Исповедь царя Бориса

— То-то! Молодец мужик, не чета некоторым! Вон каких высот достиг, а малую родину свою не забывает.

А вот насчёт того, чтобы с репортёром «за жизнь» поговорить, извини-подвинься. Многие зубы обломали. Но уж для тебя-то взять у него интервью — плёвое дело! Верно? Фамилию и телефончик называть?

Игорь угрюмо промолчал, гадая, каким будет продолжение. Ехать в Москву и терять целый день ради гипотетического интервью ему совершенно не хотелось.

Зинаида, между тем, сияла, как новый противень из нержавейки.

— Ладно, второй вариант: нынешний мэр город наш совершенно преобразил, честь ему и хвала за это, но и смену он себе подготовил достойную. Потихоньку натаскивает одного классного мужичка, в курс дела вводит, в Белый дом — наш, местный, не американский, конечно, — перетащил. Как, поговоришь по душам с человеком, кандидатом этим? Я тебе и фотографа дам.

Лидин мрачно взглянул на Зинаиду и обиженно засопел. О чём сейчас говорить с кандидатом, если до очередных выборов несколько лет? Да и кто в наше время может точно знать, какой кандидат победит: тот, которого мэр готовит, или кто-то другой?

Игорь вдруг застыл, настигнутый внезапной догадкой. Ну да, как же до него раньше-то не дошло? Мстит ему Зинаида, и будет мстить до победного конца. Женщины не прощают пренебрежения. А он-то, дурак, ещё и сам ей о той ночи напомнил. О единственной ночи, других не последовало. Не то чтобы Зинка ему тогда не понравилась — оторвались они оба по полной! Но на следующий день вдруг подвалил срочный и весьма денежный заказ, они с ребятами с головой окунулись в работу, а вскоре и жена с дочкой с юга вернулись. Словом, не до Зинки было. Жену свою Лидин любил, но считал, что для мужчины пересып — не недосып, вещь естественная и для здоровья, если не слишком злоупотреблять, даже полезная, а потому мелкие грешки свои за измену не считал и всерьёз не воспринимал.

Так как же ему сейчас поступить? Покорно принять наказание, пересилить себя? Для дела же! Или проще завалить Зинку под каким-нибудь кустом, чем бегать, высунув язык в поисках материала для статей? Она явно опять «голодная». Таких сексуально неудовлетворённых баб Игорь определял без особых усилий, как бы они ни маскировались. «Нет, не получится, — с сожалением понял он. — Теперь не получится — уж больно сильна пока у неё на меня женская обида».

— Ну и совсем плёвое дело, — продолжила экзекуцию Зинаида, — интервью с неизвестным писателем.

— Неизвестным? — недоверчиво переспросил Игорь. — И кому такой фрукт, интересно, ни с того, ни с сего вдруг понадобился? Да и вообще, что значит «неизвестный»? В наш век повального интернета даже графоман имеет в Сети кучку-другую поклонников своей «нетленки», то есть, что называется, «широко известен в узких кругах». И у меня фанатки есть. Сидит такая дама где-нибудь в Тмутаракани, с мужем у неё нелады, выпустить пар не с кем, вот и придумывает себе какой-нибудь виртуальный роман. Я с одной такой поэтессой недавно чуть ли не матом по Скайпу ругался, прилипла, как банный лист…

— Неизвестен в Коломне, — уточнила Зинаида, старательно пропуская мимо ушей пассаж Лидина о даме, имеющей нелады с мужем. — В нашей местной творческой тусовке. Не ходит на презентации и прочие сборища, в магазинах нет его книг, в прессе о нём ни слова. Но зато успешно издаётся в Канаде, уже полтора десятка книг наваял, публикуется в Дании, Финляндии, Германии, Новой Зеландии даже.

— И что, тоже на контакт не идёт? — недоумённо спросил Лидин.

— А вот представь себе, — ехидно улыбнулась в ответ Зинаида.

— А тебе-то он зачем? — сдаваясь, спросил Игорь. — Чем тебя известные-то не устраивают?

— Да надоели! — Зинаида раздражённо взмахнула холёной ручкой с кроваво-красным маникюром. — Ну что тут нового можно написать? Всё уже давно наперёд известно и не раз сказано. Тоска! А я хочу взбаламутить это устоявшееся болото, внести свежую струю.

— Ох, смотри, Зинуля, — вздохнул Лидин. — На опасную территорию хочешь влезть, и меня за собой тащишь. Вляпаться в писательские разборки легко, а вот вылезти из них…

— Ты мне материал принеси хоть какой-нибудь, а там посмотрим. — Зинаида встала из-за стола, давая понять, что разговор окончен. — Не устраивают мои темы — ищи свои. В «Дом Озерова» сходи, может там что-то интересное проходит или намечается.

— А что, — задумчиво пробормотал Лидин. — «Дом Озерова» — беспроигрышный вариант, наверняка там выставка какая-нибудь или презентация.

— Вот-вот. — Холодно улыбнулась Зинаида. — Пусть заметочка будет всего лишь небольшая, но с чего-то ведь надо начинать.

И, захлопывая за Лидиным дверь, ядовито прошипела:

— Раз уж ты на что-то большее пока не готов…

Выйдя из редакции, Лидин остановился. Куда теперь? Напротив, через дорогу, отражённым солнцем зазывно сверкал в стёклах окон и дверей книжный магазин. Давно в нём Игорь не бывал, а ведь когда-то чуть ли не каждый день заскакивал. Лидин посмотрел налево — до подземного перехода метров пятьдесят, да потом ещё столько же пилить обратно. Направо, до светофора на перекрёстке, метров тридцать. Получше, конечно, но в такую жару тоже не сахар. И, подождав, пока поток машин несколько поредеет, Игорь решительно бросился через дорогу. Водители возмущённо загудели разноголосыми клаксонами, но он, с ловкостью балетного танцора лавируя между визжащими тормозами иномарками, благополучно пересёк шоссе и ворвался в кондиционерную прохладу магазина.

Лидин не стал задерживаться у заваленных развлекательным чтивом прилавков и сразу же направился к небольшому отделу, где были выставлены на продажу книги коломенских авторов. Их обложки не пестрели полуобнажёнными блондинками, драконами или окровавленными мордами вампиров. Большую часть составляли краеведческие сборники, рекламные буклеты, карты города и района, путеводители, а также однообразные высокие, толстые тома альманаха «Коломенский текст» аж за семь последних лет. Далее шли тощенькие авторские сборники стихов, а уж проза вообще терялась, оттеснённая куда-то на задворки.

Много лет назад, увидев на полке книжного магазина объёмистый том первого выпуска «Коломенского текста», Лидин не поверил собственным глазам и искренне позавидовал его авторам: такое дело провернули — собрались, договорились, отобрали тексты, нашли спонсоров и издали сборник! А уж когда через год вышел второй номер, Игорь сразу же загорелся мечтой напечататься в появившемся в родном городе альманахе. Но никаких контактных данных в журнале указано не было: ни адреса редакции, ни телефона. Вот тут и пригодились Лидину его связи в редакции «Коломенской правды». Он встретился с автором заметки о выходе в свет очередного выпуска нового коломенского ежегодника и узнал у того номер домашнего телефона Главного редактора.

Эдгар Иванович Мыльников тогда ещё не был «столпом коломенского общества», не забурел во славе и почёте и дал согласие на встречу сразу же, не ломаясь и не выискивая свободное окно в своём напряжённом рабочем графике. Однако терять время на поездку в офис ради встречи с возможным автором альманаха Мыльников не пожелал и дал Лидину адрес своей квартиры, предложив либо прислать тексты по почте, либо принести их лично.

— Если меня не будет дома, оставьте рукопись в почтовом ящике, — напоследок сказал Эдгар Иванович и положил трубку.

Охваченный радостным нетерпением, Игорь отложил все дела, распечатал на принтере три лучших на тот момент рассказа и поспешил по указанному адресу. На звонок долго не открывали, и Лидин уже повернулся, чтобы пойти к почтовым ящикам, как в глазке что-то мелькнуло, замок вдруг щёлкнул, и дверь открылась. Август в тот год был жарким, но всё же Игорь не ожидал увидеть перед собой высокого матёрого мужика в длинных семейных трусах и майке.

— Вам кого? — хмуро спросил мужик.

— Вас, наверно, — выдавил из себя Игорь. — Вы — Эдгар Мыльников?

— Ну, я, — неприязненно ответил мужик. — А вы — кто?

— Я — Игорь Лидин, мы с вами пару часов назад разговаривали по телефону, помните? Вот, принёс свои рассказы…

— А-а, — прояснел лицом Мыльников и, чуть поколебавшись, распахнул дверь пошире. — Проходите на кухню. Разуваться не обязательно. Вот сюда. Посидите пока, мне надо там закончить…

Поставив перед Игорем стакан и литровую пластиковую бутыль холодной жёлтой газировки, Эдгар Иванович ушёл в комнату, прикрыв за собой дверь кухни. Послышалась какая-то возня, явно возмущённый женский голос, и вскоре Мыльников кого-то выпроводил из квартиры.

Ещё через пару минут он пригласил Лидина в комнату. На обычном письменном столе рядом с портативной пишущей машинкой стояли полупустая бутылка шампанского и пара высоких бокалов, лежала початая коробка шоколадных конфет, в пепельнице дымилась недокуренная сигарета с отчётливым следом от губной помады на длинном фильтре.

— Присаживайтесь, — указал Мыльников на явно только что собранный диван, небрежно бросив скомканную простыню и пару подушек в кресло. — Я сейчас.

Он брезгливо затушил тлеющий окурок, ловко подхватил одной рукой бутылку и бокалы, в другую взял коробку конфет и отнёс всё на кухню, принеся взамен всё ту же запотевшую бутыль газировки и стаканы.

— Вы курите? — спросил Эдгар Иванович.

— Бросаю, — вздохнул Игорь.

— Тогда я уберу это тоже, — решительно схватил пепельницу Мыльников. — Здесь и так дышать нечем.

И вот, наконец, они уселись почти напротив друг друга: Лидин — на диване, хозяин — на стуле у письменного стола, поближе к распахнутой балконной двери.

— Извините за мой вид, — притворно скорчил покаянную гримасу Мыльников. — Жара!

И началась долгая, подробная беседа. Игорь рассказывал о себе, о своём литературном хобби. Мыльников слушал, задавал вопросы, подливал в стаканы газировку.

Когда раздался звонок в дверь, Эдгар Иванович посмотрел на часы и вздохнул.

— Как время летит! Вот и ещё один автор пришёл…

Сняв с вешалки лёгкий цветастый халат, более подходящий женщине, а не разменявшему пятый десяток лет мужчине, Мыльников накинул его на свои богатырские плечи, небрежно завязал узел пояса и выразительно посмотрел на Лидина. Тот встал и направился в прихожую. Звонок вновь требовательно тренькнул, и Игорь отпер замок. Дверь распахнулась, и на грудь Лидину чуть не упала ворвавшаяся в квартиру дама. Окутанный облаком терпких духов и опалённый жаром разгорячённого женского тела Игорь поспешно отступил в кухню. Ошарашенно взглянув на него, дама скрылась в комнате.

— Мы обсудим ваши тексты с другими членами редколлегии, — выпроваживая Лидина сказал Мыльников. — Позвоните недельки через три.

Эти три недели тянулись для Игоря, как три года. Но чуда не произошло: его рассказы отвергли.

— Фантастика — низкий жанр, — заявил Мыльников. — Наш альманах настроен на публикацию настоящей литературы, а не развлекательной. Пишите реальную прозу, Игорь, и тогда у вас появится шанс.

Лидин ужасно тогда обиделся на Мыльникова. С годами это чувство несколько притупилось, но не прошло. Игорь взял с полки последний номер «Коломенского текста». Официальная его презентация должна состояться осенью, в сентябре, но новенький том уже поступил в продажу. И никакого читательского ажиотажа, очередей в кассу, статей в местной прессе.

— Странно, — удивился Игорь, открывая пахнущий свежей типографской краской ежегодник. — Тираж всего одна тысяча экземпляров. В Коломне сейчас, кажется, живёт где-то сто пятьдесят тысяч человек, а тут на полочке стоят совершенно новые тома за несколько лет. Неужели в городе не нашлось тысячи читателей, интересующихся местной поэзией и прозой?

Лидин полистал тяжёлый (наверно, не меньше килограмма!) том альманаха. Отличная бумага, цветные вклейки с картинами известного коломенского художника, иллюстрации к текстам, на последних страницах, как обычно, поимённый список спонсоров, благодарности. Солидный редакторский совет — сплошь знаменитые писатели и артисты. Почему же эти килограммы лучшей (по словам критиков) местной поэзии и прозы сиротливо тоскуют на полке, а потенциальные покупатели толпятся совсем у других прилавков, жадно разглядывая блестящий глянец боевиков, фэнтези и дамского детектива? Самого Игоря начинало тошнить от одного только взгляда на подобное чтиво. Нет, поначалу, когда рухнула власть КПСС, и в Россию хлынул обильный поток этого заграничного «продукта западной культуры», он тоже хватал и читал всё подряд. Но быстро «объелся», «отравился» и больше не притрагивался, поняв, что новизна превратилась в однообразную жвачку. С тех пор прошло два десятилетия, а поток низкопробного чтива на прилавках не иссякает. Зарубежных авторов значительно потеснили наши, российские, пусть качеством похуже и тиражом пожиже, зато их теперь так много! Читай — не хочу!

«Вот именно — не хочу!» — подумал Игорь. Он бегло просмотрел содержание альманаха и вздохнул. Чуда не произошло: всё те же, давно знакомые фамилии авторов, новых почти нет. Какие-то статьи преподавателей коломенского пединститута — зачем они здесь, в альманахе? Кто их читает? Это же не специализированный научный сборник, а ежегодник поэзии и прозы. Лидин бегло пробежался по текстам. Так и есть: авторы статей даже не попытались превратить свои сухие научные тексты с массой ссылок на первоисточники хоть в какое-то подобие научно-популярных статей, понятных и интересных не только специалистам. А объём в сборнике эти тексты занимают о-го-го какой!

К тому же, москвичей и прочих иногородних авторов в коломенском альманахе печатается всё больше и больше. В какой-то хвалебной статье в одной из местных газет по этому поводу была высказана мысль, что альманах поднялся на более высокую ступень, вырвался за пределы Коломны и стал поистине междугородним, чуть ли ни общероссийским изданием. Но Лидин воспринимал это иначе: очевидно, по мнению составителей альманаха в Коломне и районе просто нет необходимого количества текстов местных авторов, которые соответствовали бы установленным редакцией критериям.

И всё же обидно и не верится, что нет в Коломне достойной прозы. Сам Лидин, будь он на месте обычного коломенского прозаика-реалиста, ради публикации в городском ежегоднике вывернулся бы на изнанку, но нашёл бы время, чтобы отшлифовать текст, довести его до нужной кондиции. За год-то вполне можно управиться. Свои фантастические рассказы Лидин всегда старался «вылизывать», очищать от ошибок и ляпов. Но попасть в альманах те всё равно не имеют ни малейшего шанса — Мыльников не соврал: в ежегоднике не было и нет ни детективов, ни фантастики.

Когда-то Лидин старался купить каждый новый номер «Коломенского текста». Не всегда это ему удавалось — ежегодник не залёживался на прилавках книжных магазинов, и тогда Игорь шёл в библиотеку, клянчил у более счастливых и расторопных друзей или знакомых. Он жадно хватал новинку, прочитывал от корки до корки, мечтал напечататься в нём.

А последние лет восемь просто пролистывает, как сегодня, смотрит содержание и не берёт. Как, очевидно, и другие бывшие читатели-почитатели, раз все эти тома аж за семь лет свободно стоят на полке магазина. Новинка стоит! Что же изменилось? Авторы стали неинтересны, или читатели перешли на чтиво в глянцевых обложках?

Да, можно, конечно, накатать об этом статью для «Коломенской правды», дать Зинке тот «камень», который она так жаждет «бросить в болото». Можно, но никому не нужно. Другого альманаха в Коломне всё равно нет, и вряд ли будет. А критиковать других, как известно, гораздо легче, чем сделать самому.

Лидин поставил книгу на место и вышел из кондиционерного рая в жар улицы и удушающую вонь выхлопных газов.

Культурный центр «Дом Озерова» находился совсем недалеко от редакции «Коломенской правды». Уже через несколько минут неторопливой ходьбы Лидин остановился у пересечения улиц Красногвардейской и Яна Грунта перед старинным двухэтажным зданием. Считалось, что этот кирпичный, с белокаменной отделкой, мезонином и колоннами в стиле классицизма дом построен на рубеже XVIII–XIX веков по проекту знаменитого архитектора Матвея Казакова. Тот прибыл в Коломну в 1778 году по повелению императрицы Екатерины II. А своё название дом получил по фамилии последнего владельца, купца первой гильдии Алексея Семёновича Озерова, оставившего о себе добрую память щедрой благотворительностью.

Озеров был по местным меркам весьма богатым человеком, владел паровым водочным заводом, несколькими трактирами и магазином. В отличие от нынешних меценатов, тратящих миллионы на яйца Фаберже и иностранные футбольные клубы, виноторговец Озеров жертвовал довольно большие деньги на строительство больниц для бедных, богаделен для бездомных, приютов для вдов и сирот, а также на нужды Красного Креста. Причём, не только в родной Коломне, но и в Москве. Именно за свою бескорыстную благотворительность купец Алексей Семёнович Озеров был награждён золотой медалью «За особые заслуги, оказанные обществу Красного Креста» и орденами Святой Анны III степени и Святого Станислава II степени. Кроме того, родной город присвоил ему звание «Почётный гражданин Коломны».

С тех пор прошло сто двадцать лет, а имя Озерова не исчезло, не стёрлось в памяти людей, хоть он и не был знаменитым полководцем или популярным писателем. Семьдесят лет советские идеологи внушали народу, что купцы — это зло, эксплуататоры трудового народа, спекулянты и мироеды, а дом Озерова стоит и не собирается менять своё название. Хроники, летописи и учебники истории можно «подкорректировать» в угоду очередному князю, царю, генсеку или президенту. Но народную память переписать нельзя. Она передаётся от родителей к детям, минуя официальную цензуру.

В 1980 году в доме бывшего виноторговца начал работать Культурный центр Коломны. Лидин не раз бывал здесь с женой, а последнее время чаще с дочерью, на выставках местных и заезжих художников, концертах, вечерах, юбилеях и презентациях. Вот и теперь, войдя в здание, он сначала направился в художественный салон, где любой посетитель мог не только посмотреть, но и приобрести произведения местных талантов: батик, живопись, графику, фотографии, книги, каталоги художников, изделия народных промыслов.

Бегло скользнув взглядом по развешанным на стенах картинам, Игорь сразу же подошёл к стенду с книгами, но с досадой увидел за стеклом витрины всё тот же знакомый ассортимент книг, что он недавно рассматривал в книжном магазине. Разочарованно вздохнув, Лидин отправился на второй этаж.

Директор «Дома Озерова», Соловьёва Ирина Владимировна, встретила его весьма приветливо. Сочувственно выслушав Игоря, она с сожалением покачала головой.

— Ничем не могу помочь. Лето! Пора каникул и отпусков. У нас сейчас некоторое затишье. Конечно, уж совсем без дела не сидим. Проводим выставку картин Николая Силина. Очень интересный художник, недавно переехал в Коломну из Мурманска. Делает картины по фотографиям, портреты в основном. Не интересует?

— Нет, — покачал головой Игорь. — Я люблю традиционную живопись, с натуры.

— Вот я и говорю: затишье, — вздохнула Ирина Владимировна. — Повесили мы афишу при входе, дали объявления о выставке в коломенские газеты, а народу-то идёт мало. На открытие и то пришли только бабульки-пенсионерки. Они — наш постоянный контингент.

— Неужели же в Коломне сейчас ничего не происходит? — в отчаянии воскликнул Лидин. — Ну, не может же такого быть! Ирина Владимировна, подумайте. Вы же должны знать. Не можете не знать. Не обязательно официальное. Я слыхал, что молодёжь где-то проводит свои, так сказать, альтернативные тусовки, концерты и тому подобное.

— Дом Озерова — муниципальное предприятие. Мы работаем в тесном контакте с отделом культуры администрации Коломны. Публика у нас в основном солидная, в возрасте.

Конечно, и молодёжь где-то проводит что-то своё, неформальное. Согласует ли она свои акции с властями, мне не известно. Но я знаю, что в бывшем кинотеатре «Русь» бывают рок-концерты коломенских групп, и даже из других городов, говорят, приезжают ансамбли.

В одном из частных домов где-то на улице Светлой порой собираются какие-то, как вы говорите, тусовки. Иногда поэты, в основном молодые ребята и девчонки, собираются прямо на улице и чуть ли ни целый день читают свои стихи. Но я к подобным мероприятиям не имею никакого отношения, поэтому ничем вам помочь не могу. Хотя…

Послушайте! Сейчас рядом с Коломной, в Песках, проходит Всероссийский фестиваль авторской песни, поэзии и прозы «Госпожа Вьюга». Завтра как раз у них там последний день, можете ещё успеть.

— Фестиваль? — задумчиво переспросил Игорь. — А там есть кто-нибудь от Коломны?

— А как же! — с жаром воскликнула Соловьёва. — Вы знаете Татьяну Корнееву? Она работает доцентом на кафедре литературы в нашем пединституте. А кроме того пишет замечательные стихи и исполняет их под гитару. Пойдёмте, спустимся вниз, у нас в салоне должны быть её книжка и диск с песнями. Танечка — один из основных организаторов фестиваля. Конечно, она пригласила на него коломенских авторов и исполнителей песен. А как же иначе?

Жизнь по науке

Опыт — это не то, что происходит с человеком, а то, что делает человек с тем, что с ним происходит.

О. Хаксли

Лидин не спеша шёл к автобусной остановке. А куда было спешить? Дела его фирмы шли всё хуже, объёмы работ, а вместе с ними и заработки упали, молодёжь постепенно разбежалась в поисках более высоких зарплат, в штате остались только те, кому до пенсии было рукой подать — этим уходить было некуда. Если где и требовались работники, то обязательно молодые, не старше тридцати пяти лет. В нынешние нелёгкие времена фирма Лидина держалась на плаву только благодаря заказам Коломзавода на ремонт станков, но и эти заказы становились всё реже и денег приносили всё меньше. Эх, работа, работа, где же ты притаилась, и как бы тебя отыскать? Он вспомнил завод, на который двадцать пять лет назад, окончив московский институт, пришёл молодым, засучившим в трудовом энтузиазме рукава специалистом. Работы вокруг было полно, и всё же Игорь потратил почти месяц, пока, наконец, ему дали конкретное дело.

Советское государство потратило на обучение Лидина пять лет и немалые средства, но его, пусть даже и скудные на тот момент знания и умения, оказались на заводе никому не нужны! Отдел кадров направлял Игоря то в один отдел, то в другой. Престарелые начальники петушиным взглядом окидывали свои дружно вяжущие шапочки и свитера «гаремы» и… Лидин возвращался в отдел кадров с отказом.

А ведь у него была совершенно дефицитная по тем временам специальность: инженер-электромеханик по автоматизации производства. Все стенды отделов, куда Лидина не хотели брать, были увешаны планами необходимых рацпредложений и изобретений как раз по автоматизации и модернизации всяческих процессов и устройств. Но на практике оказалось, что в СССР планы были планами, а жизнь текла по своим законам. И, что удивительно, все планы при этом регулярно выполнялись и перевыполнялись!

Заводские Главные инженеры, Главные сварщики, Главные технологи и прочие «главные» выросли на убеждении, что кибернетика — это лженаука. Все они, как правило, имели вечернее или заочное образование, полученное в местном филиале московского политехнического института, и как огня боялись новшеств. Да и зачем что-то менять? Процессы и технологии давно отлажены, план худо-бедно завод выполняет. Да, со штурмовщиной в конце каждого квартала и, тем более, года, но где дела обстоят иначе?

Нет, конечно, некий Главный конструктор что-то там изобретает новое. В плане улучшения старого. Ему это по штату положено. Ну, а всем остальным, не главным, и уж тем более таким молодым специалистам, как Лидин, положено ездить в колхозы и совхозы на уборку урожая, на овощные базы, на стройки, участвовать в субботниках по уборке мусора и заниматься общественной работой. А в свободное от всего этого время работать обычными чертёжниками, копируя гениальные наброски Главного.

Женщинам не возбранялось в рабочее время вязать, читать журналы и просто сплетничать, если нет какого-либо срочного дела, потому что все их мысли всё равно были не о работе, а о семье. Вернее, о том, где и почём что-то достать из продуктов, одежды или мебели. А мужчины в отделах надолго не задерживались из-за низких окладов, установленных для рядовых конструкторов. Неудивительно, что наши отечественные технологии столь отстали от западных.

«Да, СССР был богат, — с горечью подумал Лидин. — Потому что только несметным богатством можно объяснить то царившее вокруг полнейшее безразличие начальства и парткомов к повсеместному и бездарному разбазариванию материальных и кадровых ресурсов. Неукоснительно соблюдалось только одно правило: люди не должны богатеть! Все мы обязаны были оставаться приблизительно на одинаковом материальном и духовном уровнях. И только так называемая номенклатура пользовалась дополнительными льготами в виде спецбольниц, спецпайков, спецраспределителей и госдач».

Лидин мог бы, конечно, наплевать на полученную в институте специальность и пойти по административной линии. Ему предлагали в отделе Главного энергетика завода должность инспектора по технике безопасности. В том бюро тогда было всего два человека: старичок-начальник, мечтавший побыстрее уйти на пенсию, и девица, оформлявшая всяческие акты и прочие документы. Лидин мог через полгода-год занять место своего маленького начальничка и со временем вырасти до большого, возглавить какой-нибудь отдел, например. Но подобная карьера его никогда не интересовала, и он пошёл работать в структуру, занимавшуюся ремонтом и наладкой станков. Здесь, по крайней мере, Лидин мог на практике применить полученные в институте знания и набраться практического опыта.

В той структуре, как оказалось, всё было устроено согласно партийным лозунгам и установкам. В штатном расписании бюро ремонта и наладки особо сложного оборудования были инженеры-электрики и электромонтёры, хотя все делали одно дело — ремонтировали и налаживали сложную электрику и электронику станков и установок. Но «гегемоны» (те, кому посчастливилось попасть на «рабочую сетку» в виду отсутствия на момент трудоустройства высшего образования) получали зарплату на тридцать-сорок процентов больше, чем «прослойка» (инженеры с институтскими дипломами). Таким образом, Лидину пришлось с самого начала своей трудовой деятельности прочувствовать на себе всё презрение «рабочего» государства к интеллигенции.

Гегемоны, конечно, со временем тоже получали дипломы вечерних или заочных институтов, но никто не требовал у них после этого перехода на инженерные должности. А обладателям дипломов дневных факультетов, тем более молодым специалистам, закон категорически запрещал устраиваться на рабочие сетки. Они почему-то должны были работать на низких инженерных окладах. Где тут логика, Лидин тогда не понимал. Теперь, на старости лет — полтинник скоро стукнет! — он, наконец, уяснил, в чём тут дело: по политическим мотивам богатое советское «государство рабочих и крестьян» могло себе позволить платить рабочим зарплату больше, чем инженерам! Вне зависимости от квалификации и образования как первых, так и вторых.

«А куда бы мы делись? — злобно хмыкнул Лидин. — Никому не нужных инженеров в СССР было много, а рабочих рук всегда не хватало». И этот идиотизм явного унижения и принижения значения инженерных кадров — всего лишь один из тех примеров бесхозяйственности от богатства, с которым Лидину пришлось столкнуться в молодости. Но были и другие.

Во времена «перестройки» и «ускорения» на заводе решили попробовать ввести хозрасчёт. Лидин в то время работал инженером-электроником гальванического участка Термического цеха. Следил за работоспособностью электроагрегатов автоматической линии. Тут его поджидали те же грабли: рабочим шёл «горячий стаж», давали талоны на молоко и дополнительный отпуск за вредность, а Лидину ничего этого не полагалось только потому, что его инженерная специальность отсутствовала в списке вредных профессий! То, что он фактически весь рабочий день дышал той же гадостью, что и рабочие гальванического участка, государство не волновало ни в малейшей степени. Обидно, конечно, до скрежета зубовного, но Лидин смирился: зарплата в Термичке была выше, чем в отделе на целую тридцатку. К тому же он сидел на месте, в своей стеклянной каморке, обслуживая всего один участок, а не мотался, как раньше, в любую погоду по всем цехам завода. Игорь был молод, и насущные нужды семьи волновали его больше гипотетических проблем со здоровьем в будущем. Ну да речь не об этом.

Участок, на котором работал Лидин, был выбран в качестве опытного — на нём решили опробовать так называемый «бригадный подряд». Партия же требует перестройки и ускорения! Народ обязан исполнить наказ. Мастер гальванического участка немедленно уволился. На его место желающих не нашлось: никто не хотел брать на себя ответственность за столь новое и непонятное дело. В конце концов, начальство обратилось к Лидину, так как тот после ухода мастера остался единственным мужчиной с высшим образованием на участке гальваники. Была ещё женщина — начальник химической лаборатории, но та отказалась от предлагаемой должности сразу и бесповоротно.

— Ты ж ничем не рискуешь, — уговаривал Игоря начальник цеха. — Меньше своего оклада так и так не получишь.

И Лидин согласился. Напечатали официальный договор между заводом и гальваническим участком Термического цеха. Участок в заданные сроки выполняет оговоренный в договоре объём работ, а завод выплачивает бригаде весь фонд заработной платы, положенный по штату. А штаты тогда нигде и никогда не были заполнены на все сто процентов. Тем более, в «горячих» и вредных цехах. Кроме того, в бригаде, как и везде, имелся балласт в виде числящихся, но не работающих дармоедов. Ведь в СССР все были обязаны работать. Или хотя бы числиться работающими. Эти работнички аккуратно ходили на завод, отбывали свои восемь часов и уходили. Заставить их что-либо сделать, было невозможно, а уволить — не за что, так как эти люди старались не нарушать режим. Числились они, как правило, в рядах обслуживающего персонала — электромонтёры, слесари-механики, сантехники и тому подобное. Когда что-либо ломалось по их части, они, не спеша, выползали из курилок и бытовок, расслабленной походкой брели к вышедшему из строя устройству и до конца рабочего дня делали вид, что занимаются ремонтом. Но на самом деле просто ждали, когда придёт другая смена с настоящими работниками и всё починит. Завод-то тогда работал в три смены!

Все вокруг всё прекрасно знали и понимали, но уволить такого работника по закону было нельзя: он же не отказывается от работы, не опаздывает, пьяным на рабочем месте не появляется. «Обучайте, воспитывайте, перевоспитывайте!» — вот и весь рецепт профсоюзных боссов и кадровиков.

И Лидин при подписании договора подряда настоял на внесении в него пункта, что с согласия общего собрания бригады он может увольнять нерадивых работников. Начальство с большим скрипом согласилось, но предупредило, что замены выгнанным из бригады не будет. Переманивать кадры с других участков и цехов ему никто не позволит. А «с улицы» в отдел кадров приходят, как правило, те, от кого избавились другие предприятия: либо алкаши, либо такие же дармоеды.

Но Лидин не испугался и не отступился. Никто: ни цеховое, ни заводское начальство — не удосужились вникнуть в пункты заключаемого с его бригадой договора. Они видели только ответственность нового дела, но не выгоды. А Лидин отлично знал, что от дармоедов как не было никакой пользы, так и в дальнейшем не будет, а вот зарплату им платить придётся. Зачем же тратить деньги на бездельников, раз их работу всё равно кому-то в бригаде придётся делать?

План, разумеется, бригада выполнила. А почему нет? Для рабочих бригады ничего ж не изменилось — работали, как всегда. Лидин представил в бухгалтерию завода ведомость на зарплату и соответствующую справку о выполнении месячного плана, которую кроме него подписали: мастер ОТК (отдел технического контроля) и диспетчер Термического цеха; мастер ОТК, старший мастер и начальник цеха-заказчика; директор производства и начальник ОТК завода. Заводская бюрократия подстраховала себя в новом деле по полной программе!

Бухгалтерия согласно договору выплатила бригаде весь фонд заработной платы. Лидин распределил свободные деньги, положенные отсутствующим, но необходимым по штатному расписанию работникам, на тех, кто выполнял их обязанности. Лодыри и скептики, работавшие с прохладцей, «остались при своих» и были жутко недовольны, зато энтузиазм остальных резко возрос.

В следующем месяце бригада не только перевыполнила план, но и значительно сократила брак. Собственно, уменьшение брака и способствовало перевыполнению плана. Завод — это большой конвейер, и гальванический участок Лидина мог обрабатывать только то количество деталей, какое поступало в него из других цехов. Гальваника, ведь, как и Термичка в целом, сама ничего не производит, а только наносит на детали специальное покрытие.

Но, согласно договору, раз бригада перевыполнила план, к возросшей зарплате добавилась и немалая премия! Раньше на этот пункт никто не обращал особого внимания, так как перевыполнить план при конвейерном производстве весьма проблематично, тем более при том проценте брака, что был ранее на гальваническом участке. Еле-еле план вытягивали! Штурмовщина в конце каждого месяца была обычным явлением. Но Лидин в бухгалтерии завода настоял на выполнении договорных обязательств, и работники его бригады получили ещё и премию. И в следующем месяце получили. И в последующие.

И тогда Лидин вновь вплотную столкнулся с тем, что в богатом государстве нельзя много зарабатывать! В нём можно получать небольшую зарплату за отбывание рабочего времени на производстве, но вот зарабатывать большую категорически нельзя! Разве что только на далёком и холодном Севере, но там большие заработки обусловлены совсем иными причинами.

На заводе каждый месяц всем работникам раздавали талончики на зарплату, в которых подробно расписано, сколько человек отработал времени, какая ему за это начислена зарплата, премия или оплата за больничный, сколько и за что вычтено. Выдавали их обычно табельщицы вместе с пропусками по окончании смены. И, разумеется, талончики гальванического участка, а вернее указанные в них суммы, стали предметом обсуждения и возмущения сначала Термического цеха, а потом и администрации завода. Вдруг оказалось, что работники бригады Лидина «получают бешеные деньги ни за что»! И что самое противное — простой инженеришка, временно исполняющий обязанности мастера участка и бригадира, то есть сам Лидин, получает зарплату больше, чем его непосредственный начальник!