Новгород, открытый археологами

Надежное хранилище - сырая земля

Древний Новгород, как и все древнерусские города лесной полосы, был деревянным. Из дерева сооружались крепостные стены и башни, возвышавшиеся над насыпями земляных валоз. Из дерева строились жилища - от бедняцких хижин до княжеских и боярских хором. Из дерева сооружались пристани и настилались уличные мостовые. Из дерева был построен первоначальный Софийский собор.

Дерево - прекрасный строительный материал. Его удобно доставлять по водным путям и легко обрабатывать. Из летописи известно, что новгородцы славились как искуснейшие плотники.

В условиях сурового северного климата деревянные постройки (учитывая несовершенство отопления того времени) имели несомненные преимущества перед каменными.

В древности новгородские леса были неизмеримо богаче ценными видами деревьев, чем теперь. В раскопанных постройках были сосновые, дубовые и даже лиственничные бревна диаметром в 40 - 45 см и больше. В слоях XII - XIII вв. найдены изделия из можжевельника, достигавшего 20 см в диаметре. Сейчас этому трудно поверить: в новгородских лесах редко встретится деревце можжевельника толще 6 - 7 см. Лиственница исчезла совсем.

Дерево использовалось не только как строительный, но и как самый распространенный поделочный материал: многие орудия труда, домашняя посуда и утварь, мебель и средства транспорта, всевозможные станки и машины были деревянными. Из дерева делались луки и древки копий, на деревянных досках писали иконы. Из дерева вырезали скульптуру и, наконец, дерево заменяло бумагу, березовая кора, береста, служила самым распространенным материалом для письма на Руси. На деревянных дощечках, покрытых воском, дети обучались письму.

Но у дерева есть один недостаток: оно недолговечно и боится огня. Даже современные деревенские дома (несомненно, более совершенные, чем новгородские постройки X - XI вв.) в сырой местности стоят не более 15-20 лет.

Новгород стоит на очень сыром месте. Здесь и обилие осадков и высокий уровень грунтовых вод. Несомненно, что сырость доставляла серьезные неудобства жителям. Но эти неудобства, очевидно, вполне окупались преимуществами от близости воды. Уже в глубокой древности люди научились приспосабливаться к любым неблагоприятным условиям. А то, что постройки существовали непродолжительное время, мало кого беспокоило: во-первых, это представлялось таким же естественным процессом, как старение и смерть человека, а, во-вторых, не так уж сложно было возвести новую постройку, учитывая к тому же, что почти каждый новгородец был прежде всего плотником.

Следовательно, в силу естественного процесса старения каждое столетие все (или почти все) деревянные постройки сменялись новыми пять или шесть раз. Пять или шесть раз в столетие менялся облик города. И никогда это не фиксировалось, никем не запоминалось. К тому же нужно добавить, каким страшным бичом для средневековых деревянных городов были пожары. Новгородские летописи с XII до середины XVI в. (т. е. за 450 лет) отметили 56 только крупных пожаров в разных частях города.

Во время больших пожаров выгорал едва ли не весь город или, во всяком случае, многие улицы и кварталы его. Особенно сильные пожары бушевали во время продолжительных засух, сопровождавшихся, как правило, ветром.

При таких пожарах, как отмечает летопись, огонь часто перебрасывался с одного берега Волхова на другой. Горел мост через Волхов, горели стоявшие на реке суда, горели сады и церкви, гибли люди и скот, гибли склады товаров и ценнейшие архивы.

Сколько же раз на протяжении столетий Новгород перестраивался заново - и вследствие естественного старения построек, и вследствие пожаров и по разным другим причинам? Что же при этих условиях могло дойти до нас от древних построек и сооружений?

Не удивительно поэтому, что исследователи не могли ожидать в Новгороде не только открытия древних улиц, но и достаточно выразительных остатков деревянных построек. Не удивительно, что даже такой знаток древнерусских городов, как М. Н. Тихомиров, оставил в одной из своих работ горькую фразу, что облик древнерусского города утрачен для нас навсегда.

К счастью, такое предположение оказалось ошибочным. В новгородской почве в первую очередь благодаря сырости сохранились и настилы древних мостовых, и сложные дренажные сооружения, выполненные из дерева, и остатки огромного количества деревянных построек и сооружений. Никакие стальные конструкции в этих условиях не могли бы поспорить с деревом.

Что же таит в себе новгородская почва?

Сейчас на этот вопрос можно дать вполне определенный ответ, который всего каких-нибудь два десятилетия тому назад звучал бы фантастически: в новгородской земле лежат настилы всех уличных мостовых, площадей, пристаней и т. д. от самого их возникновения и до конца XV в., остатки частоколов, ограждавших древние усадьбы, и остатки подавляющего большинства деревянных построек, сменявших друг друга на протяжении многих веков. Если перевести это на язык цифр, то будут сотни километров настилов мостовых, тысячи дворов и сотни тысяч самых разнообразных построек и сооружений. Если бы представилась возможность извлечь из новгородской земли все археологические находки, то для размещения даже наиболее ценных из них не хватило бы всех музеев нашей страны, да и всей Европы. И все эти неисчислимые сокровища совсем лишь недавно стали открываться ученым.

Вообще давно уже было известно, что в Новгороде нарос значительный культурный слой, т. е. тот слой земли, который отложился здесь в результате жизнедеятельности людей. В этом слое обычно попадаются битые черепки, кости, ржавые железки, осколки стеклянных предметов и т. д.

Даже в кремле, где этот слой мог отлагаться меньше всего, он составляет от 2 до 3 м. По мере нарастания культурного слоя неоднократно приходилось поднимать полы Софийского собора. Теперешний пол лежит на 2 м выше первоначального уровня.

Неподалеку от Софийского собора стоит Грановитая палата - замечательная постройка XV в. Здесь в свое время заседал высший правительственный орган новгородской боярской республики - Совет господ. Эта постройка трехэтажная, и зал, где происходили заседания (это и была Грановитая палата, от которой и вся постройка получила название), находился на третьем этаже. Теперь эта постройка выглядит двухэтажной, так как первый этаж превратился в подземное помещение. В других местах Новгорода, в жилых кварталах, толщина наросшего слоя еще больше.

Еще в начале прошлого зека культурный слой Новгорода исследовал Е. А. Болховитинов, крупный уче-ный-источниковед, занимавший высокие церковно-административные посты (в Новгороде он был епископом). Он установил толщину слоя в разных частях города и дал правильную его характеристику. В городах северной лесной полосы дерево сохраняется хорошо, и можно было надеяться раскопать остатки древних построек. Но в силу целого ряда обстоятельств лопата археологов впервые коснулась новгородского слоя лишь в 1910 г.

По инициативе известного художника Н. К. Рериха, занимавшегося также археологией, были произведены небольшие раскопки в новгородском кремле. Цель раскопок - отыскать древнейшее ядро города, которое естественнее всего было предполагать на территории кремля. При раскопках были открыты остатки древних построек, найдены разнообразные предметы, но основная цель не была достигнута: древнейшие слои, как, можно было судить по находкам, оказались не старше X в. Кроме небольшой заметки в печати, никаких известий об этих раскопках не сохранилось.

Стена посадника Федора Даниловича

Планомерные раскопки в Новгороде начались в 1932 г. Академия истории материальной культуры (ГАИМК, теперь Институт археологии АН СССР) поручила тогда совсем еще молодому ученому А. В. Арпи-ховскому произвести раскопки в Новгороде. Цель раскопок - найти древнейшее ядро города. Место поиска - Славенский холм.

Вообще говоря на правом берегу Волхова Славенский холм - наиболее удобное для поселения место, не затопляемое во время весенних паводков. Не об этом ли месте свидетельствует и скандинавское название Новгорода - Хольмгард? Но площадь холма около 20 га, а какую площадь мог занимать первоначальный поселок? - Один гектар. Или около этого. Конечно, искать его нужно где-то поблизости от берега. Но где именно? Города располагались обычно около берега, на мысу. Этим условиям больше всего отвечала юго-восточная оконечность Славенского холма. Здесь стояла довольно древняя церковь Ильи на Славне, первоначальная постройка которой относится к 1198 г. Рядом с ней, на пустыре, и начали вести раскопки.

Скажем сразу, поставленная перед археологами цель не была достигнута: древнейшие слои в этом месте относились к XII в. Но то, что было здесь обнаружено, было настолько неожиданным и грандиозным, по сравнению с чем поиски следов первоначального поселения отодвигались на задний план.

В первый же раскопочный сезон была открыта каменная стена, размеры которой превосходили все известные в Новгороде каменные сооружения, исключая кремль.

Толщина стены составляла около 3 м. Она была облицована квадрами розового ильменского известняка и забутована тем же известняком. Фундамент ее был выложен из валунов. В высоту она сохранилась до 2 м. Судя по покрывавшим ее прослойкам, стена выходила на поверхность земли еще в XVIII в. В первый и последующие сезоны стена была прослежена на протяжении более 200 м. Конечно, это была крепостная стена, о закладке которой сообщала новгородская летопись под 1335 г.

«Того же лета заложи владыка Василий с своими детьми и с посадником Федором Даниловичем и с тысяцким Остафием и с всеми новгородци, острог камен по оной стороне, от Ильи святого к Павлу святому, при великом князе Иване Даниловиче».

Отметив торжественный акт закладки стены, новгородская летопись не дает о ней больше никаких сведений. Если в новгородском слое могла укрыться таких размеров крепостная стена, то можно ли вообще предугадать заранее, что таится в этом слое? Стена 1335 г., или, как ее стали просто называть, стена Федора Даниловича, имела огромное значение для изучения истории русской фортификации. Ведь все сохранившиеся каменные стены относятся к более позднему времени, они перестроены с учетом огнестрельного оружия.

Рядом со стеной, в саоях XII - XIII вв. (прорезанных фундаментом этой стены), были вскрыты остатки нескольких деревянных построек. Здесь уже иные масштабы. Обнаружить огромную каменную стену - дело не хитрое. Но раскопать в земле полусгнившие остатки дерева, выяснить после осторожной расчистки, что это не просто отдельное бревно, а венец древней постройки - гораздо сложнее. А если удастся определить назначение этой постройки, то совсем здорово. В Новгороде дерево, как мы уже отмечали выше, сохраняется хорошо. И вот перед исследователем расчищенный нижний венец, углы рублены в обло, т. е. с выступающими концами. Размер сруба 5,6 X 5,3 м. И все. Ни пола, ни печи, ни сеней, ни остатков крыльца. Очень мало данных, чтобы судить о конструкции этой постройки. Зато находки рассказали о ее назначении: рядом с постройкой и внутри ее было собрано несколько тысяч обрезков кожи. К одной из стен ее снаружи примыкал ящик размером 1,3 X 1 м, сделанный из плах, вставленных в пазы забитых по углам столбиков. На дне ящика лежал слой шерсти, перемешанный с известью. Он оказался зольником, какими кустари-кожевники пользовались вплоть до XX в. для удаления волоса со шкур.

Так была открыта изба новгородского сапожника XII в., который был одновременно и кожевником.

В этом же раскопе, в слоях XIII в., обнаружены остатки еще нескольких построек. Одна из них, примерно таких же размеров, что и изба сапожника, была мастерской игрушечника. Он изготовлял поливные глиняные свистульки в форме птичек. Из них и сейчас можно извлечь характерный для глиняных свистулек глуховатый звук. Здесь и готовая продукция, и заготовки свистулек, и даже развал горна, в котором они обжигались.

Самую сложную загадку представили пять огромных сосновых столбов, найденных в одном углу раскопа.

Диаметры этих столбов около 0,5 м. Они сохранились в высоту до 1,5 м. Верхние концы их (выступавшие, по-видимому, в свое время над землей) сгнили и разрушились, а нижняя часть сохранилась прекрасно. В нижней части всех пяти столбов очень тщательно вырезаны особые проемы, по которым и удалось определить первоначальное назначение этих столбов: это были части клиновых прессов - жомов, применявшихся в маслобойнях.

Так археологические материалы сразу же заговорили о древнем Новгороде, как о городе прежде всего ремесленников. Правда, в этих находках еще много было неясного: для чего на небольшом участке было собрано столько жомов, когда в обычной маслобойне их требуется только два? Почему эти жомы закопаны в землю настолько, что их рабочие части оказались ниже поверхности земли? Почему они имели такое странное расположение, образуя прямой угол и т. д.

Ответы на эти вопросы пришли позднее.

У каждого человека, впервые попавшего на раскопки, неизменно возникает вопрос, каким образом все эти раскапываемые сооружения оказались в земле?

Обычно, чем дольше существовало поселение, тем этот слой толще. В Новгороде в некоторых местах толщина его превышает 7 м. Но толщина слоя зависит не только от продолжительности существования поселения, а и от других условий. Киев, например, существует дольше Новгорода, а слой там гораздо тоньше.

Новгород, как мы уже говорили, стоит на сыром месте. От соприкосновения с сыростью дерево быстро загнивает и разрушается. Но если то же дерево целиком попадает во влажную среду, где нет доступа воздуха, то оно может при определенных условиях законсервироваться и сохраняться довольно долго. Также и различные предметы органического происхождения (кожа, ткань, семена растений, кости). Как вообще образуется культурный слой, понять нетрудно.

Возьмем такой пример. Дворники ежедневно подметают дворы, и каждый раз набирается довольно значительная куча мусора. Нетрудно представить себе, что было бы на наших дворах, если бы их не выметали по неделям и месяцам. А если вообще не подметать и не чистить? Двор станет попросту непролазным от грязи.

Дворы в древнем Новгороде не чистились вообще И это не признак бескультурья, а простая житейская необходимость. Новгородские дворы примыкали вплотную один к другому, отделяясь друг от друга лишь стенкой частокола или плетнем. Если бы какой-нибудь боярин стал регулярно вычищать свой двор (для этого у него достаточно и дворовых людей и транспортных средств), а его соседи не чистили бы, то в скором времени поверхность чистого двора оказалась бы ниже, чем у соседей, и во время дождей или таяния снега (дворы в Новгороде были открытые) все лужи с соседних дворов, естественно, потекли бы на чистый двор.

По всей вероятности, новгородцы поступали даже наоборот: образовавшиеся во дворах топкие места засыпали навозом, сгребаемым с мостовых (мостовые в Новгороде поддерживались всегда в чистоте). Иначе совершенно непонятно, откуда в новгородских дворах скопилось такое количество навоза?

На богатых дворах между постройками прокладывались мощеные дорожки. На бедных дворах эти дорожки просто засыпали всевозможным мусором.

В этих условиях нижние венцы построек быстро затягивались слоем грязи и надежно консервировались. Когда приходило время сменять постройки, то один или несколько венцов оказывались ниже уровня двора. Эти нижние венцы при сносе построек, естественно, не извлекались из земли, а оставались там целиком, создавая более надежную опору для последующих строений. Так в культурном слое Новгорода сохранились остатки построек всех времен.

Конечно, это самая общая картина. И в Новгороде не во всех местах эта картина была одинакова: в одних местах условия для консервации дерева и органики в почве были лучшими, в других худшими. Но в целом в Новгороде дерево почти везде сохраняется в земле хорошо.

Но все эти особенности новгородского слоя стали известны теперь. Когда же археологи только приступили к раскопкам в Новгороде, то первые шаги приходилось делать с максимальной осторожностью, как в незнакомом помещении и в полной темноте.

Славенский раскоп дал много интересных вещевых находок: костяные гребни, деревянные ковши и ложки, бондарную посуду, топор, молоток, скобель, большие железные клещи. Последняя находка долгое время вводила археологов в заблуждение. Эти клещи удивительно походили на кузнечные, и их так и считали кузнечными, пока совсем уже недавно не выяснилось, что это принадлежность пивовара. Оказалось, что и теперь еще в некоторых местах Новгородской области варят домашнюю брагу тем же способом, какой применялся уже тысячу лет назад: в бочку наливают солодовое сусло и бросают в него раскаленные камни. Для этого и служат большие клещи. Найдены были две свинцовые печати XIV в. (Новоторжского наместника Давида и тиуна новгородского Саввы), а также большое количество различных женских украшений (стеклянные и бронзовые браслеты, бусы и т. п.).

Одна из первых задач, с которыми сталкивается археолог при раскапывании того или иного объекта, - датировка. Мы уже говорили выше о значении для этой цели строительных прослоек, связанных с постройкой или ремонтом какого-либо памятника. Но там, где таких прослоек нет, археолог датирует по находкам. Некоторые находки имеют довольно узкие хронологические рамки (25 - 30 лет), другие более широкие (столетие). К первым относятся монеты и свинцовые печати, ко вторым - женские украшения.

В Новгороде были определенные категории должностных лиц, которые имели право прикладывать к тем или иным документам свои печати. Это князь, его наместники и тиуны (чиновники), архиепископ, посадники, тысяцкие, владычные (т. е. архиепископские) наместники. Свинцовая печать привешивалась к документу так же, как современная пломба. По прошествии некоторого времени надобность в документе отпадала, печать отрывалась и шла иногда на какое-то употребление (как свинец), а иногда терялась. Утерянные печати и становятся достоянием археологов.

По-видимому, в Новгороде в ходу было очень много документов, которые скреплялись печатью, так как печати встречаются повсюду.

Хорошим датировочным материалом служат женские украшения. Археологам хорошо известно, что в X - начале XI в. у горожанок особенно мощными были стеклянные бусы желто-лимонного цвета, величиной с

Горошину. В XI в. их сменили тоже стеклянные бочон-кообразные позолоченные и посеребренные бусы. Тогда же в древнерусских городах широко вошли в моду стеклянные браслеты, которые продержались в Новгороде до начала XIV в. В культурном слое Новгорода эти находки встречаются в огромном количестве и позволяют уверенно датировать наслоения.

В то время, как А. В. Арциховский раскапывал первые жилища и ремесленные мастерские на Славне, пришел сигнал с левого берега Волхова. На территории новгородского речного пароходства, неподалеку от кремля, в Неревском конце древнего Новгорода, строители наткнулись во время земляных работ на остатки каких-то древних сооружений. Для работы были приглашены сотрудники новгородского музея, которые и произвели небольшие раскопки. В раскопе прослеживалась мостовая какой-то древней улицы, шедшей от берега Волхова в сторону поля. Исследователи предположили, что это древняя Холопья улица (впоследствии выяснилось, что произошла ошибка: это была Боркова улица, а Холопья проходила несколько южнее). Рядом с мостовой были обнаружены остатки частоколов и нижние венцы древних построек. Археологи дошли до слоев XII в. Снято было 18 настилов мостовых, лежавших один на другом. Дальнейшее углубление пришлось прекратить, так как обильные грунтовые воды непрерывно затапливали раскоп. Для продолжения работ требовались большие средства и техника, чем не располагали ни экспедиция А. В. Арциховского, ни новгородский музей.

Но тогда уже выяснилось, что сохранность дерева в Неревском конце была лучшей во всем Новгороде.

Ярославово Дворище

Это место, несомненно, является одним из самых привлекательных для историка в Новгороде. Более столетия здесь существовала княжеская усадьба, навечно сохранившая имя своего основателя. Не стерло этого имени и время боярской республики, когда Ярославово Дворище стало вечевой площадью, где более трехсот лет собирались новгородцы для решения своих дел и где нередко бурные собрания переходили в рукопашную схватку.

С начала XII в. стоит здесь Николо-дворищенский собор, с середины XII в. существует церковь Параскевы-Пятницы. Несомненно, здесь в земле сохранились остатки княжеских построек и остатки административных построек вечевого времени. Правда, свободного места для раскопок было очень мало: восточная часть Дворища тесно застроена церквами, в западной до войны находился чугунолитейный завод.

Притягательная сила этого места оказалась настолько огромной, что в 1937 г. здесь начали раскопки и А. В. Арциховский, и сотрудник новгородского музея А. А. Строков. Пять летних сезонов велись здесь раскопки: три - до войны и два в 1947 - 1948 гг. Научная ценность археологических материалов, полученных на Ярославовом Дворище, очень велика и тем не менее следует признать, что результаты раскопок оказались довольно скромными.

В предвоенные годы были раскопаны: водоотводная система XI в., связанная, несомненно, с княжескими постройками, погреб второй половины XI в., часть мостовой вечевого времени.

Трубы водоотводной системы сделаны из толстых сосновых бревен (диаметр до 60 см). Бревна раскалывались пополам, и в обеих половинах выдалбливалась сердцевина. Когда половинки накладывались одна на другую, образовывалась труба. Стенки ее имели толщину от 7 до 9 см, а внутренний диаметр до 40 см. Если бревно попадалось не прямослойное, т. е. волокна шли не прямо, а винтообразно (что встречалось довольно часто), то продольный стык половинок трубы получался не прямолинейным, а зигзагообразным. В корневой части бревно имело больший диаметр, и труба здесь была шире, чем в верхушечной части, благодаря чему удобно было соединять отдельные звенья труб. Длина отдельных звеньев труб достигала 8 м. Места стыков обматывались берестой. Трубы отводили воду от ключей, находившихся выше территории Дворища, чтобы предохранить от размывания фундаменты наиболее важных построек.

В одном из раскопов обнаружен небольшой колодец размером 1,5 X 1,5 м и глубиной около 1 м, срубленный из толстых бревен. По двум трубам вода текла в колодец, по третьей вытекала из него. На дне колодца оставался осадок, который время от времени вычищался из колодца.

Пролежав в земле 800 - 900 лет, трубы имели настолько хорошую сохранность, что эта система в случае надобности могла бы действовать и сегодня.

Необычной была мостовая: она вымощена коровьими челюстями. У челюстей обрублены были выступы и оставлена только плоская средняя часть. Кое-где на мостовых древних новгородских улиц такие обрубки коровьих челюстей применялись для ремонта: ими заполнялись небольшие выбоины. Но здесь вся мостовая была из одних челюстей. Толщина костяной вымостки достигла почти метра! Эта мостовая относится к XIV - XV вв., к периоду наивысшего расцвета Новгорода. Б это время на улицах Новгорода настилались самые добротные мостовые, да и на боярских дворах значительные пространства замощены были деревом. Почему вечевая площадь вымащивалась костями, остается загадкой. Вероятнее всего - это была какая-то очень устойчивая местная традиция, исчезнувшая и забытая с ликвидацией вечевого строя.

Прежние разрозненные небольшие раскопки не удовлетворили исследователей. Стало ясно, что составить какое-то представление о княжеской усадьбе или административных сооружениях вечевой площади можно, только вскрыв максимально возможную большую территорию.

Теперь эта задача упростилась - на территории западной части Дворища - пустырь.

Но раскопать все Дворище было немыслимо. На это потребовались бы огромные средства, которые в первые послевоенные годы просить было не разумно. Кроме того, необходимы были различные механизмы (лебедки, транспортеры и т. д.), которые в те времена были тоже остродефицитными.

Все же А. В. Арциховскому за два раскопочных сезона удалось вскрыть довольно большую (по археологическим масштабам, конечно) площадь, размером 620 м2. В условиях древнерусского города с мощным культурным слоем, к тому же содержащим остатки множества древних сооружений, это была очень крупная цифра.

На раскопе за два сезона открыты остатки более 20 срубов различных построек, частоколы, настилы мостовых. Нетрудно определить, какие постройки были жилыми, какие хозяйственными. Жилые постройки и по размерам, и по конструкциям примерно такие же, как и знакомая нам изба сапожника.

Но кому принадлежали эти постройки? Имели ли они какое-либо отношение к вечевой организации? Ответить на эти вопросы было невозможно. Территория раскопа расчленена частоколами между несколькими, очевидно, обособленными владениями, каждое из которых вскрыто было в небольшой части. Слой XI в. целиком был связан с княжеской усадьбой. Раскоп пересекала деревянная мостовая, проходившая через княжеский двор. Рядом с мостовой открыта стена какого-то огромного сооружения, возможно княжеского дворца. В пределах раскопа длина стены составляла 17 м, но она уходила дальше в стену раскопа. Стена срублена из толстых бревен, соединявшихся в стык. Она стояла на столбовом фундаменте, и под ней проходила труба водоотводной системы.

Было ясно, что для исследования княжеской усадьбы раскопки пришлось бы расширить во много раз, возможно, вскрыть всю свободную от построек территорию. А. В. Арциховский от этих намерений отказался и решил оставить этот объект для будущих исследователей, вооруженных более совершенной методикой раскопок, но для которых останется очень мало ненарушенных участков древнего города.

Неревский раскоп

Весной 1951 г. работники Новгородского водопровода прокладывали траншею на одном из пустырей, на левом берегу Волхова. На глубине около 2 м они наткнулись на настил мостовой какой-то древней улицы. Мостовая представляла несомненный интерес, и летом того же года начались археологические раскопки. Пустырь находился в четверти километра от кремля. Со всех четырех сторон его ограничивали лишь полосы булыжных мостовых - все, что осталось здесь после войны от улиц Дмитриевской, Тихвинской, Садовой и Декабристов.

Где-то в районе этого пустыря в древности проходили улицы Холопья, Кузьмодемьянская, Розважа и другие, шедшие от Волхова на запад, а их пересекала Великая, которая начиналась от ворот Федоровской башни кремля и шла параллельно Волхову на север.

Древние улицы можно проследить в земле прежде всего по наличию мостовых. Но ведь важно знать, какая это улица. Планировка древнего Новгорода нам известна по съемкам середины и конца XVIII в. Последний план был заснят перед генеральной перестройкой города, начатой в 1778 г. С этого времени древний Новгород больше не существовал: все древние улицы, застроенные почти исключительно деревянными домами, были снесены, а вместо них проложены прямые, более широкие улицы, сохранившиеся в основном и сейчас. От прежней поры остались нетронутыми лишь кремль, земляной вал, монастыри и каменные церкви. И еще одно: названия многих древних улиц, такие, как Славная, Ильинская, Рогатица, Нутная, Розважа и др., сохранившие неповторимый новгородский колорит, были присвоены более или менее соответствующим по расположению новым улицам.

Поскольку имеются достаточно подробные (и, по-видимому, точные) древние планы, казалось бы определить ту или иную древнюю мостовую не составляет затруднений. Однако это не так. Наглядный пример тому - ошибка Б. К. Мантейфеля и А. А. Смирнова в 1932 г. Но когда при землекопных работах в том или в другом месте Новгорода обнаруживались мостовые древних улиц, то, как правило, эти мостовые не соответствовали улицам на планах XVIII в. И еще одно обстоятельство: все открываемые мостовые лежат на значительной глубине (1,5 - 2 м), что соответствует наслоениям XV - начала XVI в. и более раннего времени. Более поздних мостовых в культурном слое Новгорода пока нигде не найдено.

В слоях XVI в. и позднее дерево вообще не сохраняется, а от построек прослеживаются либо угли пожарищ, либо развалы печей.

Что же случилось? Почему с первой половины XVI в. так резко изменились условия нарастания культурного слоя в Новгороде и с чем это могло быть связано? И почему древние мостовые не соответствуют планам XVIII в.? Все эти вопросы, несомненно, связаны между собой и теперь, после проведенных в Новгороде больших археологических раскопок, на них можно ответить. В древнем Новгороде, как это чаще всего было и в других древнерусских городах, большинство улиц располагалось перпендикулярно берегу реки. Жители, селившиеся первыми, ecтecтвeнно располагались ближе к воде. Последующим поселенцам приходилось либо располагаться на дальнем конце, либо начинать новую улицу.

В условиях Новгорода улицы обязательно требовали мостовых, иначе по ним в распутицу невозможно было проехать. Мостили улицы сами жители, но ведь мостить-то нужно было не только против своего дома или усадьбы, а начиная от самого берега реки, где на затопляемых местах никто не жил. Значит, прокладывать новую улицу можно было лишь тогда, когда собиралось достаточное количество жителей, которым такая задача была по плечу.

Жителям средневекового города приходилось считаться не только с необходимостью устройства мостовых, но и со строительством укреплений вокруг города. Эти два обстоятельства и вынуждали горожан селиться как можно компактнее. Поэтому расстояние между улицами было очень небольшим, приблизительно 70 - 80 м, если, конечно, не было каких-нибудь естественных препятствий - крутого холма, ложбины и т. д. Эти препятствия волей-неволей приходилось обходить, и тогда улицы искривлялись, а расстояния между ними увеличивались.

За последние годы сделано довольно много для восстановления плана Новгорода, существовавшего до перепланировки XVI в. Огромная заслуга в этом деле принадлежит С. Н. Орлову. Он был участником раскопок в Старой Ладоге, работал на Неревском раскопе. Став жителем Новгорода, он в течение ряда лет ведет наблюдения за всевозможными землекопными работами в Новгороде. По этим наблюдениям он составил план древнего Новгорода, значительно отличающийся от известных нам планов XVIII в. и гораздо ближе воспроизводящий древнейшую планировку.

А что представляли собой улицы в древнерусском городе и в частности в Новгороде? Как мы уже говорили выше, до археологических раскопок никто этого не знал и предполагалось, что их облик (так же, как и облик древнерусского города) исчез навсегда. И вот в раскопках то в одном, то в другом месте города открываются мостовые. Их ширина в большинстве случаев 3,5 м (1,5 сажени) и пока раскопана только одна улица шириной 4,4 м (2 сажени).

Есть очень интересный документ, относящийся, правда, к сравнительно позднему времени, концу XVII в., но рисующий нам улицу, расположенную в непосредственной близости к участку, вскрытому Неревским раскопом. Это план части Новгорода, составленный в 1695 г. в связи с тяжбой Николаевского Розважского монастыря с полковником Вестовым, который купил протопоповский двор, находящийся как раз против монастыря, через переулок. Ширина переулка здесь была 2 сажени. На плане, как это обычно делалось в средневековье, в различных ракурсах изображены постройки. Среди них - хоромы полковника Вестова, дома его соседей, съезжая стрелецкая изба, лавка и т. д.

Настоятель монастыря жаловался, что как раз против монастырских ворот, через которые проходит крестный ход, на том протопоповском старинном месте стоят три хоромины: конюшня, поварня и баня. «И ис тех ево (т. е. полковника. - П. 3.) хоромин люди его в тот переулок мечют ис конюшни пометы скотские, а ис поварни и бани пометы же всякие и льют воды смрадные. И от того, богомольцам твоим, в монастыре повреждение, а от мясного жаренья и с поварни от духов же соблазны».

Здесь не только яркая картина взаимоотношений, возникавших между соседями, но и явная непочтительность к духовенству.

Однажды проложенная, мостовая на долгое время определяла направление улицы (по крайней мере до очередной перепланировки). Такие перепланировки производились не часто.

Под 1530 г. встречаем запись в летописи: Московский князь Василий Иванович послал в Новгород дьяков «и повеле им на Софийской стороне улицы размерить; и начата мерить Великую улицу от Володимирских ворот прямо в конец и все улицы из поля в берег прямо… и решетки повелиша ставити по всему городу и огнев-щики (пожарных сторожей) уставили». Как раз в 1530 г. в Новгороде произошел сильный пожар, и момент для перепланировки был самый подходящий.

К началу XVI в. культурный слой в наиболее древних частях Новгорода вырос примерно на 5 м. Многие холмы, которые в древности при прокладке улиц приходилось огибать, теперь были снивелированы, и улицы можно было прокладывать прямо.

Перепланировка улиц велась, как видим из «поля в берег», т. е. от проезжих башен в земляном валу к реке. Следовательно, улицы сохранили свое прежнее направление, но были спрямлены и, несомненно, расширены (на планах XVIII в. ширина большинства улиц показана около 8 м).

Вот эти-то спрямленные и расширенные улицы и отражены, очевидно, на планах XVIII в.

Но почему же в слоях XVI в. и позднее в Новгороде нет ни мостовых, ни остатков деревянных построек, ни вообще каких-либо предметов органического происхождения. В рыхлом сером слое, отложившемся в последние почти четыре столетия, встречаются только угли, зола, развалы печей и обломки битой посуды. Даже металлические предметы сохраняются значительно хуже. Что могло повлиять на такое резкое изменение культурного слоя? Какую-то роль здесь сыграл и пожар 1530 г. и перепланировка улиц, но главная причина в резком сокращении 1 населения города во второй половине XVI в.

Еще в конце XV и начале XVI в. Новгород был одним из крупнейших городов Европы. Здесь насчитывалось свыше 5 тыс. дворов, а количество населения определялось примерно в 20 тыс. А вот в 1579 г. во всем Новгороде осталось только 283 жилых двора, т. е. всего каких-нибудь 6% от прежнего их количества. Несколько сотен дворов с домами и прочими постройками были брошены жителями, а остальные «дворовые места» превратились в пустыри и поросли бурьяном.

Но это произошло уже во второй половине XVI в., почему же нет в земле остатков построек и мостовых первой половины XVI в.? Это легко объяснить. Когда с уменьшением населения в городе соответственно coкpaтилось и нарастание культурного слоя, то и в нижележащих слоях дерево не могло хорошо сохраняться. Почва стала рыхлой, в нее проникал воздух и разрушал не только остатки построек начала XVI в., но и в нижележащих слоях второй половины XV в.