Помоги проекту - поделись книгой:
Сел, рядом поставив стул, лицом к лицу:
— Ну и пальцы у тебя! Железные, — кивнул на свой локоть.
— Спортом занимаюсь. Я ведь сам в училище поступил со второго захода. Сердце слабенькое, то да се.
— А у меня в натуре какая-то слабина. Честно говорю. Вот так. Ты хоть знаешь, кто мой дурацкий рапорт — коту под хвост? Он, Углов, помог. Знаешь, из-за чего я тогда на тебя вскипятился? Только не смейся. Из-за ревности.
— Сергей, а ведь действительно майор Углов мой крестный. Хочешь, расскажу эту историю?
…Год назад таким же ясным днем лейтенант Малышев вылетел на «спарке» вместе с майором Угловым. Это был его второй вылет в лейтенантском звании.
Взлет выполнил уверенно, машина быстро набирала первые десятки метров высоты. Но вдруг — резкое торможение, настолько резкое, что Илью бросило вперед, ремни впились в плечи. Лишь потом дошло до сознания: самопроизвольно включился форсаж. И уже в первую секунду услышал он по самолетно-переговорному устройству спокойный голос Углова:
— Ручку полностью на себя, не давайте машине снижаться!
На земле все замерли. Самолет с круто поднятым носом шел в горизонтальном полете. Он словно рвался в небо, бессильно, но рвался и, послушный воле летчиков, отдавал не всю высоту, а лишь метры ее. Сорок метров, тридцать пять до земли…
Углов, переключив все управление на себя, тумблерами переводил двигатель на наивыгоднейший режим работы, закрывая сопло турбины.
Тридцать метров… Самолет проваливается, нет еще тяги. Потеряна. Но вот последнее спокойное переключение тумблеров, и двигатель постепенно выходит на максимальную мощность. Самолет, словно не веря еще сам себе, прекратил снижение. Вот уже он плавно перешел в набор высоты…
На земле потом нашли причину случившегося. Замкнула капля олова меж двумя небрежно запаянными на двигателе контактами. Замкнула после удара убранного шасси…
Через час «спарка» снова ушла в небо. С Угловым и лейтенантом Малышевым. И с другим лейтенантом. И с третьим. Углов учил их летать. Учил авиационной грамоте и смелости.
Лейтенанты… Сколько же прошло их через «спарку» Углова! Они привыкли к нему, как привыкли к мысли о том, что у тебя есть аэродром, есть небо. Спокойный, широкоплечий, надежный, майор был и есть для лейтенантов неотъемлемой частью неба и аэродрома…
— Слушай, пора спать, — спохватился Илья. — Завтра столько работы. А ты — забудь про тот рапорт и мой разговор. Я ведь вдвойне виноват, перед тобой и майором Угловым. Он крепко на меня обидится, если узнает, что я такое ляпнул.
Сергей промолчал.
И вообще первые дни он работал молча. Лишних вопросов не задавал, отвечал лаконично. Он словно приглядывался к эскадрилье. Потом, когда вошел в ритм боевой учебы, так же молча сломал себя. Дольше других задерживался у самолета, у тренажера. Дольше других засиживался над наставлениями.
Как-то, оставшись в учебном классе эскадрильи, достал кисточку, тушь, листки ватмана. Обновил документацию, несколько стендов.
Утром, заметив это, майор Углов, отыскав его взглядом, одобрительно кивнул. На занятиях и тренировках Углов оказывался рядом с молодым офицером, помогал глубже познать процессы, происходящие в самолете на различных режимах работы в небе. Подбрасывал вводную за вводной. Да такие, что требовали мгновенной реакции, отточенного автоматизма. Разумеется, на основе знаний.
Лейтенант Касатов стал все чаще сам искать встречи с Угловым. Ловил себя на мальчишеском желании поднять руку: «Спросите меня, товарищ майор, я знаю!» Он вбирал в себя каждый совет, каждое замечание командира звена, командира эскадрильи. В небе перенимал каждый командирский расчет, метод, действие.
— Ну как там у вас Касатов? — спросил Углова при встрече подполковник Свиридов.
— Работает, летает.
Майор Углов не спешил с выводами. Учеба идет нормально, но как лейтенант покажет себя в полетах на боевое применение?
Касатов стал замечать, что во всем копирует майора Углова: в манере разговаривать, в походке. Однажды, возвратившись на аэродром после полета парой, подошел к Углову. Ждал похвалы. Отчего же тот молчит?
— Я делал все, как вы.
— Ладно. Поговорим об этом на разборе полетов.
На разборе он не обращался специально к Касатову. Отметил, что действовал тот четко, энергично. А вдруг, обращаясь ко всем:
— Копировать командира, пусть он даже мастер боевого применения, — этого мало. Действовать четко, энергично — мало. Нужно работать грамотно. Ясно? Поясню. Завтра по программе два одинаковых упражнения на боевое маневрирование звеном. Их можно скопировать — ведь порядок выполнения фигур аналогичен. Однако ставлю задачу: на втором вылете идти на фигуры не только с повышенной интенсивностью, но работать так, чтобы на протяжении всего полета тактически грамотно сохранять огневое взаимодействие. Сейчас мы и разберем это в рабочих тетрадях и на доске…
Утром четверка перехватчиков ушла в небо. Майор Углов вводил на форсаже звено в боевой разворот. Большая стрелка стремительно круг за кругом отсекала тысячи метров. Углов с удовлетворением отмечал, что ведущий второй пары умно менял свое место в строю, учитывая положение солнца, высоту, предстоящий маневр. Все — во имя сохранения огневого взаимодействия.
Где-то через день он подошел к лейтенанту Касатову. Сказал, будто и не прерывался тот разговор на бетонке аэродрома:
— Я не против копирования. Я за осмысленное копирование. Через два дня начинаются летно-тактические учения. На боевое применение летите со мной. Готовьтесь.
Наконец-то!
В ходе летно-тактического учения эскадрилья получила задачу отыскать и подавить зенитную батарею в районе аэродрома «противника». Цель малоразмерная, замаскированная. К тому же искать ее приходилось в быстро накатывающихся сумерках. Дорога каждая секунда.
Словно вздыбился от грохота двигателей аэродром.
— Форсаж! Пошли!
Первой оторвалась от земли пара командира эскадрильи.
— Форсаж! Пошли!
В небо ушли вторая пара, третья…
Ведомым майора Углова — лейтенант Касатов.
До полигона летели в режиме радиомолчания. Высота — малая. В ней — внезапность. И ключ к проходу через противовоздушную оборону «противника» — тоже в ней. В таких условиях очень важно, чтобы ведомый без слов понимал ведущего, его замысел, тактику боя.
«Как же быстро в наших краях темнеет», — подумал Сергей, твердо удерживая свое место в строю.
В сумеречных тенях левее по курсу показался аэродром «противника». Углов резко ввел машину в разворот с набором высоты. Касатов понял этот маневр для обнаружения цели и тоже взял ручку резко влево на себя. Крыло к крылу.
Где цель? Предельная внимательность! На фоне пожухлых зарослей кустарника — еле различимые круги. «Пушки в обваловании! — догадался Сергей. — Почему молчит ведущий?»
— Цель вижу! — не выдержал он, доложил командиру. И сразу ответное:
— Атакуем!
«Значит, видел и Углов», — подумал Сергей.
Разгон. Плечи вдавила перегрузка. Прибор показал необходимую скорость. От ведущего — резкое:
— Маневр!
Вслед за Угловым Касатов повел машину с заходом на стрельбу. Вот она, точка ввода в пикирование! Цель настолько мала, что вкладывается в центральную марку прицела. Удержать! Вот она уже на установленной дальности.
— Огонь! — услышал он в ту же секунду команду Углова.
Сергей сделал все точно. А руки сами увели машину круто в высоту, вслед за ведущим.
— Повторный заход! — командовал Углов.
И снова две машины в пикировании. Две, как одна.
— Работу закончили. Уход!
На аэродроме он не спеша подошел к майору Углову. Внешне ничего не изменилось в Касатове. Поднял глаза, в которых обычный и вечный лейтенантский вопрос: «Ну как?», и вдруг неожиданно для себя, широко улыбнувшись, выдохнул:
— Хорошо работали!
Углов испытующе смотрел на Сергея. Вот сейчас скажет с ухмылкой: «Спасибо, лейтенант, за оценку». Касатов сжался, закусил губу. Услышал:
— Не просто хорошо, а отлично поработали! Замечаний нет. О деталях — на разборе.
Эх, узнала бы об этом Наташка!
Вторая эскадрилья набирала высоту. В летном становлении, в боевом совершенствовании. Все выше поднимался и Сергей.
Однажды, в перерыве между полетами, майор Углов подошел к летчикам:
— Ну, с кем будем соревноваться в новом учебном году? Кого назовем своим соперником? Как думаете?
— Первую! — даже привскочил лейтенант Малышев.
Грянул смех. Хохотали даже не над предложением. Смешно это — конопатый Ильюшка и — первая эскадрилья мастеров боевого применения. Даже Углов не сдержал улыбку. Переждав, когда все утихомирятся, спросил:
— Ну, а все-таки?
Ответил за всех капитан Новичков, спокойный, рассудительный:
— Мы так думаем, что снова третью.
— Оно, конечно, спокойнее, полегче! — съязвил Малышев, лицо которого все еще оставалось пунцовым.
— Зачем полегче? — укоризненно посмотрел на него Новичков. — Третья по-своему сильна, сплочена. Старый, испытанный соперник. Вот и продолжим наше соревнование.
— А вы как думаете, лейтенант Ясиновский? — спросил Углов.
— Думаю, с первой надо соревноваться. Так и Касатов считает.
Сергей сейчас был благодарен Виктору. Правильно. Самому ему еще рано такое заявлять, но думает он так, как Малышев и Ясиновский.
— Вот интересная ситуация, — заговорил заместитель командира эскадрильи по политчасти капитан Ситинцев. — Опытные офицеры за то, чтобы соперником назвать третью эскадрилью, молодежь наша — за первую. Что за вами, капитан Новичков, опыт или перестраховка.
— Вы сначала спросите, что за ними, за молодежью: реальные возможности или шапкозакидательство? — отпарировал Новичков.
— Ну что же, будем, товарищи, голосовать? — предложил майор Углов.
Все с каким-то удивлением посмотрели на него. Что сам-то думает? Почему не высказал свою точку зрения?
— А в общем, ладно, есть еще время подумать каждому, — поднялся Углов. — Давайте-ка лучше партию шахмат. Ну как, капитан Новичков?
Летчики окружили шахматистов, следя за игрой. Прошло лишь несколько минут, а Новичков удивленно поднял глаза:
— Вам же мат, командир!
— Еще партию? — предложил Углов. И видя, как напарник без особой охоты берется за шахматы, спросил:
— Что же так? Неинтересно? А ведь я теперь, как говорится вами же, испытанный соперник.
Смахнул фигуры. Сказал будто сам себе:
— Кому она интересна, победа над слабым?
Сложив фигуры, поднял голову:
— Так что же, товарищи, будем голосовать?
— А я лично за то, чтоб с первой, — почему-то обращаясь к замполиту, заговорил Новичков. — У меня сил хватит.
— И хватит на то, чтобы молодежи помочь? — спросил замполит.
— Конечно, не без этого.
Заговорили все разом. И про голосование забыли, так было все ясно. Углов не вмешивался, слушал. Кстати, это, как потом выяснилось, было первое и последнее его шахматное поражение здесь, в полку.
— Не сильно ли замахнулись? — спросил Ситинцев, ни к кому, собственно, не обращаясь. Сам себя спросил. В штабе эскадрильи их, офицеров, было четверо. Пожалуй, каждый думал так, но сейчас, когда все решено, слово — за командиром. А он молчал.
— Соревнование, соревнование, — пробубнил начальник штаба капитан Силин. — Вот здесь оно у меня, соревнование, — показал он на шею и на папку, что лежала перед ним на столе. — Делай, летчик, техник, механик, что положено по плану боевой подготовки, — пришлепнул он ладонью по папке, — вот тебе расчасовка, программа полетов, продвижения по классности — и все дела!
— Ну да, — поддакнул с серьезным видом секретарь парторганизации Козинцев. — Классический выход из положения. Как там, помните: «Собрать все книги, да и сжечь».
— При чем здесь сжечь? — повысил голос нач-штаба. — Читай каждый свою, вот о чем говорю. Первоклашка? С картинками про Муму. Пятиклассник? Вот тебе «Горе от ума» и что-нибудь потолще. А летчику — вот моя папка. Делай, что требуется!
Козинцев улыбнулся его запальчивости. Силина улыбки еще больше вывели из себя:
— Я за соревнование. У меня у самого, черт возьми, три спортивных разряда и опыт тренерской работы. Я крепко уважал себя, когда мою руку или руку того, кого подготовил, поднимали на ринге. А кто поднимет руку Малышева, Касатова, Ясиновского? Им завтра идти наперехват летчиков намеченной вами первой эскадрильи. Асов. Им, как и тем, летать в сложняке, идти на полигон для стрельбы по наземным целям. Я ихнего начштаба очень хорошо знаю. Ну, примет он наш вызов, поморщится, выполнит еще пару схем да экран соревнования, кто, значит, с кем, и точка. Один формализм. У меня соревнование хоть здесь, в папке, а у него — в печенках.
Поделиться книгой: