Через пропасть в два прыжка

— Очень приятно, — привычно сказал Кирилов, повернувшись в сторону вошедшего, и кивнул. Тот промолчал.

— Скажите, а как тут у вас с автобусом? — спросил Кирилов женщину.

— А куда вам ехать? В центр?

— К гостинице «Двина». Она в центре?

Женщина посмотрела на простоватый вид посетителя.

— В центре-то, в центре, но… — она еще раз быстро окинула его взглядом. — В нее без брони не устроишься…

— Да у меня в шесть тридцать встреча-возле гостиницы, а там найдем, где переночевать…

— Вы не успеете. Автобус в шесть двадвать и полчаса ехать.

— Досадно.

— А вы Никиту попросите подбросить. Он как раз собирался в хозяйственный магазин, а это в трех шагах.

— А это удобно?

— Отчего нет…

— Можно! — коротко ответил «шкипер», попыхивая трубкой. — Садитесь в «Москвич». Минут через пять выедем…

Грузовой «Москвич», в котором от всего салона остались лишь передние два кресла, а сзади перегородка отделила небольшой, но емкий открытый кузов, ехал ни шатко, ни валко. Никита долго молчал, попыхивал трубкой.

— Интересное дело, — прервал он неожиданно молчание, — умеете вы, столичные, втираться к бабам в доверие. Гляжу вот на тебя: ни кожи, ни рожи, а поди ж ты… вона супружница моя все уши прожжужала — помоги человеку, да помоги… А кто ты мне есть? Брат, сват? Разве всем поможешь? Высадить, нешто, тебя на дороге и выползай как знаешь… Навязался, понимаешь, на мою голову… Кто ты вообще?

Кирилов молча сидел и смотрел вперед, он не знал, что отвечать «шкиперу».

— Никуда меня устраивать не надо. Я не просил. Это жена ваша сама предложила. А за поездку, если надо, я заплачу. Скажите, сколько? Три, так три! Пять, так пять…

— Обойдусь без твоих сопливых денег, — раздражение в голосе мужчины начало таять, но, похоже, остановиться сразу он не мог. — Вози вас тут… Ну, скажи, какая мне от тебя польза? Никакой. Товару ты мне не достанешь, с материалами строительными — то же самое… Кто ты есть?

— Человек.

— Это уж я и без тебя догадался — две ноги, две руки и тыковка на плечах. Различил…

— Врач я… — неприветливо буркнул Кирилов.

— Врач? — с растяжкой произнес водитель. — А по каким болезням?

— По женским.

— Эх, незадача! — хохотнул Никита и прихлопнул рукой по баранке. — Вот не везет, так не везет… Опять не мне, а бабе…

— У нее что-нибудь серьезное? Нужна помощь, я могу помочь.

— Типун тебе на язык. Все у нее в норме… Тыс проститутками знаком? — Водитель повернулся к Кирилову. — Все ж по женской части врач.

— Нет.

— Придется сейчас познакомиться.

— Зачем?

— Для выполнения приказу…

— В смысле?

— Ты просьбы своей бабы уважаешь?

— Холостой я.

— Твое дело. А я если чего не сделаю, потом пиши пропало — всю плешку сгрызет. Так что, хочешь или нет, а с Галкой тебя познакомлю. Пути наши, хоть и исповедимы, но не официальны, зато надежны… Она почище обкомовской брони будет, номерок в «Двине» сделает. И у меня совесть перед бабой чиста будет.

— Не надо. Я прошу вас не делать этого, — взмолился Кирилов. — Я, может быть, сегодня уже уеду назад…

— Ну, ну, интересно посмотреть, как ты это сделаешь, вишь снег начинает крутить. Да-к и билет надо достать, это не у вас в Москве. Опять же через Галку… Я ж говорил тебе про бронь. Не понял, что ли? У нас тут свои законы, паря, не чета вашим, а с Галкой тебя никто ложиться не заставляет. Да ты, ей богу, и интереса-то для нее не представляешь, у тебя по физиономии сразу видать, ни валюты ни нашенских бумажек… В общем заканчиваем трепаться. Лучше смотри — наш «стрит» начинается…

Окраина города обозначилась небольшими двух-трехэтажными домиками с тяжеловесными балконами. Дома тесно сгрудились у кромки асфальта, словно боялись отойти от освещенной магистрали и пропасть в окружающей мгле. Впереди, сквозь снежное марево начали проступать очертания многоэтажек.

— Площадь Ленина, — продолжал экскурсию «шкипер». — Памятник делал ваш московский и сильно известный скульптор, не помню его фамилии — чудная какая-то… Специально приезжал из Москвы руководить каменотесами, материл их так, что по всему городу разносилось… — В голосе Никиты уже не осталось и тени следа от недавнего раздражения. — Тута у нас обком, исполком, налево милиция, направо прокуратура — основной достопримечательности… — он вдруг заерзал на сиденье. — Глянь, кажись, чегой-то случилось.

— Где? — Кирилов приник лбом к переднему стеклу.

— Вон, на повороте… Вечно здесь к шести пробки да заторы. Самый опасный перекресток — теперь, видать, к гостинице не подобраться…

«Москвич» резко затормозил, а потом на маленькой скорости подтянулся к впереди стоящим и медленно продвигающимся машинам. В том месте, где вереница транспорта объезжала полукругом место происшествия, виднелся ярко-желтый милицейский уазик, а рядом с ним белела «Скорая помощь». Между ними, в пространстве, отгороженном спецмашинами с мигалками, чернела задранным кверху днищем легковушка, около которой суетились врачи.

— Проезжайте, не задерживайтесь! — яростно махал жезлом капитан милиции, одетый уже по-зимнему. — Проезжайте, не задерживайтесь… Правее, правее, правее…

— Привет, Григории! Что произошло? — закричал гаишнику «шкипер», опустив стекло. — Пострадавшие есть?

— Салют, Никита! — откликнулся капитан. — Пешеходы, понимаешь, язви их в душу… Ходят, как попало… Вон гляди, что с машиной — металлолом! Парнишка, что за рулем, зашибся малость, а с ходилой дела хуже. Уже увезли!

— Мужик?

— Угу. Давай, Никита, вперед! Привет супруге… Загляну как-нито. — Офицер взял под козырек и сразу же с прежней энергией начал покрикивать на едущие сзади машины. — Проезжайте, чего встали! Не задерживайтесь! Правее! Правее… Смелее давай через сплошную! Да давай же вперед, черт!

Машина резко свернула в проулок и почти сразу же затормозила.

— Вот, как раз к шести и приехали. Гостиница «Двина»! — «Шкипер» привычно припарковал автомобиль к ресторанному люку для приема продуктов. — Я тут иногда затариваюсь… Пошли! Галка, как всегда, в фойе.

Со швейцаром Никита чинно раскланялся. В холле в кожаных креслах сидели посетители, ожидавшие мест, лежали чемоданы, баулы, портфели. Очередь к окошку администратора почему-то в большинстве своем состояла из женщин в плюшевых кацавейках и моряков в черных шинелях.

— Приветик! — К «шкиперу» почти сразу же подошла девушка, похожая не десятиклассницу. — Вот за этого пупсика и просит твоя супруга? Нина только что звонила, просила помочь. — Она цепким, оценивающим взглядом смерила Кирилова с ног до головы. Ему враз стало неуютно. — Деловой, но старый, — подвела она итог изучения. — Пусть заполняет карточку, — она протянула Кирилову плотный листок картона. — Уговорила девочек на трое суток сдать один чудесный номерок. Правда, этаж ремонтный, но зато один на этаже. Тишина и спокойствие… Может, и я заскочу на часок — чайку попить… — Она плутовато сощурила глаза на москвича. — Два десять без телевизора плюс пять гонорара на двоих, — она кивнула в сторону стойки, у которой извивалась очередь. — Ну, ладно, пишите пока, я через минутку буду…

— Давай, заполняй! Вишь, как нормально получается… — пробасил Никита, поглядывая вслед девушке. — Ох, бедовая. Глянь, уже капитана второго ранга склеила. Заполняй, заполняй… И пятерочку приготовь двум людям за оформление…

— А ей?

— Она такой суммой мараться не станет, я тебе говорил. Вот ежели «чайку попить зайдет», тогда решай сам. — Он весело засмеялся.

Все оформление прошло без участия Юрия Николаевича. Галина свободно прошла за стойку, весело пощебетала с портье, передала паспорт Кирилова и деньги и вернулась назад уже с квитанциями и ключом.

— Порядок, мальчики! Жить будешь с удобствами, один на этаже. Там до тебя обретался какой-то малохольный, уехал. Цени, милый, «три тройки» отдаю, сверхбронированный номерок… Можно сказать, от себя отрываю. Но ничего, выкручусь. У меня клиенты не любят, когда краской или лаком пахнет… «Три тройки» на следующей неделе начнут ремонтировать — пока время твое, живи!

— Спасибо, Галка! — поблагодарил за Кирилова Никита и, с готовностью прихватив портфель москвича, направился к лестнице.

— Слушай, она же хорошая девка… — уже на лестнице решился на вопрос Кирилов. — Чего себя паскудит?

«Шкипер» негромким голосом объяснил:

— Что ж ей в секретарши идти? Там то же самое, но за сто десять рэ. А дома мать парализованная без инвалидности и пенсии, да сеструха-несмышленыш…

— Она, что, твоя родственница?

— Жили по соседству…

Этаж производил гнетущее впечатление — свет в коридоре горел лишь в самом конце, а по бокам громоздились сваленные в кучу стулья, столы, лежали нестрога иные доски. С другой стороны, у входа, большой стопой лежали полосатые матрасы, едва прикрытые отслужившими свой век шторами.

Номер оказался двухместным. Кирилов распрощался с кооператором, от души поблагодарил его и посмотрел на часы. До встречи с Сергеем оставалось совсем немного времени.

Положив плащ прямо на кровать, Юрий Николаевич решил умыться с дороги. На полочке в ванной комнате стояла в стакане зубная щетка, а рядом лежал тюбик зубной пасты. Он был почти полон, во всяком случае им пользовались мало. Впрочем, одежды в шкафу или чемодана в прихожей не видно. Кирилов отбросил одеяло — простыни мятые и несвежие. «Уезжал впопыхах? Видимо, забыл». — Он взял щетку и пасту и, принеся в комнату, положил на подоконник. Ополоснув стакан на полочке, поставил в него свою щетку.

Заперев комнату, он двинулся по коридору к выходу. В вестибюле он снова увидел Галину. Та мельком взглянула и сделала ему игривый знак рукой, мол, привет, все в порядке. Дела у нее шли блестяще — она намертво взяла в оборот бравого моряка.

Выйдя на улицу, Кирилов свернул в проулок и опять увидел прежнюю картину. Люди плотным кольцом обступили крохотный пятачок, где произошло транспортное происшествие, и следили за происходящим. Кирилов не пошел туда, а стал прохаживаться непосредственно перед зданием гостиницы. Обычно сверхточный, Сергей на этот раз запаздывал. Промозглый студеный ветер свирепствовал в небольшом дворике, образованном высоткой «Двины» и примыкавшим вплотную кубиком ресторана. Сквер был пуст и только перед рестораном темнела словно съежившаяся от холода очередь.

«Может быть, он там? — вспомнил Кирилов о дорожном происшествии и направился к перекрестку. Толпа тихонько гудела, подавая время от времени реплики.

— Все же водитель виноват, — авторитетно убеждал собеседника, пожилого мужчину, парнишка в форме ПТУ.

— Кто его знает… — вторил ему интеллигент, стоящий рядом.

— Мой дядя Коля также по ерунде залетел, — не сдавался парень. — Сунулся на зеленый, а у КАМАЗа тормоза отказали и амба… Как жахнет! И в столб… И дядь-Коля тоже от него к столбу… Провода дрысь и оборвались. Так дядю Колю электричеством и шандарахнуло. Три дня потом отлеживался…

— Кто его знает, — снова встрял в разговор интеллигент. — Может, напряжения в них не было.

— Да, не было… — обиделся парень.

— Хорошо, что не триста восемьдесят, а двести двадцать… Оно слабже бьет — по себе знаю, — возразил многоопытный старик.

— Готово, сейчас повезуть болезного, — запричитала закутанная до самых глаз старушка в вислом пальто с драной вылезшей клоками лисой. — Отстрадался, касатик…

— Типун тебе на язык, — рявкнул мужчина в замасленной куртке, похожий на кочегара в золоченых очках. — Чего говоришь-то… Живой ведь парень, а ты его заживо отпеваешь. Вишь что ль, незрячая, как его в машину засовывают… По всем правилам… Ежели труп убирают, разве так кладут?

Бабка неистово закрестила замотанный платком лоб.

— Да-к я рази про то, касатик…

В толпе Орловского не было, и Кирилов вернулся во двор. Безрезультатно проболтавшись на улице еще полчаса, продрогну в, он вернулся в номер. «Незадача. Где же его теперь искать? Прикатил по вызову, нечего сказать…»

Разложив вещи на тумбочке, Юрий Николаевич с наслаждением вытянул уставшее за день тело на кровати. За окном зажигались огни города, быстро наливалось густой синевой вечереющее небо. Спать не хотелось, но и делать было совершенно нечего. Сев на кровати, Кирилов энергично потер рукой грудь — что-то щемило сердце.

«Позвонить что ли в Москву? Вдруг вернулся…» — Пошарив по столу в поисках справочника, он нашел в одном из ящиков затертый посетителями рекламный проспект гостиницы. К совершеннейшему изумлению на полях брошюры он среди всяких каракулей обнаружил написанный аккуратным почерком номер своего домашнего телефона. Более того, рядом с цифрами остро отточенным карандашом стояли две буковки «Ю» и «К», несомненно означающие его инициалы. Все это стало напоминать страницы фантастического романа, где нагромождение случайностей уместно и закономерно, но в жизни… Теперь он совсем по-другому смотрел и на неприб-ранную кровать, и на замершие на подоконнике зубные принадлежности. Весь мир стал странным и ненадежным. Даже входная дверь, покачивающаяся и похлопывающая от гулявшего по коридору ветра, казалась тоньше бумажного листа, который можно сорвать легким движением руки.

Взяв с подоконника тюбик с зубной пастой, он стал разглядывать ее. Да, именно такую можно было купить в последнее время в любом киоске «Союзпечати» в Москве. А на зубной щетке стояло клеймо столичной фабрики. Стараясь побороть возникший страх, он пытался понять, что же это за номер, в который попал. Почему несвежая постель? Почему забыты вещи? Почему записан не чей-то, а именно его номер телефона?

В постели ничего любопытного не нашлось. За кроватью — пыль и паутина. В шкафу — тоже ничего, кроме полысевшей одежной щетки да пары сломанных вешалок без крючков для подвески. Лишь в тумбочке стояла заляпанная чем-то липким бутылка из-под узбекского портвейна, в ней несколько засохших каменной твердости дохлых мух.

Москва отозвалась длинным звонком, но к телефону в квартире Орловского никто не подходил. Телефон редакционных машинисток тоже молчал — с Мариной поговорить не удалось…

Сидя за столом, Кирилов вдруг почувствовал, что от окна нещадно дует. Странно, форточка закрыта, рамы тоже. И тем не менее сильно сквозило. Поток холодного воздуха шел из левого нижнего угла окна. Отдернув в сторону штору, Кирилов обнаружил, что к стеклу слабо приклеен кусок картона, служивший раньше обложкой книги. Попытка плотнее прижать картон к стеклу не удалась — сильный ветер, дувший с улицы, с легкостью отгибал ненадежное препятствие. Совсем отодрав картон, Кирилов обнаружил за ним странноватое круглое отверстие, от которого мелкими лучиками во все стороны расходились небольшие трещинки. На стальном уголке, что скреплял из середины внешнюю раму, под сколом краски блестела свежая вмятина, а между рамами лежал небольшой сплющенный комочек. Раскрутить четыре винта рамы перочинным ножом было делом несложным. Затолкав в дырку кусок взятой в коридоре пакли, Кирилов с удивлением разглядывал лежащую перед ним на столе в ярких лучах лампы деформированную пулю. Из сплющенной свинцовой оболочки торчал омедненный с круглым передком стальной цилиндрик болванки. Кирилову приходилось изучать оружие и боеприпасы — раз в два-три года проходил стажировку по военной хирургии. Конечно, его дело — медицина, тому его и учили на стажировке, но Кирилова тянуло оружие, и он с интересом постигал военные примудрости. Сомнений быть не могло — эта пуля от пистолета «Макарова». Юрий Николаевич повернулся в сторону двери — на ней никаких отметин не было, ни малейшего намека на отверстие.

«Так, так, так… — в смятении он завалился на кровать, заложил руки за голову и погрузился в размышления. — Телефон записан, раз, зубная щетка, два, пуля, три… А как я оказался в этой комнате? Не слишком ли много совпадений? Он начал припоминать поведение кооператора и его жены, пытался обнаружить что-нибудь настораживающее в Галине, ничего в голову не приходило. Люди, как люди, зацепиться не за что… Выходило так, что поселили его в этот номер случайно. Хотя, нет… Что тогда говорила Галина? Там до тебя обретался какой-то малохольный, уехал? Не Серега ли это? Селился он тоже неофициально — без командировочного удостоверения. Но помогала ему не Галина — она его тогда знала бы лучше и не называла „малохольным". Так, верно. Теперь окончание разговора с Сергеем! Предположим, он сидел за столом и говорил со мной. Услышал стук в запертую дверь, шорох поворачивающегося в скважине ключа и… успел прокричать в трубку: «Кажется, они уже пришли…» То, что я воспринял как треск ломающейся фанеры, это была совсем не фанера…

Кирилов встал с кровати, подошел к двери, повернулся лицом к столу…

«Кабан роста невысокого, но плотного. Помнится, он доставал мне лишь до плеча. Предположим, он сидит за столом и говорит по телефону. Он, ведь, говорил со мной… Нет, так ему не видна дверь, а он должен был за ней наблюдать! Он сидит в полоборота к двери, а еще лучше прямо на столе, держа ноги на стуле, не очень удобно, зато надежно. Ну и что из этого? Он же не мог спрыгнуть с третьего этажа… А если так? Он взял телефон в руку, выпростав шнур на всю длину, и сидел на кровати… Нет, шнура до кровати не хватит. Этот вариант маловероятен. Значит, сидел на столе… Если в номере не горел свет, то, услышав шорох за дверью, вполне можно успеть раскрыть окно… А что дальше?» — Кирилов опять приблизился к окну и выглянул наружу — вдоль всей стены снаружи шел небольшой выступ, которого вполне могло хватить для прохода в соседний номер. — «Так! Рама полуоткрыта. За дверью шорох. Рывок, и человек уже не в комнате, а на улице! А если немного подготовиться и снять с задвижек окно в одном из соседних номеров?» — Кирилов отпер дверь и вышел в коридор. В нем царили тишина и мрак. Двери всех ремонтных номеров были полураспахнуты и изо всех них нещадно несло паркетным лаком. Нашарив в темноте выключатель, Кирилов зажег свет. Через весь пол в триста тридцать четвертом отпечатались отчетливые следы кроссовок: человек шел от окна к двери. У окна следы были смазанные, человек проехал по свежему лаку как по катку, а дальше следы торопливо вели в коридор.

Прямо напротив триста тридцать четвертого номера шел под прямым углом боковой коридор — и здесь виднелись поверх пыли следы тех же кроссовок, рядом — не такие отчетливые другие следы, которые остановились перед огромным завалом обрушившейся мебели. Следы полуботинок были двух размеров — одни крупные, а вторые поменьше, но и те и другие долго топтались перед завалом и дальше не шли.

— Ушел, — с облегчением подумал Юрий Николаевич. — А вот за вещами и одеждой вернуться не удалось. Выходит, ее забрали. А щетку и пасту оставили…"

Кирилов тихонько, буквально на цыпочках, вернулся к себе в номер.

«А все же один промах они допустили! Надо было самым срочным образом развинтить раму и забрать пулю. Да и стекло поменять не так долго. — Он подошел к столу и взял кусочек сплющенного свинца. Да, царапины были совсем свежими, а от плоской, чуть вдавленной пяточки пули еще попахивало кисловатой пороховой гарью. — Странно, что Сережка не звонит в этот номер. Пусть даже здесь меня и не было бы, разве ему не интересно, оставили здесь бандитскую засаду или нет?»

Почему засада казалась именно бандитской, он и сам не знал. Но то, что дело, в которое впутал его Кабан, и впрямь очень серьезное, не вызывало ни малейших сомнений. А еще он понял, почему не звонит Орловский — если он жив и не попал в какую нибудь еще переделку вроде дорожного происшествия, то боится, что даже по телефонному звонку его могут запросто вычислить и найти. А это, очевидно, в планы Орловского не входило.

6. ПОД ЗНАКОМ НЕСОГЛАСИЯ

«Что они очумели, ремонтировать по ночам!» — Кирилов откинул одеяло, встал и с трудом нашарил на коврике полуботинки.

Стук кулаком в дверь повторился. Стучали настойчиво.

— Кто? — Голос спросонья был глухим.

— Юрий Николаевич, — в голосе женщины слышались извиняющиеся интонации. — Это я, администратор. Будьте добры, откройте, пожалуйста…

— Минуту, сейчас оденусь. — То был предлог, чтобы выиграть время: Кирилов спал в спортивном костюме.

Он стремительно подошел к столу, взял сплющенную пулю и исчез с нею в умывальной комнате. Плеснув в лицо водой, это не принесло ощущения бодрости, но помогло согнать остатки сна, он вернулся к двери. Женщина была не одна. Кирилов явственно различал сдерживаемый шепот — кто-то тихо разговаривал с администратором. Ручные часы показывали четверть пятого… В дверь снова постучали.

— Сейчас! — Кирилов повернул в двери ключ. — Проходите! — Он широко распахнул дверь. За женщиной в комнату уверенно вошли трое мужчин. Двое из них в милицейской форме и не в малых чинах, третий в штатском.