Вернёмся домой

Судя по всему, Галина Альбертовна без промедлений выполняет свою угрозу, и на этом она не остановится, потому как вряд ли кто-то стал бы прятать в моих вещах пакетики с обычной содой. Вопрос – что мне делать дальше? С одной стороны, не стоит признавать себя побежденной и надо бы попытаться хоть что-то предпринять, только вот в моем нынешнем состоянии об этом даже думать глупо: кто она, и кто я. На ее стороне деньги и связи, да и почти наверняка уже готовится (или уже подготовлен) некий человек, кто готов обвинить меня в торговле запрещенными веществами... Чувствую себя не просто обманутой, вдобавок униженной и раздавленной, в глазах то и дело появляются слезы, на душе полный раздрай, ничего не хочется... А еще душевная боль, словно ржавым гвоздем по сердцу...

Однако все это отходило на второй план, стоило только вспомнить насмешливо-победный тон Галины Альбертовны, ее неприкрытое презрение по отношению ко мне. Такое впечатление, будто меня помоями облили, а я только и могу, как вытирать грязь со своего лица, понимая, что не в состоянии ответить должным образом. Омерзительное чувство.

У меня сейчас было только одно желание – как можно быстрей оказаться дома, а там, как в детстве, прижаться к маме и выплакать все плохое, что камнем лежит у меня на душе. Да и эти пакетики с белым порошком говорят сами за себя... Надо смотреть правде в глаза – меня загнали в угол, и дальше может быть еще хуже. Пожалуй, лучше всего для меня сейчас, и верно, уехать домой, в маленький сибирский городок, а дальше... Дальше я пока не заглядываю.

Оставалось только заказать билет на завтрашний поезд (повезло, что имелась нижняя полка, пусть и боковая), как следует вымыть всю квартиру (при этом заглянуть во все углы и щели, чтоб проверить, нет ли где еще припрятанных пакетиков), утром отдать ключи хозяйке и отправиться на вокзал. Если называть вещи своими именами, то это бегство, и в данный момент единственно правильный выход.

... И вот я дома. Не знаю, что будет дальше, но здесь хотя бы имеется хоть какое-то чувство безопасности. Надо бы вынуть вещи из чемодана, но с этим можно немного подождать – глаза просто-таки закрываются. Устала, да и путь с неугомонными пассажирами дает о себе знать. Ладно, посплю часок, а потом займусь наведением порядка.

Как видно, усталость после долгой дороги взяла свое, и я уснула, а проснулась оттого, что кто-то тряс меня за плечи.

– Мама... – я открыла глаза. – Мама, ты уже дома... А я все сплю после дороги...

– Отпросилась пораньше... – мама выглядела взволнованной и испуганной. – Леночка, что случилось? Это что такое? Ты больна? Потому и домой приехала?

Оказывается, когда я спала, футболка немного задралась наверх, а там, справа, находится большой шрам, оставшийся после операции. Его и увидела мама, когда пришла домой.

– Мама, я... – у меня язык не поворачивался, чтоб рассказать о случившемся. – Мама...

– Не молчи, скажи, в чем дело!

– Дело в том... – я с трудом подбирала слова. – Мама, дело в том, что твоя дочь – полная дура!

Больше я ничего не смогла сказать, потому что слезы, которые так давно копились где-то внутри, внезапно прорвались наружу. Рыдала я долго, а когда немного успокоилась, то рассказала маме все – не видела смысла скрывать хоть что-то. Потом мы долго сидели вместе и молчали, а мама гладила меня по голове, как делала это в детстве.

– Дурочка ты моя... – наконец заговорила мама, вытирая слезы, бегущие по ее щекам. – Разве я тебя для этого растила, а? Как хоть ты решилась на такое безрассудство?

– Да потому что... – я слабо улыбнулась. – Потому что наш мир так интересен и разнообразен, а люди в нем такие актеры...

– Сколько не живу на свете, а все еще поражаюсь людской подлости!.. – выдохнула мама. – Эта женщина и ее сын...

– Давай пока не будем о них... – попросила я. – А то я снова в слезы ударюсь.

– Ну, нет – так нет, у нас и без них есть, что обсудить и о чем подумать.

– Да что тут обсуждать...

– Ты вот что – дай мне время придти в себя от этой новости, а пока что я не знаю, что и сказать. Вот уж чего не ждала, не гадала... Скажи хоть, как чувствуешь себя?

– В целом неплохо.

– А подробнее? Говори без утайки.

– Спина побаливает и поясница... – призналась я. – Шрам часто зудит и ноет. Еще сухость во рту появляется, пить хочется... Настроение никуда не годится, то и дело накатывает депрессия, постоянно слезы на подходе... В общем, я сейчас далеко не самый оптимистично настроенный человек.

– Понимаю... – вздохнула мама. – Подать бы в суд на эту парочку!

– Бесполезно... – покачала я головой. – С юридической точки зрения тут нет никакого нарушения. Я добровольно подписала все бумаги о том, что осознанно решила стать донором и согласна на трансплантацию. Да и медперсонал больницы подтвердит, что никакого принуждения не было. Конечно, в то время я считалась невестой Бориса, но это дело такое – сегодня любил, завтра разлюбил, никаких претензий, сердцу не прикажешь. Тут вопрос уходит в моральную плоскость, и не доказать, что у тех двоих с самого начала все было просчитано. Если же я и рискну подать в суд... У мамаши Бориса работают хорошие юристы, которые могут так повернут дело, что в итоге я еще и виноватой окажусь. Более того – они меня еще и под серьезную статью подведут.

– Ох, беда... – мама обняла меня за плечи. – Это ж надо такому было случиться!.. Так, прежде всего надо взять себя в руки. Мы обе расстроены, а в таком состоянии в голову вряд ли придет хоть что-то толковое.

– Да что тут можно сделать... – устало махнула я рукой. – Ведь мою почку не вернуть на прежнее место, да и новая не вырастет.

– Пока не знаю, но для начала нам обоим нужно успокоиться, хоть немного придти в себя. Нет смысла хвататься за голову и рыдать: что случилось – то случилось, и надо думать, как жить дальше. Для начала надо проконсультироваться у хорошего специалиста о состоянии твоего здоровья – сегодня же вечером сходим к Анне Павловне. Вернее, я ей сейчас позвоню, спрошу, можно ли наведаться.

Анна Павловна, наша соседка с первого этажа, всю жизнь проработавшая врачом, знала едва ли не половину нашего города – в свое время все были ее пациентами. Сейчас она уже много лет находится на пенсии – женщине было уже под девяносто, но она сохраняла ясность ума, хотя в последнее время передвигалась с заметным трудом. Насколько мне известно, моя мама несколько лет негласно опекала Анну Павловну, и у них меж собой сложились замечательные отношения.

– Зачем к ней идти?.. – с тоской вздохнула я. Если честно, то мне было просто стыдно рассказать посторонним о том, что со мной случилось.

– А разве непонятно?.. – мама, в отличие от меня, вела себя более деятельно. – Мне надо знать, что сделали с моей дочерью, и я должна иметь представление, каковы могут быть последствия этой операции. Анна Павловна очень опытный медик – пусть она тебя осмотрит, и все твои выписки изучит.

– Для чего все это?

– То есть как это – для чего? Повторяю: мне необходимо быть в курсе, как сейчас обстоят дела с твоим здоровьем, и что можно ожидать в будущем. Тебе, по-моему, об этом тоже знать не помешает – ты ж не страус, чтоб при опасности совать голову в песок.

– Ничего не хочу... И потом, доказано, что страус голову в песок не прячет.

– Лена, я понимаю, как плохо у тебя на душе, но ни в коем случае не стоит оставаться в таком подавленном состоянии.

– Как скажешь...

На мой взгляд Анна Павловна внешне почти не изменилась с того времени, когда я видела ее в последний раз, разве что похудела и ходила, тяжело опираясь на палочку. Выслушав сбивчивый рассказ, она осмотрела меня и ознакомилась с бумагами, что мне дали при выписке из больницы...

– Кажется, операция прошла хорошо... – сделала вывод Анна Павловна. – Только вот...

– Что?

– Леночка, ты хоть имела представление, на что подписывалась?.. – поинтересовалась женщина.

– В общих чертах. Сказали, что почти ничего в моей дальнейшей жизни не изменится.

– Да уж, еще раз убеждаюсь в том, что сейчас пришивают все, кроме мозгов... – проворчала старушка. – Ох, девчонки молодые, пороть вас некому! Впрочем, те, что постарше, тоже частенько оказываются не умней... Я человек старой закалки, скажу прямо, без нынешних околичностей и ненужной деликатности: трансплантация почки – серьезная операция, ощутимый удар по организму. После нее донору нужна долгая реабилитация, ведь организм начинает учиться жить с одной почкой, и нагрузка на нее значительно увеличивается. Кроме того, никто не знает, какие последствия могут ожидать донора, когда возраст даст о себе знать. Ясно же, что жизнь с одной почкой совсем нелегкая.

– Чего можно ожидать?.. – упавшим голосом спросила мама.

– Много чего... – Анна Павловна пожала сухонькими плечами. – Могу сказать только о средних последствиях такой операции: женщинам после трансплантации почки своих детей лучше не иметь, нагрузки на организм надо снизить, да и проживет донор на этом свете меньше, чем мог бы, даже при хорошем исходе операции.

– На сколько меньше?

– Тут все индивидуально. Скажем так: от пяти до двадцати лет.

– А при плохом исходе операции?

– Вообще немного, но это, кажется, не ваш случай.

– Еще что мне следует знать?.. – поинтересовалась я.

– Уставать будешь быстрей, спортом проблематично заниматься, причем даже на любительском уровне. Карьеру на работе тоже вряд ли сделаешь, ведь с возрастом начнут все чаще появляться больничные листы, а таких работников начальство не любит. Инвалидность через пятнадцать-двадцать лет почти обеспечена...

– А вы не сгущаете краски?

– Медики вообще народ довольно циничный, а уж с высоты моих лет можно и правду сказать, без прикрас и жалости... – невесело усмехнулась женщина. – Понимаю, что порадовать вас особо нечем.

– И что же нам делать?.. – мама старалась не всхлипнуть.

– Что, что... Жить дальше, вот что! Как врач, могу посоветовать только одно: отдых, щадящий режим, количество солей в еде следует ограничивать... В общем, отныне на первое место ты должна ставить свое здоровье. Понятно, что сглупила девчонка, хотя, вроде, не дура.

– Она не сглупила, ее обманули!

– Да какая разница? Вот теперь и страдает, и ты вместе с ней.

Какое-то время мы молчали, а потом Анна Павловна продолжила, обращаясь к маме:

– Ты дочь особо не брани и не обращай внимания на ее недовольство – у девочки сейчас депрессия, причем достаточно глубокая, и Лену можно понять. Вишь – сидит, словно в воду опущенная. Чтоб вы знали: подобное депрессивное состояние бывает у большей части доноров почки, а уж после того, как девочка узнала правду, причем в грубой форме... Антидепрессанты, конечно, тут в какой-то мере помогут, но в корне проблему это не решит.

– Да ее сейчас уже ничто не решит... – на меня вновь накатило безразличие.

– Вот что, Леночка... – Анна Павловна побарабанила пальцами по столу. – Вот что, иди-ка ты домой, приляг, отдохни, а мне с твоей мамой кое о чем поговорить надо.

Ладно, можно и уйти, тем более что радости разговор мне не прибавил. Пожалуй, Анна Павловна права – надо смириться со случившимся и жить дальше. Все так, но стоит лишь вспомнить наш последний разговор с Галиной Альбертовной, как у меня невольно сжимаются кулаки, и я с трудом подавляю поднимающийся в душе гнев.

Мама вернулась нескоро, разговор с соседкой затянулся надолго. Я включила телевизор, и не сразу услышала, как она вернулась. Лишь зайдя на кухню, чтоб попить воды, увидела, что мама стоит у открытого и окна и курит.

– Мама, ты же вроде бросила сигареты лет десять назад!

– А, от некоторых новостей не только закуришь, но и запьешь... – мама затушила окурок. – Вот что, Леночка: послезавтра мы с тобой кое-куда поедем.

– И куда же?

– Довольно далеко. Я бы и завтра туда отправилась, без промедлений, но автобус в те края ходит только три раза в неделю, и потому послезавтра с утра отправляемся в путь.

– Зачем?

– Чуть позже расскажу.

Знаю наши сибирские расстояния, и уж если автобус в те места, и верно, ходит не каждый день, то это может означать только одно – дорога займет немало времени, и вполне может оказаться, что в обратный путь мы отправимся только на следующий день, причем на этом же автобусе.

– Но ты ведь работаешь!

– Да какая тут может быть работа! Возьму несколько дней за свой счет. К тому же сейчас лето, читателей немного, все разъехались по отпускам.

– Тебе что-то посоветовала Анна Павловна?

– Да, и меньше всего я ожидала услышать от нее нечто подобное – она ж до мозга костей трезвомыслящий человек! Всегда ругала нас за излишнее увлечение народной медициной и новомодными разговорами о магии, а тут сама направляет к кому-то из тех, кто ее практикует! Тем не менее, к словам Анна Павловны стоит прислушаться. Честно говоря, не знаю, выйдет ли от этого хоть какой-то прок, скорей всего, мы съездим понапрасну, но утопающий цепляется за соломинку...

Через день мы с мамой сидели в небольшом автобусе, именуемом в просторечии «пазик», и ехали в какую-то дальнюю деревушку, название которой мне было незнакомо. В той деревеньке жил некий мужчина, который, по словам тамошних жителей, считается кем-то вроде колдуна. Не сказать, что он творит чудеса, но местные меж собой называют его лекарем, который может очень многое, в том числе и то, на что не способна современная медицина. Вот мама и загорелась: мол, не помешало бы съездить в ту глухомань, ведь утверждают же некоторые, что в жизни нет ничего невозможного. Самое удивительное в том, что к тому мужчине нас направила Анна Павловна, а ведь эта женщина никогда не увлекалась тем, что называла деревенским знахарством, хотя и не отрицала того, что в жизни есть нечто, что не может объяснить современная наука. Что ж, можно и съездить в ту глухую деревеньку, все одно терять чего.

Глядя на лес и поля через стекло автобуса, я чувствовала, как у меня на душе становится немного легче. Какая же она все-таки красивая, наша сибирская природа! Больше того – несколько раз мы видели белок, скачущих по ветвям, а как-то раз из придорожных кустов выскочил заяц... Почти не сомневаюсь, что наша поездка в лесную глушь закончится ничем, но зато я немного отвлекусь от своих тяжелых дум – хоть какая-то польза от долгого путешествия.

Меж тем автобус ехал все дальше, все больше отдаляясь от Вешнегорска, тормозил на остановках, одни пассажиры выходили, другие заходили в автобус, после чего «пазик», гремя всеми своими железными частями, двигался дальше, и через какое-то время по обеим сторонам дороги лес встал сплошной высокой стеной. Иногда даже казалось, что мы едем по зеленому тоннелю.

В деревню под названием Сазонтьевка – конечный пункт нашего пути, автобус прибыл (вернее, прогромыхал) уже во второй половине дня, и надо сказать, что последние сто километров мы передвигались по такой разбитой грунтовке, что я всерьез опасалась, как бы наш «пазик» не развалился на части после очередной серии ям и ухабов. Непонятно, как по здешним дорогам можно ездить в распутицу, если даже летом, с сухую погоду, кое-где проехать весьма проблематично.

– Ну, наконец-то!.. – вздохнула я, выйдя из автобуса и оглядываясь по сторонам. От постоянной тряски у меня разболелась спина, и затекли ноги, ощутимо зудел шов на месте разреза, да и чувствовала я себя далеко не лучшим образом. – Думала, мы уже никогда не приедем. Надеюсь, наши муки были не напрасны.

Сазонтьевка оказалась сравнительно небольшой деревней с крепкими домами, некоторые из которых были построены сравнительно недавно – похоже, люди здесь живут достаточно зажиточно. Признаюсь – мне здесь понравилось с первого взгляда: тишина, которую особенно ощущаешь после шумного автобуса, курицы, что-то клюющие в траве, кошка с котенком, лежащие под пыльным кустом, поросенок, выбравшийся из зарослей лопухов... Обычная картина деревенской жизни, где, на первый взгляд, ничего не меняется веками.

Прибытие автобуса в это отдаленное местечко, судя по всему, среди здешних обитателей считалось чем-то вроде небольшого события. Три немолодые женщины, приехавшие сюда в «пазике» вместе с нами, были жительницами этой деревушки, и их встречали родственники, а вот на нас стоящие подле остановке люди смотрели с любопытством.

– Вы к кому приехали?.. – обратилась к нам невысокая старушка.

– Мы к Ивану Степановичу... – заговорила мама. – Не подскажете, где его можно найти?

– Понятно... – хмыкнула старушка. Кажется, люди, приехавшие к этому человеку, появлялись здесь нередко. – Сказать-то можем, где его дом находится, только вот Иван Степанович чужаков не очень любит – если что не по нему, так и шугануть может.

– Надеюсь, обойдется... – вздохнула мама.

– Ну, как знаете, не обижайтесь потом, коли что не так, мужик он крутоватый.

– Нам не до обид. Так как к нему пройти?

Местные оказались очень душевными людьми, и проводили нас до околицы, показав на грунтовую дорогу, наполовину заросшую травой – мол, идите по ней прямо, и как раз до нужного места доберетесь. Оказывается, Иван Степанович жил на отшибе от деревни, причем идти до его дома нужно было километра два, не меньше. Все бы ничего, но комаров и мошки тут было столько, что впору хвататься за голову. Насекомые тучей налетали на нас, лезли в нос и глаза. Так и порадуешься тому, что на тебе надеты джинсы и футболка с длинными рукавами. А уж если бы мама предусмотрительно не захватила с собой аэрозоль от летающих насекомых, то не знаю, что бы мы делали.

Дорога большей частью шла через лес, а я после долгой тряски в автобусе чувствовала себя далеко не лучшим образом, так что несколько раз вынуждена была присаживаться на стволы поваленных деревьев, чтоб передохнуть. Так невольно и вспомнишь слова Анны Павловны о том, что сейчас я буду уставать куда быстрей, чем всего лишь пару месяцев назад. Да, старая врач права, все происходит именно так, как она и говорила.

Человек, к которому мы пришли, проживал в большом деревянном доме, подле которого было несколько пристроек. Судя по всему, Иван Степанович не бедствовал, потому как (во всяком случае, внешне) все здесь дышало достатком. Подойдя к изгороди из штакетника, мы постучали в калитку.

– Хозяева, дома кто есть?

Нам никто не ответил, и, выждав несколько минут, мама вновь произнесла:

– Хозяева!

На этот раскрылась дверь сарая, и оттуда вышел высокий мужчина. Прислонив к стене сарая вилы, он направился к нам, но остановился, не дойдя до калитки нескольких шагов.

– Что надо?.. – вместо приветствия поинтересовался он.

– Нам бы Ивана Степановича увидеть... – начала мама, однако мужчина ее перебил.

– Ну, я Иван Степанович. Вы для чего сюда заявились? Я гостей не звал, да и не любитель их принимать.

Значит, про этого мужчину говорила нам Анна Павловна. Я, если честно, думала, что он будет постарше, а этому человеку, на мой взгляд, нет еще пятидесяти лет. Простое лицо, небольшая борода, русые волосы без седины, пронзительный взгляд карих глаз... Когда мужчина посмотрел на меня, я невольно отвела взгляд в сторону – такое впечатление, что человек, стоящий напротив, видит тебя насквозь.

– Мы к вам...

– Да я уж понял, только зачем вы мне нужны?.. – неприязненно произнес мужчина. – По хозяйству дел много, не до вас, так что идите подобру-поздорову туда, откуда пришли, гости незваные.

– Без крайней на то нужды мы бы не поехали в эти края из Вешнегорска...