Через пропасть в два прыжка

То ли наступил час всеобщего затишья, то ли горожане благоразумно решили переждать непогоду дома, но пешеходов на улице стало заметно меньше, чем утром. Если утром Кирилов обостренно чувствовал запахи, то теперь, после вопроса Марины — не замечал ли он чего-нибудь странного в последние дни, он весь невольно обратился в слух. И ему сразу же показалось, что за ним следят. Из-за спины, не приближаясь, но и не удаляясь от него, слышался мерный перестук каблуков. Стоило остановиться Кирилову, как шаги за спиной стихали. Он шел дальше — шаги слышались вновь.

Юрий Николаевич остановился у витрины комиссионного и открыл дверь. В магазине почти не было посетителей. Два-три покупателя разглядывали прилавки, где лежали импортные часы, всех цветов радуги румяна и прочая мелочь. Стрелочка «Прием на комиссию» показывала в боковую дверь. Кирилов вошел. За столом, явно скучая, сидел молодой парнишка в синем халатике с фирменным значком и вяло колупался отверткой в шикарном магнитофоне. Кирилов раскрыл портфель и извлек из него злополучный автоответчик. Парень бегло взглянул на него и бросил:

— Устаревшая модель. Порядка сотни.

— Подходит, — торопливо произнес Юрий Николаевич. — Если можно, то оформите побыстрее…

— Побыстрее? — Продавец вытащил ворох бланков. — Сейчас примем, завтра выставим, а уж потом, когда продадут, через две недели получите деньги… Правда… — он пододвинул к себе автоответчик и изучающе посмотрел на Кирилова, — есть и другой вариант…

— Согласен! Сколько?

— Пятьдесят на руки и мы никогда не видели друг друга.

— Семьдесят! — Кирилов двинул прибор ближе к парню.

— Тогда оформление и время… Пятьдесят пять и по рукам.

— Еще пятерку…

— Не толкану я его за столько…

— Ладно, давай деньги. Пятьдесят пять…

— По рукам!

В зале магазина, когда Кирилов вышел из оценочной, все оставалось по-прежнему — разве что появился неопределенного вида и возраста мужчина, приценивающийся к японскому зонтику. Кирилову на мгновенье показалось, что он его где-то уже видел, но где и когда — вспомнить было выше его сил. «Чепуха. Обознался. Мало ли в Москве людей, чем-то похожих один на другого… Чепуха!»

Убедившись, что за ним никто не идет, Кирилов в душе посмеялся над своими опасениями. И у Марины глаза на лбу от страха: мерещится всякое. Поразмышляв на эту тему, стал гадать, какие отношения у Марины с Орловским. К четкому решению так и не пришел, потому что у него засосало под ложечкой. Очень кстати рядом оказалось кафе, и он решительно открыл дверь.

Судя по свежему запаху краски, кафе открылось недавно. В нем было довольно уютно. Кирилов расположился у окна и с аппетитом ел суп, положив на стол перед собой принесенные Мариной гранки статьи Орловского. То ли манера письма была такая, то ли он хорошо знал Сергея, но читая, Кирилов слышал его голос, даже его интонации. Ничего особенно примечательного он из статьи не почерпнул. Подобные материалы обычно называются журналистским расследованием. Из статьи следовало, что передовой рабочий вступил в конфликт с руководством завода, а потом долго восстанавливался на работе, пытаясь найти защиту своих прав в различных инстанциях. И хотя статья, по словам Марины, уже была опубликована в «Пламени», финала в этой истории еще не было. Рабочему так и не удалось восстановиться на прежнем месте, да и начальство не сдало своих позиций. И только журналист решительно принял сторону «рабочего члена общества». Орловский в материале не назвал ни одного из персонажей поименно, ограничился лишь указанием должностей.

Посетителей в кафе было много, но того мужчины, который показался знакомым, нигде не было. «Померещилось», — окончательно решил он, разглядывая соседку по столу, вызывающе красивую женщину. Она, казалось, ни на что, кроме еды, не обращала никакого внимания.

Пообедав, Кирилов подумал, что компот настолько хорош, что не повредит взять еще один стакан. Кассир долго отсчитывал сдачу, и когда Кирилов вернулся к столу, его ожидала неприятная неожиданность: там, где он оставил гранки, стоял недопитый стакан чая. Исчезла и женщина, обедавшая с таким аппетитом. Стремительно бросившись на улицу, Кирилов тотчас налетел в тумане на мужчину в темных очках и с тонким посохом в руках.

— Что же, глаза потерял? — хмыкнул он ртом, полным нездоровых зубов, и неприятно захохотал. Кирилов в ужасе отшатнулся от него и тотчас услышал пронзительный скрип тормозов — у его бедра горела едва различимая сквозь водяную взвесь желтая автомобильная фара.

— Козел, идиот… — крыл его почем зря выскочивший из машины водитель. — Разве не видишь, что делается на улицах. Сидел бы дома, коль вовсе ослеп.

Вдоволь накричавшись, водитель вместе со своей машиной растаял, обдав вконец растерявшегося врача облаком противной бензиновой гари. Голова попросту шла кругом.

Добравшись до ближайшей телефонной будки, Кирилов набрал номер телефона одной из своих пациенток. Эти роды он запомнил навсегда — не так часто в столице рождается тройня. У Кирилова вообще это был единственный случай. Счастливая мамаша на радостях пригласила врача в гости. Ходили они вместе с женой, потом встречались еще несколько раз.

«Надо же, повезло твоей милиционерше, — несколько раз говорила Кирилову жена, — один раз помучилась и сразу трое. А тут, вспомнишь и призадумаешься, попадать ли снова в ваши руки…»

Номер долго не отвечал, и Кирилов уже хотел повесить трубку. Но вот что-то щелкнуло.

— Алло! Можно попросить к телефону Людмилу Сергеевну?

— Я слушаю. А это, вы, доктор. Рада слышать ваш голос! Как Надя, дочка? Потом, так потом… Так, так… Хорошо, встретимся у Пушкина через пятнадцать минут. Что-то произошло серьезное? Хорошо, сейчас приду…

Гарцева была точна. Да и понятно: долгие годы службы на Петровке, капитанский чин. Вообще-то Кирилов считал, что женщинам, будь они в армии или милиции, звания достаются труднее, чем мужчинам. И полагал верным мысленно приравнивать женщину-капитана как минимум к мужчине-подполковнику. А уж если женщина, подобно Гарцевой, работала в уголовном розыске, то планку следовало поднимать еще выше.

— Здравствуйте, милый доктор! — Гарцева была в строгом коричневом платье, поверх которого накинут светлый плащ. — Погода-то какая! Сколько живу, не помню в Москве такого тумана… Бр-р-р-р-… Достает до костей…

— Хорошеете, Людмила Сергеевна. Наверно, сказывается мужское окружение?

— Ха! — она отбросила движением руки темную прядь со лба. — Нашим мужчинам не до нас, все дела, дела… Вы мне не сказали, что у вас произошло…

Они сели на лавочку перед кинотеатром, и Кирилов долго рассказывал все, что с ним произошло за последнее время, делился сомнениями и предположениями. Рассказал и о происшествии в кафе.

— История, конечно, не ординарная, — задумчиво сказала Гарцева, пристально вглядываясь в лицо Юрия Николаевича… — Журналиста вашего я знаю, доводилось как-то читать его статьи. За словом, чувствуется, в карман не лезет, но и о завтрашнем дне не задумывается. Критика — вещь хорошая, но до известного предела. А то вот распутывать завязанные им узлы вынуждены посторонние люди…

— Какой же я посторонний?

— А кто же вы? Юрист? Нет! Специалист по улаживанию острых социальных конфликтов? Тоже нет! Вот нам, бабам несчастным, помогать, кроме вас, некому… Может, этим и стоит заняться, а?

— Может быть вы и правы, — в раздумье медленно произнес Кирилов, теребя в руках берет. — А милиция может этим заняться?

— А, простите, чем? Давайте рассуждать! Человек уехал в отпуск до понедельника. Криминала в принципе никакого нет, если не принимать во внимание обман руководства. Уехал, куда хотел, и проводит время, как заблагорассудится… Спрашивается: он пропал? Его, может быть, убили? Он настолько пострадал, что не может вспомнить, кто он есть и где его дом? Нет, нет и нет! Вот и выходит, что пока хлопоты совершенно напрасны…

— А гранки? Неужели, они могут кому-то понадобиться? Зачем их красть, если статья опубликована в журнале?

— Не знаю, и, наверно, никто вам этого не скажет, кроме человека, который их взял. Но допустите такую мысль: лежат на столе в кафе какие-то бумаги, человека, который их туда положил, уже нет…

— Я отходил к кассе…

— Рядом со столом все же вас не было, Юрий Николаевич. А некто, который вовсе не имеет никакого отношения к этой истории, просто любопытный человек, любящий читать, и все и всякое… Допускаете?

— Пусть будет по-вашему. Но скажите, откуда взялся мужчина, шедший за мной до комиссионного, я точно где-то его видел, только лица не могу припомнить… Я даже допускаю мысль, что виделся с ним не далее как вчера… Стоп! — громко произнес Кирилов и приложил ладонь к разгоряченному лбу. — Вспомнил! Я и не мог узнать его лица, поскольку видел лишь силуэт. Он проторчал весь вечер у подъезда роддома, а стоило выйти студенту, как он постарался исчезнуть из вида и остаться неузнаваемым…

— А может быть, Юрий Николаевич, стоит вернуться домой к жене и дочери, в чем-то повиниться и успокоиться. Поверьте, не мне говорить это вам — врачу, но женское сердце подсказывает: устали, задергались, а тут еще эти звонки…

Кирилов сидел и долго молчал. Гарцева снова пыталась как-то успокоить его.

— Можно тебя попросить об одном одолжении? — Кирилов поднял глаза и пристально, не моргая, посмотрел на нее в упор.

— Я твоя вечная должница, — решила она перейти, как и он, на «ты».

— Если я тебе позвоню в ближайшие два-три дня… — Ему с трудом давались слова, и он в такт словам кивал головой, словно это помогало выразить мысль. — Не откажи в самой простой помощи — это не потребует от тебя нарушать служебный долг. Но у меня одно условие…

— Какое?

— Все это — между нами. И если я попрошу по приезде, ты мне отдашь вот это. — Он протянул ей запечатанный конверт с нарисованным на нем веселым медвежонком. — Нераскрытым. Хорошо?

— Хорошо, но запомни и мой совет — ты лезешь в трудное дело.

— А как же ты уверяла, что мне все мерещится…

— Я обязана это сделать, хотя бы ради своих детей. Ты, Юра, отличный врач — не чета многим другим.

— Что-то на зарплате это не особенно отражается, — невесело усмехнулся Кирилов. — Ты мне лучше скажи — так работают ваши ребята? Да или нет? Мне больше ничего не надо!

Гарцева медленно отвела взгляд от Кирилова и молча что-то разглядывала на противоположной стороне улицы. Она оказалась в трудном положении. С одной стороны, у нее не было морального права врать этому человеку, видя его решимость, а с другой — ее связывали очень многие обязательства по службе.

— Твой рассказ уже давно натолкнул меня на мысль, что возможен и такой вариант. — Она совсем перешла на шепот, но Кирилов слышал отчетливо. — Но смущает, понимаешь, какой-то дилетантский подход… Не исключено, что это делается специально, чтобы ты сделал выводы и не лез в эту историю. По принципу: умный поймет все сам, а дураку не объяснишь.

— Выходит, берут на испуг? Но как вышли на меня?

— А выйти на тебя проще простого. Он же звонил тебе домой, сам говорил, а остальное дело техники. Есть, правда, в этой истории одно «но»…

— Какое «но»? — Кирилов уже не сводил глаз с Гарцевой.

— Запомни, когда дела касаются таких высоких уровней, на которых заказываются гостиницы в Аршальске, тут ни моя служба, ни я сама тебе не помощники. Мне жаль, но я вряд ли соберусь теперь рожать — врача твоей квалификации не так легко найти… Давай сюда конверт!

5. ВСЕ НЕ ТАК ПРОСТО

Стоило самолету набрать высоту — и непроглядный туман остался внизу, а здесь, в небесной вышине светило яркое солнце. Кирилову хотелось посмотреть вниз, но тучная фигура соседа слева не оставляла никаких шансов на успех. Ничего не оставалось делать как, прикрыв веки, попытаться вздремнуть. Однако заснуть не удалось: он привык почти не отдыхать после дежурства. В сетчатом кармашке спинки переднего сидения лежали газеты. Он выбрал наугад ближайшую. Оказалось — «Аршальская правда».

«Что ж, надо изучить место предстоящих действий. Что у них там интересного?»

Газета мало чем отличалась от обычных ежедневных газет любых других районов страны. Материалы о достижениях ры-бодобытчиков сменялись репортажами об успехах животноводов, новости арендного подряда сменялись объявлениями и рекламой кооператоров, а четвертая полоса как обычно была заполнена информацией о репертуаре кинотеатров, некрологами и тому подобной мелочью.

Табло давно погасло. Самолет лег на курс, можно было ходить по салону. Извинившись перед суетливой старушкой, которая поминутно поправляла, засовывала под сидение и извлекала оттуда сумки, авоськи и узлы, Юрий Николаевич с трудом выбрался в проход. Несмотря на категорическое предупреждение, из туалета нещадно несло табаком.

«Экие нетерпеливые, — подумал Кирилов, задвигая за собой гармошку двери. — Ведь при желании поймать вас вовсе не сложно. Замкнутый объем, как в романах Агаты Кристи, ограниченный круг действующих лиц и абсолютно жесткие улики. Даже просто проходя по салону, чувствовалось, что сильнее всего табаком разило из двенадцатого и двадцать второго ряда».

Ни мыла, ни полотенца, ни даже простеньких бумажных салфеток, в туалете не было. Кирилов достал носовой платок и принялся со всей тщательностью, присущей врачам и педантам, вытирать руки. В дверь постучали.

— Минуточку! — крикнул через дверь Кирилов, продолжая вытирать руки.

Но в дверь постучали более требовательно.

— Я уже выхожу… — громче крикнул Юрий Николаевич, не понимая, в чем дело. Сквозь рев и гул двигателей послышался поворот ключа в скважине и гармошка двери рывком сложилась, открывая доступ в клозет.

— Почему вы здесь курите? — Голос стюарда был суров и непреклонен. Кирилов глядел на розовощекого накрахмаленного парня, продолжая вытирать руки. Он ради шутки поднял их вверх и сказал шутливо:

— Сдаюсь, не кричите так громко…

— Ваш билет! — еще более сурово произнес молодой человек.

На них уже начали оглядываться, и Кирилов решил проучить парня.

— А у меня его нет, как не было и сигарет. Я чту законы Аэрофлота.

— А где же он? — опешил парень. — Как вы здесь оказались?

На дурацкие вопросы следовало отвечать точно также.

— По-маленькому зашел. Что, нельзя? А билет в портфеле под креслом…

— Вы точно не курили?

— Разрешаю обнюхать… — Пассажиры в соседних креслах начали посмеиваться. Стюард решил быстренько ретироваться, чтобы выйти из неловкого положения, в которое он попал.

— Ладно, продолжайте, — буркнул он и хотел вновь закрыть дверь, которую столь бесцеремонным образом открыл.

— Извините, — отстранил его Юрий Николаевич и вышел. — Не могу же я лететь здесь один до Аршальска. Не исключено, что другие тоже захотят воспользоваться услугами, оплаченными в билете. Могу вам дать совет, как поймать курящих: надо врезать в дверь глазок. Представляете, вы сможете узнать, что делают пассажиры в этой комнате…

В салоне засмеялись. Пожилой кавказец, даже в самолете не желавший снять кепку-аэродром, за спиной удалявшегося по проходу Кирилова повернулся к парню:

— Слушай, кацо! Понюхай меня — не пахну табаком? Должен пахнуть, я всю жизнь его выращиваю. Здесь может пахнуть, здесь и вот тут немножко.

И в этот самый момент Кирилов увидел ее! Она сидела в начале второго салона у окна. Он готов был поклясться, что поймал взгляд быстро отвернувшейся женщины. Правда, платье другое и не та прическа, но как бы она ни старалась стать иной, ей это не удалось.

Кирилов сделал вид, что не заметил ту, которая не далее чем пять-шесть часов назад украла у него гранки статьи Орловского. Стараясь не терять ее из виду, он сел в кресло, взял «Аршальскую правду» и сделал вид, что погрузился в чтение.

Одна статья, не замеченная им прежде, и впрямь показалась интересной. Дочитав ее до конца, он принялся читать снова. Некая журналистка, Маринэ Антонян под «нулевку» разделала местную милицию. Ребята в форме и в самом деле натворили немало. Один из оперативников без достаточных обоснований обвинил в грабеже рабочего комбината бытового обслуживания, а его дружок следователь возбудил уголовное дело. Этих негодяев в милицейской форме, как указывалось в статье, уволили из милиции. «А надо бы и судить, — подумал Юрий Николаевич. — Да так, чтобы другим неповадно было. — общественным судом».

Посадка оказалась трясучей и долгой. Засунув газету в кармашек сиденья, Кирилов уже не спускал взгляда с женщины у окна, решив не отставать от нее ни на шаг. Время позволяло, так как до встречи с Орловским у гостиницы «Двина» оставалось еще часа четыре. Трап подали быстро, но на выходе Кирилов замешкался, его оттеснили от выхода пассажиры, и та женщина уехала с первым аэродромным автобусом. А Кирилов опоздал не только на этот, но и на тот, что уходил с площади к центру. Пришлось долго ждать такси, поглядывая, как холодный северный ветер несет по мостовой первую поземку и бумажный мусор. Оделся Юрий Николаевич не по здешнему сезону — в плаще было холодновато. То, что он не один оказался в такой ситуации, не могло служить утешением: еще примерно человек десять, в том числе и теплолюбивый грузин в кепке-аэродроме, ежились под ветром.

Постепенно толпа рассасывалась. К остановке лихо подруливали индивидуалы, и, не обращая внимания на милиционера, застывшего у вокзала, уезжали в сторону города. Кирилов, похоже, нисколько не интересовал представителей частного извоза. Без вещей, с одним тощеньким чемоданчиком-дипломатом он воспринимался как типичный безденежный командировочный. А кем он был в самом деле? Довольно скоро он продрог и, заприметив на углу здания вывеску кафе, направился туда. В помещении прямо-таки жаром пылали батареи. На столиках белыми причудливыми цветами распускались в стаканчиках бумажные салфетки, белые скатерти похрустывали от чистоты и свежести. И при всем этом великолепии за столиками не было ни одного посетителя. Лишь за стойкой бара явно скучала средних лет женщина с огненнорыжей прической.

Взглянув на ценники, Кирилов сразу понял причину безлюдья — кафе кооперативное.

— Кофе! — Кирилов положил на поверхность стойки полтинник. Женщина окинула его изумленным взглядом.

— Приезжий? Из Москвы, наверно?

— Да…

— Тогда все понятно. Мы уж забыли, как он пахнет… Хотите горячего чаю с брусничным вареньем? Ягода местная, поэтому варенье вышло на славу, а чай, извините, у нас не растет, не взыщите, какой есть…

— С брусничным так с брусничным… А что же посетителей нет? Реклама плохая?

— Месяца три как муж все оформил и ремонт с делал. Здесь знаете, что раньше было? Обычный склад. Правда, небольшой. Пассажиры иногда забывали вещи, так здесь их и хранили. Но забывали мало, и склад практическ и пустовал. — Судя по всему, женщина была рада посетителю: есть с кем перемолвиться словом. — Ремонт обошелся сравнительно дешево. Муж все сам сделал — и мебель, и резьбу… Он раньше на судоремонтном по плотницкой части, а я дома хозяйствовала. Теперь детишки выросли, ухода таксэго, как раньше, не надо — вот и взяла на себя готовку, да п. риборку. Вы только не подумайте, что у нас здесь огромный доход…

— Неужели нет?

— Очень скромно. Правда, за ремонт рассчитались, а на зарплату выходит даже меньше, чем раньше у мужа получалось. Сам видите, посетителей не густо…

— Варенье сами варили?

— Дочка. Она у меня мастерица…

За спиной Кирилова ухнула входная дверь и в помещение не вошел, а ввалился огромный мужчина с крупными чертами лица настоящего помора и шкиперской бородой. В руках он нес огромных размеров картонный короб, в котором что-то позвенькивало.

— А вот и Никита! Муж, — коротко пояснила женщина.