Исповедь царя Бориса

— Мы не получаем, а зарабатываем, — говорил Лидин начальству всех инстанций, куда его вызывали для объяснений. — Вы сами просили меня внедрить бригадный подряд. Кто вам мешает перевести на него весь цех? Пусть недовольные и завистники прочувствуют на собственной шкуре, как нам достаются эти «бешеные деньги ни за что».

Но оказалось, что все вокруг хотят получать большие деньги, но никто не хочет их зарабатывать! Жалобы недовольных в администрацию завода не прекращались, и та вскоре отреагировала на «возмущение трудящихся». Когда Лидин в очередной раз принёс в бухгалтерию ведомость на зарплату, главный бухгалтер отказался её подписывать.

— У вас слишком большие суммы! — заявил он Лидину. — Откуда такие цифры?

— Из договора, — ответил тот. — Что вас так удивляет-то? Ведь суммы те же, что и в прошлом месяце. Лично я совмещаю две должности: мастера и инженера-электроника. Другие члены бригады тоже что-то совмещают. Некоторые, подменяя заболевших, работали по полторы смены. В ведомости распределён по работникам фонд заработной платы, положенный нашему участку согласно штатному расписанию, плюс премия за перевыполнение плана. Вот соответствующая справка, подписанная всеми нужными лицами. Всё согласно договору. Чужого или лишнего мы не требуем. Чем вы, собственно, недовольны?

Главный бухгалтер долго мялся, пыхтел и, в конце концов, тихо сказал:

— Мне запретили подписывать вашу ведомость, если в ней будут указаны суммы более трёхсот рублей на человека.

— Вы хотите расторгнуть договор? — прямо спросил Лидин. — Заплатите нам за отработанный месяц, и мы вернёмся к прежнему режиму работы. Думаю, начальство быстро найдёт нового мастера на наш участок. Бывшего, в крайнем случае, вернут.

Главбух вновь запыхтел. Потом оглянулся по сторонам и, убедившись, что их никто не подслушивает, шёпотом сказал Лидину:

— Да разделите вы превышающие лимит суммы на тех членов бригады, у кого зарплата меньше трёхсот рублей. А те вам их пусть при получении отдадут.

— Всё равно остаётся немалая сумма излишков, — быстро прикинул Лидин, пробежавшись взглядом по ведомости. — У нас в бригаде нет лишних людей и дармоедов. Мы их выгнали ещё в самом начале.

— Да и чёрт с ней! — взъярился главбух. — Вам уже почти весь завод завидует. Хорошо ещё, что в Москве, в министерстве, о ваших успехах пока не знают. Всё начальство трясётся, как бы и другие участки и цеха, а то и весь завод не заставили перенимать ваш опыт. Им проще прикрыть вашу бригаду, чем… Словом, довольствуйтесь тем, что вам предлагают, не лезьте на рожон.

Лидин посоветовался с бригадой, объяснил, что и как, и люди смирились. Лучше иметь что-то, чем ничего. Зарплаты сжались, как и энтузиазм. В отличие от недовольства окружающих. Ведь мастера других участков термического цеха получали сто шестьдесят-сто семьдесят рублей, рабочие — около двухсот. А Лидин и его бригада — по триста! Завистливое шипение и жалобы в администрацию и партком не прекращались.

И вдруг завод неожиданно приобрёл в Германии новую линию гальваники. Немцы быстро завезли и отладили оборудование. Цех в кратчайшие сроки набрал и обучил необходимый штат работников. Как только заработала немецкая линия, участок Лидина закрыли за ненадобностью, его бригаду немедленно расформировали, оборудование пустили под пресс, а работников распихали по другим участкам и цехам.

О бригадном подряде в дальнейшем больше никто из начальства не вспоминал. А Лидин ещё долго бегал по разным инстанциям, пытаясь сдать килограмм технической платины, которая осталась в разрушенной лаборатории. Никто её не хотел у него принимать, так как всё оборудование участка было уже списано с учёта. А Лидину и в голову не пришло тогда заныкать бесхозный драгоценный металл. Как бы он мог ему пригодиться всего через несколько лет, когда все заводчане в одночасье из советских граждан превратились в нищих «россиян». А тогда, в богатом СССР, ни бригадный подряд, ни какой-то килограмм ценного металла, оказались никому на заводе не нужны, и платину, наверно, просто выкинули вместе с отходами производства, чтобы не засорять отчётность.

Но полученный опыт зарабатывания сравнительно больших денег малой бригадой очень помог Лидину, когда тот ушёл с завода, чтобы организовать свою небольшую фирму по ремонту электрооборудования. Поначалу дела шли совсем даже неплохо. Фирма Лидина ремонтировала станки на заводах города, штат работников был небольшой, но не раз проверенный в деле и надёжный. Вскоре Лидин купил большой гараж и подержанный уазик-«буханку», чтобы было на чём возить запчасти. Потом садовый участок, чем весьма порадовал жену и дочь. Поменял двухкомнатную квартиру на трёхкомнатную.

И вдруг грянул дефолт! Предприятия сидели без денег, сокращали работников. Фирма Лидина осталась практически без заказов. Пришлось ему тоже уволить большинство сотрудников и перейти на ремонт телевизоров, холодильников и прочей бытовой техники горожан. Фирма была на грани закрытия.

Вспомнили стройотрядовский опыт: прокладывали электропроводку в гаражах, на дачах и в растущих, как грибы, особняках появившихся невесть откуда нуворишей. Даже клали одно время кирпичи на постройке гаражей.

Уазик вскоре пришлось продать. И это было единственное, о чём Лидин не жалел, потому что крутить баранку для него оказалось немыслимой мукой. Правила дорожного движения и знаки он выучил легко, но вот следить за ситуацией на дороге и одновременно справляться двумя ногами с тремя педалями, да, к тому же, успевать орудовать рычагом переключения скоростей, как следует так и не научился.

Были в дальнейшем у фирмы Лидина и крутые подъёмы, и небольшие спады. Стабильности вот только никогда не было. Едва предприятия оправились от дефолта, Лидин вновь заключил договора с заводами, расширил штат, обустроил офисное помещение, заполнил полки склада необходимыми для ремонта станков запчастями. Жизнь, вроде бы, налаживалась.

И вдруг начался мировой кризис. Предприятия разорялись, меняли собственников и закрывались. Деньги на заводах опять исчезли. Фирма Лидина вновь оказалась на грани закрытия. Молодёжь уволилась, а старички предпенсионного возраста опять взялись за ремонт телевизоров, холодильников и компьютеров, прокладку электропроводки в гаражах и домах толстосумов. Летом кое-как пробавлялись постройкой туалетов, сараев и установкой изгородей из сетки-рабицы в садовых товариществах, с трудом конкурируя с бригадами таджиков и узбеков.

«Так что, правы классики материализма, — подумал Лидин, выходя на площадь Двух революций. — Если где-то что-то прибывает, то, соответственно, в другом месте убывает. Нынче у нас, в России, олигархи и чиновники богатеют, а страна и народ нищает. Так и живём. По науке».

Часы на ослепительно сверкающей в жарких лучах июльского солнца колокольне Иоанна Богослова пробили одиннадцать раз. Лидин нырнул в душную прохладу подземного перехода, оказавшись в узком туннеле всевозможных киосков.

Не глядя на сверкающие искусственным светом витрины, он постарался поскорее преодолеть подземелье, ловко избегая столкновений с потными представителями встречного потока.

У выхода из подземного перехода Игорь на секунду застыл в раздумьях. Нужная ему автобусная остановка была в двух шагах направо, и там, в облаке сигаретного дыма и мата что-то шумно обсуждала компания подростков. Автобуса пока не было, и Лидин шагнул налево.

Здесь начиналась легендарная коломенская Стометровка, где можно было купить всё, что угодно: одеться, обуться с ног до головы, подобрать букет цветов для любимой, любую снедь к столу. Узкая лента тротуара от шоссе до трамвайной линии, ограждённая по бокам сплошными рядами торговых палаток, магазинчиков и лотошниц, была забита народом.

Скользя равнодушным взглядом по горкам фруктов и овощей, стопкам платков, трусов и носков, Лидин вдруг увидел разложенные прямо на земле на листах газеты книги. Над ними мялся в явном похмельном угаре бомжеватого вида небритый мужичок неопределённого возраста. Его тоскливые, как у бездомного кота, глаза с надеждой вперились в подошедшего Игоря.

— И тут та же фигня, что и везде, — разочарованно чертыхнулся Лидин, увидев яркие глянцевые обложки дамских романов и боевиков, потрёпанные советские детективы, разрисованные шариковой ручкой томики школьной классики, и вдруг зацепился за название: «Мифы, предания и сказки фиджийцев». Игорь собирал сказки, две полки его книжного шкафа были плотно заставлены разномастными томиками сказок разных народов. Нагнувшись, он поднял книгу. Мужичок шумно задышал и чуть ли не заплясал от нетерпения, переминаясь с ноги на ногу. Его дырявые кеды, из которых торчали грязные пальцы ног, противно заскрипели об асфальт. Запах перегара заставил Лидина сместиться к соседнему лотку с китайской расписной посудой. Он листал редкую книгу и удивлялся: судя по отличному состоянию, её никто ни разу не открывал после покупки.

Вдруг мужичок замер, и скрип резины прекратился. Игорь оторвал взгляд от книги. Продавец с ужасом смотрел на парочку полицаев. Два сержанта, один высокий и мордастый, другой маленький и толстый, лениво шли вдоль лотков. Торговки молча совали им мятые купюры, и те, открыто пересчитав полученную дань, небрежно бросали деньги в большой пластиковый пакет с нарисованной на нём полуголой блондинкой. Покупатели старательно делали вид, что ничего не видят.

— Ну? — Полицаи остановились рядом с посторонившимся Игорем. — Чего менжуешься? Давай!

— Нет у меня, — хрипло пробормотал трясущимися губами мужичок. — Не продал ещё ничего. Хотите, берите любые книги…

— Ты что нам втюхиваешь? — с угрозой процедил высокий мент и пренебрежительно пнул стопку книг. — Давно в «обезьяннике» не сидел? Мы тебе сейчас устроим культпоход в библиотеку! Пойдём.

Полицаи ловко выдернули мужичка из ряда продавцов и куда-то поволокли.

— А мои книги? — завопил тот.

— Кому нужен твой хлам? — заржал толстяк.

— Бедолага! — завздыхали торговки. — Изобьют опять ироды мужика до полусмерти.

— А мне-то как же теперь быть, — растерянно спросил их Лидин. — Я вот книжку эту хочу купить…

— А Витёк все свои книжки по двадцать рублей продаёт, — живо откликнулась продавщица китайского «фарфора». — Давайте мне, я ему передам.

Игорь достал портмоне, вынул пятидесятирублёвую купюру и протянул торговке.

— А у меня, милок, сдачи нет, — поджала губы та. — Не расторговалась пока. Сам видал: всё, что было, тем иродам отдала. Возьми ещё что-нибудь.

Лидин нагнулся и стал перебирать пыльные книжки. И вдруг наткнулся на фолиант, обтянутый потёртой кожей, со следами мышиных зубов.

Игорь поднял тяжёлую книгу и открыл. На него с толстых пожелтевших, обгрызенных по краям страниц красочно блеснула разноцветная рукописная вязь старорусской буквицы. Руки Лидина затряслись. Такая книга стоит бешеные деньги! Откуда она у явного пропойцы?

— И эту тоже за двадцатку? — дрогнувшим голосом спросил он.

— Я ж говорю: все. Стало быть, и эта, — равнодушно ответила торговка.

Лидин лихорадочно просмотрел остальные книги. Старинных больше не было. Он сунул женщине пятидесятирублёвку и начал поспешно засовывать покупки в вынутый из барсетки пакет с эмблемой и названием известной торговой сети.

— Сдачи не надо! — Махнул он рукой сердито смотревшей на него женщине. — Некогда мне разменивать.

И бросился на остановку, к подошедшему автобусу, даже не посмотрев на его номер.

К счастью, автобус оказался тот, что нужно, и вскоре Игорь, ввалившись в свою квартиру, бережно выложил покупки на письменный стол.

Бегло пролистав сборник сказок фиджийцев, Лидин с трудом воткнул его в свободный просвет на полке непрочитанных книг.

«Эх время, времечко! Где ж тебя взять, чтобы всё это прочесть?» — вздохнул он и осторожно открыл старинный фолиант. Книга была явно рукописной. Страницы до сих пор сохраняли аромат воска свечей и ещё чего-то такого, чем пахнет обычно в церкви. Лидин листал толстые хрустящие листы, скользил взглядом по непонятным чёрным строчкам. Картинок не было, но каждый абзац начинался кроваво-красной заглавной буквой.

Игорь не знал церковнославянского языка. Он и дореволюционные-то книги с ятями и фитами не пытался читать, хоть в его семейной библиотеке и была парочка таких: том Алексея Толстого с рассказами о вурдалаках и романом «Князь Серебряный» и какой-то сборник стихов без начала и конца, так что определить название книги и автора Лидин не мог. Он держал их на «чёрный день» в надежде продать в случае острой нехватки денег какому-нибудь любителю или букинисту. А теперь к тем двум добавилась и настоящая древность.

Интересно, что это за книга, о чём? У кого бы проконсультироваться? Игорь закрыл фолиант, погладил мягкую кожу переплёта и, на ходу сдирая с себя мокрую от пота одежду, поспешил в ванную, чтобы принять, наконец, прохладный освежающий душ.

Отбросив книжку Корнеевой, Лидин с тоской посмотрел в окно. День угасал. Жара спала, но духота никуда не делась. Тексты Корнеевой разочаровали Игоря. Проза её оказалась типично женской. Ему было откровенно скучно и неинтересно: женская проза никогда Игоря не привлекала. Кроме того, Лидин заподозрил, что Корнеева наполнила свою повесть некими намёками на какие-то известные её друзьям события и людей. Но он-то, Игорь, не знал ни этих событий, ни тех людей, а потому чувства и переживания персонажей были ему не вполне понятны.

«Что ж, послушаем, как она поёт», — без особого энтузиазма подумал Игорь и сунул компакт-диск в плейер. Лидин не был филологом, воспринимал поэзию, так сказать, на вкус и цвет, на уровне нравится — не нравится. Стихи Корнеевой были технически выверены и безупречны, но отклика в его душе не вызвали. Проблема, видимо, была в том, что Корнеева пыталась совместить в своих текстах несовместимое: женственность с феминизмом. Лидин не мог заставить себя пожалеть Джульетту, стирающую носки Ромео. С какой стати? Если подавляющее большинство жён это делают, почему Джульетта должна быть исключением?

Лидин выключил плейер, включил ноутбук и вышел в интернет. Интересно, есть тут что-нибудь про фестиваль «Госпожа Вьюга»? Есть! Вот она, страничка. Игорь защёлкал кнопкой мышки по пунктам меню. Через минуту он разочарованно выругался и выключил ноутбук. Страничка фестиваля не дала ему практически никакой информации, кроме фамилий лауреатов и дипломантов прежних лет. А лет этих было пока всего только два…

Лидин выключил компьютер, рухнул на диван и задумался. Может, всё же съездить завтра в Пески? А вдруг случится чудо, и там найдётся интересный материал для статьи? Кому бы сесть на хвост? Не охота двадцать минут трястись в душной электричке, да и до вокзала из его микрорайона добираться на маршрутке полчаса. А в Песках, как сказала Соловьёва, от станции ещё километра два по лесу пилить…

Игорь начал перебирать в уме известных ему коломенских поэтов и бардов.

— Петров! — вскрикнул он. — Вот кто мне нужен.

Александр Николаевич Петров был известным в Коломне бизнесменом. Что он конкретно делал, каким бизнесом занимался, Игорь не знал и не интересовался. Он со своими ребятами просто занимался отделкой нового особняка Петровых. Дом был довольно большим, и к нему прилагался огромный участок земли.

Оксана, жена Петрова, конечно, нигде не работала. Но она была дипломированным специалистом по ландшафтному дизайну, о чём с гордостью поведал Игорю Петров при первой же их встрече. Оксана сама разработала дизайн сада, и ребята Лидина помогли воплотить её фантазии в реальность. Там был и бассейн, и выложенный камнем небольшой пруд, в который Петровы запустили каких-то рыб, и искусственный водопад, и горбатые мостики над узким ручьём, и ажурные беседки, и цветочные клумбы и прочие «чудеса природы».

В свободное от «заколачивания бабок» время Петров сочинял стихи и даже печатал их в «Коломенском тексте», одним из постоянных спонсоров которого являлся. Не мог он пропустить фестиваль в Песках! Лидин достал визитницу.

Петров снял трубку почти сразу, на втором звонке.

— Да, я там участвую, — обрадовал он Игоря. — Завтра как раз будут подводить итоги, так что ты, друг, немного опоздал. Но можешь посмотреть, как будут награждать победителей.

— А ты не мог бы взять меня с собой? — спросил Лидин.

— Что за вопрос? — засмеялся Петров. — Будь готов к девяти утра, я за тобой заеду.

«Одна проблема решена», — с облегчением улыбнулся Игорь.

Вдруг громко хлопнула входная дверь, и в комнату влетела Галка.

— Ты почему не на даче, с мамой? — встревожился Лидин. — Случилось чего?

— Да вот пришлось Светку из Песков в медпункт везти, — с досадой пробурчала дочь. — Клещ её укусил.

— А чего вы забыли в Песках? На фестивале, что ль, тусовались?

— Да, — удивлённо взглянула на отца Галка. — А ты откуда знаешь про фестиваль?

— Завтра еду на закрытие, — многозначительно ответил Лидин.

— С чего вдруг? — подозрительно сощурилась Галина. — Ты ж современных бардов не признаёшь, слушаешь только Высоцкого да Визбора.

— Не только. Ещё Булата Окуджаву уважаю.

— Так их там не будет! — съязвила Галка. — Они ж умерли давно.

— И это очень жаль, — вздохнул Лидин. — Мне посчастливилось живьём одного лишь Высоцкого повидать, когда тот приезжал к нам в Коломну с концертом. Визбора с Окуджавой только по телевизору видел. А тебе кто нравится?

— Из нынешних? — уточнила Галина.

— Из тех, кто сейчас в Песках.

— Некоторые. А что?

— Да вот, хочу статью об этом фестивале написать для «Коломенской правды». Материал нужен.

— Правда? — обрадовалась Галка. — Ты опять будешь писать для газеты?

— Попробую. Так что ты мне можешь рассказать?

— А чего зря болтать? — пренебрежительно махнула рукой Галка. — Завтра сам всё увидишь. На Голубых озёрах было интересней. Народу там собиралось до десяти тысяч, а в Пески сотни три-четыре всего приехало. Да ещё клещи эти дурацкие! Сам видишь, какая сейчас жара, а тут эти сволочи весь лес заполонили. Светке в такое место один залез, что…

— Ладно, ладно, — прервал дочь Игорь. — Про Светку мне не интересно. Ты про бардов давай.

— А что про них говорить-то? — дёрнула плечиком Галка. — Их слушать надо. Конечно, в Песках знаменитостей меньше, не то что на Голубых озёрах, но зато и выступления бездарей гораздо меньше терпеть пришлось. Сейчас же любой, кто научился бренчать на гитаре и рифмовать кое-как слова считает себя бардом.

— Много там знакомых встретила? Кто там верховодит-то?

— Да там большинство — песковские, коломенцев мало. Рекламы-то никакой нигде не было, ты вот слыхал что-нибудь про этот фестиваль? Вот и мы со Светкой случайно узнали. Приезжих я вообще никого не знаю. А шустрят в основном наши, институтские, — скривилась Галина. — Главная — Корнеева, моя преподавательница, русскую литературу нам читает. Подруги её поварами устроены, кашу и чаи варят. И студенты-любимчики на подхвате.

— А ты в любимчиках не состоишь?

— И я состою! Но территорию от мусора чистить, — начала загибать пальчики на руке Галка, — палатки ставить, гробы эти — биотуалеты — устанавливать, сцена, аппаратура, щиты рекламные, скамейки… Оно мне надо?

— Так не бесплатно же, наверно?

— А я знаю? Мне это — до лампады. Пахать в такую жару!

— Значит, доча, ты мне ничем помочь не можешь?

— Ладно, поеду с тобой завтра, покажу там всё. С Корнеевой познакомлю…

Откровение первое

— Проходи, Фёдор. — Царь со стоном сел на постели и опёрся спиной на высокую стопу набитых птичьим пухом подушек. — Все вон! — Махнул он вялой рукой. — Будете нужны — покличу.

Царевич проводил тревожным взглядом испуганных холопов, несущих окровавленные рушники и ендову, наполовину полную чёрной густой крови, кивнул озабоченно хмурящемуся Фидлеру. Личный лекарь царя поклонился Фёдору и, пряча глаза, быстро прошмыгнул за дверь.

— Садись сюда, у меня в ногах, — хрипло приказал Годунов, вытирая чистым рушником выступившую на лице испарину. — Тихо говорить будем, неча страже и холопам нашу беседу слушать.

— Может, я завтра приду, батюшка? — робко спросил Фёдор, нерешительно садясь на краешек царской постели. — Вижу, нездоров ты…

— Не перечь мне! — Грозно сверкнул воспалёнными очами Годунов. — Потому и позвал тебя сегодня, что нездоров. Видать, недолго мне осталось… Не перечь, говорю! Фидлер юлит, виляет хвостом, лиса немецкая, но я-то вижу: боится он мне правду сказать. Значит, всё — хана.

Царь окинул тоскливым взглядом горящие свечи, груды книг и свитков на столе и перекрестился на иконостас.

— Ты, сын, после меня на русский трон сядешь. — Царь испытующе взглянул на Андрея. Тот поёжился и тоже перекрестился. — Что, страшно?