе интерпретации и – что еще важнее – интерпретации отношений переноса. Позиции психоаналитиков по этому поводу различны: некоторые из них, особенно во Франции, считают психоаналитическое лечение исключительно уделом тех, кто изначально хорошо знает символический смысл своей речи, т. е. для представителей невротического типа личности (Gibeault, 2000). Наоборот, другие психоаналитики, например принадлежащие к кляйнианскому направлению, считают, что существует два уровня символизации: примитивный уровень, на котором преобладает конкретное мышление и психика функционирует в «символическом равновесии», и более развитый уровень, на котором преобладает способность символической репрезентации и который соответствует невротической организации. С точки зрения последних, происходит постоянное перемещение с примитивного уровня на развитый уровень символизации и обратно, таким образом, открывается множество возможностей для психоаналитического лечения не только невротичных пациентов, но и пограничных пациентов и психотиков, не считая примитивной части функционирования, которую мы встречаем у каждого индивида, невротичного и нормального (Jackson et Williams, 1994).
Хронология понятий
Ошибочные действия – сгущение – смещение – оговорки – забывание имен – замещение.
Остроумие и его отношение к бессознательному (1905с)
Что именно в остроте вызывает смех?
Фрейд коллекционировал остроты – по-немецки Witz, – а также еврейские анекдоты: у него было тонкое чувство юмора. Неудивительно, что он захотел обнаружить скрытые пружины смеха. В этой работе он систематически рассматривает огромное разнообразие форм комического, которые попадают под общее понятие остроумия, и выдвигает гипотезу, что остроумие выявляет влияние бессознательного, которое исподволь руководит словом и речью. Механизмы, производящие комический эффект, имеют значительное сходство с психической работой, которая осуществляется в сновидении: мы наблюдаем здесь сгущение, что означает выразить многое, сказав мало; здесь же мы снова встречаем процесс смещения, позволяющий обойти запреты, которые цензура накладывает на вытесненное содержание агрессивного или сексуального характера, позволяя ему вернуться в другой форме; наконец, мы узнаем здесь и процедуру наглядного изображения [figuration], которая изменяет форму слов, создавая двусмысленности или игру слов, или трансформирует мысль, порождая нонсенс или заменяя мысль на противоположную. Но в отличие от сновидения, которое Фрейд рассматривает как асоциальный продукт психики, остроумие представляет собой наиболее социальную форму психической деятельности: это усовершенствованная игра, цель которой – получить выигрыш, удовольствие, таким образом, здесь мы не находим механизма регрессии, как в сновидении. Конечно, и в сновидении существует поиск удовольствия, но там оно возникает в процессе регрессии к галлюцинаторному удовлетворению, чтобы избежать неудовольствия.
Биографии и история
Сходство между сновидениями, ошибочными действиями и остроумием
Фрейд – обладатель тонкого чувства юмора
Возможно, именно Флисс побудил своего друга к этому труду, поскольку, прочитав «Толкование сновидений», присланное ему Фрейдом в гранках, он заметил, что в сновидениях очень часто встречается игра слов. Фрейд ему ответил: «Все сновидцы – невыносимые шутники по необходимости, поскольку они находятся в затруднении, и прямой путь для них закрыт. <…> Характер забавного всех бессознательных процессов тесно связан с теорией остроумия и комического» (Фрейд Флиссу, письмо от 11 сентября 1899, p. 263). В «Исследовании истерии» Фрейд впервые показал роль символизации и полисемии на примере сновидения фрау Сесиль М… (1895d, р. 145, n. 1), и в «Толковании сновидений» он приводит тому многочисленные примеры. Публикация в 1898 г. работы Теодора Липпса «Komik und Humor» также повлияла на решение Фрейда взяться за перо. Работа над этим произведением, постоянно увеличивающимся в объеме и по многим причинам трудоемким, отняла у него много времени, тем более что одновременно с «Остроумием» он писал «Три очерка по теории сексуальности», выделив каждой работе отдельное место на рабочем столе. Оба труда вышли в свет одновременно в 1905 г.
Однако интерес Фрейда к остроумию был не только научным, поскольку он сам обладал тонким чувством юмора: его переписка изобилует забавными анекдотами. Многие современники отмечали его способность найти смешную сторону почти в любой ситуации. В 1938 г., когда Фрейд покидал Австрию, чтобы искать убежища в Лондоне, подписывая по требованию нацистских властей декларацию, удостоверяющую, что он не подвергался преследованиям, Фрейд сопроводил ее комментарием, свидетельствующим о его чувстве юмора: «От всего сердца могу рекомендовать Гестапо каждому».
«Witz» с трудом поддается переводу
«Остроумие и его отношение к бессознательному» представляет гораздо большие трудности для перевода, чем все остальные труды Фрейда, и этим отчасти объясняется тот факт, что это произведение – одно из наименее известных в аудитории, не владеющей немецким языком. Уже сам термин «Witz» – чье произношение в немецком языке созвучно с «Вlitz» (молния) – не имеет соответствия в большинстве других языков. На французский, например, оно было переведено как «mot d’esprit» (острота), Переводчик Д. Мессье пишет: «Этот термин может обозначать как остроту, так и остроумие, то есть способность „быть остроумным“» (1988, р. 423). Напротив, переводчики «Полного собрания сочинений» считают предыдущий перевод некорректным и предпочитают термин «trait d’esprit» (острота) – перевод слова «Witz», предложенный Лаканом, – так как в слове «Witz» нет части со значением «слово», и «mot d’esprit» (букв. остроумное слово) таким образом можно спутать с немецким «Wortwitz» (игра слов) и «Gedankenwitz» (игра ума) (Bourguignon et al., 1989, р. 150). Кроме того, как перевести смешную игру слов в немецком языке, если соответствующих слов не существует в других языках? Именно это делает большую часть труда непереводимой. Большинство переводчиков предпочли внести необходимые разъяснения в сносках, пытаясь сделать как можно более доступными мысли Фрейда, столь выразительные в немецком оригинале.
Изучая произведение
Ссылки на страницы приводятся по изданию: Freud S. (1905с). Le mor d’esprit et sa relation à l’inconscient, trad. D. Messier. Paris, 1988, 442 р.
Это произведение делится на три части: первая посвящена технике остроумия, т. е. разным приемам, которые использует психика, чтобы произвести комический эффект; вторая часть рассматривает побудительные мотивы остроумия, в частности роль, которую играет удовольствие с точки зрения психической экономии; третья часть изучает отношения между остроумием и сновидением в свете понятия «исполнение желания»; завершается труд коротким очерком о разных родах комического.
• ТЕХНИКИ, НА КОТОРЫХ ОСНОВАН КОМИЧЕСКИЙ ЭФФЕКТ ОСТРОТ
Комический эффект остроты достигается, по мнению Фрейда, за счет двух различных техник: первая основывается на словах как таковых и зависит от вербального выражения; вторая основана на мысли, которая содержится в остроте, и от вербального выражения не зависит.
• Техники, основанные на игре слов
В том, что касается острот, основанных на игре слов, Фрейд выделяет три различных способа, построенных на общей технике – сгущении – механизме, характерном для работы сновидения.
Первый способ состоит в сгущении двух слов или двух фрагментов слов, при котором рождается неологизм, бессмысленный на первый взгляд. Но это смешанное слово получает смешной для слушателей смысл. Например, Фрейд приводит остроту, обыгрывающую термин фамиллионерно – необычное слово, которое произносит некий персонаж в романе Гейне. В этом романе автор создает образ человека из народа, кичащегося отношениями, которые он поддерживает с богатым бароном Ротшильдом. Хвастаясь перед поэтом своим престижным знакомством, человек из народа заявляет: «…я сидел рядом с Соломоном Ротшильдом, и он обращался со мной совершенно как с ровней, совершенно фамиллионерно» (р. 56). В этом примере комический эффект создается благодаря слову, которое формирует высказывание: используется техника контаминации двух слов – «фамильярно» и «миллионер», в которых нет ничего смешного, если взять их по отдельности. Потом эти слова претерпевают сгущение, образуя смешанное слово, чтобы создать неологизм – «фамиллионерно». Это слово непонятно само по себе, но слушатели, знающие контекст, мгновенно схватывают его смысл, что вызывает взрыв смеха. Фрейд приводит и другие примеры смешного, связанного с техникой сгущения с последующим образованием замещающего понятия, скажем, слово «Клеопольд», которое он разбирает так: «Злые языки Европы окрестили, говорят, однажды некоего монарха по имени Леопольд Клеопольдом из-за его тогдашних отношений с дамой по имени Клео…» (р. 64).
Второй способ заключается в использовании единственного слова, которому придается двойное значение. Фрейд приводит пример, основанный на созвучии фамилии «Rousseau» и слов «roux» (рыжий) и «sot» (дурак). Хозяйка дома пошутила следующим образом, столкнувшись с полным отсутствием воспитания у приглашенного в гости молодого человека. Обратившись к этому невеже, который носил имя своего предка Жан-Жака Руссо и был рыжеволосым, она с юмором сказала: «Меня познакомили с рыжим и глупым юношей, а вовсе не с Руссо» (р. 79). Здесь техника остроумия состоит в том, что одно и то же слово – Руссо — используется дважды: сперва целиком, а затем разделенным на слоги, как в шараде.
Третий способ, используемый для создания острот, состоит в упоминании двусмысленности или нескольких смыслов одного и того же слова, как это делается в игре слов. Игра слов – идеальный случай многократного использования одного и того же материала: «…здесь над словом не производят никаких насильственных манипуляций, оно не расчленяется на части, составляющие его <…> именно благодаря слову как оно есть и его точному положению в структуре фразы удается, при определенном стечении обстоятельств, выразить двойной смысл» (р. 91). Фрейд иллюстрирует эту технику примером: «Одним из первых действий Наполеона III после его прихода к власти явилась, говорят, конфискация имущества Орлеанского дома. В эту эпоху бытовала превосходная игра слов: „C’est le premier vol de l’aigle“»[4] (р. 91).
По Фрейду, образование сгущения происходит при всех трех способах по закону экономии средств, как это видно в приведенном выше примере: «„Vol“, – говорит нам Фрейд, – означает как „полет“, так и „грабеж“. Не произошли ли при этом сгущение и экономия? Разумеется: ведь вся вторая мысль опущена, и при этом без всякой замены» (р. 100). Фрейд подводит итог: «Все эти техники подчиняются тенденции к концентрации («zusammendrängende Tendenz»), или, точнее, тенденции к экономии» (р. 100), иначе говоря, экономии выразительных средств.
Что касается каламбуров, это, без сомнения, самый распространенный вид остроумия, но они составляют «самую низшую разновидность остроумия, основанную на словах (Wortwitze), «вероятно, потому, что они – „самые дешевые“ и могут быть созданы без особого труда» (р. 104).
• Техники, основанные на мысли
Продолжая подробное исследование различных техник, Фрейд рассматривает остроты, основанные на мысли, т. е. обусловленные не словом как таковым, а ходом мысли и не зависящие от вербального выражения. В этих случаях работа остроумия, как он называет ее по аналогии с работой сна, пользуется ходом мыслей, отклоняющимся от нормальной рассудочной деятельности, как техническим средством, чтобы произвести остроумное выражение. Фрейд называет несколько способов, например: смещение, которое использует логику, чтобы скрыть ошибку в рассуждениях; или другую процедуру, которая использует бессмыслицу, чтобы создать остроту. Что превращает бессмыслицу в остроту? Фрейд остроумно отвечает, что «в такой остроумной бессмыслице скрывается смысл, и именно этот смысл в бессмыслице превращает бессмыслицу в остроту» (р. 123). Итак, здесь техника заключается в том, чтобы сказать глупость, бессмыслицу, значение которой подчеркивает другую глупость, другую бессмыслицу.
• Безобидные и тенденциозные остроты
В зависимости от разных реакций, которые остроты вызывают у слушателей, их можно разделить на безобидные и тенденциозные. Смысл безобидной остроты в ней самой, она не преследует никакой особой цели. Напротив, тенденциозная острота имеет умысел и подчиняется разным побудительным причинам, таким как враждебность (агрессия, сатира, цинизм), сквернословие (стремится к обнажению), непристойность, подчеркивающая сексуальное, и скептицизм, который, с точки зрения Фрейда, является худшим из мотивов.
• ОСТРОТЫ КАК ИСТОЧНИК УДОВОЛЬСТВИЯ И КАК СОЦИАЛЬНАЯ СВЯЗЬ
Во второй части работы Фрейд задается вопросом о роли, которую в механизме остроумия играет удовольствие. Механизмы, обеспечивающие эффект удовольствия, проще обнаружить в тенденциозных остротах, чем в безобидных, поскольку в первых удовлетворяется некое стремление, а удовлетворение – это источник удовольствия. Но это стремление сталкивается с препятствиями, которые острота позволяет обойти, будь то внешние препятствия (страх перед лицом, в которое метит скрытое оскорбление) или внутренние препятствия, связанные с воспитанием. В двух случаях употребления тенденциозных острот они доставляют удовольствие, потому что выигрыш удовольствия соответствует «экономии, полученной на издержках торможения или подавления» (р. 226). В безобидных остротах техника остроумия сама по себе является источником удовольствия, как при игре слов.
Тенденциозное остроумие имеет социальное значение, которым не обладает безобидное, поскольку требует участия трех лиц: первого, которое острит; второго, выступающего как объект враждебной или сексуальной агрессии; наконец, третьего, которое слышит остроту и получает удовольствие, согласно замыслу. Почему присутствие третьего лица необходимо? По Фрейду, острота направлена на то, чтобы доставить удовольствие одновременно своему автору и третьему лицу, которое ее слышит: «Таким образом, острота – это плутовка, служанка двух господ» (р. 282). Но удовольствие автора – тайное, поскольку обычно автор остроты смеется над ней не сам, а как бы рикошетом, через человека, которого он рассмешил (р. 283).
• ОСТРОУМИЕ, СНОВИДЕНИЕ И РАЗНООБРАЗИЕ КОМИЧЕСКОГО
• Сновидение, острота и возвращение к детскому бессознательному
В третьей части Фрейд сравнивает сновидение и остроту и заканчивает свой труд очерком о комическом, юморе и остроумии.
Вначале Фрейд сравнивает сновидение и остроумие, стараясь установить сходства и различия. Сновидение – это, прежде всего, выражение осуществления желания с целью избежать неудовольствия, в то время как острота служит для получения удовольствия. Это удовольствие достигается сновидением не только за счет различных техник, но и через возвращение к детскому бессознательному, которое является его первоначальным источником. В период, когда ребенок овладевает речью, можно наблюдать, как он играет со словами и соединяет их, не заботясь о смысле, получая удовольствие в основном от их звучания. Это удовольствие постепенно становится ему недоступным из-за появления внутреннего критика – цензуры, допускающей только словосочетания, имеющие смысл. Позднее взрослый будет использовать это обращение к игре словами, чтобы вернуть детское удовольствие и обойти цензуру, бунтуя против ограничений мысли и реальности.
• Разнообразие комического
Фрейд продолжает свои размышления, изучая разные формы комического – такие, как имитация, пародия, карикатура и т. д. Он видит источник удовольствия от некоторых форм комического в сравнении собственного Я с другим человеком. Труд заканчивается очерком, посвященным юмору, который Фрейд отделяет от иронии; этот текст получит продолжение 20 годами позже в короткой статье под названием «Юмор» (1927d), в которой Фрейд введет понятие Сверх-Я.
Постфрейдисты
Лакан: остроумие и «вспышки» осознания
«Возвращение» к первым работам Фрейда
В начале 1950-х годов Жак Лакан призвал психоаналитиков вернуться к Фрейду. Что означало это возвращение к Фрейду? На самом деле речь шла не о всех сочинениях Фрейда, а только о его первых теоретических работах, в которых он говорит о бессознательном в связи с речью: Толкование сновидений, Психопатология обыденной жизни, Остроумие и его отношении к бессознательному. Эти три труда, написанные почти одновременно между 1900 и 1905 гг., уделяют особенное внимание речи как скрытому выражению бессознательного, и именно в этой трилогии Лакан почерпнул свои основные понятия, в частности понятие остроумия, которому он придаст «статус истинного психоаналитического концепта» (Roudinesco, Plon, 1997).
Деятельность Лакана разворачивалась в несколько этапов. В 1953 г. он начинает свой доклад на римском конгрессе[5] с призыва вернуться к смыслу.
«Смысл возвращения к Фрейду – это возвращение к смыслу Фрейда», – заявил он, остроумно играя словами (1955, p. 405). Подчеркивая важность смысла, Лакан стремился восстановить психоаналитический опыт бессознательного в его оригинальном, чисто фрейдистском значении, как он его понимал, поскольку полагал, что его современники пренебрегают смыслом слова (1953, p. 243).
Бессознательное, структурированное как язык
Начиная с 1956 г. Лакан сосредоточился на символическом измерении опыта бессознательного, опираясь на достижения лингвистики, особенно на различение понятий «означаемое» и «означающее», введенных швейцарским лингвистом Ф. де Соссюром. Это позволило Лакану выявить «главенство означающего над означаемым» – таково было, с его точки зрения, одно из существенных заключений, вытекающих из работы Фрейда Толкование сновидений. Действительно, применение метода свободных ассоциаций все ближе и ближе подводит к мысленным цепочкам, которые, в свою очередь, ведут к речевым цепочкам, – техника, позволяющая найти след утерянного означающего: «За этим словом – вся структура языка, которую аналитический опыт открывает в бессознательном» (Lacan, 1957, р. 494–495). Под этим структуральным углом зрения Лакан пересмотрел понятие сгущения, общее для сновидения и для остроты, которую он переводит как «остроумное замечание» [или остроумная мысль, trait d’esprit], и пришел к выводу, что острота есть означающее, которое разоблачает при помощи языковой игры бессознательную истину, которую субъект старался скрыть.
В результате пересмотра понятий сгущения и смещения Лакан выдвинул свое знаменитое предположение, будто «бессознательное структурировано как язык». В этом предположении содержится в сжатом виде главная гипотеза Лакана, согласно которой механизмы формирования бессознательного в точности соответствуют механизмам формирования смысла в языке, как отмечает Жоэль Дор: «Можно даже считать эту гипотезу основной в теоретических разработках Лакана, хотя бы потому, что это предположение воплощает смысл возвращения к Фрейду, к которому Лакан не прекращал призывать с самого начала своей работы» (Dor, 1985, р. 17).
Расхождения во взглядах на технику, теорию и обучение
Психоаналитические труды Лакана, особенно те, которые имеют отношение к проблемам языка, вызывали – и сегодня по-прежнему вызывают – интерес, выходящий далеко за пределы психоаналитических кругов. В то же время очень рано проявились расхождения по основным вопросам между Лаканом и его коллегами, принадлежащими к Международной психоаналитической ассоциации (МПА). В 1953 г. эти противоречия привели к расколу, и в 1964 г. Лакан «в одиночку» основал Французскую школу психоанализа. Он принял решение распустить ее незадолго до своей смерти в 1980 г. С тех пор движение лаканистов раздроблено на многочисленные группы.
Я думаю, что, с точки зрения техники, «возвращение» к Фрейду, провозглашенное Лаканом в 1953 г., сконцентрировало внимание на неврозе и на вербальной коммуникации, что противоречило более поздним трудам Фрейда, написанным после 1915 г., в которых Фрейд исследует возможность психоаналитического лечения пациентов с расстройствами вербальной коммуникации и символизации, таких как депрессивные больные и психотики (Quinodoz, 2000, 2002).
Кроме того, Лакан уделял все больше и больше внимания исключительно словам анализанда, учитывая в основном «вспышки»[6] осознания символического смысла речи субъекта, которые он называет «значимыми прорывами бессознательного». Помимо риска злоупотребления игрой слов и переоценки ее значения в интерпретации, эта техника привела Лакана к сокращению длительности сессий и недооценке того обстоятельства, что для проработки переноса и контрпереноса нужно время. Однако по этому принципиальному вопросу я думаю, что осознание смысла не дано каждому изначально, наоборот, это медленный процесс, который происходит постепенно и чаще всего требует всей строгости классических психоаналитических рамок, чтобы развиваться в соответствующем ритме, которого необходимо придерживаться до самого конца.
Технические вопросы, связанные с практикой укороченных сессий, – далеко не единственное расхождение между лаканистами и психоаналитиками, принадлежащими к Международной психоаналитической Ассоциации. Как указывал недавно Д. Видлоше[7] (Widlöcher, 2003), непреодолимые противоречия существуют и по множеству других вопросов, особенно по вопросу об использовании контрпереноса, которое решительно отвергал Лакан и до сих пор отрицают его последователи (Duparc, 2001).
Что касается профессионального обучения будущих психоаналитиков, Лакан был резко против такой его организации, какая была принята в МПА, особенно он оспаривал «предварительный отбор» и предварительный личный (так называемый «обучающий») анализ. Он считал, что поэтапное прохождение курса, как и иерархическая организация Ассоциации, держит его коллег в состоянии постоянной зависимости. Когда в 1964 г. он основал собственную школу, то установил принцип, согласно которому школа не давала разрешения на работу и не накладывала запрета, а ответственность за результат анализа полностью лежал на самом психоаналитике; таков смысл его формулировки «психоаналитик сам себя допускает к работе». Такой отказ от какой бы то ни было сторонней оценки привел к появлению большого количества людей, которые называли себя «психоаналитиками», ссылаясь на Лакана, притом что никто не знал, где и чему они учились.
Некоторые психоаналитики, принадлежащие к Лакановскому течению, хотели бы вернуться в Международную психоаналитическую ассоциацию, основанную Фрейдом. Однако технические и теоретические позиции, как мне кажется, слишком далеко развели тех и других.
Английская школа: от примитивного символизма к символической репрезентации
Распространение лечения за пределы невроза
Психоаналитики английской школы также рассматривали вопрос символизации, но под другим углом зрения, и это позволило проводить психоаналитическое лечение пациентов с трудностями вербальной коммуникации. Вербализация – это высокоразвитая форма символизации. Таким образом, психоаналитическое лечение может быть предоставлено не только невротическим пациентам, способным общаться между собой и с другими при помощи слов, но и тем пациентам, у которых преобладает конкретное мышление, но которые, тем не менее, могут развить свою функцию символизации и способность к вербальной коммуникации благодаря проработке.
С 1916 г. Э. Джонс изучал вопросы символизации, развивая точку зрения Фрейда, высказанную в Толковании сновидений (1900а). Джонс различал сознательную и бессознательную символизацию и рассматривал создание символа как результат интрапсихического конфликта, а сам символ представлял с его точки зрения вытесненное.
Немного позже М. Кляйн разработала новый подход к вопросу символизации, исходя из опыта своей работы с детьми и понимания игры во время сессии как символическое выражение бессознательных конфликтов. В статье «Значение символа для образования Я» (1930), материалом для которой стали наблюдения за Диком, мальчиком-аутистом четырех лет, М. Кляйн показывает, что образование символа может быть специфически заторможено и что действие этого торможения ведет к серьезным последствиям для будущего развития Я. Она приходит к выводу, что, если процесс символизации не происходит, развитие Я останавливается; причиной такого торможения она полагает чрезмерную тревогу, связанную с агрессивными фантазиями ребенка по отношению к телу матери и с растущим чувством вины.
Переход от примитивной к развитой символизации
Тот факт, что процесс формирования символа может быть заторможен в ходе детского развития, позволил Х. Сигал и У.Р. Биону пойти дальше в исследованиях, начатых М. Кляйн. Эти авторы не только установили различия между примитивной и развитой формами символизации, но и выявили переходные процессы между этими двумя формами символизации, опираясь на понятия «шизоидно-параноидной» и «депрессивной» позиций. Мы вернемся к более подробному рассмотрению их взглядов, обратившись к развитию идей Фрейда об особенностях языка шизофреника в «Бессознательном» (Метапсихология, 1915е).
Работы Сигал и Биона, а также труды Г. Розенфельда о нарциссическом переносе, легли в основу психоаналитического лечения психотических, нарциссических и пограничных пациентов, которых сегодня мы встречаем на наших кушетках чаще, чем невротиков.
Хронология понятий
Механизмы сновидения (сгущение, смещение, осуществление желания) в приложении к остроумию, к комическому и юмору.
Три очерка по теории сексуальности (1905d)
Открытие детской сексуальности: революция и скандал
Опубликованные в 1905 г. Три очерка по теории сексуальности часто рассматривают как самую важную работу Фрейда после Толкования сновидений (1900а) и его самое значительное произведение на тему сексуальности. В этом труде Фрейд открыто отвергает популярное мнение и характерные для того времени предрассудки о сексуальности: с одной стороны, он выводит понятие сексуальности за те узкие рамки, в которые оно было заключено общепринятым определением; с другой стороны, он относит возникновение сексуальности к раннему детству, т. е. к значительно более раннему периоду, чем было принято думать. Он показывает, что сексуальность возникает не в период полового созревания, а в самом раннем детстве и что она проходит этапы последовательного развития, чтобы достигнуть взрослой сексуальности. Кроме того, Фрейд показывает взаимосвязь между аномальными формами сексуальности и так называемой нормальной сексуальностью.
Очень простым языком, пользуясь обыденными словами, Фрейд формулирует ряд положений о сексуальности, от которых многие отшатнулись с негодованием. Однако в этой работе он не открывает ничего, что не было бы известно ранее, в частности, не сообщает ничего нового родителям, воспитателям и писателям, которые во все времена наблюдали и описывали проявления детской сексуальности. Описаниям сексуальности, которые Фрейд представляет в этой работе, далеко до непристойных сцен, описанных несколькими годами ранее в публикациях сексологов, на которых он ссылается: Р. Крафта-Эбинга или Хавелока Эллиса, однако их публикации не вызвали такого взрыва негодования. Читая Три очерка, которые, по словам Э. Джонса, сделали Фрейда «повсеместно непопулярным», публика кричала о скандале. Эта работа надолго испортила отношения Фрейда с широкой аудиторией. С момента ее выхода в свет Фрейд заработал репутацию непристойного и опасного вольнодумца, тем более что в том же году он шокировал венскую медицинскую общественность, опубликовав случай Доры без согласия пациентки. Откуда такой всплеск недоброжелательства? Конечно, Фрейд, буржуазный врач и отец семейства, сильно рисковал, задевая общественную нравственность, когда не соглашался подвергнуть моральному осуждению перверсии. Но, глухой к критике, Фрейд был более чем когда-либо убежден, что научный подход восторжествует над обскурантизмом.
