Герцогиня Пять Мешков

— Одну из своих карет, чтобы вы могли добраться до столицы. Это мой подарок, — вежливо улыбнулся герцог.

Семейство уже поняло, что что–то здесь не так, и заняли оборонительную позицию возле единственной двери.

— Я не достоин вашей прекрасной дочери… Я — грубый и неотесанный провинциал!

— Нет, что вы! — стали убеждать его родители. — Зато здесь свежий воздух! Не то, что в столице! Свежий воздух полезен для здоровья!

— Я бабник! — выдал герцог, поглядывая на семейство.

— Я кхе–кхе тоже! — согласился глава семейства, подкручивая лохматые усы. Жена посмотрела на него уничижительным взглядом.

— Ваша дочь не будет счастлива со мной, — грустным голосом заметил герцог, продвигаясь в сторону окна.

— Буду! — пискнула невеста, внезапно подавшая голос.

— У меня здесь нет никаких столичных развлечений, — вежливо заметил герцог, вежливо взглядом выпроваживая гостей.

— И не надо! — согласились родители, переглядываясь. — Меньше соблазнов, крепче брак!

— Дорогой, нам нужно оставить их одних. Он как истинный дворянин обязан будет на ней жениться, — шепнула мадам. — Но так, чтобы это было не слишком приметно!

Они резко встали и бросились бежать за дверь, закрывая ее снаружи подпирая своими телами.

В комнате послышался странный звук, похожий на дребезжание стекла, потом тихий «Ик!», а следом глухой стук об пол чего–то большого.

— Началось! Набросился на нее, как дикий и необузданный зверь, — выдохнула мадам, прислушиваясь. — Прямо представляю, как он схватил ее в свои жаркие объятия, сжал, что есть силы, содрал с нее одежду, не давая даже пикнуть! А потом повалил на пол в порыве жаркой страсти! Ты же видел, как похотливо он смотрел на нашу дочь во время обеда? Словно вот–вот набросится и схватит ее. Ирлинги они такие! Необузданные!

Но ни криков, ни стонов, ни даже всхлипов из комнаты больше не доносилось. Загадочные звуки сменились тишиной.

— Тебе не кажется, дорогая моя, — заметил глава семейства, чахлым телом налегающий на дверь. — Что слишком тихо?

— Ты вспомни нашу первую брачную ночь! — огрызнулась мадам, придерживая дверь своей массивной фигурой. — Ты тоже не сильно орал!

— Наверное, потому, что в кресле сидела ваша выжившая из ума маменька и орала: «Вы там скоро? Чтобы завтра были внуки!».

— Я просто слишком хорошо воспитала нашу конфетку! — фыркнула мадам, но любопытство раздирало ее душу, как необузданные в своей страсти ирлинги разрывают корсеты.

Тишина действительно настораживала. И чем дольше она продолжалась, тем загадочней и подозрительней становилась. Если бы не плачевное положение дел, если бы не заложенные ростовщику бриллианты, то семейства бы здесь уже не было. Когда злость прошла, они посчитали и прикинули, что теперь дело чести поймать и окольцевать крылатого герцога.

— Мммм… — послышался стон, заставив родителей распахнуть двери, потирая ручки.

Они ожидали увидеть разорванное могучими руками платье и наскоро сброшенную рубашку и два тела, сплетенных в сладострастном порыве. Но нет.

На полу с растерянным видом сидела их дочь, в высокое открытое окно задувал свежий горный ветер, а герцога не было и в помине.

— Что случилось, Конфетка? — в ужасе застыли в дверях предприимчивые родители. Даже слуги забыли ее настоящее имя, ибо иначе, как Конфетка ее никто не называл.

— Я падала в обморок! — жалобно заметила Конфетка и тут же с обидой добавила. — Как вы меня и учили!

— А почему ты плачешь, конфетка, — спросила мать, подбегая к дочери.

— Больно падала, — потерла шишку на голове скривившаяся от боли Конфетка. — А он не поймал!

— Все! Мы немедленно убираемся отсюда! — гордо заметила мадам беря в охапку мужа и дочь. — Карету нам! Живо!

Через двадцать минут одна из карет герцога увозила их в сторону столицы.

Герцог посмотрел на них с самой высокой башни, видя, как закатное солнце золотит снежные шапки гор и мысленно пожелал им счастливого пути.

Он уже собирался вернуться в замок, как вдруг увидел рыжую голову. Несправедливый гнев за несостоявшуюся свадьбу, раздражение от мастерского обмана, ярость от того, что все так повернулось, захлестнули герцога.

Черная крылатая тень скользила по внутреннему двору замка, неумолимо приближаясь к рыжей, отблескивающей на солнце золотом, голове…

— Ой! — пискнула Пять Мешков, когда могучая рука приподняла ее над землей за шкирку, как котенка.

— Ты зачем все испортила? Зачем ты приперлась в замок? — прошипел Бертран, который любил искать крайних исключительно для того, чтобы столкнуть их в пропасть.

— Я? — удивленные глаза смотрели на герцога, пока грязные ноги болтались в полуметре над землей. — Замуж хочу!

— За кого?! — ужаснулся Бертран, глядя на загорелое плечо, на котором проступал узор. — Не за меня ли?

— Можно и за вас! — заметила девушка. — Меня–то в Мэртоне замуж не берут! 

— Интересно, а чем причина? — язвительно рявкнул герцог, нахмурив брови.

— Конечно же приданном, — вздохнула Пять Мешков. — Вон, всех других девок похватали, а меня не берут. Вот я и решила денег подзаработать, чтобы и меня взяли!

И тут герцога осенила мысль, от которой его настроение заметно улучшилось. А что если выдать ее замуж? Герцог он или как? Правитель этих земель или где?

— А давай я тебе приданное дам? А? Жалую с герцогского плеча, — спросил Бертран, впиваясь в нее взглядом. Хоть он обычно и не делал широких жестов, но ради такого случая готов был озолотить жениха!

— Нет, нет, нет! И не уговаривайте! Даже не пытайтесь! — возмутилась девица, вися на вытянутой руке герцога. — Вы, конечно, добрый, щедрый и благородный, но я сама заработаю себе на приданное!

Добрый, щедрый и благородный, — это было все не про герцога. Щедрым он был только на неприятности, добрым- на чужих похоронах, а благородным — только в момент расставания с барышней. Он благородно переуступал ее следующему ухажеру.

— К тому же в Мэртоне замуж уже не за кого выходить, — вздохнула рыжая, вися в полуметре над землей. — Все разбежались. Ну, кроме одного!

— Вот! — обрадовался герцог. — Вот за него и выйдешь!

— Не могу! Он мой брат! — возмутилась Пять Мешков, а герцог вспомнил седого старика.

— Ладно, живи! — герцог бросил ее на стог сена, обещая себе подумать над приданным.

Послышался странный, сдавленный: «Ой!», на который герцог брезгливо обернулся. Он уже собирался улететь, как вдруг замер.

Пять Мешков сидела на сене, глядя со слезами на герцога.

Герцог опомнился и приземлился. Он забыл про гнев, забыл про все на свете, глядя на огромное красное пятно, которое с молниеносной скоростью растекалось по ее груди…

Впервые герцог так опешил, глядя на красное пятно, на огромные, перепуганные глаза, которые смотрели на него то ли с укором, то ли с мольбой. Впервые за все время знакомства Пять Мешков показалась ему такой хрупкой и юной. И теперь на его глазах умирает в страшных муках такое хрупкое и беззащитное существо. Причем, он этого не хотел!

Когда он хотел чьей–то смерти, то даже не оборачивался, но тут все получилось так нелепо и случайно, что Бертран сам не ожидал.

На ее глазах выступили слезы…

Герцог растерялся, не зная, что делать. Пять Мешков шмыгнула носом, рассматривая свои руки, а он не нашел ничего лучше, чем броситься к ней.

— А что я кушать буду? — внезапно спросила Пять Мешков.

Герцог поджал губы. Он смотрел на ее алую рубаху, и не знал, как ей сказать, что кушать ей уже не придется… У него даже челюсть дрогнула при виде такого душераздирающего зрелища, невольным виновником которого он стал.

— Тебе уже не придется кушать, — негромко произнес Герцог, видя, как на его руках лежит рыжее создание. В ее волосах запуталась солома, а испачканные красным руки покоились на груди.

— Что–то я сегодня так устала, — вздохнула Пять Мешков. В этот момент герцог смотрел на ее слишком белую кожу, на медные завитки волос, на темно — коричневые брови и дерзко вздернутый нос.

— Ты отдохни, — растерянно произнес Бертран, обещая себе впредь быть внимательней! И смотреть, куда швыряет слуг.

Это ж надо так умудриться!

Весь гнев, который он мечтал обрушить на ее рыжую голову, улетучился. И вместо него появилось чувство растерянности и недоумения. «Тук–тук!», — послышался голос внутри, похожий на биение сердце. Герцог мрачно спросил: «Кто там?». «Ваша совесть!», — кротко ответил голос. — «Я войду, да? Кажется, самое время!».

— Ты отдохни, — повторил Бертран, не зная, что делать. Глядя на огромное пятно он понимал, что ничем помочь уже не мог. — Ты просто… устала.

Последнее слово получилось каким–то странным. Охрипшее, наполненное фальшивой надеждой.

— Спасибо, — вздохнула Пять Мешков и провела рукой по его щеке, оставив красный след от перепачканных пальцев. — Вы очень добрый…

«Добрый?», — промелькнуло в голове у Бертрана. — «Я- добрый?».

Пять Мешков закрыла глаза и герцог не нашел ничего лучше, чем положить ее обратно, на сено. Внутри у него все похолодело.

«Ее и так судьба обидела, а тут еще и ты!», — укоряла совесть. Герцог вздохнул и сделал шаг, как вдруг услышал нечто странное!

Глава седьмая. Исабель. Вот так всегда!

А тем временем….

Я искренне надеялась, что у нашего герцога все сложится. Ведь он заслуживает счастья!

Завистливо вздохнув, я вспомнила про амбар, который мне нужно сторожить от прожорливых крыс.

— Обещаю! Я постараюсь быть внимательной и не лезть ни в какие неприятности! Честно–честно! — подняла я глаза на небо, давая себе клятву.

С трудом найдя амбар, я отворила дверь, видя, как на мешках с зерном сидит целое полчище наглых грызунов.

— Ну я вам сейчас покажу! — пригрозила я, топнув ногой. Но крысы даже не подумал разбегаться. Одна пошевелила усищами, а вторая почесалась лапой. Из разорванного мешка просыпалось зерно.

Я схватила палку, стоящую возле двери и бросила ее в крыс. Крысы лениво расступились, даже не подумав убегать. Они перевели на меня снисходительный взгляд и продолжили сидеть на мешке.

— Да я вас сейчас! — рявкнула я, налетая на них. — Это на зиму!

Взгляд крыс намекнул, что и сейчас не на улице не очень тепло.

— Ну вы и… — выругалась я, видя толстого полосатого кота, которые развалился на мешках и сладко спал. По нему пробежала крыса, а он повел ухом, зевнул, скосив глаза и обнажив острые клыки, и снова уснул.

— Негоже так! — осмотрелась я, поджимая губы. — А то до зимы все сожрут!

Я вышла из амбара и направилась в сторону ворот. Ничего! У папки на мельнице я всех крыс извела! И у соседей тоже! Изводила у папки, а сбежали даже у соседей!

Свежий горный ветер трепал мою рубаху, а острые камни, которые попадались по дороге, заставляли морщиться. Пока все были заняты предстоящей помолвкой, я направилась вон из замка.

Там, вдоль одного склона на четвертом повороте рос особый цветок. Крысы его ужасно не любили! Им–то я и вывела три года назад всех крыс с мельницы. До сих у папы ни одной крысы не водится!

Горная дорога петляла, а я радовалась закатному солнышку, вызолотившему горы, вдыхала свежесть холодного ветра и поглядывала на старинный замок, который все удалялся и удалялся.

На одном из склонов я сразу заприметила желтые соцветия и бросилась из срывать. Это был Крысохвост. Желтые цветы с крысиными хвостиками, свисающими до земли. Поэтому их так и назвали. Лучшее средство против крыс!

Посмотрев на букет в своих руках, я поняла, что маловато будет! Амбары вон какие большие!

Я карабкалась по склону, собирая цветы за пояс, как вдруг увидела дикую вишню. При мысли о вишне, у меня во рту набежало целое озеро слюны.

Обрадовавшись вишенке, я стала срывать с нее крупные, кисло — сладкие ягоды и тут же их есть. Наевшись, я решила набрать еще, чтобы отнести в замок.

— Сразу видно, что герцог уже старый, — рассуждала я, сплевывая косточку. — Забывчивый. Кормить слуг забывает! Да, старость — не радость!

Я не знала, куда можно сложить вишню, но то, что ею нужно запастись, знала наверняка! Деревенская привычка собирать все, что видишь и запасаться, с переездом в замок, никуда не делась.

Затянув потуже пояс, я стала складывать вишню себе за воротник. У нас в Мэртоне было мало вишен! Только у Нильса, но туда никто не совался! Все знали, что он — оборотень! Однажды его ежик укусил, и теперь каждую ночь он топает, сопит и издает ужасные звуки. А поутру его находят с грибом на спине. Лежит себе, голый в траве возле какой–нибудь норы, а на спине у него грибы и яблоки. А за вишней лазить боялись! Это надо ночью идти. А ночью трава высокая, а Нильс в траве, в засаде сидит. Ждет, когда на него кто наступит. А поутру внимательно следит, кто хромает. Тех и отстреливает. Страшный человек.

Набрав вишни, я направилась обратно, неся в руках букет крысохвостов. Навстречу мне спешно вылетела карета.

— Ох, ничего себе! Уже договорились! — удивилась я, видя, что на козлах сидит знакомый кучер. — Наверняка в столицу помчали! Платье выбирать. Эх, свадьба это так красиво! Столица, наверное, тоже!

— Совет вам да любовь! — крикнула я, размахивая крысохвостами. — Приезжайте побыстрее!

Карета чуть не слетела в пропасть, а кучер в ужасе стеганул лошадей. Они умчались по извилистой горной дороге, оставив после себя только пыль.

— Может, и я однажды замуж выйду! — гордо произнесла я цветам. — И у меня будет красивая свадьба! Вот соберу приданное, заработаю в замке, и самой завидной невестой буду!

Стоило мне войти в ворота замка, как я увидела герцога. Он парил над замком. И был явно не в духе. Нервничает, наверное. Волнуется за нее, переживает. Как доедет? Дороги–то опасные!

Эх, все–таки любит он ее!

Я добрела до амбара, открыла дверь, огрела одну из крыс крысохвостом и стала раскладывать его по всем углам.

— Ничего- ничего! — усмехнулся я, видя, как крысы смотрят на букет в руках. — Это сейчас вам хорошо! А вот полежит немного, тогда посмотрим!

Отряхнув руки, я сполоснула их в бочке с дождевой водой. Ничего, к вечеру в амбарах ни одной крысы не будет! Я уже на мельнице так делала! Ни крысы, ни мыши!