— В Чудскую флотилию назначили прохвоста и предателя Нелидова.
— Поясните, чем вызвана столь резкая оценка.
И Фабрициус рассказал о том, что в прошлом месяце пограничники задержали бежавших из Пернова офицеров — Троицкого и Дмитриевского. На допросе они показали, что в Пернове, на квартире купца Лейтмана, проживал некий капитан второго ранга Нелидов, который передал немцам секретный план минных заграждений в Балтийском море. Изменнику хорошо заплатили, и 15 апреля он выехал из Пернова. Показания пленных были отправлены в Гатчину, в штаб Северного участка завесы. А теперь штаб присылает этого самого Нелидова. Чудовищно!
— Советую вам не торопиться с выводами. Вызовите Нелидова, осторожно расспросите его и, если он и есть тот самый шпион, доложите по команде…
На следующий день Нелидов приехал в Гдов. Фабрициус в присутствии Васильева долго беседовал с новым начальником Чудской флотилии. Хотя Нелидов заявил, что он горячий патриот и сочувствует коммунистам, его разглагольствования, некоторые факты его биографии, в частности упоминание о пребывании в Пернове, подтверждали подозрения Фабрициуса. В конце разговора Ян Фрицевич уже с трудом сдерживал раздражение, презрение к предателю. Почувствовав это, Нелидов сказал:
— Вы, кажется, мне не доверяете, товарищ комиссар?
— Доверие и уважение не выдаются в виде пайка, их надо заслужить, — гневно заявил Фабрициус. И, не сумев сдержаться, продолжал: — Кстати, когда вас направляли в Чудскую флотилию, никто не поинтересовался, чем вы занимались в Пернове?
— А чем интересоваться? Я жил там всего два-три месяца…
— Какие сведения вы передали немецкой разведке?
— Это что — допрос?
— Отвечайте!
— Немцы интересовались минными заграждениями на Балтийском море. Я наотрез отказался дать эти сведения. Я присягал на верность отечеству…
— Вижу, вижу. Вон отсюда, негодяй!
Испуганный Нелидов выбежал из штаба.
Васильев хмуро проговорил:
— Начали за здравие, а кончили за упокой. Ян Фрицевич, вы чудесной души человек, но есть у вас большой недостаток — чрезмерная горячность. Советую: когда почувствуете, что раздражение переходит в неистовство, посчитайте про себя до дюжины. В данном случае это правило нужно было применить после того, как вы резонно заметили Нелидову о доверии и уважении, которые надо заслужить делом. А вот о ваших догадках по поводу того, что этот прохвост передавал секретные сведения немецкой разведке, кричать не следовало. Вы раньше времени раскрыли свои планы…
— За добрый совет спасибо. Нервы подводят. Теперь и вы убедились: Нелидов — предатель. О нем надо сообщить в Москву.
— И чем скорее, тем лучше.
Фабрициус написал рапорт во Всероссийское бюро военных комиссаров, в котором потребовал отстранить Нелидова от должности начальника Чудской озерной флотилии и предать суду военного трибунала.
…В начале июня Фабрициуса назначили военным комиссаром формирующейся 2-й бригады 6-й Петроградской дивизии. Комбригом стал М. Н. Васильев.
В конце месяца Фабрициус побывал в Москве на совещании военных комиссаров. Поездкой он остался доволен: встретил старых друзей, ознакомился с опытом работы других, приобрел политическую и военную литературу. Не успел вернуться в Гдов, как радостное настроение улетучилось. В штабе Ян Фрицевич узнал, что Нелидов приступает к разоружению Чудской флотилии и к передаче пароходов в распоряжение рыбного отдела Петроградского Совета, утверждая, будто тем самым спасает флотилию, так как немцы не имеют права захватывать гражданские суда. Фабрициус немедленно написал донесение в Народный комиссариат по военным и морским делам. Рассказав здесь о преступных действиях Нелидова, Фабрициус предложил: «…находя указанные проступки гражданина Нелидова и его поведение в Пернове изменой Родине, я прошу… принять самые экстренные меры к его удалению от должности и распоряжения о самом строгом расследовании этого дела. Считаю недопустимым и преступным назначение высшими штабами лиц на такие ответственные посты, не запросив местные штабы и не наведя справок о нравственной и политической физиономии назначаемых».
На другой день Фабрициус с комбригом Васильевым выехали в Раскопель, арестовали Нелидова и отправили в Москву. Считали вопрос решенным. Ошиблись! Нелидов добился приема у начальника Морского Генерального штаба Беренса, и тот помог встретиться с наркомом по военным и морским делам Троцким. Бывший капитан второго ранга со слезой в голосе рассказал о своих «мытарствах и заслугах». И нарком Троцкий охотно поверил предателю, вызвал председателя Всероссийского бюро военкомов К. К. Юренева и приказал: телеграфировать Фабрициусу, чтобы он прекратил травлю начальника Чудской озерной флотилии Д. Д. Нелидова.
Фабрициус не поверил этой телеграмме. Ее достоверность подтвердил явившийся в штаб бригады Нелидов. Он положил перед Фабрициусом пакет и сказал с усмешкой:
— Горячку порете, комиссар! Вот распоряжение от наркома Троцкого.
Фабрициус вскрыл конверт. Быстро прочел документ. Троцкий писал о том, что Д. Д. Нелидов имеет хорошую характеристику и, конечно, не способен на предательство. Сославшись на логически обоснованные действия морского специалиста Нелидова, нарком Троцкий указывал, что никто без его личного разрешения не имеет права арестовать начальника Чудской озерной флотилии.
Официальный бланк, печать, характерная подпись— и все-таки не верится, что прохвост Нелидов на свободе и снова на той же должности.
С трудом сдерживая ярость, Фабрициус сказал:
— У русских людей есть поговорка: «Ошибающихся исправляют, предателей уничтожают». Никакие бумажки не спасут вас от неминуемой кары, Нелидов.
— Что, вправили мозги, комиссар, — рассмеялся Нелидов и не спеша вышел из штаба.
Фабрициус долго не мог успокоиться. Он не сомневался в том, что Нелидов — хитрый, умело маскирующийся враг. И командир конного партизанского полка Булак-Балахович, обосновавшийся в соседнем с Гдовским Лужском уезде, тоже враг, и еще более опасный, чем Нелидов. И тот и другой прикрываются именем Троцкого. Булак-Балахович выгнал из своего полка комиссара (ссылается на то, что нарком ему разрешил). Этакий удельный князь Лужского уезда. Кутежи, пьянство, грабежи прикрываются красным флагом революции. У крестьян отбирают «на котловое довольствие» последних коров…
Фабрициуса злила собственная беспомощность. Прохвосты Нелидов и Булак-Балахович не подчинены штабу 2-й бригады. Действуют самостоятельно.
…Значительно позже Фабрициус узнал, что 16 октября 1918 года по поручению разведывательного бюро Псковского белогвардейского добровольческого корпуса Булак-Балахович провел в Елизаровском монастыре тайное совещание бывших офицеров, вступивших в Красную Армию. В нем участвовали командир Чудской флотилии Нелидов, командир парохода «Дельфин» Тронов, командир парохода «Народник» Васильев и командир 1-го эскадрона партизанского полка Перемыкин. Предатели решили передать конный полк и пароходы Чудской флотилии в распоряжение штаба Псковского белогвардейского корпуса.
Изменники осуществили свои гнусные планы в конце октября и в начале ноября 1918 года.
Ян Фабрициус торопливо просматривал только что полученные газеты. Новости были отрадными. В Германии революция. Свергнуто правительство кайзера Вильгельма. Советская республика получила возможность аннулировать кабальный Брест-Литовский мирный договор и освободить от оккупантов Эстонию, Латвию, Белоруссию, Украину и Крым. Вспомнились тяжелые, суровые дни борьбы за мир. Как был прав Ленин, когда говорил о том, что германская революция свершится и избавит нас от грабительского договора…
От газет оторвал телефонный звонок. Михаил Николаевич Васильев попросил его срочно прибыть в штаб. «Что-то случилось», — с тревогой подумал Фабрициус.
Комбрига он застал в его маленькой комнатке склонившимся над картой. Услышав грузные шаги комиссара, Васильев поднял голову. На усталом лице мелькнула улыбка:
— Присаживайтесь к столу. Получен приказ немедленно взять Псков.
Фабрициус взглянул на оперативную карту и, не скрывая удивления, спросил:
— Как это понимать? Там целый корпус, а у нас очень мало сил.
— По приказу командарма теперь мы именуемся средним боевым участком. К нам прибывает пехотный полк — тысяча штыков. Как только этот полк подойдет, мы должны перейти демаркационную линию на торошинском направлении, освободить Псков и двинуться к Изборску.
— По-видимому, командарм разрешил нам снять части с Гдовского и Талабского участков?
— Нет. Охрана побережья Чудского и Псковского озер остается за нами. В этом сложность операции. К тому же мы не обеспечены боеприпасами, медикаментами и продовольствием…
Фабрициус нервно покрутил усы, тихо сказал:
— Политическая обстановка нам благоприятствует. Постараемся сделать все возможное. Мобилизовать все силы…
Сказал и задумался. Кого же можно и нужно мобилизовать? В первую очередь местных коммунистов. Создать Особый коммунистический отряд. Необходимо связаться с партизанским отрядом Николая По-розова. Отряд небольшой, но боеспособный, проверенный в лихих делах против неприятеля. И все-та-ки бойцов мало. Может быть, пойти на риск — снять большую часть 49-го Гдовского полка с охраны границы и поставить на главное направление?
Комбриг и комиссар до поздней ночи сидели над картой, прикидывали, с каких постов и застав можно снять людей, откуда вести наступление. Решили сосредоточить силы на трех участках. Самый малочисленный из них — Гдовский — должен прикрыть все побережье от высадки десантных отрядов. Перед Талабским участком, куда входил самый надежный 49-й Гдовский полк, поставили задачу: выставить заслон против островов, а пятью ротами вести наступление по шоссе Гдов — Псков. В Псковском участке решили сосредоточить основные силы: обещанный штабом армии Петроградский полк, Особый коммунистический отряд, мелкие артиллерийские подразделения, кавалерийский эскадрон и пулеметную команду.
Этот замысел осуществить не удалось. Сформированный по мобилизации из крестьян Петроградский полк растерял половину состава по дороге к Торошину. Части 2-й Новгородской дивизии, которые должны были содействовать Среднему боевому участку, задержались у Острова. К тому же нечем было кормить бойцов: распутица помешала доставить необходимое количество продуктов…
Комбриг Васильев вынужден был просить штаб 7-й армии отсрочить наступление до 26 ноября. Военный совет армии отклонил ходатайство и обязал начать боевые операции 24 ноября.
Накануне наступления Фабрициус объехал ближайшие части и провел короткие митинги. Выступали только коммунисты. Красноармейцы угрюмо молчали.
В штаб военком вернулся поздно ночью, лег спать, но уснуть не мог. Мучили сомнения в успешном исходе операции. Слишком трудная задача — одолеть немцев и действующих вместе с ними белогвардейцев, имея по полсотни патронов на винтовку. Вспомнились недавние схватки с мятежниками-кулаками в Гдовском, Лужском и Псковском уездах. Разрозненные отряды были повсеместно разгромлены, а главари уничтожены. Мятежникам не удалось соединиться с белогвардейским корпусом. Но там были банды, а здесь прекрасно вооруженный корпус регулярных войск…
Утром 24 ноября отряды Среднего боевого участка двинулись на Псков.
Противник встретил атакующих сосредоточенным артиллерийским огнем. Красноармейские цепи залегли.
По приказу комбрига Васильева все 14 орудий вступили в контрбатарейную борьбу и подавили вражеские пушки. И сразу же комбриг ввел в бой единственный резервный Особый коммунистический отряд. Большевики Пскова штыками пробились к вокзалу. А в это время к реке Великой прорвались первый батальон 49-го Гдовского полка и два эскадрона братьев Новиковых.
Немецкие части оставили горящий город. Потеряв поддержку своих союзников, белогвардейские полки отступили на окраину Пскова. Отступление прикрывал полк Булак-Балаховича.
Фабрициус и Васильев въехали на станцию. Кони вздрагивали от редких орудийных выстрелов. Серое низкое небо приподняли высокие языки пламени. В ярком свете пожарища Фабрициус увидел над вершиной горы Гремячей туго натянутый ветром красный флаг и радостно воскликнул:
— Наш сорок девятый подал добрый знак всему участку. Молодцы гдовцы!
Пахло дымом и порохом. Надрывно, разнобойно во всех соборах звонили колокола. К комбригу подскакал связной. Запыленный, потемневший от копоти красноармеец подал записку. В ней всего четыре слова: «Срочно прошу подкрепления. Травинский».
Комбриг молча протянул записку комиссару. Тот прочел, покачал головой, озабоченно сказал:
— Передайте командиру: резервов нет и пока не будет. Приказ надо выполнить своими силами.
— Выбились из сил, комиссар, — признался связной Травинского. — Зацепились, окаянные, за деревню Кресты. Режут из пулеметов.
— Повторяю: подкрепления дать не можем. Скажите так: в резерве штык и честное имя. И больше ничего!
Связной ускакал.
— Худая это деревня, товарищ военный комиссар, — не выдержал молоденький ординарец Фабрициуса, сирота, прибившийся к бригаде в одной из здешних деревень, Вася Петров. — Кругом болотины да бредняк. Вот только со стороны Торошинского большака чистая поляна…
— Постой-ка! Торошинское шоссе — вот выход. — И, повернувшись к Васильеву, комиссар попросил: — Михаил Николаевич, надо прекратить атаки. У меня есть интересные соображения. Зайдем в помещение…
Васильев послал связных к Травинскому и Блинову с приказом приостановить наступление до особого распоряжения и прошел к Фабрициусу. Комиссар сидел за столом и старательно рисовал на карте длинную красную стрелу. Она летела вдоль Торошинского шоссе и врезалась в Кресты. Весело посматривая на комбрига, Фабрициус изложил свой план:
— Днем мы били по Булак-Балаховичу растопыренными пальцами, а вечером ударим огневым кулаком. Пулеметы поставим на грузовики. Все орудия подтянем на шоссе. Трофейных боеприпасов у нас предостаточно. Обрушим ливень огня! И как можно больше шума. Пусть думают, что мы бросили на них по крайней мере дивизион броневиков…
— А где мы возьмем пулеметчиков и артиллеристов? — спросил Васильев. — В резерве никого нет…
Комиссар, наверное, предвидел этот вопрос. Он не задумываясь предложил:
— Я сяду за пулемет головной машины, вы возглавите вторую, начальник штаба — третью. А номерными поставим писарей и связных.
Начальник штаба нашел нужным заметить, что грузовик все-таки не бронемашина, весьма рискованно, но комбриг поддержал Фабрициуса:
— Если мы не возьмем Кресты — потеряем город. Противник соберет силы и опрокинет нас…
…В назначенный час Фабрициус выпустил в сторону Крестов три алые ракеты. Они фырча врезались в небо и рассыпались багровыми угольками. Шоферы завели моторы, и по сосновой роще, по густому ивняку покатился гулкий будоражащий рокот. Яростно рявкнули орудия. Зажигательный снаряд угодил в стог соломы, и длинные языки огня взметнулись и опалили низкую черную тучу.
Три минуты бушевало пламя артиллерийского обстрела. И вот Фабрициус услышал сильный голос военкома Гдовского полка Петра Смородина:
— За Советскую власть! Вперед! Ура!
Высоко поднялось, покатилось перекатами вдоль шоссе торопящее и торжествующее «Ура!».
Фабрициус ударил кулаком по кабине, и грузовая машина, грохоча листовым железом, помчалась по шоссе. Комиссар повел огонь короткими очередями по траншеям на окраине деревни. И в шуме боя неожиданно услышал цокот многих подков и понял: лихая конница батьки Булак-Балаховича не выдержала, удирает…
Машина проскочила деревню Кресты и врезалась в толпу бегущих пехотинцев. Фабрициус пожалел, что взял мало лент. Когда горячий пулемет откинул последние патроны, комиссар трижды постучал в крышу кабины. Машина остановилась. Фабрициус приказал шоферу:
— В город. В больницу.
Ехали медленно. Подбирали раненых. Фабрициус подбадривал стонущих:
— Потерпите немножко. На живом все заживет…
Больница оказалась переполненной. Фабрициус разыскал утомленного, злого начальника санитарной части и распорядился:
— Займите лучшие дома. Всех раненых, всех до одного, уложите в постели. Мобилизуйте местных врачей и сестер милосердия. Немедленно составьте список, что вам нужно, чтобы всех красноармейцев в кратчайший срок вернуть в строй. Мы дадим все необходимое…
Начальник вытер мокрое лицо, сказал:
— Постараемся… Мобилизуем…
Фабрициус поехал в гостиницу «Палерма», в которой решено было развернуть штаб.
Комбрига на месте не оказалось. Фабрициус приказал часовому:
— Полчаса ко мне никого не пускайте. Я очень занят…
Комиссар привалился к столу. Но радость победы заставляла забыть об усталости. И захотелось поделиться этой огромной радостью с самым дорогим, самым главным человеком. Ведь он жил и работал в этом городе после сибирской ссылки. И конечно, ему будет очень приятно узнать о том, что Псков освобожден и миновала опасность, нависшая над Петроградом. И эта весть придаст Владимиру Ильичу новые силы, столь необходимые в его напряженнейшей деятельности.
Четким, красивым почерком Фабрициус написал:
«Москва, Кремль. Председателю Совета Народных Комиссаров В. И. Ленину.
Вчера вечером, 25 ноября сего года, в 16 часов 30 минут доблестными красноармейскими частями Торошинского участка с бою взят город Псков.
Белогвардейские банды при дружном натиске наших частей разбежались.
В городе приступлено к восстановлению Советской власти».
Подписав телеграмму, Фабрициус сам отнес ее на узел связи — очень хотелось, чтобы добрая весть быстрее долетела до Кремля…
В штаб Среднего боевого участка хлынул поток телеграмм, писем, подарков. Старобельский волостной Совет прислал освободителям Пскова 60 пудов махорки.
Столь щедрый подарок растрогал Фабрициуса. Ведь эту махорку собирали по щепотке, по горстке тысячи крестьян. И военком послал старобельцам благодарственную телеграмму, в которой заверил: «Товарищи красноармейцы клянутся драться до последней капли крови за принципы, возглашенные Великой Октябрьской рабочей и крестьянской революцией».
28 ноября в Псков прибыла делегация питерских рабочих. На Базарной площади в торжественной обстановке делегаты вручили 49-му Гдовскому полку революционное Красное знамя. Это была награда бойцам-героям, которые разбили отборный корпус белогвардейцев, пленили несколько сот солдат и офицеров, захватили склады винтовок, пулеметов, боеприпасов. Удар был таким стремительным, что на реке Великой осталось два парохода из тех, что привел сюда изменник Нелидов.