Помоги проекту - поделись книгой:
— Садись по правую руку от меня, Артак, сейчас принесут почетное блюдо в твою честь. И я велю позвать танцовщиц.
— Танцовщиц? — изумился Артак. — Откуда у нас взялись танцовщицы?
— Мне недавно прислали в подарок купцы из Империи. Они хотят с нами торговать.
— Что же им нужно? — заинтересовался воин.
— Им нужны рабы, много сильных рабов, — с довольным видом сказал каган. Их большие лодки, на которых они плавают по морю, двигаются большими веслами. Гребцы дохнут, как мухи, от непосильной работы. Окрестные племена многолюдны, а это значит, что у нас всегда будет золото.
В шатер забежала стайка персидских танцовщиц, которые начали крутить бедрами под ритмичные удары маленьких барабанов. Ритм все ускорялся, как ускорялось вращение бедрами, приводящее неизбалованных зрелищами воинов — аваров в дикий восторг. Гибкие тела извивались, освещаемые пляшущими языками пламени, что горел в центре ханского шатра. Гости, сидевшие за расстеленной кошмой, уставленной мясом, лепешками и зеленью, заворожённо смотрели на полуголые женские тела, и даже бросили есть. Они пожирали глазами девушек, укрытых тонкими тканями, которые не скрывали почти ничего. Каган задумчиво разглядывал свое имущество. Он никак не мог выбрать, кто же из них согреет его ночью.
— Вот дерьмо! — Хильперик хмуро смотрел на армию брата, которая выстроилась перед ним. Фредегонда оказалась права. Сигиберт победил, и притащил с собой все войско, включая германцев из-за Рейна. Воинов Хильперика было вдвое меньше, а это плохой расклад для пешей битвы. Король не был трусом, поэтому он еще раз подтянул пояс, проверил завязки на голенях и надел шлем. Чему быть, того не миновать. Он не баба, плакать и жалеть себя не станет, чем бы все не закончилось. В центр он поставил королевскую дружину, лучших воинов своей земли. Здоровяки с длинными вислыми усами, и выбритыми полукругом затылками, собрали волосы в косы или в хвост на макушке. Из первых рядов уже вышел Хрольф, который начал привычный ритуал. Нужно было, как следует, разозлить воинов.
— Эй, вы! — заорал громила. — Коровы беременные, вы своих телят сюда притащили?
Немудреная шутка вызвала смех в рядах бойцов. С другой стороны стали показывать известные жесты от локтя, а кое-кто водил ребром ладони по горлу.
— Да, вот таким концом, как ты сейчас показал, я твою жену имел! — надрывался Хрольф, тыча пальцем в самого здорового. — Она была очень довольна! Ты же сам не можешь!
— Я тебе кишки выпущу! — заорал франк из войска Сигиберта. Он принял слова Хрольфа на свой счет.
— Чем ты выпустишь? — заорал воин. — У тебя меч меньше, чем нож у моей жены, которым она репу строгает. У тебя, наверное, не только меч, конец тоже маленький!
Теперь надрывались от смеха воины с обеих сторон. Багровый от гнева громила снял пояс с мечом и вышел с двуручной секирой великанских размеров. Такой в плотном строю тяжело махать, а тут раздолье полное. Он встал напротив, сплюнул и перехватил топор поудобнее.
— Ну, иди сюда, птенчик, я сейчас посмотрю, какого цвета у тебя кишки!
— Наваляй ему, Хрольф! — орали воины Хильперика.
— Руди! Прикончи его! — орали с другой стороны.
Хрольф вышел с мечом и щитом, и встал напротив воина Сигиберта, оценивая его взглядом. Оба короля сидели на конях, окруженные знатнейшими воинами, и напряженно смотрели на начинающийся бой. Ведь боги выскажут свою волю еще до начала битвы.
Руди начал вращать секирой, выписывая затейливые петли так, что подойти к нему Хрольф никак не мог. Он ждал. Опытный воин берег силы для решающего удара. Хрольф был высок и плечист, но враг был выше на полголовы и существенно тяжелее его. Выход был только один, измотать и ранить. После этого боец начнет истекать кровью, и он его прикончит. Но Руди был непрост, и вот край шита падает на землю, отсеченный секирой. Воин Хильперика уходил от ударов, каждый из которых стал бы для него последним. После второго попадания Хрольф отбросил ставший ненужным щит. Его счастье, что умбон[43] принял все на себя, иначе воин остался бы без руки.
Теперь только ждать, и Хрольф вился, как уж, уходя от размашистых ударов. Ага! Руди стал замедляться и тяжело дышать. Осталось недолго! Руди провалился в ударе и его повело в сторону. Сейчас! Хрольф бросился вперед, подняв меч, но Руди, который на самом деле схитрил, махнул секирой в обратную сторону. Только человек с бычьей силой мог провернуть такое, и воины одобрительно зашумели. Он ударил Хрольфа обухом секиры, попав куда-то в район печени. Громко хрустнули ребра. Хрольф потерял дыхание, у него потемнело в глазах, и он уже не почувствовал, как широкое лезвие разрубает его ключицу и грудную клетку. Руди поднял окровавленный топор и заревел.
Обе армии потрясенно замолкли, а потом войско Сигиберта разразилось радостными криками. Боги высказали свою волю. Франки Хильперика, насупившись, подняли щиты, и вперед вышли метатели ангонов. Сотни копий с длинными наконечниками полетели вперед, впиваясь в щиты. Вслед за ними полетели топоры, которые начали крошить щиты первого ряда. Войска с ревом кинулись друг на друга, выискивая в первую очередь тех, у кого ангон впился в щит. Франки прыгали на волочащиеся по земле копья, раскрывая своего противника, и в эту брешь летел топор, который метал стоявший рядом воином. Силы дружин были примерно равны, но Сигиберт привел с собой почти три тысячи зарейнских германцев, которые очень скоро смяли массой фланги Хильперика. Оба короля рубились в гуще битвы, окруженные телохранителями. Они хотели добраться друг до друга, но увязли в людской массе, ощетинившейся железом. К Хильперику пробился воин с перевязанной рукой и прокричал.
— Король! Графы на флангах отступают. Еще немного, и ты попадешь в ловушку.
Хильперик плюнул, и начал выходить из боя. Гонец был прав, скоро сомнут фланги, дружину окружат и перебьют. Хильперик дал сигнал, и воины, собравшись в монолитный строй, начали отступать, вбирая в себя остатки бойцов. В передний ряд стали те бойцы, у которых уцелели щиты. Воины Сигиберта наскакивали на них, но и они уже устали, а потому дали уйти врагу, который потерял убитыми почти четверть воинов. Хильперик увел своих людей в лес, где они начал делать засеки. Разгром был полный. На ногах стояла едва половина из тех, что вышла сегодня на поле.
К опушке подскакал покрытый кровью граф Сигиберта, по имени Адельмар. Он прокричал:
— Король Сигиберт требует на разговор своего брата. Иначе мы подожжем лес.
Хильперик, ловя на себе хмурые взгляды воинов, вышел к гонцу.
— Я его жду, пусть приходит, — сказал он графу.
— Встреча будет в двух сотнях шагов от леса, король, — ухмыльнулся Адельмар. — Вдруг, кто-то из твоих воинов захочет поупражняться в стрельбе.
— Я дам клятву, — сказал Хильперик.
— Двести шагов, — бросил граф и поскакал к своему войску.
Униженный Хильперик тронул пятками бока коня и двинулся вперед. Вернуться к своим он не мог, это было бы истолковано как трусость. Ждать Сигиберта ему пришлось полчаса, отчего унижение стало еще большим. Наконец, старший брат подъехал к нему и сказал сквозь зубы:
— Все не успокоишься, братец? Долей своей недоволен?
— Недоволен! — заявил Хильперик, злобно глядя ему в глаза. — Вы меня обманули с отцовским наследством.
— Да если бы ты не начал первый, ничего бы этого не было, — пожал плечами Сигиберт. — Ты сам виноват.
— Говори, чего хотел, — процедил Хильперик, ненавидяще глядя на брата.
— Вернешь все, что украл, и выплатишь виру в пять тысяч солидов.
— У меня нет таких денег, — хмуро сказал Хильперик. — Дам две тысячи.
— Дашь, — согласился Сигиберт. — И три тысячи до конца года. Можешь коровами отдать, как саксы. А пока твой старший сын поживет у меня в гостях. Как заплатишь, верну. Деньги жду в течение трех дней, иначе я пущу воинов по твоей земле, и они возьмут все сами. Хотя… я их и так пущу, не буду же я их за свой счет кормить.
Сигиберт повернул коня и поскакал в свой лагерь. Угрюмый Хильперик повернул коня и поехал к своим людям. Ему есть, что им сказать. Сегодня больше никого не убьют, и это уже немало. А брат ему заплатит. Он богом клянется, поперек горла ему эти деньги станут. Он его с данниками-саксами сравнил. Можно ли было еще больше короля франков унизить?
Потянулись тоскливые длинные дни. Хильперик выгреб до дна всю свою невеликую казну, чтобы заплатить брату, которого он люто ненавидел. Он взял дань с городов больше обычной, и тоже отослал ее Сигиберту, чтобы расплатиться. А тот, как будто в насмешку, отпустил принца-заложника, осыпав его дорогими подарками. Сигиберт даже достроил в захваченном Суассоне базилику святого Медарда, где был похоронен его отец. Он как бы показывал всем, что не жадность двигала им, а виру он взял только для того, чтобы вразумить непутевого брата. Фрегонда стала королю еще ближе, чем раньше, ведь ее суждения о важных, совсем не женских, делах оказывались удивительно меткими и точными. Впрочем, зачастую, серьезный разговор она сводила к шутке, и даже начинала глупо хлопать ресницами. Но Хильперик все давно понял, и ту игру, что предложила ему наложница, он принял. Она вроде бы глупая баба, а он вроде бы в это верит. Фредегонда по-прежнему прислуживала Аудовере, и поставляла ей свежие сплетни. К удивлению всех женщин дворца, служанка вела себя почтительно и ничуть не кичилась расположением короля. Наивная и добрая Аудовера относилась к ней снисходительно, покорно принимая свою долю. Ведь и у ее отца были наложницы. Она трех сыновей родила, крепких и здоровых. Что может поколебать ее положение? Тем более, что иногда муж заглядывал и в ее покои тоже.
Королевство понемногу восстанавливалось после губительных авантюр Хильперика. Погибших оплакали, а место отцов заняли старшие сыновья, которые родили своих сыновей. Жизнь началась заново. В опустевших дворах появились новые хозяева, ведь земля принадлежала крестьянской общине, а вдовы наследовать ее не могли.
Король сходил в набег на фризов, живущих на побережье Северного моря, но сделал он это, скорее, из-за того, что со всех остальных сторон его владения были окружены землями братьев. Воевать ему было больше не с кем. Все, что забрали у полунищих язычников, оказалось съестными припасами и скотиной, и королю было очень сложно удовлетворить воинов такой скудной добычей. Но, за неимением лучшего… За неимением лучшего чуть позже он сходил в поход на саксов с союзе с братом Сигибертом, что удивило всех невероятно.
Возвращение принца Теодеберта вызвало переполох во дворце. Аудовера ревела от радости целыми днями, выплескивая весь накопленный за год страх за сына. А Фредегонда лучилась от счастья, хотя никто и не догадывался о его истинной причине. Принц имел глупость дать клятву дяде о том, что не станет нападать на него. Она обязательно воспользуется этим. У королевы Аудоверы осталось всего два сына, но об этом еще никто не догадывается. Все узнают, но только позже, когда придет время…
Глава 7
— Дочь моя, твоей руки просит король франков Сигиберт, и я намерен дать свое согласие, — немолодой уже король Атанагильд пристально посмотрел на младшую дочь-любимицу, которую звали Брунгильдой.
— Но, отец, я же младшая дочь, — удивилась та. — Почему ты хочешь выдать сначала меня?
— Жених на этом настаивает, — пожал плечами король. — Видно, люди слишком много болтают о твоей красоте. Да, может, оно и к лучшему. Наши земли граничат, а он очень достойный молодой человек. Отважен в бою, богат и не такой развратник, как его братья. Лучше, чем Сигиберт, мы тебе мужа не найдем, дочь моя. Да и тебе уже минуло двадцать. Так скоро в монастырь придется пойти, если старой девой останешься.
— Я не хочу в монастырь, отец. Но я слышала, что франки лесные дикари, они не почитают святую церковь и имеют множество жен, — сморщила Брунгильда аккуратный носик. Она была белокурой и голубоглазой, как и многие германцы. Хорошенькое лицо часто озаряла очаровательная белозубая улыбка, которая лишала воли старого короля. Он обожал свою младшую дочь.
— С его посланником мы это обсудили отдельно. У Сигиберта нет наложниц. Он всех удалил от себя. И он ни с одной женщиной пока не сочетался браком. Епископы отзываются о нем очень хорошо. Поверь, доченька, это лучшая партия из всех. Ты станешь королевой.
— Когда я должна буду уехать? — задумчиво спросила принцесса.
— Как только мы договоримся о твоем приданном, — усмехнулся король. — Моему будущему зятю палец в рот не клади. С тобой поедет Сигила, мой верный человек. Положись на него.
Брунгильда удалилась в свои покои, сопровождаемая немолодой служанкой, которая неотступно следовала за ней. Королевство вестготов с самого начала раздирали междоусобицы, и именно ее отец первым сумел захватить трон, не принадлежа к королевскому роду. Любой герцог смотрел на него, как на равного, а земли на крайнем юге были захвачены алчной Империей. Причем сам Атанагильд в свое время и пригласил императора в Испанию, заключив крайне унизительный договор. Впрочем, он не собирался его выполнять, и это привело к новым войнам, что еще больше усугубило ситуацию. Страна была разорвана в клочья, и герцоги стали самостоятельными правителями. Большой кусок провинции Бетика до сих пор не покорился германцам, эта область управлялась римским патрицием, род которого успешно отбивал атаки готов почти столетие. Король Атанагильд каждый день ходил по лезвию меча, и только недюжинная хитрость и способность играть на противоречиях знати привели к тому, что он был все еще жив. Испанию раздирали религиозные распри. Православные потомки римлян ненавидели ариан-готов, а ариане ненавидели православных. И все это превращало страну в такой бурлящий котел, что жизнь короля и его семьи висела буквально на волоске. Брак с Сигибертом даст королю спокойствие на северной границе, а то и военную помощь от зятя в трудную минуту. Принцесса не догадывалась, что отец искал для своей любимицы тихую гавань подальше от родной земли, которая взорвется после его смерти. Король даже не подозревал, насколько сильно он ошибался. Лучше бы он выдал ее за одного из мятежных герцогов.
Брунгильда сидела в своих покоях и любовалась распускающейся листвой за окном. Еще не наступила летняя жара, и на улице было чудесно. Как же она уедет из милого сердцу Толедо, где еще сильны славные традиции Рима? Как она будет жить без ученых людей, с которыми привыкла вести беседы? А еще ей придется променять солнечную Испанию на дремучие германские леса и холодные зимы. Говорят, там бывает так холодно, что вода превращается в лед и через реку можно просто перейти, как по суше. Поэтому им приходится носить меха, чтобы не замерзнуть. Бр-р-р. Ужас какой!
Что же, она, принцесса Брунгильда, выполнит свой долг. Это ее судьба. Да, и партия не самая плохая. Но как об этом сказать старшей сестре?
— На, тварь, получи! Вот тебе! — добрый король Гунтрамн методично избивал свою жену, Маркатруду, дочь герцога Алемании. Ее лицо уже стало похоже на кровавую маску, и наливалось синевой, а глаза заплыли, превратившись в узкие щели.
— Пощади! — хрипела избитая женщина. — Пощади!
— Убить тебя мало, сука, — плюнул на нее король. — Ты лишила меня наследников, проклятая ведьма. Цельса сюда! — заорал король испуганному слуге, который несмело заглянул в покои. Нерешительный и безвольный обычно король, что ошибочно принималось за доброту, был подвержен припадкам ярости, и в эти моменты весьма ярко проявлялись все лучшие наследственные черты Меровингов — коварство, властолюбие и звериная жестокость. В покои деловито зашел патриций[44] Цельс, здоровенный галл, который, тем не менее, был ловок в делах, хорошо образован и весьма сведущ в римских законах.
— Государь, — склонился он в поклоне, поглядывая с нездоровым любопытством на свою королеву, которая лежала на полу, избитая до полусмерти.
— Я вот подумываю, сжечь ее прилюдно на костре, или удавить по-тихому. Все никак не могу решить. Что посоветуешь?
— Думаю, это плохая идея, государь, — поморщился тот. — За то, что она натворила, по ней, конечно же, костер плачет, но ее отец… Мы можем получить бунт в Алемании.
— А за это? — король пнул жену в живот. — За это мы бунт не получим?
— Вы ее муж, вы можете учить свою жену так, как считаете нужным, — пожал плечами патриций. — Но убивать ее, или, тем более, казнить, не стоит. Ее отец будет опозорен.
— Рассказывай всё с самого начала, тварь! — Гунтрамн рывком поднял жену за ворот. Королева, которая понемногу стала приходить в себя, начала свой сбивчивый рассказ.
Маркатруда люто ненавидела наложницу короля, которая родила ему сына, Гундобада. Отец мальчика, видя те чувства, что испытывают друг к другу его женщины, удалил наложницу вместе с сыном в Орлеан. Королева же, когда родила наследника, отравила сына соперницы, но вскоре умер и ее собственный ребенок. Все открылось тогда, когда патриций Цельс провел следствие, взяв на пытку всех, кто мог знать хоть что-то. Как только стали допрашивать служанок королевы, неприглядная правда всплыла во всей своей красе. Один вид раскаленных щипцов и дыбы развязывал языки даже самым преданным слугам. Впрочем, их все равно пытали, вдруг они что-нибудь, да забыли. Кнут и огонь возвращали память даже тем, кто ее давным-давно потерял.
Король Гунтрамн в одночасье остался без наследников, и он, как человек глубоко верующий, считал, что это божье наказание. А за что? Разве мало он жертвовал на церковь? А сколько монастырей он построил? Король сидел, обхватив голову руками, и приходил в себя от припадка бешенства. Цельс, который хорошо знал повадки своего государя, ждал, когда можно будет начать разговор.
— Мой король, я предлагаю отправить ее в монастырь с самым строгим уставом, — посоветовал он, когда увидел, что в глазах короля утихли всполохи ярости.
— Да! Так и надо сделать! — лицо короля просветлело. — Пусть замаливает свои грехи. Из кельи не выпускать, кормить один раз в день, охранять день и ночь. Если я узнаю, что ей дали послабления, ответишь головой. Ты хорошо меня понял, Цельс?
— Да, государь, — поклонился тот. — Я все устрою. Она не выйдет из своей кельи, ей не дадут жаровню для обогрева, а из еды у нее будет только хлеб и вода.
— Я думаю, господь быстро призовет ее к себе. Да, Цельс?
— Мне неизвестны замыслы господа нашего, государь, — перекрестился галл. — Но, думается мне, столь тяжкий грех он не оставит без самого сурового наказания[45].
— Вот и хорошо, что тебе так думается, — многозначительно сказал Гунтрамн, и вышел из покоев, пнув на прощание жену. — Под замок эту суку. Не кормить и не поить. В монастыре поест.
Королю Хариберту минуло сорок пять, а Всевышний продолжал посылать ему знамение за знамением. Он был сильно недоволен королем-грешником, и от его неудовольствия кровавыми слезами плакали сотни тысяч подданных самого большого и многолюдного домена Меровингов. Аквитанию, сердце страны, терзала чума, она опустошала богатейшие области. Торговля встала, потому что люди боялись выйти из дома. Брат сторонился брата, а отец — своих сыновей. Болезнь не щадила ни мирян, ни священников. Она, приходя в один день, забирала свою страшную дань. Среди полного здоровья в паху или подмышкой вскакивала болезненная опухоль, которая начинала истекать гноем. Несчастного бросало в жар, и он начинал бредить. Редко, кто мог протянуть неделю. Бывало и такое, что человек, который в обед просто чувствовал ломоту в теле, не доживал и до ужина.
Господь карал короля за то, что он изгнал законную жену и взял за себя по очереди двух сестер, которые умерли одна за другой. Наверное, все дело в том, что младшая из них была монашкой. Собор епископов отлучил от церкви и ее, и Хариберта, на что тот бесстрашно наплевал, как и положено настоящему королю франков. Хотя, может быть, дело было в том, что он вмешивался в дела церкви и налагал тяжкие штрафы на священнослужителей? Так они волю его отца презрели, и изгнали епископа, которого тот назначил. Как посмели то? Что это будет, если какой-то поп будет волю самого короля рушить? Он тогда виновного епископа в повозку, полную колючего терновника посадить велел и так от Парижа до самого Бордо везти. Ох, и хохотали они тогда. Герцогам и графам эта идея весьма остроумной показалась.
Как бы то ни было, но он лишился единственного сына, которого родила ему четвертая жена Теодогильда. Простая наложница, дочь нищего пастуха, которая всегда была в тени, стала королевой и его законной супругой. Она была мила и глупа, а он любил ее за яркую чувственную красоту и незамутненную деревенскую наивность.
И вот теперь у Хариберта нет наследников-сыновей, как нет их теперь у брата Гунтрамна, и у брата Сигиберта. Господь смеется над ними, ведь сыновья есть только у презираемого всеми Хильперика. Неужели все земли достанутся его потомству? Да что же это за несправедливость, господи!
— Ой, больно! — королева Аудовера была измучена схватками. Вокруг нее суетились повитухи, и Фредегонда тоже была рядом, со злобным нетерпением ожидая, кто же родится у королевы. Неужели, снова будет сын? Ее план был готов, остались лишь детали. Она лелеяла его и шлифовала до блеска все то время, что законная жена Хильперика носила его ребенка. Только бы не сын, господи помоги! Только бы не сын!
— Дыши! Дыши ровнее! — повитуха сидела у ног Аудоверы и легонько нажимала на ее живот. — Тужься, будто по большому хочешь! Да что я тебя учу, сколько детей уже родила!
— Да, сейчас, отдышусь только, — королеве утерли испарину на лбу влажным полотенцем.
— Давай на три выдоха, девочка, — командовала старая, и самая опытная повитуха. — Как в прошлый раз. Ну, пошла! Раз! Головка показалась! Два! Три! Вот умница.
Красноватое тельце малыша подняли на руки и хлопнули по попке. Раздался заливистый плач.
— Девочка!
Фредегонда выдохнула с облегчением, и с искренней радостью в глазах поднесла королеве кубок с разбавленным вином.
— Госпожа, я так рада! Вы родили принцессу. Она красавица, вся в вас! Король будет просто счастлив! Он всегда хотел иметь дочь.
— Правда? — устало улыбнулась Аудовера искусанными от боли губами. — Принесите ее мне, я покормлю.
— Госпожа, вашу дочь крестить нужно поскорее, — преданно глядя в глаза госпоже, сказала Фредегонда.
— Так, может, короля дождемся? — несмело сказала Аудовера. — Зачем такая спешка? Как он придет из похода, так и окрестим.
— Да что вы! — в деланном испуге округлила глаза служанка. — Болезнь ведь страшная ходит. Обязательно крестить нужно, чтобы ребеночек не умер. Я все устрою!
— Ну, хорошо, делай, как знаешь! — Аудовера откинулась на подушках. Она страшно устала и хотела спать.
Неделя пролетела незаметно. Фредегонда подготовила все к крещению юной принцессы, которая отличалась завидным аппетитом, и исправно спала, дав передышку матери и кормилице.
В назначенный день в их домовой часовне отец Гонорий, позвякивающий тугим кошелем, полученным от Фредегонды, начал обряд крещения. Песнопения раздавались под церковными сводами, а в церкви, не смотря на торжественность события, не было больше ни души. Только священник, королева и ее служанка.
Поделиться книгой: