Выезжать с детьми было тем более накладно, и, хотя детский билет стоил дешевле, все равно расходы получались внушительными. В XIX веке поезда были новым, довольно дорогим видом транспорта, а ездить семья предпочитала не самым дешевым вторым классом. Значительно позже, в эмиграции, Серебрякова писала, что и во Франции путешествовать было дорого и она не могла себе позволить некоторые поездки, в том числе в 1930-е годы ей пришлось несколько раз отказываться от приглашения поехать в Бельгию.
Лето 1893 года семья Лансере провела на даче пастора Эжена Кроте в Бобыльске (принадлежала фабриканту Францу Карловичу Сан-Галли; ныне поселок Просвещение в черте города Петергоф); лето 1895 года — на даче, нанятой вместе с дядей Шурой (Александром Бенуа) у графини Зубовой в Мартышкино близ Ораниенбаума, рядом с дачей Мережковских (в трех верстах от Бобыльска, на берегу Финского залива).
В 1895 году билеты на поезда, идущие на юг России, подешевели. Путешествие стало вдвое дешевле, и семья могла бы поехать в Нескучное. Но из-за болезни Николая Леонтьевича Бенуа пришлось остаться в Петербурге. Бабушка Зинаиды Камилла Кавос умерла еще в 1891 году в возрасте 62 лет и о 82-летнем дедушке теперь должна была заботиться его дочь Екатерина. Только в мае 1896 года удалось снова попасть в Нескучное. Зинаиде тогда было 12 лет. Евгений Лансере, приехав из Парижа, где он проходил обучение, записал в дневнике, как семья делала пересадку в Москве 18 мая: «В Москве мы были как раз в то утро, когда произошла страшная катастрофа на народном гулянии на Ходынском поле. Гуляя по городу, мы видели на всех улицах и даже, подъезжая к Москве в поезде, бесконечные вереницы народа с сумрачными лицами, молчаливые, с узелками»[11].
Летом вся семья наслаждалась усадебной жизнью. Зинаида помогала носить снопы и даже однажды занозила палец на левой руке; она проводила много времени с крестьянами Нескучного, рисовала животных, пейзажи и людей. Нескучное было усадьбой среднего размера — усадьбы Шереметевых или Юсуповых, например, были много больше по площади. В каком-то смысле размер имения, вероятно, влиял на характер отношений между помещиками и крестьянами, которые в небольших усадьбах становились менее формальными. В Нескучном крестьянские дома стояли недалеко от хозяйского дома, да и вообще в семье Лансере — Серебряковых всегда были хорошие, даже теплые отношения с крестьянами, хозяйские и крестьянские дети часто играли вместе.
Зинаида Лансере.
В начале сентября все вернулись в Петербург на учебу. В последующие годы Лансере продолжали приезжать в Нескучное на летние месяцы. Приезжал туда и скульптор Артемий Обер, закрепивший в детях Лансере передавшуюся им от отца любовь к природе.
Дети часто рисовали вместе. В 1899 году Евгений Лансере писал: «Даже уходя на этюды — я не оставался один — со мной всегда рисовала кто-нибудь из сестер, или читали». И очень часто с ним рисовала Зина[12].
Летом того же года была задумана общая декоративная работа. Альберт Бенуа с сестрой Екатериной на лето сняли у купца Фридриха-Франца Небе большую двухэтажную дачу № 2 на Черной речке близ Райвола (станция Териоки; современное Рощино Выборгского района). Атмосферу жизни на этой даче, куда приезжали многие друзья Альберта, хорошо описал Александр Бенуа в своих воспоминаниях[13]. Евгений Лансере решил расписать балкон. Ему помогали Камилла Альбертовна Бенуа и сестры Зинаида, Мария и Екатерина. Об этом он писал 16 июля 1899 года в письме Анне Остроумовой: «Затеяли расписать балкон; в фронтоне наглядное меню обеда, обвитое гирляндой и с короной. Внизу, в простенках — танцовщица, нарисованная мною, но исполненная всем домом, даже приехавшими гостями»[14]. Тем же летом на Финском заливе на даче художника Василия Матэ гостил Валентин Серов, на соседней даче — Александр Бенуа, к которому тогда приезжали его друзья Дмитрий Философов, Александр Зарудный, Сергей Дягилев, английский дипломат Реджинальд Ливси с женой Эллен (урожденной Эдвардс). Все они, вероятнее всего, видели творения молодых Лансере.
После окончания Коломенской гимназии в 1901 году Зинаида приезжала в Нескучное надолго, часто без матери. 28 апреля 1902 года она писала Екатерине Николаевне в Петербург: «Как здесь чудно, как хорошо. Вчера мы сорвали первую зацветшую ветку вишни и черемухи, а скоро весь сад будет белый и душистый; за эту ночь (шел теплый дождичек) весь сад оделся в зелень, все луга усеяны цветами, а поля ярко-зеленые, всходы чудные». Все больше в это время она работала акварелью.
Рисовать Серебрякова начала в раннем детстве, как и все шестеро детей Евгения Александровича Лансере. Они просто брали карандаши и рисовали — в основном в усадьбе Нескучное, чему способствовала сельская атмосфера, большое количество домашних животных и прекрасные пейзажи. Можно говорить, что уже в конце 1880-х годов Зинаида Лансере создает весьма уверенные детские рисунки. Конечно, их не всегда сохраняли, так как истинную их ценность на тот момент никто не мог себе представить, никто не знал, что из этого вороха детских работ вырастет крупный художник. Большая часть работ — это рисунки конца 1890-х годов, сделанные ею в возрасте 10–14 лет.
Тяга к живописи была настолько велика, что уже в 16-летнем возрасте Зинаида не помышляла об ином пути, кроме творческого. Весной 1901 года девушка поступает в петербургскую студию княгини Марии Тенишевой на Галерной улице, занятиями в которой с 1894 года руководил знаменитый Илья Репин. Именно он предложил княгине устроить школу подготовки молодых людей к высшему художественному образованию, в том числе к поступлению в Академию художеств. Он основывался на системе обучения рисунку Павла Чистякова. Попасть в студию было весьма сложно. Как вспоминала сама княгиня, «студия наша сразу завоевала себе почетное место. Желающих поступить в так называемую „тенишевскую школу“ было в десять раз больше, чем позволяло помещение. В нем могли работать при двух натурщиках от пятидесяти до шестидесяти человек. В начале учебного сезона места брались положительно с боя, иногда даже происходили очень тяжелые сцены отчаяния, когда Репин, после пробных занятий, отстранял того или другого ученика, не находя в нем достаточных данных»[15].
В то время многие девушки хотели учиться живописи. Отличительной чертой эпохи не только в России, но и в Европе оказался резко возросший интерес женщин к профессиональному занятию искусством. В обществе к этому явлению по большей части относились положительно.
До Серебряковой в студии Марии Тенишевой учились сын Репина Юрий, Елена Маковская, Иван Билибин. Позднее — Сергей Чехонин, Агнесса Линдеман, Владимир Левитский, Владимир Чемберс, Михаил Яковлев. Как отмечал в первой монографии о Серебряковой Сергей Эрнст, в школе она «впервые начала серьезно работать с натуры и, кроме того, главное, в эти дни у ней появилась твердая уверенность в своем художническом призвании»[16]. Здесь она впервые рисовала с гипсов и постановки с натуры. Но в апреле 1901 года Репин получил заказ от Министерства Императорского двора на написание большой картины
Пожалуй, большее значение для становления Серебряковой как мастера имела ее поездка 1902–1903 годов в Италию. Это было ее первое длительное путешествие, первая поездка за границу. Как вспоминала в 1930-е годы подруга семьи, член «Мира искусства», художник-акварелист Анна Остроумова-Лебедева, когда в начале 1903 года Александр Бенуа «все чаще стал поговаривать о том, что им надо ехать в теплые края» и «решил ехать в Италию, в Рим», там «жила еще сестра Бенуа — Е. Н. Лансере с дочерьми. Младшая дочь (будущая художница Серебрякова) сильно болела. Из-за нее вся семья жила на юге»[17].
Зинаида Лансере.
Уговорил Екатерину Николаевну ехать с дочерьми Катей, Маней и Зиной (кроме Сони) на полгода в Италию Альберт Бенуа во время семейного разговора в доме Бенуа в Петербурге 17 октября 1902 года. Уже 27 октября они отправились в путь. Зимой Лансере оказались на острове Капри, где задержались для укрепления здоровья, это пошло девочкам на пользу. Здесь юная Серебрякова создала замечательные пейзажные этюды («первые серьезные работы молодой художницы», по словам Эрнста), предваряющие расцвет этого жанра в ее творчестве зрелого периода. Этюды понравились дяде Берте, который и рекомендовал поездку.
В марте 1903 года Лансере переехали в Рим и поселились в отеле у церкви Сан-Джузеппе, предположительно на улице Франческо Криспи, неподалеку от площади Барберини. В нескольких минутах ходьбы располагались Испанская лестница и Квиринальский дворец. В пешей доступности был и парк виллы Боргезе. Вскоре в Рим приехали супруги Александр Бенуа и Анна Кинд, снявшие меблированную квартиру на улице Сицилия (д. 50), ближе к вилле Боргезе, в 800 м от гостиницы, где поселились Лансере. 19 марта у Бенуа остановились художницы Анна Остроумова и ее подруга Клавдия Трунёва. Часто они гуляли все вместе, изучая памятники древнего города. «В канун католической пасхи вечером мы ходили в Колизей большой компанией, вместе с Лансере. Светила луна, какие-то запахи подымались от древней земли, неуловимые и терпкие. Пахло пылью, зверинцем»[18]. «Очень запомнилась мне, — вспоминала в 1930-е годы Остроумова, — совместная с семьей Лансере прогулка за несколько верст от Рима в монастырь трапистов (молчальников), где в одной из церквей бьют три фонтана, по преданию, на месте казни святого Павла. Прогулка эта не была богата художественными впечатлениями, но была приятна и весела. Мы долгое время шли эвкалиптовой рощей… Смолистый, густой, янтарный запах».
В 1964 году Зинаида Серебрякова вспоминала: «Моя мама и трое сестер побывали в Риме, где прожили два месяца, и до сих пор я помню тот трепет и восторг мой перед античным миром!.. Посетили мы и катакомбы в Риме, незабываемо мое чувство — жуткое и глубокое волнение при мысли о гонении христиан и их непреклонной веры, победившей и спасшей мир»[19].
В апреле Лансере переехали во Флоренцию, а затем — в мае — через Вену вернулись в Россию. В столице Австро-Венгрии путешественники наслаждались экспозицией Музея истории искусств с Питером Брейгелем Старшим и другими мастерами XVI–XVII веков, а также современными работами Венского Сецессиона.
С мая по сентябрь 1903 года (как и лето 1904 г.) Лансере отдыхали в Нескучном, а уже осенью Серебрякова поступила в частную мастерскую Осипа Браза, на набережной Мойки, который к этому времени уже был известным портретистом, постоянным участником выставок «мирискусников». Его художественная манера с элементами модерна оказывала значительное влияние на учеников. Большую пользу приносило введенное им в качестве предмета копирование картин в Эрмитаже. Как писал Эрнст, Зинаида копировала
Очень важным и в жизни страны, и в судьбе художницы оказался 1905 год. В марте огромное впечатление на молодую Серебрякову произвела «Историко-художественная выставка русских портретов», организованная Дягилевым в Таврическом дворце в пользу вдов и сирот погибших в русско-японской войне. На выставке была широко представлена русская портретная живопись XVIII–XIX веков. Понравилась Серебряковой и работа ее братьев: Николая, в соавторстве с Владимиром Щуко оформившего пространство выставки, и Евгения, исполнившего афишу.
Еще в июле 1904 года брат Зинаиды Евгений Лансере женился на Ольге Арцыбушевой (1881–1966), дочери курского дворянина Константина Арцыбушева (1849–1901), компаньона Саввы Мамонтова. После свадебного путешествия по Кавказу молодожены жили в имении Арцыбушевых Усть-Крестище Курской губернии (ныне село Крестище в Советском районе Курской области). О замужестве думала и Зинаида. Тем более что жених был уже давно определен — Борис Анатольевич Серебряков (1882–1919), студент Института инженеров путей сообщения, родившийся в Нескучном, на хуторе. Но мать Бориса, Зинаида Александровна Серебрякова, урожденная Лансере, была родной сестрой отца Зинаиды. Таким образом, жених и невеста приходились друг другу двоюродными братом и сестрой. В таких случаях нужно было получать специальное разрешение на брак у архиерея. В начале сентября 1905 года Борис получил отказ в Белгороде. «Уже обдумывали переход в лютеранство, о прошении в Синод, вспомнили Анну Петровну и Лебедева. И вдруг надежда — добрый пастырь [в церкви Святого Александра Невского на Заиковке в Харькове, снесенной в 1960-е годы. —
З. Е. Серебрякова.
В Нескучном летом 1905 года Зинаида написала свой автопортрет темперой, а также многочисленные портреты крестьян (
З. Е. Серебрякова. Середина 1900-х
В 1905 году разгорелись революционные события. Все Лансере разделяли убеждения социалистов об ограничении монархии, о свободе вероисповедания и др. Около 15 октября Евгений с Борисом, Зинаидой и Марией были на митинге социал-демократов в Институте путей сообщения близ Сенной площади (Московский проспект, 9), но благоразумно держались чуть в стороне. 17 октября с известием о
В этой обстановке Серебрякова готовилась ехать в Париж, продолжать художественное обучение. Как метко подметил Эрнст, «Серебрякова разделила стремление всех своих товарищей к тому единственному городу мира, в котором каждый надеется найти разрешение своих исканий и стремлений — к Парижу».[23] На самом деле молодую художницу привлекал опыт ее брата Евгения, проучившегося в академиях Парижа с октября 1895 по весну 1898 года. Вначале Зинаида приглашала с собой Клавдию Трунёву, с которой они познакомились в Риме в 1903 году. Она тоже училась у Осипа Браза. Но Трунёва от поездки отказалась, и с дочерью поехала Екатерина Николаевна. Выезжать планировали 10 октября на полгода, но из-за забастовок железнодорожных рабочих смогли выехать только в конце октября.
З. Е. Серебрякова.
Академии Коларосси, в которой в свое время учился Евгений Лансере, а также Сомов, Остроумова и другие мастера, Серебрякова предпочла Академию де ла Гранд-Шомьер. Она была основана в 1904 году близ бульвара Монпарнас, где и находится до сих пор, на улице Гранд-Шомьер (академия находилась в 400 м от дома, в котором Серебрякова потом жила в 1942–1967 гг.). Квартира, которую нашли в 1905 году при помощи Александра Бенуа и Степана Яремича, тоже находилась неподалеку от Монпарнаса, в тупике Мен (с 1930 г. — ул. Антуан-Бурдель, 12). На занятия Серебрякова начала ходить 20 ноября (7 ноября по ст. ст.), когда в Петербурге по решению Петербургского Совета рабочих депутатов были прекращены политические стачки. Утром занятия начинались в 8 часов и продолжались до полудня, вечерние длились с 17 до 19 часов. Серебрякова много рисовала с натуры, но, по словам Эрнста, «всеобъемлющее, прекрасное, и столь многое открывающее, чувство Парижа было важнее для ее будущего, нежели эти традиционные занятия. Старая художественная культура города, напояющая даже самый воздух его влиянием артистичности, внушающая всем… исключительную полноту переживаний и зоркость глаза, положила тонкое и верное основание будущим работам Серебряковой»[24].
Художник Люсьен Симон, которого так рекомендовал Александр Бенуа, в конце 1905 года в Академии не преподавал. Кроме того, хотя часов рисования здесь было больше, чем у Браза, сама система разочаровала молодую художницу: «Профессор приходит только 2 раза в неделю, обойдет наскоро всех и конец, а так, чтобы показать манеру или научить, как обращаться с красками, ничего подобного, а это главное, на что надеялась Зинаша… Мастерская переполнена англичанками и все больше немолодые и некрасивые. Самое интересное это класс croquis [
Безусловно, были и светлые моменты. В Париж из Биарицца приехала сестра Зинаиды Соня, а около 10 декабря из Петербурга — и муж Борис. Он поступил вольнослушателем в парижскую Высшую школу дорог и мостов, занятия в которой начинались в феврале. Вместе они гуляли по берегам Сены, в парке Сен-Клу, в Люксембургском саду, заходили в собор Парижской Богоматери, посещали театры (например, 2 февраля 1906 г. в Гранд-опера слушали
Но важнее, что 21-летняя художница много времени проводила в Лувре, где делала карандашные наброски с работ Ватто, Мерсье и Фрагонара, в Люксембургском дворце, где изучала Ренуара и Дега, в Музее декоративных искусств, где рисовала древние статуи. На Салоне Независимых в марте 1906 года Екатерина Николаевна, Зинаида и Борис увидели ранние работы маслом Александра Бенуа, созданные в Версале и Бретани. Сама Серебрякова в Париже писала темперой, делала наброски с учеников Академии, с торговок овощами на старом рынке. Но уже через год она тоже начала писать маслом.
На обратном пути в Петербург в апреле 1906 года Екатерина Николаевна и Зинаида посетили «Немецкую столетнюю выставку (1775–1875)» в Берлинской национальной галерее, собранную из произведений немецких мастеров из музеев Берлина, Гамбурга и Дрездена. Особенно им понравились работы Арнольда Бёклина.
Глава 3
Семейное счастье и признание мастерства
З. Е. Серебрякова.
С 1906 года началось яркое десятилетие в творчестве Зинаиды Серебряковой, связанное с любимым ею Нескучным. Она стала живо интересоваться укладом жизни крестьян и одновременно оттачивала свои навыки в портретном и бытовом жанрах.
В Серебряковой удивительно гармонично сочеталось западное и русское. Ее отец был убежденным русофилом и всех своих детей приучал любить русскую крестьянскую жизнь. Поэтому уже с раннего детства Зинаида не только рисовала крестьян, но и участвовала в деревенских праздниках, играла с детишками, а позже и своих детей отпускала играть вместе с крестьянами. В семье Серебряковой прекрасно сочетались католические и православные традиции, тем более что до 1918 года разделения на старый и новый стиль не существовало и, к примеру, Рождество католики и православные отмечали в один день — 25 декабря. Впрочем, свидетельств того, что Серебрякова регулярно посещала церковь, не сохранилось, и хоть она была крещеной, но, вероятно, активного участия в церковной жизни не принимала.
Как верно подметил Сергей Эрнст, «здесь, в деревенском уединении, сложилось дарование художницы, здесь она нашла „свою линию“, свои темы, свои краски… И загадкой остается, почему Серебрякова, принадлежавшая к двум художническим семьям определенно западного направления, только что пережившая „парижские восторги“, с таким самозабвением отдается глухому миру русских степей, простецкой тамошней жизни и однообразному говору русского лица». Критик объяснил эту загадку в духе символизма: «Таинственный гений сиял перед ее духовными очами»[26].
В конце апреля того же 1906 года Серебрякова выехала в курскую усадьбу одна, в мае к ней присоединились Екатерина Николаевна и муж Борис, сдавший экзамены в институте. 26 мая у Зинаиды и Бориса родился сын, которого назвали в честь отца художницы Евгением. Все были рады появлению первенца и называли его Бинька. В начале сентября все переехали, как обычно, в Петербург в дом Бенуа. Борису нужно было посещать институт, Зинаида благодаря помощи няни могла ходить в театры и на выставки. Например, сохранилось свидетельство, что 4 декабря она слушала
З. E. Серебрякова с сыном Евгением. 1906
Лето 1907 года Серебряковы опять проводят в Нескучном. Как обычно, один из наиболее ярких дней в году — 21 мая, день равноапостольных святых Константина и Елены, когда в селе, по словам Николая Лансере, устраивался «Храмовой праздник, ярмарка у церкви (это рядом с домом), вся деревня приходит разряженная, девки в лентах, парни в свитках, подпоясанные яркими кушаками»[27]. Николай привозит сестре новую порцию красок (цинковые белила, кадмий, кармин, краплак, индийскую желтую и др.), которые она с радостью использует для портретов. Пишет разнообразные автопортреты (
Летом 1908 года Серебрякова исполнила много портретов: мужа, сыновей, знакомых (например, Ольги Щегловой, сестры управляющего имением). Много времени уделяла она и пейзажу, прекрасно передавая в темпере и акварели тонкие оттенки (
В Нескучном, на пленэре. У мольберта З. Е. Серебрякова, слева Б. А. Серебряков с сыном Евгением. 1907
Часть лета 1908 года, до строительства нового удобного дома в усадьбе Усть-Крестище по проекту Николая Лансере (построен в 1910 г., как и в Нескучном, не сохранился), Евгений Лансере с женой провели в Нескучном. Как писал Евгений дяде Александру Бенуа, «мы струсили холеры и решили отсидеться в Нескучном. А я и рад, — но только на этот раз не из-за хозяйничанья, а ради работы, живописи»[28]. Именно в Нескучном в сентябре Евгений Лансере начал разрабатывать панно для дачи Якова Жуковского Новый Кучук-Кой в Крыму, придумывал, «какою бы системою делать листву, траву и прочее. Ужасно удобно иметь все это под рукой», — продолжал он в том же письме дяде. Основные работы по созданию настенных орнаментов и панно проходили уже в 1909–1911 годах. Но идея использования растительных мотивов была найдена в Нескучном. Полезным оказалось и сотрудничество Евгения с архитектором Иваном Жолтовским, автором проекта дачи Кучук-Кой, с которым он почти одновременно работал и над оформлением особняков Г. А. Тарасова (1909–1911) и Е. П. Носовой (неосуществленные эскизы 1910–1912 гг.) в Москве. Эти проекты в духе неоренессанса оказали огромное влияние на Серебрякову, также заинтересовавшуюся мифологическими композициями. В 1916 году она взяла заказ на создание панно для особняка знаменитой меценатки, супруги Михаила Морозова Маргариты Морозовой, построенного Жолтовским в Москве в Мертвом переулке (ныне Пречистенский пер.) в 1913–1915 годах. Это был один из редких проектов монументально-декоративной живописи художницы, к сожалению неосуществленный. Возможно, именно для него она создала много эскизов и этюдов карандашом, сангиной и темперой на темы
З. Е. Серебрякова.
В 1908 году четыре работы Серебряковой были воспроизведены на открытых письмах (открытках) Общины Святой Евгении, оборотную сторону которых создал еще в 1903 году ее брат Евгений.
Община Святой Евгении, основанная в конце XIX века, была благотворительной организацией, ей покровительствовала Ее Императорское Высочество принцесса Евгения Максимилиановна Ольденбургская. Многие известные художники сотрудничали с общиной, а произведения Евгения Лансере начали печатать на открытках с 1904 года. Он привлек к работе и свою сестру, таким образом, впервые работы Серебряковой были воспроизведены именно на открытках общины. Среди этих работ —
1909 год стал для Серебряковой переломным. Она создала много мужских портретов, в том числе приехавших в Нескучное соучеников Бориса: Александра Лютца, Евгения Эйгеля, П. В. Давыдова. Однако в основном она писала пейзажи — летние, осенние, но главное — зимние, так как осталась на хуторе до начала февраля, а зима была ранняя (
З. Е. Серебрякова.
17 января 1910 года Серебрякова впервые участвовала в художественной выставке «Современный русский женский портрет» в редакции журнала
Около 10 февраля 1910 года Зинаида Серебрякова приехала в Петербург с многочисленными работами, созданными за последние два года в Нескучном. 13 работ уже 20 февраля были по рекомендации брата Евгения выставлены на VII выставке «Союза русских художников» в Петербурге. Она располагалась в помещении дома Армянской церкви на Невском проспекте (д. 42). Это была крупнейшая выставка «Союза», вызвавшая ожесточенные обсуждения в прессе. Кроме Серебряковой, тогда в «Союзе» впервые выставились Константин Богаевский и Сергей Конёнков. Свои работы представили также Михаил Ларионов, Александр Яковлев, одногодки Серебряковой Георгий Лукомский и Георгий Якулов. Всего 72 экспонента и более 500 произведений. За месяц (до 20 марта) выставку посетило более 16 700 человек. В газете
Одной из наиболее интересных работ той масштабной выставки был автопортрет
З. Е. Серебрякова.
По совету Серова три работы Серебряковой с выставки (
З. Е. Серебрякова.
С января 1910 года о Серебряковой пишут в газетах и журналах. Одним из главных и наиболее внимательных ее критиков того времени был Александр Бенуа. В статье
З. Е. Серебрякова.
Летом 1910 года Борис получил работу младшего инженера на Восточно-Амурской железной дороге. В это время Зинаида с матерью, детьми и сестрами жила в Нескучном. Будучи привязанной к детям и, возможно, являясь большей русофилкой, чем старшие «мирискусники», она до революции очень много времени проводила в имении и путешествовала редко. В то лето она часто уходила на хутор (часть усадьбы, принадлежащей Серебряковым), где было спокойнее, и писала по утрам портреты — жены брата Евгения Ольги (сохранился также эскиз), своей сестры Марии Солнцевой, писателя Георгия Чулкова (2 августа 1910 г.; Таганрогская картинная галерея) и его жены, переводчицы Надежды Чулковой. В этом году были также написаны портреты художницы Лолы Браз (жены учителя Серебряковой) и дяди Михаила Бенуа (директор правления пароходного общества «Кавказ и Меркурий»).
З. Е. Серебрякова.
Наиболее интересные впечатления о пребывании в Нескучном сохранились в воспоминаниях Георгия Чулкова, который более месяца гостил там с женой. Он читал вслух свои произведения и классику (например, 3 июля читал Данте), убеждал художницу, «что Лермонтов выше Пушкина»[36]. Впервые Чулков познакомился с «мирискусниками» еще в 1904 году в гостях у Александра Бенуа, к которому в тот же вечер пришел и Врубель. Уже в 1906 году обложку для чулковского альманаха
З. Е. Серебрякова.
Особенно Чулков ценил портреты крестьянок: «Ее курские „бабы“ составляют превосходную галерею. Она удачно сочетала в своих работах простую гармонию венециановской живописи с новым своеобразным пониманием рисунка и колорита. В иных своих полотнах Серебрякова является наследницей Тициана и Тинторетто». Подметил писатель и особенную черту портретного творчества Серебряковой, что она «не всегда бывает объективна. В моделях она ищет самое себя. Так и в прекрасный портрет» Надежды Чулковой она «внесла какую-то едва заметную черту, ей самой свойственную». И заканчивает Чулков свои воспоминания о Серебряковой сведениями о ее художественной взыскательности. 13 раз, по его словам, она начинала писать его портрет, но каждый раз уничтожала свою работу. И «только последний, кажется, четырнадцатый по счету, появился на московской выставке „Мира искусства“ в феврале 1911 года». Сохранился чулковский сонет
З. Е. Серебрякова.
Среди новостей осени — зимы 1910/11 года, которые, наверное, не могли не заинтересовать семью Бенуа — Лансере — Серебряковых: в октябре — выход бывших «мирискусников» из «Союза русских художников» и образование обновленного петербургского объединения «Мир искусства» (хоть Александр Бенуа и был против возврата самого названия), в ноябре — смерть Льва Толстого, в декабре — открытие выставок объединений «Бубновый валет» в Москве и «Мир искусства» в Петербурге.
История избрания Серебряковой в члены нового петербургского объединения до сих пор до конца не ясна. Ее кандидатура была одобрена общим собранием еще в конце 1910 года. Поэтому в своих анкетах парижского периода она указывала именно 1910 год как начало своего членства. Как вспоминал Александр Бенуа, причисление Зинаиды «к группе „Мир искусства“ произошло само собой. Нам же, художникам „Мира искусства“, было лестно получить в свои ряды еще один и столь пленительный талант»[39]. Однако в первой выставке объединения в Петербурге (29 декабря 1910 — 6 февраля 1911) Серебрякова не участвовала. В начале 1911 года новое расширенное собрание отклонило членство уже избранных Замирайло, Локкенберга, Ларионова, скульптора Кузнецова, архитектора Таманова и Серебряковой, что привело многих в негодование[40]. Александр Бенуа был в это время во Франции, реакция самой Серебряковой неизвестна.
З. Е. Серебрякова.
Тем не менее 26 февраля — 27 марта 1911 года она все же впервые экспонировалась на выставке «Мир искусства». В Москве, в помещении Литературно-художественного кружка она скромно выставила портреты Чулковых 1910 года и четыре этюда. Новыми экспонентами объединения тогда стали Наталья Гончарова, Мартирос Сарьян, Николай Сапунов.
В творческом плане 1911–1913 годы были для художницы очень продуктивными. Она много экспериментировала в отношении композиции, цвета, передачи сложных эффектов освещения. Как и Серов в последний период творчества, она ищет новые выразительные возможности разных техник. Серебрякова пишет портреты своих родных: Елену Лансере (жену брата Николая; 1911), сестру Соню и ее мужа инженера Александра Даниэля, приехавших в Нескучное из Китая летом 1911 года вместе с двумя детьми и няней-китаянкой; Катю Эдвардс (двоюродная сестра художницы; в замужестве Соколова; 1912), свою мать (1912), сестру Екатерину Зеленкову и своего мужа Бориса (1913). Эти образы очень разные, но во всех превосходно передан характер. Для более молодого поколения выбирается пейзажный фон (портрет 20-летней Кати Эдвардс). Очень характерна своим символизмом композиция
З. Е. Серебрякова.
Еще больше аналогий с классическим искусством возникает при взгляде на одну из первых картин Серебряковой с обнаженной натурой,
Погруженность в творчество не вызывало нареканий в семье: считалось нормой, что кто-то рисует и не принимает активного участия в других занятиях; все члены семьи много рисовали, никто не обижался, если из-за занятий живописью кто-то меньше внимания уделял другим домашним мероприятиям. В семье Лансере царил дух демократии, каждый мог заниматься чем хотел.
Уже в следующем году художница задумала первую большую многофигурную картину
З. Е. Серебрякова.
В 1911 году художница вводила элементы театрализации в свои автопортреты со сложными эффектами освещения в интерьере (
22 января 1912 года у Зинаиды и Бориса Серебряковых родилась дочь Татьяна. Выставленные в январе — феврале 1912 года в Петербурге (Невский проспект, 45) картины Серебряковой
З. Е. Серебрякова с детьми Татой и Шурой в Нескучном. 1912
Лестные для художницы слова по поводу выставленных работ написал Борис Кустодиев в письме Федору Нотгафту от 16 марта 1912 года: «Мне очень понравилась Серебрякова, а Рубинштейн Серова — нет»[42]. Позиция значительной части художников и критиков того времени была схожей. Сергей Глаголь особо подчеркнул странное изменение вкусов у Серова и даже некоторое приближение к Матиссу[43]. Тем не менее и Зинаида Серебрякова, возможно под влиянием Серова, разрабатывала новый тип артистического портрета, родственный обнаженным или полуобнаженным портретам мифологических персонажей старых мастеров. Она исполнила портрет балерины Веры Фокиной, вероятно не понравившийся самой артистке и потому оставшийся малоизвестным.
С осени 1912-го по лето 1913 года Серебряковы жили в Царском Селе, в пяти минутах ходьбы от дворцового парка, в двухэтажном доме на углу Малой и Леонтьевской улиц, по соседству с Мариинской женской гимназией. Он был построен в 1844–1845 годах по проекту Д. Е. Ефимова, предположительно во время войны был разрушен, и в 1990-е годы на его месте возвели Царскосельскую гимназию искусств имени Анны Ахматовой. В отсутствие императорской семьи Серебрякова часто гуляла по царскосельскому парку и создавала особые пейзажи — виды-элегии городских и дворцовых парков. Впоследствии, в парижский период, именно эта грань ее таланта — умение изображать мир вокруг опоэтизировано — раскроется наиболее полно. Особенно восхищают зимние виды пустынного царскосельского парка. Летом 1913 года Серебряковы остались жить в Царском Селе, где 28 июня у них родилась младшая дочь Катя.