Помоги проекту - поделись книгой:
— Ты получил то, что заслуживаешь, — это сказал Гунтрамн, который был любимцем всех священников королевства[33], несмотря на свою жестокость, коварство и наличие гарема. Он был очень щедр на пожертвования. На фоне своих необузданных братьев недалекий и острожный Гунтрамн казался образцом смирения, что, впрочем, не помешало ему лично зарубить двух братьев своей жены. Широкой души был человек.
— Если ты чем-то недоволен, можешь начать войну, — сказал ему Хариберт. — Мы не возражаем. Да, братья?
Ответом ему стали угрюмые кивки головой и хмурые взгляды исподлобья. Хильперик выругался и выбежал из шатра. Ему больше не о чем было разговаривать со своими родственниками. Войну на три фронта он не выдержит. Ну ничего, он будет ждать, он еще возьмет свое.
Фредегонда рассматривала вышитые туфельки, которые подарил ей король. Их явно изготовил хороший мастер с юга, уж больно аккуратные стежки были на верхнем шве. Да еще и узоры красивые сделал. Жесткой подошвы у туфлей не было. Кусок козлиной кожи мехом внутрь был свернут в виде стручка и сшит сверху. Вот и вся работа, казалось бы. Но туфли стоили очень дорого, и подносились женщине как «утренний дар»[34]. Она раньше о таких и мечтать не могла, простая служанка ведь.
За последний год она отодвинула в сторону всех наложниц, и эту глупую корову Аудоверу. Муж охладел к ней окончательно, чего та старательно не замечала, занимаясь троими сыновьями. Королева и до этого к мужу была довольно равнодушна, да и о какой любви может идти речь, если он спал с ней с двенадцати лет, и никакой радости ей от этого не было. Сейчас король стал куда реже ее донимать, так, заглядывал раз-другой в месяц, да и все. Аудовера даже радовалась про себя, ведь последние роды уж очень тяжело прошли, она чуть богу душу не отдала. Так что, как ни странно, отношения со своей служанкой у нее были вполне дружелюбные, и та по-прежнему пересказывала ей все сплетни, приводя доверчивую, как ребенок, госпожу, в немалое изумление своей осведомленностью.
Фредегонда, которая отличалась острым умом и наблюдательностью, аккуратно управляла своим господином, делая ему тонкие намеки так, что он искренне думал, будто это его собственные мысли. Она была любезна и улыбчива, что в сочетании с броской красотой и остроумием, делало ее в глазах короля самой желанной из всех его женщин. Фредегонда всегда была весела и доступна, ничего не просила прямо, никогда не ныла и не жаловалась на других наложниц. Ему было легко с ней. И именно это неумолимо тянуло к ней Хильперика.
Они вполне обжились в Суассоне, заняв старый дворец Хлотаря. Королевство было небольшим, бедным, и дико скучным. Из развлечений — только свадьбы в семьях знатных франков, которые заключались в еде от пуза, пьяном пении, деревенских танцах и мордобое. Еще король объезжал города и села, где можно было собрать невеликую дань и накормить вечно голодную свиту за чужой счет. Север страны не шел ни в какое сравнение с богатейшими южными городами, которые достались братьям короля. Тут не было ученых людей, которые могли вести умные разговоры, а весь досуг знати заключался в ведении хозяйства, охоте и пьянстве. Но Фредегонде пока этого было достаточно, она обживалась в новой роли, и аккуратно расчищала себе место под солнцем. Оболганные соперницы, которых она посчитала опасными, с позором были изгнаны или выданы замуж за воинов. А остальные были нужны ей скорее для того, чтобы оттенять ее красоту и легкий характер. Избавляться от других наложниц насовсем Фредегонда не посчитала нужным. Хильперик был тот еще кобель, а потому пусть все происходит под ее контролем.
Она сидела у очага и смотрела на огонь так, как это делали сотни и тысячи поколений ее предков. Огонь ее успокаивал, ей хорошо думалось в этот момент. Наивную доверчивую Аудоверу она устранит, и уж тогда король будет в ее руках. Надо только поскорее сына родить, чтобы можно было на долю в наследстве рассчитывать. Но тут уж как бог даст, она-то как раз изо всех сил старается. Но у королевы три сына, и с этим тоже надо будет что-то делать. Она решит эту проблему, тут нет сомнений, просто нужно время. Фредегонда продолжала смотреть, как пляшут языки пламени. Королевство и так маленькое, а если его на четверых поделить, то это же просто смех будет. Уделы будут крошечные, как у старых вождей, которых еще великий Хлодвиг перерезал. Слишком он силен тогда стал, а они слабыми остались. Вот и погибли. Ежели ее сын слаб будет, то и его, как тех маленьких принцев, зарежут. Старший из них, который монахом стал, в прошлом году умер. Говорят, святой человек был. Даже странно, в этой семейке только волки рождались, один другого злее. Она эту историю про убитых принцев хорошо усвоила, и не допустит такого со своими детьми.
Удивительно, но простая служанка, которой она до сих пор оставалась, собирала информацию, беседуя с купцами и бродячими монахами, и укладывала в хорошенькой головке факт за фактом, имя за именем. Она сопоставляла сказанное одним с тем, что слышала от других, создав свое мнение о каждом из франкских королей и об их приближенных. Она понимала, что ей придется вступить с ними в схватку, потому что ее король был не слишком умен. Нет, даже не так. Хильперик был жесток и хитер. И он не был трусом. Но, к сожалению, он был крайне недальновиден, а его замыслы не шли дальше следующей недели. Сигиберт был отважным воином, Гунтрамна поддерживали все епископы королевства, а Хариберт был самым богатым из королей, получив земли от Руана до самых Пиренеев. Мыслимо ли, целый месяц нужно ехать с севера на юг, через богатейшие земли, и все это принадлежит ему одному. А ведь у него и сыновей нет, только дочь. А если нет сыновей, значит, после его смерти вновь будут делить земли, и тут ей никак нельзя растеряться. Фредегонда недавно с одним купцом познакомилась, из самой Империи[35]. Тот обещал в следующем году хороший яд привезти. Она, Фредегонда, найдет ему применение.
Глава 5
Баян стал каганом племени аваров всего полгода назад. Десять лет его народ уходил на запад от своих бывших данников-тюрок, пока не перешел Дунай, где и обрел новую родину. Множество племен присоединилось к ним в том походе, множество женщин из разных народов родили сыновей, не всегда по своей воле. И, наряду с типичным восточным разрезом глаз, среди аваров встречались лица, слабо отличимые от славянских или аланских. За Дунаем, на бывших землях гуннов, они встретили склавинов, германцев и потомков римлян, бежавших к варварам от гнета имперских налогов. Ну, тем хуже для них. И прямо сейчас многие тысячи подневольных жителей этих земель строили первый хринг, который станет резиденцией самого кагана.
Крепость будет невиданной по размерам. Гигантское кольцо диаметром во многие мили раскинется от Дуная до Тисы. Девять рядов рвов, земляных валов и частокола будут ограждать его. Между рядами укреплений останутся на своих местах деревни, поля и пастбища. Ближе к центру будут построены мастерские, где станут работать кузнецы, построят кладовые с припасами и оружием. Сюда же повезут дань от окрестных народов. Тут каган будет зимовать. Почему именно здесь он решил построить крепость? Да потому, что рядом Империя, которая платит его племени ежегодно немалые суммы. А зачем возить ценности далеко? Вот и ответ. А еще эта крепость станет центром его земель.
Паннонская равнина подходила для жизни кочевого народа как нельзя лучше. Не зря величайший воин Аттила пас тут своих коней. Раздольная степь с хорошей травой, много рек и леса. Конные лучники не видели вокруг противников, только будущих рабов или мертвецов. На востоке аварам принадлежало Причерноморье, на севере — земли до карпатских лесов, населенных нищими племенами, на юге — Империя, с которой заключен мир, гепиды и славяне. Какие-то племена их попали в самое тяжкое рабство к аварам, а другие, как племя склавена Лавриты, не побоялось убить его послов, потребовавших покорности. Он тогда сказал: «Мы более привыкли завоёвывать чужие земли, нежели позволять завоевывать наши. Пока мы способны сражаться и носить мечи, мы спокойны за наши владения»[36]. Такие племена давали пехоту в его войско. А вот на запад еще предстоит сходить. Там живут лангобарды, с которыми уже заключен союз, и воинственные германцы, бавары и франки. Каган обязательно проверит, так ли они отважны в бою, как говорят.
Земля, что позже назовут Австразией, еще не имели какого-то общепринятого имени. Ее называли то Бельгией, то Франконией, а то и королевством Теодориха, по имени его первого властителя. На западе его жили соплеменники короля, салические франки, а на востоке — их родственники, франки рипуарские. В него же входили покоренные алеманы и тюринги, а на севере жили данники Меровингов — пока еще независимые саксы, платившие пятьсот коров ежегодно. Далекие земли на плодородном юге поставляли королю законников и грамотных графов, которые вели его дела. Сигиберт мыслил на долгие годы вперед, и дикие обычаи предков уже казались ему устаревшими и смешными. Своей резиденцией он избрал город Мец. Реймс, который формально считался столицей, служил резиденцией епископа. Он был не слишком удобен, ведь находился на крайнем западе королевства, всего в паре дней пути от Суассона, где правил вероломный братец Хильперик. А главная опасность была именно на востоке, где расселились племена тюрингов и баваров. Земли тюрингов упирались в непроходимые леса, где жил народ сербов, а баваров короли франков смиряли походами. Восточная граница всегда была беспокойной, а тут еще купцы, пришедшие из земель лангобардов, рассказывают, что в Дакии[37] поселились гунны[38], о которых тут, казалось бы, уже успели забыть. И эти гунны готовили поход на его земли. Отдельные отряды разведчиков уже видели в землях тюрингов, они искали броды и удобные просеки в лесах. Что же, значит пора готовиться в поход.
— Референдария и казначея ко мне, — приказал король слуге.
Война — дело затратное, без грамотного казначея никак нельзя.
— Держать строй! Щиты на руку! — король проскакал вдоль строя франков и тюрингов, выстроенных на поле боя.
Дружина франков, элита его войска, довольно скалилась, видя противника, стоявшего напротив. Полуголые венды[39], вооруженные по большей части дротиками, не вызывали у них большого беспокойства. Да и бездоспешным тюрингам этот враг был знаком, они бились с ним не раз на восточных границах своих земель. Венды были одеты лишь в короткие холщовые штаны, и обуты в кожаные поршни[40]. Свои дротики славяне бросали отменно, а их наконечники они смазывали какой-то дрянью, от которой раны гноились неделями. Худо было, когда от пустячной царапины крепкий воин начинал выгибаться дугой и умирал в корчах с искаженным от дикой боли лицом[41]. За шеренгой вендов с дротиками стояли немногочисленные пешие лучники, а уже за ними колыхалась конная лава из пары тысяч всадников.
Знатные франки были вооружены по древнему обычаю, когда каждый воин имел ангон, метательное копье с длинным зазубренным наконечником, копье для ближнего боя и меч. Почти все несли за поясом метательный топор — франциску, который имел короткую рукоять и узкое лезвие, напоминающее клюв. Многие из них были в кольчугах и шлемах. Воины победнее шли только с копьями или секирами, которыми и бились. Луки же франки использовали крайне редко.
Воины перебросили щиты со спины на руку, и строй германцев медленно двинулся вперед. Передние ряды достали из-за пояса франциски, которыми обычно забрасывали вражескую пехоту, разбивая щиты. Но тут перед ними стояли две тысячи полуголых мускулистых мужиков, которые не собирались подпускать франков к себе так близко. Передний ряд вендов метнул дротики, и ушел за спины товарищей. За ним отстрелялся второй ряд, за ним третий.
Германцы закрылись разноцветными круглыми щитами от летящей с неба смерти, но тонкие жала находили лазейки, и то тут, то там падал раненый или убитый. Вперед вышли воины, которые метнули ангоны. Они были тяжелее, чем дротики вендов, а потому нужно было подойти гораздо ближе. Зазубренные длинные наконечники пробивали врага почти насквозь, а извлечь их из ран было невозможно. Немногие копья франков нашли себе жертву, славяне резво отбегали назад и продолжали забрасывать франков тучей дротиков. Германцы перешли на бег, и в вендов полетели топоры. Воины переднего ряда вытащили мечи, подняли двуручные секиры, и бросились вперед, на выставленные копья славян. Закипела жаркая схватка, которая мало напоминала правильное сражение римских легионов. Дружина франков еще держала строй, прочие же воины рассыпались по полю, и пошли толпой, пытаясь задавить славян массой. На флангах сражение развалилось на отдельные схватки, где верх одерживали то одни, то другие. Легконогие венды продолжали изматывать франков, несущих доспех и щиты, своими дротиками, которые выбивали одного воина за другим.
Всадники аваров, стоявшие сзади, начали бить из луков по пехоте франков, но сами в прямой бой не вступали, предпочитая стрелять из-за спин вендов[42]. Славяне падали, усеивая полуголыми телами поля боя, и понемногу откатывались назад.
Сигиберт, окруженный десятком рослых воинов, бился в первом ряду. Копья врага скользили по щиту и доспеху, и король длинным мечом сёк налево и направо, прорубая просеку в строе врага. Еще немного, еще… Строй вендов откатывался назад, и тут из чащи леса им во фланг ударили отборные воины, сидевшие в засаде. Славяне дрогнули и побежали к всадникам, которые продолжали расстреливать наступающую пехоту франков, что была куда более многочисленная, чем их отряд.
Германцы восторженно заорали и бросились добивать врага, который пустился наутек. Легко раненых славян вязали, раненых тяжело добивали на месте. Конники, которые вообще не понесли потерь, развернулись и ушли, лениво постреливая по смельчакам, которые посмели их преследовать. Сигиберт поморщился. Этот поход принесет ему славу, но не принесет добычи. И что-то во всем этом было неправильным настолько, что никакого счастья от выигранного сражения он не чувствовал. Король чувствовал себя обманутым.
— Мой лев, не делай этого, — Фредегонда ласково посмотрела в глаза Хильперику. — Это очень опрометчивый поступок. Нужно немного подождать, чтобы понять, кто победит в этой войне.
— Почему это? — удивился он. — По-моему, самое время напасть. Сигиберт ушел в далекий поход, а я захвачу его города. А если бог даст, то его в этом походе убьют, ведь гунны грозные противники. Нашим предкам от них изрядно доставалось в свое время.
— А если он победит? Тогда он придет сюда с армией, которая только что разбила врага. Да нам тут всем настанет конец. Ты подумал, что будет со мной, с твоей женой и детьми?
— Глупая баба! — раздраженный Хильперик встал с ложа и начал одеваться. — Я сделаю то, что задумал. Не может же ему вечно везти в войнах. Он же не дед Хлодвиг. Мы выходим на следующей неделе, воины уже собираются.
Король вышел, оставив Фредегонду в глубокой задумчивости. Да что же он за дурак? Ну, ничему жизнь не учит. Ведь только что братья его обобрали до нитки за подобную выходку. Как же ей перебороть его упрямство?
Пешему войску всего два дня пути от одной столицы франков до другой. В Реймсе жило не больше трех тысяч человек, а стражников не было и полсотни, и потому вид армии, обложившей город, привел горожан в ужас. Епископ Мапиний, потомок древнего сенаторского рода, вышел из ворот, где его ждал король Хильперик.
— Сын мой, — возмущенно сказал епископ, — ты творишь беззаконие. Это земля короля Сигиберта, а Реймс — священный город, в котором твой дед принял завет господа нашего Иисуса Христа.
— Это теперь мой город, — заявил Хильперик, спокойно глядя на епископа, мечущего молнии из глаз. — А если это мой город, то я хочу получить положенную дань.
— Это не твой город! — возмутился епископ. — Ты не можешь ничего от нас требовать.
— Ну, если это не мой город, то это город вражеский, да, святой отец? — ласково спросил король у епископа. — Тогда сюда зайдут мои воины и возьмут все по праву войны. Ты этого хочешь?
— Король не потерпит этого, — понуро сказал Мапиний, а после паузы продолжил. — Сколько ты хочешь?
— Ну, вот видишь, это же совсем другой разговор, — обрадовался Хильперик. — Иди ко мне в шатер, и там мы все обсудим. А пока распорядись, чтобы воинов сытно накормили. Если будете вести себя, как подобает подданным, мы уйдем завтра. У нас впереди Шалон, Верден и Мец.
Сотни костров покрыли поле вокруг города, у каждого из которых сидело пять-шесть человек. Наступил вечер, пьяные франки затянули песни, а испуганные жители смотрели со стен вниз. Дикие вопли, что воины считали пением, поселили ужас в сердцах горожан. Эти земли уже очень давно не знали войны и разорения. Трехметровые стены с деревянными башнями можно было обойти неспешным шагом за полчаса, и они не стали бы препятствием для двух тысяч воинов, что привел с собой король. Страшно подумать, что будет, если франки ворвутся в город. Ведь они до сих пор считают потомков римлян покоренным населением, а их женщин и имущество — законной добычей. Церковь Реймса была набита испуганными людьми, которые рассчитывали на защиту господа. Но в этот раз им повезло. Король Хильперик удовлетворился данью, и увел воинов от города. У него было еще много дел в землях, принадлежащих брату.
— Ты погостишь у меня, племянник, пока я не разберусь с твоим подлым папашей, — сказал Сигиберт стоявшему перед ним Теодеберту, сыну ненавистного брата Хильперика. Мальчишка лет двенадцати был в Суассоне, когда туда нагрянул король Франконии вместе со всей армией, с которой только что разбил гуннов. Теперь он стоял перед грозным дядей, бледный от страха. Он прекрасно знал, что ему сейчас грозило.
— Ты же знаешь, Тео, что твой отец захватил и ограбил мои города, пока я был в походе? — спокойно спросил король.
— Да, дядя, — опустил голову принц.
— И что ты думаешь об этом?
— Я думаю, что это поступок, недостойный брата и воина, — ответил тот, гладя на землю. — И я готов принести тебе извинения за своего отца, если ты, конечно, их примешь.
— Ты прав, мне твои извинения ни к чему, — кивнул Сигиберт. — Извиняться придется не тебе. Но ты мне нравишься, и я не стану тебя убивать. Но, только если…
Теодеберт незаметно выдохнул. Кажется, у него появилась возможность остаться в живых.
— Я готов поклясться на Евангелии, что никогда не подниму на тебя оружие первым, — заявил он, глядя дяде в глаза.
— Я приму твою клятву, племянник, — серьезно посмотрел ему в глаза Сигиберт. — Но у меня будет одно условие. Если ты нарушишь свое слово и нападешь на мои земли, то я казню тебя, как изменника. Ты готов пойти на это?
— Да, дядя, — кивнул мальчишка, которой чувствовал, как по спине течет предательская струйка пота. — Ты будешь в своем праве.
— Тогда будь моим гостем, Теодеберт. Ты поживешь на одной из моих вилл, пока мы с твоим отцом не разберемся до конца. Не пытайся бежать. Если ты это сделаешь, я буду считать себя свободным от обещания не убивать тебя. Так и знай.
— Да, дядя, — кивнул мальчик. — Я буду делать все, что ты скажешь.
— Тогда расскажи мне, что происходит в доме отца, как поживает твоя почтенная мать?
— Все здоровы, слава богу, дядя. Но мой отец сейчас не уделяет матери должного внимания. Он живет со своей наложницей, служанкой королевы.
— Да? — поморщился Сигиберт. — Ну, это его дело.
Король восточных земель никогда не мог понять, как его братья и дяди выбирали себе женщин. Хариберт, помимо законной супруги, жил с двумя сестрами, одна из которых, вдобавок, была монашкой. У Гунтрамна, которого называли «добрым королем», было два сына от двух жен, которые ненавидели друг друга. Сигиберт решил, что он не будет продолжать эту семейную традицию, и его супругой станет дочь короля, получившая римское воспитание. Собственно, его требованиям соответствовали только принцессы из Испании, и правитель Франконии уже начал острожные переговоры с королем Атанагильдом. Его дочери как раз скоро войдут в брачный возраст, тем более что их земли граничили на дальнем юге.
Сигиберт вышел из дворца Хильперика, в котором и проходил разговор с племянником. Воины гнали скот и тащили награбленное добро. Где-то неподалеку истошно орал горожанин, которому жгли пятки, чтобы узнать, где он зарыл свои деньги. Тюринги и алеманы увлеченно насиловали галльских матрон и их дочерей, насмехаясь над их воплями. Король равнодушно отвернулся. Ему было плевать на этих орущих баб, с них не убудет. Главное, чтобы город не сожгли, наемников из-за Рейна нужно срочно вывести за стены. К ночи они все перепьются, тогда жди беды.
— Бертахар, — позвал он герцога рейнких франков. — Надо выводить воинов из города.
— Да, король, эти дикари из леса совсем дурные. Если их отсюда не убрать, они до утра всех тут перережут. Я полусотню из старых воинов тут оставлю, они не подведут.
— Делай, — кивнул Сигиберт. — Это столица отца, не хватало еще, чтобы мне епископы потом за это пеняли. Разведчики вернулись?
— Да, мой король, — кивнул Бертахар. — Войско Хильперика стоит в дне пути на север. Он собирает бойцов со всего королевства.
— Ну, что же, — хищно улыбнулся Сигиберт. — Пусть собирает. Выходим завтра же. В городе оставь раненых и три десятка для охраны. Никого тут больше не трогать, все, что надо, мы уже взяли.
— Воины рассчитывают на свою долю, король, — испытующе посмотрел на него герцог. — Прошлый поход был почти пустой, считай, зазря кровь пролили. Пленных вендов мы продали, но это не слишком много. Воины пришли со своим оружием и припасами, и им пришлось изрядно потратиться.
— Передай воинам, что мой братец заплатит за свое вероломство, и они получат все, что полагается.
— Передам, мой король, — кивнул Бертахар. — А с этой голозадой швалью что будем делать? — Зажиточные франки не сильно жаловали алеманов и тюрингов.
— Как бой будет, в первых рядах пойдут, — сказал, подумав Сигиберт. — Кто выживет, тоже долю получит. А своих бойцов побережем, пригодятся еще.
Глава 6
Отряд аваров, потерпевший поражение от франков, спокойно шел в свои земли. Воины гнали скот и рабов-германцев, по большей части женщин и подростков. В седельных сумках они везли добро, взятое в их землях. Кочевники ничуть не тяготились тем, что были разбиты, ведь ни один всадник в том бою не погиб. У них не было глупых предрассудков на тему воинской чести, они шли в поход, чтобы привезти назад добычу, а не для того, чтобы об их героической смерти сложили хвалебную песнь. Авары были крайне прагматичными ребятами, и именно поэтому смогли выжить, подгоняемые в своем пути на запад застарелой ненавистью тюрок. Отряд легкой конницы был разведкой, и поэтому его задачей было узнать о противнике как можно больше, и вернуться назад. Караван растянулся почти на милю, ведь каждый воин шел на двух, а то и на трех конях. Боевого коня берегли, он вез лишь припасы в притороченных сумках и колчаны со стрелами.
Глухие леса давили на всадников, привыкших к огромным просторам, им хотелось покинуть поскорее эти негостеприимные земли, населенные суровым народом. Вскоре конники вышли в родную степь, покрытую сочной травой. Авары видели убогие деревушки, жители которых испуганно смотрели на проходящий мимо отряд. Но их не трогали, они уже платили дань великом кагану. Каких-то три недели, и воины будут в родном кочевье.
Главный хринг показался на горизонте, удивляя длиной валов всякого, кто видел его впервые. Земляная насыпь уходила за горизонт в обе стороны, оставляя несколько выходов, перекрытых башнями и воротами. Отряд вошел за первый вал и послал гонца, который сообщил о прибытии. Оказывается, их уже ждали, вождь того кочевья, где они ночевали, отрядил шустрого парнишку на резвом коне. В котлах у ханской ставки кипел наваристый бульон, а на углях жарили баранину и конину.
Каган давал пир в честь воинов, вернувшихся из похода, и после положенных славословий, начал беседу с вождем всадников, который приходился ему племянником. Плоское лицо и раскосые глаза выдавали знатность его рода, который прошел весь тернистый путь от Китая до Дакии. Его племянник был похож на него, и он почтительно ожидал вопросов от брата своей матери.
— Расскажи, Артак, что за народ, с которым ты воевал, и что ты видел в тех землях?
— Мой хан, — почтительно сказал племянник. — Те земли не подходят для наших коней, слишком много лесов. Народ там небогат, не сравнить с Империей. Говорят, если идти дальше на запад, то там будет много больших городов, защищенных стенами. Но те люди, что живут на окраине их королевств, не сильно отличаются от гепидов и лангобардов, что живут рядом с нами.
— Как они воюют, Артак? Крепки ли они в бою?
— Они воюют пешими, лишь их вождь и знать ездят на конях. Они носят доспехи и шлемы. Пешие воины идут в бой с круглыми щитами. Они бросают в эти щиты дротики с длинным зазубренным наконечником, а когда у противника опускается рука вниз от тяжести, то прыгают на древко, и рубят беззащитного воина. Франки очень ловко бросают топоры, наши воины так не умеют, да нам это и не нужно, ведь стрела летит дальше. Они быстры, упорны и отважны. Их волосы собраны в густой пучок на макушке, а затылок чисто выбрит.
— А это еще зачем? — удивился каган.
— Для них считается позором показать голый затылок врагу, — ответил Артак.
— Мне нравятся эти франки! — восхитился Баян. — Они настоящие воины. Пожалуй, мы сначала займемся гепидами, они занимают те земли, что должны быть нашими. Меня донимает король лангобардов, он хочет идти на них вместе с нами.
— А потом, мой хан? — преданно посмотрел Артак в глаза повелителя. — Что будет, когда мы победим?
— А потом мы прогоним отсюда лангобардов, — непонимающе посмотрел на него каган. Ему казалось, что это очевидная вещь.
— Куда же мы их прогоним? — удивился воин.
— Мы заставим их уйти в Италию, а на их землях станем пасти своих коней. Там отличные пастбища, я уже был там.
— Когда в поход? — возбужденно спросил Артак. — Пойдем весной, по свежей траве?
— Нам нужно много коней и много новых воинов. Те бабы, что ты привел, родят нам крепких сыновей. И бабы славян тоже, мы разбавим их дурную кровь своей. Нас пока слишком мало, Артак. Нужно время, чтобы подросла молодежь. Не гони коня слишком быстро, ты запалишь его. Спешит глупый. Мудрый правитель умеет ждать, и нападает лишь тогда, когда уверен в своей победе.
— Но тогда…., — Артак даже задохнулся от перспектив, что маячили впереди.
— А тогда, племянник, когда мы займем новые пастбища, и посадим на коней тысячи новых воинов, тут не будет никого сильнее нас. Лангобарды уйдут за горы и никогда сюда не вернутся, ведь там благодатные земли. Гепидов мы уничтожим, а франки за своими лесами нам мешать не станут. Мы покажем им нашу силу. И вот тогда мы повернем своих коней на Империю.
— И мы возьмем Константинополь! — воскликнул Артак.
— Возьмем! — кивнул Баян. — И мы будем прославлены в веках, и сам бог Тенгри примет нас после смерти как великих воинов. На наших могилах насыплют курганы высотой до неба, и о нас будут петь песни еще долгие века.
— Ты самый великий из всех каганов, дядя, — склонился в поклоне Артак.
Поделиться книгой: