Помоги проекту - поделись книгой:
Оказывается, он открыл, что горы вдоль Уральского хребта состоят из остатков морских раковин, так как раньше там было море. Это — его заслуга открытия там животных клеток.
Я вся похолодела, слушая эти доклады. А я-то все ссылалась на эти животные клетки, чтобы не отпевать его. За полтора месяца вперед я узнала об этом. Жутко стало, и муж меня привел домой, потрясенную происшедшим. Не забуду этого вечера.
Рассказ Евгении Александровны Нарсессовой
«Со святыми упокой»
Ни одна христианская Церковь не имеет таких глубоко прочувствованных заупокойных служб, полных глубокой мысли, сердечной молитвы за усопших и выражения надежды, что Господь покроет Своим милосердием их грехи и успокоит в селениях праведных, а среди живых сохранит о них вечную память. Нигде, как только в Православной Церкви, мы не услышим таких дивных заупокойных напевов. Одно православное богослужение об умерших способно дать лицам, потерявшим близких и дорогих людей, утешение, примирить их с совершившимся тяжелым для них событием и успокоить их страдающую душу.
Когда я служил в храме при общине, однажды привезли в нее опасно больную, лет тридцати, красивую даму, которая была в бессознательном состоянии уже в течение нескольких дней.
Муж ее, довольно известный деятель одного из наркоматов, Я-в, безумно ее любивший, впал в полное отчаяние, тем более что все попытки врачей вернуть ей сознание ни к чему не приводили (она заболела менингитом). Через 2–3 дня больная, не приходя в сознание, скончалась.
Это был такой удар для Я-ва, что он окаменел и совсем потерял голову, так что им нужно было руководить, иначе он ничем не мог распорядиться. Он лишился сна, не отходил от умершей, не говорил ни слова, и у него, главное, не было благодетельных слез. Чувствовалось, что свалившееся на Я-ва горе его пришибло, и, несмотря на свой сильный характер и железную волю, он падает под тяжестью постигшего его несчастья, может не перенести его и покончить с собою. Действовал он как манекен.
В таком состоянии Я-в пришел ко мне, чтобы условиться о дне похорон и часе, когда начнется заупокойная литургия.
Видя, в каком тяжелом состоянии он находится — забывал о том, что он начинал говорить, останавливаясь внезапно на полуслове, хватаясь за голову, — я понял, что его может утешить только молитва, почему сказал Я-ву:
— Накануне я отслужу вам по усопшей парастас. Советую вам присутствовать при этом богослужении, которое принесет вам большое утешение в вашем горе.
— А что такое парастас? — спросил меня этот типичный интеллигент, не знакомый с церковными службами.
Я объяснил ему, что это заупокойное всенощное бдение, на котором Церковь особенно молится об упокоении умершего. Через всю службу среди обычных молитвословий всенощной красной нитью проходит теплая, сердечная молитва Церкви об умершем. Церковь с молитвой встречает появившегося на свет человека и, как чадолюбивая мать, провожает его с молитвой после смерти, когда он рождается для новой жизни, до общего воскресения, бестелесной.
Скорбящий вдовец просит меня непременно отслужить парастас. Он пришел к самому началу службы и неподвижно, как каменное изваяние, стоял у гроба своей безвременно скончавшейся жены, с лица коей он не сводил глаз. Он молился, казалось, не замечая ни окружающих, ни того, что происходит в храме, так он был убит и поглощен своим горем.
Но вот певчие запели «Со святыми упокой».
В общине служили на разных должностях несколько бывших монахинь по случаю закрытия одного женского монастыря. Они стали петь в церкви, принеся с собой дивные напевы (киевский и болгарский), которые пелись в их монастыре.
Они много содействовали красоте богослужения в храме общины. Но особенно хорошо они исполняли все заупокойные службы.
Едва раздались первые, хватающие за душу аккорды этой исходящей из глубины сердца молитвы об усопшей, Я-в как-то рухнул на колени и, держась одной рукой за гроб, поник головой и зарыдал.
Мужчины редко плачут, и если такой твердый человек, как Я-в, зарыдал, то это свидетельствовало о том, как велико, как безысходно было постигшее его горе. Но эти слезы оказались благотворными для его организма. У Я-ва пропало «окамененное нечувствие». После службы он подошел ко мне и горячо благодарил за то, что отслужил парастас, прибавив, что он совершенно был не знаком с этим «дивным богослужением».
На похоронах жены он тоже был спокойнее, молился все время на коленях и, прощаясь с телом, прослезился. Но слезы тихо струились из глаз, не было слышно рыданий, которые накануне раздирали вдовцу грудь.
С этого времени Я-в возлюбил меня, был у меня и оказывал мне много знаков внимания и расположения. Потом он получил командировку за границу и самовольно остался там. Оттуда он писал мне и прислал посылку с продуктами (время было голодное). На это письмо я не ответил и не знаю, какая судьба постигла названное лицо.
На мою душу особенно действует, кроме пения «Со святыми упокой», еще песнопение, которое исполняется во время отпевания и панихиды, — «Благословен еси Господи, научи мя оправданием Твоим» болгарского распева.
По моему мнению, трудно лучше выразить и музыкально оттенить скорбь близких лиц, потерявших дорогого человека и в молитве ищущих утешения и успокоения.
Когда скончался император Александр III, в русской посольской церкви в Лондоне была назначена панихида по усопшему монарху. Кроме членов русского посольства и русской колонии в полном составе, на панихиду прибыла английская королева Виктория в сопровождении членов королевского дома и членов кабинета и нескольких членов парламента.
На всех англичан наше заупокойное богослужение произвело сильное впечатление, но особенно оно потрясло престарелую королеву Викторию. Более всего она растрогалась при исполнении певчими «Со святыми упокой» (всем иностранцам был роздан перевод на английский язык чина панихиды). Вскоре королева повелела внести в чин заупокойного богослужения англиканской Церкви эту молитву.
Все пережитое мною во время отпевания усопших произвело на меня такое глубокое впечатление, что я дал себе слово, что никогда не буду сокращать чина отпевания и чина панихиды. В результате в домовую церковь общины начали приносить для отпевания покойников из соседних приходов, причем родные усопших объясняли, что очень уж хорошо отпевают в нашем храме и дают «большое утешение».
Протоиерей Константин Ровинский. Беседы старого священника. М., 1995
Почему нам снятся наши умершие близкие?
Основываясь на тех данных, какие представляют нам рассказы о явлениях умерших, мы можем отметить следующее. Умершие являются преимущественно близким их сердцу — родным, друзьям и знакомым, хотя иногда бывают случаи явления их и посторонним лицам, даже незнакомым. Почему не все умершие являются в этот мир, а лишь некоторые, неизвестно. Видно только из одного рассказа, что им строго воспрещено являться людям, которые сильно могут испугаться их.
Так как вера в бессмертие души и существование загробной жизни озаряет наш земной путь и раскрывает перед нашим взором назначение земной жизни, то многие умершие являются единственно с целью убедить тех, кто колеблется в вере или совсем потерял ее. Одна умершая, когда явилась больной сестре, которая страшилась смерти, показала ей на самой себе, что есть смерть.
Другие являются близким их сердцу с тем, чтобы уверить, что они снова свидятся в загробном мире, где соединятся навеки. Являются умершие и с тою целью, чтобы известить родных и друзей, как они живут за гробом.
Умершие весьма часто со слезами просят своих родных, друзей и знакомых молиться за них и подавать милостыню. И эти просьбы их, конечно, весьма понятны для нас.
Им дорого и приятно думать, что они не покинуты за гробом, что на земле есть существа, которые помнят их, интересуются судьбою их и желают им блаженства. Но, главное, они чувствуют на себе, как наши молитвы умилостивляют Бога.
Судя по целям, с какими являются умершие, мы полагаем, что души, удостоенные вечного блаженства, редко возвращаются на землю для свидания с живыми.
Если же являются иногда, то стараются проявить свое влияние на живых в смысле нравственного усовершенствования и исправления порочной жизни, отнюдь не вмешиваясь в житейские интересы их.
Многие лица, которые ранее не были убеждены в бессмертии души и существовании загробной жизни, после явлений умерших навсегда сделались глубоко верующими, и эту веру их уже никакие возражения не в состоянии поколебать.
Архимандрит Пантелеимон. Тайны загробного мира. Киев, 2001
Глава 5
Спасая других — спасаешь себя
С любимыми не расставайтесь!
Минута молчания
Поминать умерших можно только когда веришь, что они живы. Эта парадоксальная, на первый взгляд, мысль подтверждается тем не менее даже не церковным учением, а обычной человеческой интуицией.
«Все там будем…» — так звучит самая распространенная в нашем народе формула поминовения умерших.
И нужно сказать, что это очень глубокое отношение — глядя на чужую смерть, помнить о своей собственной. Но есть очень важный момент, который в этой формулировке никак не обозначен: а собственно, где это — «там»? Что находится за чертой, которую уже перешел умерший и которую рано или поздно предстоит пересечь каждому из нас?
Если за ней лишь пустота, небытие и полное уничтожение человеческого самосознания, тогда сама фраза «все там будем…» лишается всякого смысла, поскольку никакого «там» в этом случае просто нет и быть не может.
Получается, что, поминая наших умерших даже такой простой фразой, мы исповедуем свою веру сразу в три серьезных факта:
1. Биологическая смерть не уничтожает человеческую личность.
2. После смерти, лишившись тела, человек попадает в иной, неизвестный нам пока еще, но вполне реальный мир.
3. Переход в этот мир объективно неизбежен для всех людей, независимо от их личного желания.
Когда близкий человек попадает в больницу, мы навещаем его, носим ему книги, фрукты и куриный бульон в баночке, рассказываем последние новости и, прощаясь, говорим, что завтра обязательно придем к нему снова. Если кто-то из дорогих нам людей находится в заключении, мы тоже знаем, как проявить свою любовь к нему, нам известно, в чем он нуждается, мы собираем ему передачи и шлем посылки, пишем письма, ездим на свидания, короче — делаем все, что может помочь ему перенести тяготы лишения свободы.
Но когда родной человек умирает, это всегда ставит нас в какой-то тупик. Нет, мы, конечно, не стали любить его меньше, горечь разлуки даже усилила наше чувство и помогла понять — как дорог нам тот, кого смерть у нас отняла. Но что делать дальше, как эту нашу любовь выразить, как сделать, чтобы она дошла до любимого и помогла ему или порадовала его там, где он оказался, — этого мы не знаем.
У нас просто нет опыта бытия там — за гранью земной жизни, мы даже представить себе не можем, что же происходит с человеком после смерти. А когда не хватает своего личного опыта, вполне разумно обратиться за помощью туда, где подобный опыт имеется, — обратиться к Церкви, которая уже почти две тысячи лет поминает своих умерших и имеет огромное количество свидетельств действенности молитвенного поминовения усопших.
Поэтому очень часто смерть близкого человека приводит в Церковь даже тех, для кого мнение Церкви никогда не являлось авторитетным во всех остальных вопросах их жизни.
Вообще без веры в жизнь после смерти поминать умерших — довольно бессмысленное занятие. В советский период истории нашей страны была такая традиция — почитать память погибших в Великой Отечественной войне минутой молчания. Для атеистического государства это был очень логичный ритуал. Сердце человека требовало: «Поблагодари этих людей. За твое спокойное и мирное существование они отдали самое дорогое, что у них было, — свою жизнь. Ты навсегда в долгу перед ними, поблагодари их».
Но разум возражал: «Как можно благодарить тех, кого нет? Какие слова можно сказать тому, кого не просто нет рядом с тобой — вообще нигде нет, как не было тебя самого до твоего рождения?» К небытию бессмысленно обращаться с какими бы то ни было словами, здесь действительно остается одно только скорбное молчание, как какое-то торжественное выражение неверующим человеком своего бессилия перед фактом смерти близких людей.
Для атеистического сознания возможны лишь бессловесные формы поминовения умерших, будь то минута молчания или поминальная чарка — молча и не чокаясь.
Но если человек отказывается полагать, что его близкие, умирая, растворились без следа в мировом пространстве, если он верит, что они живы, и надеется на будущую встречу с ними (пускай даже после собственной смерти), тогда такому человеку для выражения своей надежды, веры и любви просто необходимы слова.
И простого, брошенного походя «…все там будем» здесь уже явно недостаточно. Нужны другие слова — более точные и красивые, нужно понять — в чем смысл такого поминовения, нужно разобраться, наконец, что же происходит с человеком в этом самом загадочном «там», где все мы в конце концов должны будем оказаться.
Чего боятся верующие?
Армянский поэт X века Григор Нарекаци (почитаемый в Армении как святой) писал:
Никто на свете не может предсказать с полной уверенностью посмертную участь того или иного человека. Но Церковь с уверенностью говорит о неизбежном для всех людей событии: после смерти каждый из нас обязательно встретится с Богом.
А вот станет ли эта встреча для человека источником вечной радости или окажется для него мучительной и невыносимой — зависит уже от того, как сам он прожил свою жизнь. Если он готовил себя к этой важной встрече, стремился к ней, если всю жизнь главным критерием оценки своих поступков, слов и даже мыслей для него был вопрос: «А понравится ли это Богу?», то умирать такому человеку уже не очень и страшно. Нет, конечно, предстоящая встреча с Господом вызывает в его сердце волнение и трепет.
Он лучше, чем кто-либо, знает, как часто его стремление жить праведно разбивалось о его же собственную лень, жадность, тщеславие, насколько неудачной была почти каждая его попытка сделать что-то ради Бога, а не ради собственных страстей и капризов. Но он знает также и другое.
Пытаясь жить по заповедям Божьим, он с удивлением и радостью увидал, что Бог любит его даже таким слабым и несовершенным, не способным, по сути, ни на что доброе. Это реальное переживание Божьей любви — главная, самая дорогая ценность в жизни каждого верующего человека. Он научился видеть, с какой трогательной заботой и вниманием участвовал Господь в его земной жизни. И ему кажется нелепым даже предположить, что после смерти Бог отвернется от него и сменит эту любовь на бездушную и холодную справедливость…
Заблудившийся летчик
Отвернувшись от света, мы рискуем оказаться во тьме собственной тени. Если человек сделал главным содержанием своей жизни не стремление измениться к лучшему, не подготовку к этой посмертной встрече со своим Создателем, если он разменял свою жизнь на дешевые или дорогие развлечения, на упоение властью, деньгами или собственной гениальностью, тогда у него возникают серьезные проблемы.
Не научившись любить Бога, не увидав Его любви к себе при жизни, наглухо замкнувшись в скорлупу собственных страстей и желаний, человек не сможет и не захочет быть с Богом и после своей смерти.
Грех ведь тем и страшен, что наслаждаться им человек может, лишь пока он жив.
Назначение души — управлять телом, и только в их совокупном существовании человек может полноценно жить, действовать и изменять себя как в лучшую, так и в худшую сторону.
Смерть отнимает тело у души и делает ее не способной к какому-либо действию, а значит, и к изменению. Душа не может больше ни грешить, ни каяться; и какой она стала к моменту смерти человека, такой и пребудет в вечности. Чтобы это было понятнее, можно представить, что наша жизнь — авиарейс, тело — самолет, а душа — летчик, который знает, что запас топлива у него ограничен и позволяет пролететь, скажем, пять тысяч километров до пункта назначения.
Если он не теряет связь с диспетчером и держит верный курс, то, несмотря на нелетную погоду, плохое самочувствие и неполадки в двигателе, он все же дотянет до аэродрома. Или совершит аварийную посадку где-нибудь неподалеку, так что спасатели легко смогут его отыскать. Но когда летчик летит наобум, куда глаза глядят, без ориентиров и целей и даже не задумывается, что с ним будет и где он окажется, когда в баках кончится горючее…
Скорее всего такой горе-пилот окончательно заблудится, приземлится совсем уж невесть где, да там и сгинет без вести, потому что непонятно, где искать того, кто летел неизвестно куда. А пешком ему оттуда уже не выбраться.
Господь сказал об этом предельно ясно: «В чем застану, в том и сужу». Это вовсе не означает, будто Богу безразлично, что там с человеком было перед смертью и в каком состоянии он умер. Наоборот, Церковь говорит, что Господь призывает человека на суд в самый благоприятный для его посмертной участи момент. Каждый из нас умирает либо на пике своего духовного развития, либо когда Бог видит, что дальнейшая жизнь будет изменять его душу только в худшую сторону.
А вот взять правильный курс и вывести себя на этот свой духовный максимум человек должен уже сам. И никто за него не сможет проделать эту работу, даже Бог.
Но что же могут сделать близкие для такого потерявшегося летчика, чем они могут помочь ему? Они могут многое — раскалить докрасна телефон начальника аэродрома, до которого не смог долететь пропавший пилот, засыпать письмами министерство, стучать кулаками по столу в различных кабинетах и требовать, требовать, требовать организации новых спасательных и поисковых экспедиций. Право на такую настойчивость дает им любовь к пропавшему.
А наша любовь заставляет нас обращаться к Богу с просьбами о прощении грехов наших близких и об упокоении их «со святыми». В этом и заключается один из смыслов молитвенного поминовения усопших в Православной Церкви.
Мамина рука
Святитель Игнатий Брянчанинов называл существование души в аду бытием без бытия, странной формой жизни в отсутствие жизни. Эту неспособность грешной души к действию мы все, как ни странно, в разной мере испытали уже сейчас, при жизни. Наверное, любой человек хотя бы однажды переживал состояние глубокой депрессии, уныния.
Когда лежишь на диване, отвернувшись к стене, и никого не хочешь ни видеть, ни слышать. Когда даже солнечный свет мешает жить, и ты бежишь от него, задергиваешь шторы, укрываешься с головой одеялом, только чтобы не видеть мрака, овладевшего твоей душой. Ты еще не умер, но сил и желания жить дальше у тебя уже нет, и кажется, что так теперь будет всегда.
И тут в твою темную комнату войдет мама. Она не будет спрашивать, что с тобой случилось, и даже не станет тебя утешать. Она просто сядет на краешек дивана, возьмет тебя за руку, погладит по голове, начнет говорить о чем-то совсем не важном ни для нее, ни для тебя… В общем, не сделает ничего особенного. Но ты вдруг почувствуешь, что черный мешок уныния, в котором ты провел несколько дней, расползается по швам, и ты снова способен жить.
Оказывается, любовь позволяет нам делиться с близкими самым главным — жизненной силой, самой возможностью бытия. На этом принципе Церковь и основывает необходимость поминовения усопших и возможность изменения посмертной участи тех, кого мы любим и за кого молимся. Да, душа после смерти не может сама изменить себя. Но она может измениться благодаря усилиям тех, кто остался на земле и помнит о ней.
Дело в том, что Церковь — это не просто формальное объединение людей, верующих в Бога. Христиане составляют в Церкви единый организм, в котором состояние одного органа определяет самочувствие всех остальных. Все мы живые клеточки живого Тела Христова. Апостол Павел написал об этом удивительные слова: «…Вы — тело Христово, а порознь — члены», еще: «Не может глаз сказать руке: ты мне не надобна; или так же голова ногам: вы мне не нужны». Физическая смерть не отрывает человека от Тела Христова. Но те духовные болезни, которые он не долечил при жизни, теперь излечимы только усилием всего организма, сам для себя он уже ничего сделать не в состоянии.
Как же один человек может духовно помочь другому, тем более — усопшему? Точно так же, как в организме одна клетка помогает другой, пораженной заболеванием. Чтобы подавить воспалительный процесс в одной части тела, организм включает иммунные процессы, которые все силы организма бросают на борьбу с заболеванием. Здоровые клетки берут на себя дополнительную нагрузку, чтобы помочь больным. Так на войне бойцы не бросают раненого товарища, а бережно выносят его из-под огня, рискуя при этом собой. Так в походе груз подвернувшего ногу человека распределяется на всех.
Но помочь больному может только здоровый. Это главный принцип духовной помощи. В этом суть молитвы за другого человека, живого или усопшего — не важно. Для того чтобы помочь ближнему, мы сами должны заняться своим духовным здоровьем, чтобы иметь возможность поделиться им с любимым человеком.
Предположим, наш ближний был при жизни гневлив, любил злословить, пьянствовал и чревоугодничал, был жадным. Значит, мы должны научиться воздерживаться от гнева, удерживать свой язык от злых речей, соблюдать посты, раздавать милостыню и т. д. Проще говоря, нужно самому начать жить по-христиански и тем самым получить возможность делиться этой жизнью с нашими усопшими через молитву.
Любовь реализует себя в жертве. И если наше поминовение будет основано на таком христианском самоотвержении, оно станет для души умершего человека тем самым прикосновением любви, которое способно влить в него часть нашей жизни во Христе.
Богатый родственник
В разговоре о поминовении усопших очень часто упускается важный вопрос: а кому, собственно, больше нужно такое поминовение — им или нам самим? Было бы бесконечной самонадеянностью и дерзостью утверждать, что некто из наших умерших близких попал в ад, нуждается в помощи и его необходимо вымаливать. У христиан есть заповедь не судить ближнего при жизни.
Тем более нелепо выносить приговор тому, кто уже окончил свое земное странствие и предстал перед судом Божиим. Мы можем беспокоиться за него, как родители беспокоятся за сына, уехавшего учиться в далекий город. Но мы не должны забывать, что у нас есть в этом городе богатый и любящий нас родственник. Причем не просто богатый — он в этом городе самое главное лицо и решает там все вопросы, чего бы они ни касались.
И мы не должны рвать себе сердце переживаниями — этот родственник позаботится о нашем сыне гораздо лучше, чем мы сами.
Но эта забота не мешает нам посылать ему письма, посылки со всякими вкусностями и деньги на карманные расходы. Сын может ни в чем не нуждаться, но наш богатый родственник очень деликатен, он не лишает нас возможности проявлять свою любовь подобным образом. И когда мы звоним и просим его: «Ты уж не оставляй там нашего мальчика, пожалуйста! Присматривай за ним, помогай, а то мы тут волнуемся!», это совсем не означает, что без нашего звонка сын остался бы без поддержки и внимания.
Просто мы любим его, а он уехал и теперь далеко. И что мы можем сделать еще, чтобы выразить свою любовь и заботу? Только звонить и слать письма с посылками. Так и молитва ко Христу за наших усопших нужна нам самим не меньше, чем тем, о ком мы молимся.
Потому что у всех нас есть такой богатый родственник. Это — Христос, Который и вочеловечился для того, чтобы сделать нас Своими родственниками по плоти. А родственников не судят беспристрастно, их судят — с любовью. Его суд — не наш суд. Достаточно вспомнить, сколько раз в Евангелии Христос оправдывает и защищает тех, кого люди осудили, причем из самых справедливых соображений.
Слезы, летящие к небу
Чувства, которые мы испытываем, когда умирает любимый человек, прекрасно выразил в своей «Балладе о прокуренном вагоне» поэт Александр Кочетков.
Поделиться книгой: