Невеста для мажора

Серебряков носом трётся о мой живот и оставляет поцелуй у пупка. Я вздрагиваю от разрядов тока, которые разбегаются от этого места, и с силой свожу ноги вместе. Между бёдер печь начинает. Макар больше не двигается. Так мы и стоим в душе — он на коленях в мокрой одежде, прижавшись лицом к моему животу, а я полностью обнажённая, дрожащая от страха, любви и желания. Сверху хлещет тёплая вода, смывая остатки обиды, ревности и злости.

Через пять минут, когда спина начинает подмерзать, тихо шепчу:

— Может, выйдем уже?

Серебряков поднимается с колен. Скидывает свою одежду в душевой, оставаясь абсолютно нагим и заставляя меня краснеть. Я взгляд отвожу смущённо, но невольно обратно к его телу возвращаю. Чтобы рассмотреть получше. Запомнить. Впитать. Он такой… Такой… Слов подобрать не могу. Слишком идеальный.

Макар, не замечая моих метаний, берёт полотенце, выключает душ и набрасывает ткань мне на голову, промакивая волосы. Тщательно вытирает моё тело, чуть растирая кожу и, не заботясь о том, чтобы вытереться самому, несёт меня в комнату. Из шкафа достаёт вещи. Натягивает на меня свою футболку, которая, увы, пахнет порошком. Сам одевается и на кровать падает, подгребая меня к себе под бок.

Я замираю, чувствуя, как в поясницу упирается доказательство желания любимого парня. Чуть ёрзаю, вызывая из груди Макара глухой стон. Млея от собственной смелости, завожу руку назад и кладу поверх ткани боксёров.

— Настенька, — хрипло тянет Макар.

Я поворачиваю голову назад, кладу руку на затылок парня, притягиваю его голову ближе и целую со всей страстью, которая умещается во мне. Серебрякову сносит крышу. Его же футболка оказывается разорванной на части, я лежащей на спине, а крепкое тело Макара на мне. Вскрикиваю от разрывающей на части боли. Чёрт. Не думала, что будет настолько больно.

Серебряков замирает поражённо. Заглядывает в моё лицо. Ох, черт, сколько эмоций на его лице, в его взгляде. Я вижу, как ему сложно сдерживаться. Вижу, как по лицу катится пот. Как бицепсы напрягаются и как на них проступают вены. Когда боль кажется мне более-менее терпимой, я неумело веду бёдрами. Макар рычит, как раненный зверь. Понимаю, что сорвала последние стоп-краны. Парень движется быстро и размашисто, заставляя меня цепляться за его плечи, оставляя на них кровавые борозды от ногтей, и стонать в голос.

Когда Макар перекатывается на спину и перетягивает меня на свою грудь, мне кажется, что у меня не осталось сил. Все выкачали. Ещё и трактором сверху проехались.

Макар целует мои влажные волосы на висках, гладит пальцами по спине. Проваливаясь в глубокий сон, слышу его шёпот:

— Я такой кретин, Насть. Такой кретин…

Глава 17

Макар

Настя спит, прижавшись обнажённым телом ко мне. Голова девчонки покоится на моей груди. Спокойное дыхание Насти щекочет кожу. Носом утыкаюсь в волосы на её затылке. Чёрт. Чувствую, как снова возбуждаюсь. Пальцами стискиваю плечи девчонки. Ласкаю нежную кожу. Бл*ть. Я знал, прекрасно знал, что стоит дорваться до её тела, держать при себе руки будет невероятно сложно. Так и оказалось. Мне её мало. Пи**ецки мало. Хочется разбудить её, погрузившись в её нежное сонное тело. Ждал этого с момента, как увидел её впервые.

Но в разы сильнее желания чувства стыда, злости и ненависти. Знаете то чувство безысходности, когда знаешь, что совершил полную херню, а исправить уже не можешь? Когда понимаешь, что был кретином и последним мудаком?

Стискиваю зубы до скрипа. Хочется разбудить Настю и начать извиняться. Вымаливать её прощение. Настя тихо застонала от боли сквозь сон. Опустил взгляд и понял, что слишком сильно стискиваю её плечи пальцами. Одёрнул руку. Носом глубже зарылся в её волосы. Прикрыл глаза, втягивая запах девчонки глубже. Чуть унял ярость. Ярость на п**ора Дениса. На свою бывшую. Но больше всего на самого себя. Я бл*ть могу винить кого угодно. Сколько угодно. Но я облажался. По крупному. И я реально не знаю, как просить прощения. Я бл*ть не знаю, что нужно сделать, чтобы Настя меня простила. А можно ли за такое простить? Простил бы я сам?

Настю простил бы. Ей я всё готов простит. Даже измену. Горько усмехнулся. Измену… Кретин. Сейчас не могу даже понять, как мог думать, что она спала с Денисом.

В голове отчего-то всплыл момент, когда я впервые увидел малышку. Классуха завела её в кабинет на уроке алгебры. Я бы не обратил на неё внимания, увлечённый любованием стройных ног Юльки, если бы не Жмуркин, насмешливо фыркнувший на ухо.  Нехотя перевёл взгляд на девчонку, стоящую рядом с классухой. Не был звука фанфар, пения ангелов или подобной херни, которую показывают в сопливых мелодрамах, которые так любит бабуля. Нет. Просто создалось ощущение, что мне кулаком в солнечное сплетение саданули, лишив способности контролировать дыхание. Я оглох на оба уха. Иначе как объяснит факт, что кроме громкого грохота собственного сердца, я не слышал ничего? Девчонка была… обычной, чёрт побери. Совершенно обычной. Не отличалась особой красотой. Просто симпатичная, не более. Не обладала шикарными изгибами тела, как та же Юлька. Слишком худая. Слишком простая. Но это не мешало моему взгляду впиться в лицо девчонки, ловя каждую эмоцию.

Вот девчонка волосы постоянно за уши заправляет, переминаясь с ноги на ногу. Смотрит вниз, голову не поднимает, что даёт возможность рассмотреть её. На ней красный вязаный свитер, который заправлен в чёрную юбку. Слишком длинную. Ниже колен. Но это не мешает подметить худобу малышки. На тонких ножках кроссовки кажутся огромными. Они подчёркивают тонкие икры. Мне даже интересно становится, смогу ли я одной рукой обхватить их? Что за тупые мысли? Какого лешего? Что в этой девчонке такого особенного?

На этот вопрос ответа найти я не мог. Просто взгляд прилип к ней. Каким-то чудом я всю девчонку охватывал взглядом. Всю её чуть сжавшуюся от неуверенности фигурку. Она была… маленькой и беззащитной. Будто ждала, что над ней смеяться начнут.

— Макарова Настя, — сквозь грохот в ушах, услышал голос классухи. Макарова? Серьёзно? Ухмыльнулся против воли. Макарова. Да, малышка, ты будешь Макаровой девочкой. Станешь на некоторое время. Уверен, что, как и десятки других девчонок, ты с радостью прыгнешь в мою постель. Будешь так же стеснительно прятать лицо в подушке, пока я буду иметь тебя. Бл*тство. От этих мыслей стало жарко. Мозг с радостью подкинул картинки того, как Макарова на кровати выгибается. Как стонет громко во время оргазма, комкая пальцами простыни. Головой мотнул. Чё за херня со мной сегодня? Какого хрена на этой девчонке завис? Ничего бл*ть особенного!

— Что за гадкий утёнок в нашем лебедином царстве? — на самое ухо хмыкнул Денис.

А меня мл*ть такое бешенство в тот момент накрыло. Кулаки стиснул, собираясь рожу Жмуркина расквасить. Стереть циничную ухмылку. Но краем взгляда уловил, как девчонка двинулась вдоль парт. Голову повернул как раз в тот момент, когда она о мой рюкзак запнулась. Тело среагировало в разы быстрее, чем мозг. Подхватил Макарову налету. Для этого склониться пришлось. Нос тут же уловил её запах. Руками невесомо огладил изгибы худощавого тела. Помог девчонке восстановить равновесие.

Настя глаза вскинула. Бл*тство. Практически чёрные. Глубокие. С длинными чёрными ресницами, которые даже не тронуты тушью. Тогда я ещё не знал, что эти глаза будут сниться мне каждую ночь. Каждую. Чёртову. Ночь. Не зависимо от состояния. Не зависимо от настроения. Хоть трезвый. Хоть бухой. Каждую ночь, стоит глаза закрыть, вижу эти глаза. Самому блевануть от этих розовых соплей хочется. Но с*ка. Я влюбился. Я втюрился. Втюхался. Что ещё говорят там? С первого, чтоб вас, взгляда. У меня было дохрена разных девок, чтобы понять это. Дохрена… но ещё не от одной так не вставляло. Не сносило так крышу. Я руки с трудом разжал, позволив девчонке продолжить путь. С огромным трудом, потому что хотелось её сжать в объятьях. Руками скользнуть ниже. На ягодицы. Сжать попку. Вжать девчонку в себя с такой силой, чтобы не осталось ни единого миллиметра между нами. Мне было интересно увидеть её реакцию, когда она почувствует моё желание.

— Юлька, кажется, тебя приревновала, — заржал Денис. Встретился глазами с Юлей. Девушка недовольно поджимала губы, ревниво сверкая взглядом. Криво усмехнулся и взгляд отвёл. Кроме секса с ней меня ничего не связывало. — Чё ты завис, братан? Понравилась?

Я фыркнул и неопределенно повёл плечом.

— Да, ты чё, — заржал Жмуркин, привлекая внимание учителя. — По ней видно, что нетронутый цветочек. Готов поспорить, что она даже не целовалась.

Денис обернулся на Настю.

— Но такие ангелочки всегда самые страстные в кровати. А давай поспорим, кто её первым тр*хнет? — прищурился Жмуркин.

‍ — Я с твоей сестрой встречаюсь, — голос дрожит от едва сдерживаемой ярости. Мне хочется в**бать другу. Сломать нос, чтобы кровь всю рожу залила. Какой нах*р спор? Я мл*ть до такого не опущусь. — И бл*ть, Жмуркин, спорить на человека забава только для дебилов.

— Ну, с сеструхой моей ты только тр***ешься. Ни для кого не секрет, что у вас свободные отношения. Ставлю свой байк, что затащу гадкого утёнка в постель до конца года. Мне даже интересно, как она ломаться будет.

— Ставлю свою тачку на то, что она сама ляжет под меня, — цежу сквозь зубы. Произношу это раньше, чем успею обдумать. Решение, о котором начинаю жалеть сразу же.

— В качестве доказательств фотки…

—Серебряков! Жмуркин! Быстро расселись! — разгневанная математичка нависла над нашей партой.

Удача улыбнулась мне сразу. Меня пересадили к Макаровой.

Видел, как девчонка нервничала от моего близкого присутствия. Да и самому крышу сносило потихоньку. Её запах… такой… черт побери, подобрать слов невозможно. Он был едва уловимым. И я голову поворачивал так, чтобы уловить его. Ещё никогда меня от одного запаха так не вставляло. Я хотел эту девчонку на каких-то звериных инстинктах. Мне хотелось её заклеймить. Оставить на ней свои следы. Уже тогда я знал, что согласился на тот спор только для того, чтобы она не досталась Жмуркину. С самого начала я знал, что Настя будет моей.

И она стала. Стала бл*ть. Пока я сам нахрен всё не испортил. Хотя… Я с самого начала всё испортил, согласившись на спор. Дебил. Кретин. Ссыкло трусливое. Потому что мл*ть сам себе признаюсь сейчас, что не подошёл бы к ней без предлога. Слишком сильно пугали эти чувства. С самого начала. Это же бл*ть так страшно с*ка быть отвергнутым той, от которой так вставляет. От которой крышу сносит только от одного взгляда. Я признаюсь, что всегда боялся и до сих пор боюсь, что она не ответит взаимностью. Пацаны должны делать первый шаг? Пацаны должны быть уверенными в себе? Конечно. Когда только тр*хнуть хочешь. Когда знаешь, что каждая третья течёт потому что с внешностью у тебя всё в порядке. А что бл*ть делать, когда ты заинтересован в человеке полностью? Когда за двадцать минут до конца урока смотришь на курносый нос, бледные щёки и длинные ресницы и не знаешь, как разговор начать? Потому боишься облажаться. Потому что убористый почерк девчонки слишком идеальный. Потому что она с каждой минутой кажется всё привлекательнее и красивее. Идеальнее. Я рот открывал десятки раз. И тут же закрывал. Потому что каждая фраза, обдуманная в голове десять раз, в глотке застревала. Я бл*ть боялся облажаться. Но довольная и хитрая рожа Жмуркина заставила меня действовать. Позвать девчонку в кафе. С*ка. Я думал, что сознание потеряю пока ждал её ответа. Пока смотрел в покрасневшее лицо девчонки. Такой красивой. Почти идеальной. И только выйдя из класса, осознал, что весь взмок. Боялся её отказа.

— Так что? — Жмуркин догнал меня в коридоре. — Спор в силе?

Я кивнул, чувствуя во рту привкус желчи.

— Думаю, мне стоит готовить свой байк, — хохотнул Денис, когда Настя прошла мимо, улыбнувшись мне стеснительно. — Девчонка явно на тебя запала. Ты хоть фоточки горячий покажи. Интересно знать, что под свитером скрывается.

— *бало завали, — не выдержал я, хватая друга за грудки и впечатывая в стену.

— Оу, — Жмуркин руки вскинул. — Полегче, братан. Если тебе понравилась она, так и скажи.

Отдёрнул руки и кинулся догонять Макарову. Девчонка рассеянно брела по коридору, явно выискивая нужный кабинет. Схватил её за руку, стиснув зубы, когда от соприкосновения ладоней прошибло жгучим желанием, и потащил девчонку на выход из школы.

— Макар, — бл*ть, это точно клиника, потому что мне нравится даже то, как она имя моё произносит, — ты чего?

— Решил не ждать, когда закончатся уроки, — или не ждать, когда Денис расскажет тебе о споре.

— Но…

— Ничего не будет, если ты прогуляешь один раз, — улыбнулся ей.

Девчонка солнечно улыбнулась и тихо призналась:

— Я только рада, честно говоря. Мне жутко неловко было сидеть. Все такие… богатые, — покраснела, — красивые и ухоженные. А я… — осеклась.

Дёрнул девчонку за руку на себе, прижал к стволу дерева и, склонившись, впился голодным поцелуем в губы Насти. Хотел убедиться, что поцелуй будет таким же, как и с другими девчонками. Влажный. Пошлый. Но нет, бл*ть! Нет! Чувствовать хрупкое тело в своих руках, чувствовать, как робко и неумело отвечает Настя на поцелуй, чувствовать её запах — это вершина того необъяснимого, что в грудной клетке поселилось сегодня. Потому что даже поцелуй с этой девчонкой был особенным. Нежным. Изучающим. Без капли пошлости.

Уже тогда я знал, что спор я выиграю. Потому что я её не смогу никому отдать, пока не насыщусь ей вдоволь.

Я делал всё, чтобы Денис к ней не приблизился. Чтобы она не выбрала Жмуркина. Чтобы она не узнала о споре. Чтобы эта девчонка никогда не узнала о моей подлости. Вот только она узнала. Узнала, каким уродом я являюсь. Беспринципным мудаком.

Глава 18

Макар

С девчонкой я гулял по городу до самого вечера. До тех пор, пока её телефон не начал разрываться от звонков матери. Девчонка, виновато прикусив пухлую нижнюю губу, взгляд извиняющийся на меня вскинула и пролепетала:

— Мамочка волнуется, Макар, — чёрт. Как же сладко она произносит моё имя. — Мне, правда, уже пора.

— Я провожу, — нетерпящим возражения голосом, сказал я.

Увидел, как Настя тут же залилась краской смущения. Бледная кожа лица покрылась румянцем. Никогда не знал, что смущение может быть таким… возбуждающим и будоражащем. Мне до ломоты в костях хотелось коснуться румянца на её щёчках губами. Но я отчего-то сдерживался. После поцелуя во дворе школы, старался держать руки при себе. Избегал контакта с девчонкой, элементарно боясь сорваться. На подсознательном уровне понимал, что если буду напирать, то девчонка испугается. Закроется в себе. А я этого не хотел. Можно было лгать даже самому себе, что дело в споре, но это было не так. По какой-то необъяснимой причине мне хотелось расположить именно ЭТУ девушку к себе. Приручить. Видеть улыбку на её полных губах, которые она постоянно прикусывала. Особенно в моменты, когда я вызывал у неё улыбку. Каждый раз, тихо посмеиваясь над моей идиотской шуткой, она заправляла тонкими пальчиками заправляя гладкие волосы за уши. Особо умиляли пряди, которые были чуть волнистыми от того, что Настя их за ушки  неустанно заправляла. Хотелось оттянуть их губами. Носом уткнуться в маленькое ухо. Оно у неё реально маленькое. Меньше моего мизинца. Чистая, без прокола, мочка вызывала желание вобрать её в рот. Провести языком. Выбить из груди девчонки стон. Короче, вставляло меня конкретно. Я подмечал в Макаровой детали, на который до этого всегда было наплевать. Всегда было срать на рост девчонок, с которыми я спал. Но бл*ть. Когда в тесноте автобуса Настя оказалось тесно прижатой ко мне, а её нос уткнулся мне в грудную клетку, я довольно скалился. Нравилось, что макушка оказалась под самым носом. Так её приятный запах перебивал десятки других. Успокаивал рецепторы. Нравилось, что теплое дыхание согревает грудную клетку сквозь плотную ткань толстовки. Нравилось, что её худощавое, я даже сказал бы, костлявое тельце прижимается так близко. Нравились её густые волосы, пушистые длинные ресницы, сочные полные губки, уши, тонкая шея. Я чувствовал себя сопливым романтиком. Размазнёй. Но нихрена с этим поделать не мог. Тот день как-то особенно чётко отпечатался в моей памяти. Особенно наш второй поцелуй, когда проводив её до дверей дома, не выдержал и впечатал девчонку в стену. Помню, как изумлённо она выдохнула. Как распахнула шире свои чёрные глазища. Как впилась плывущим взглядом в моё лицо. Эмоции на её румяном личике говорили громче слов. Она хотела, чтобы я её поцеловал. И когда я медленно склоняться стал, специально медленно, чтобы не упустить ни единой эмоции, она глаза закрыла и губы приоткрыла. Вся выдержка, которая и так трещала по швам и к концу дня держалась на ниточке, полетела к чертям. С несвойственным для себя рычанием впился в манящие губы поцелуем. Мягкие и податливые губки открылись навстречу. Послушно впустили мой язык. С жадностью исследовал её рот языком. Руками оглаживал подрагивающие плечи и узкую спину с выступающими позвонками. Она была маленькой и хрупкой. Я даже боялся сделать неверное движение, чтобы ненароком не сжать руки слишком сильно и не сломать ей что-то, не оставить синяков на нежной коже. Но девчонка сама цеплялась тонкими пальчиками за мою толстовку. Привставала на носочки, чтобы оказаться к моему лицу как можно ближе. Сама тянулась к моим губам. И это заставляло довольно улыбаться в поцелуй.

С титаническим трудом, когда мысли уже начали перетекать в горизонтальную плоскость, отстранился от Насти. Повесил сумку на плечико. Поцеловал в лоб и сбежал, чтобы не сорваться. А на следующее утро я приехал к её дому на тачке, чтобы подбросить в школу. И, конечно же, в***аться. Показать свою тачку. На всех девчонок это всегда безотказно действовала. Вот только Настя не была всеми. Она обрадовалась мне. Улыбнулась так солнечно и открыто, что в груди тепло разлилось, и сердце в глотку нырнуло. Кажется, оно там поселиться решило. Девчонка выглядела иначе. Волосы были аккуратно заплетены в колоски, глаза подкрашены, а на губах блестела гигиеническая помада, которую я сожрал, едва Настя села на переднее сиденье моей тачки. Думал, что девчонка смутится, но она ладошками обхватила моё лицо и целовала пылко в ответ. Неумело отвечала на поцелуй, зубами цепляя мои.

— Прости, — смутилась она, когда прокусила острыми зубками мою нижнюю губу. — Я случайно, — губами прижалась к кровоточащей ранке.

От того, чтобы взять девчонку прямо в машине меня удержал ремень безопасности, впившийся в плечо.

Я не отлипал от девчонки ни на миг. Каждую минуту проводил с ней. Месяц пролетел как день. Я срал на смешки за спиной. Плевал на истерики Юльки, которую бросил после прогулки по городу. Чхал на подколки друзей и Дена, который наивно полагал, что мне нужен байк. Мне не был не нужен никто, кроме девчонки. Мне нужно было видеть, как сияют её глаза. Как она заправляет волосы за уши. Как она ест, пьёт, спит. Мне нужна была эта вся девчонка полностью.

Особенно её нежность и любовь. Она была похожа на маленького ласково котёнка. Тянулась всегда к моим прикосновениям. С готовностью отвечала на поцелуи, при возможности перебираясь на колени и седлая мои бёдра. По наивному выражению лица и непониманию в чёрных глазищах, понимал, что девчонка не осознаёт, по какой причине я зубы стискиваю и пересаживаю её обратно.

В некоторые моменты крышу сносило, когда вспоминал, что до меня она ни с кем не встречалась. Ни разу не целовалась. Никто и никогда не касался её шелковистой кожи. Никто не знал, как мечется её головка по плечу, когда проворные пальцы ныряют под юбку, под хлопковую ткань трусиков. Как стыдливо она кусает губы. Как сдерживает стоны. Как ноготками вцепляется в руку, оставляя глубокие следы от ноготков. Никто не знал, какое у неё лицо во время оргазма. Как она открывает и закрывает рот, не издавая ни звука. Как пятнами покрывается лицо и грудь. Как дрожит тонкое тельце. Как особенно ярко она пахнет.

Я держался. Что-то останавливало меня от того, чтобы лишить малышку невинности. Может, совесть, которая не замолкала ни на миг, требуя рассказать правду? Совесть, которая орала во всю глотку, особенно после слов бабули:

— Не упусти эту солнечную девочку, Макар. Такую ты не встретишь больше никогда. Такую ты не забудешь никогда. Обидишь её, разочаруешь меня, — стальной взгляд и суровое выражение лица.

Я сотни раз хотел рассказать малышке о споре. Сказать, что мои чувства к ней искренние. Убедить, что я готов отдать и машину, и квартиру в придачу, только бы не разочаровать её.

В тот день, двадцать первого мая, я решил рассказать ей правду. О споре. И, в конце концов, сказать, что я мл*ть люблю её. Пиз***ки сильно. И я на полном серьёзе хотел сделать ей предложение.

Я набил себе татуху с её именем. Сопливо? Возможно. Но в тот момент мне это казалось правильным. Вот только… На телефон пришли фотки, где Ден целует Макарову. Руки девчонки лежат на его плечах, а глаза прикрыты. Она всегда глаза закрывает, когда целуется. И с*ка. Как же бл*ть больно. В миллионы раз больнее, чем татуху бить. Когда я рассматривал фотки, с особым мазохизмом приближая каждую деталь, блевать от боли хотелось. Наружу все внутренности выхаркать. Только бы облегчить ту давящую и расплющивающую все внутренние органы боль. Колющую. Невыносимую.

Я набухался в тот вечер до бессознательного состояния. И на следующий день мало что соображал. Всё, чего я хотел — отомстить. Отомстить с*ке, которая растоптала моё сердце. Шлюхе, которая одновременно была с двумя. Мне казалось, что я её ненавижу. Ненавижу настолько сильно, что решил опозорить. Вывел фотки, на которые не раз дрочил перед сном вместо своей презентации. Но них*я! Легче не стало. Стало ещё поганее от того, что все увидели мою девочку обнажённой. Даже после того, как я узнал о том, что она тр*халась с другим, я считал её своей. Но окончательно раздавил, уничтожил её взгляд. Я его не забуду никогда. Чёрные глазища полны слёз. Ни одна не сорвалась с ресниц. Девчонка смотрела на меня так, что мне казалось, что я сдыхаю на месте. Потому что она меня ненавидела. Моя Макарова девочка, нежный ласковый котёнок, который ни разу не сказал мне резкого слова, уничтожила меня одним взглядом. Заставила чувствовать себя виноватым.

Настя не появлялась в школе до самого выпускного вечера. А я… Я не нашёл ничего лучше, как бухать и тр*хаться налево и направо. Мне было срать абсолютно на всё. Я хотел вырвать ноющее от боли сердце. Вытравить всю желчь и разъедающую душу боль. Только них*я не помогало.

Особенно тогда, когда увидел её на выпускном. Пизд*цки красивую. Настолько красивую, что я дышать забыл. В скромном платье, которое, однако, не скрывало её стройных ножек и тонкое талии. Её глаза безразлично скользнули по мне. В них не было никаких эмоций. Будто она выкинула меня из жизни. Будто ей срать на то, что было между нами весь месяц. Я бесился. Хотел подойти и встряхнуть её за плечи. Заорать в её безразличное лицо. Спросить, чего ей бл*ть не хватало? Чего?

Но я только губы брезгливо кривил. И Юльку целовал, засовывая в её рот язык по самые гланды. Только грудь жгла татуировка, которую девчонка так и не увидела.

А на следующий день она уехала. Откуда узнал? Поплёлся, как побитый щенок к ней. А незнакомый мужик сказал, что они с матерью съехали. Я пытался забыть её все два года. Только них*я не выходило. Потому что татуха каждый день напоминала о ней. Потому что свести я её так и не смог. Как и забыть девчонку.

В этом я убедился, когда увидел Макарову в универе.

Глава 19

Макар

Со скучающим видом наблюдаю за тем, как симпатичная блондинка наматывает на палец прядь волос. Её пухлые, явно подколотые губы, обхватывают горлышко бутылки весьма эротичным жестом. Ухмыляюсь ей, размышляя над тем, стоит ли приударить за девкой или нет. Не очень хочется подцепить букет венерических заболеваний. К тому же, как всегда, совершенно некстати, я вспомнил, что предпочитаю темноволосых девушек. Желательно, чтобы они были обладательницами чёрных глаз с густыми ресницами. Мысленно выругался. Сколько можно? Прошло полтора года. А я с*ка никак не могу забыть ту, чьё имя выбито на груди.

Каждую грёбанную ночь я вижу чёрные глазища девчонки. Её доверчивый и открытый взгляд, который всегда передавал все её эмоции. Особенно часто я вижу тот взгляд, который она мне подарила в тот адовый день. В день, когда я всё разрушил. Именно я разрушил. Я её опозорил. Я не разобрался до конца в ситуации. Я поддался своим эмоциям, пошёл на поводу у ревности. Простить я её так и не смог. Как и простить себя за тот порыв. Я жалею, что вынес наш разрыв на всеобщее обозрение. Это было низко. Это было подло. Только что жалеть о том, что уже совершил? Настю я больше не видел. На встречу выпускников она не пришла. Хотя я потащился туда только ради девчонки. Весь вечер ждал её появление. Игнорировал взгляды Юли. Избегал Жмуркина, которого я избил на следующий день после выпускного, когда все собрались на даче у озера, празднуя свободу уже без взрослых, которые следили за тем, чтобы никто не напился. В этот раз праздник был в разы интереснее. Без тупых конкурсов, слёз девчонок и учителей. Бывший друг, бухой в хлам, с одноклассниками обсуждал мою (мою!) Макарову. Этот ублюдок во всю глотку орал, что девчонка плоская и в постели, как бревно. Я толком не помню, что произошло, просто пришёл в себя в тот момент, когда пацаны оттащили меня от потерявшего сознание Жмуркина. Лицо парня было всё в крови, как и мои руки. Помню, как стряхнул руки пацанов со своих плеч, развернулся и, уходя, бросил через плечо:

— Ещё хоть слово услышу в её адрес, реанимация обеспечена.

Слышал смешки и оживлённый шёпот. Видел взгляд Юльки, которая всё поняла. Видел мечтательные взгляды девчонок. Да, дуры, мечтайте о том, чтобы на вас спорили два ублюдка, а потом обсуждали ваши прелести. И не только обсуждали…

Не раз мелькала мысль, что стоит найти девчонку. Поговорить с ней. Узнать, правду ли говорит Денис. Потому что… Потому что бл*ть я сомневался. Я хотел верить, что это всё ложь. Что фото просто фальшивка. Фотошоп. Вот только эта здравая мысль всегда исчезала под натиском злости, ревности и ненависти.

— Слышь, а это кто такая? — слышу недовольный голос Димы.

Выныриваю из своих мыслей и прослеживаю взгляд друга. Заведомо знаю, на кого именно он пялится. На Алину. Пацан пускает на неё слюни уже второй год, вот только подойти элементарно ссыкует. Напоминает мне меня. Каждый раз ухмыляюсь, вспоминая, как сам боялся заговорить с Настей.

Настя. Будто кто-то мысли мои услышал. Та девчонка, что стояла рядом с Алиной, определённо была Макаровой. Чуть повзрослевшей. Округлившейся. Более уверенной в себе, но моей Макаровой.

Её я узнаю всегда, в этом я уверен. Уложенные темные волосы, которые отросли немного и теперь достают до лопаток. Сжал пальцы, вспоминая, как любил пропускать пряди, расчесывая их. Те же узкие плечики. Я знаю, что на правом три родинки, которые складываются в треугольник. И охренительная ладная попка. Сглотнул тяжело. Потому что до одури сильно, почти неконтролируемо сильно захотелось подойти и сжать её ягодицы ладонями.

Таким знакомым до боли в груди, до зудения в солнечном сплетении жестом девчонка волосы за ушки заправила. Проколола уши. Но это ни каплю не портило. Серьги визуально делали шейку Насти ещё длиннее. Сглотнул вязкую слюну и быстро облизнул пересохшие губы. Чёрт. В ушах зазвучал её тихий стеснительный стон, когда я губами проводил по шелковистой коже шейки. Она всегда особо остро реагировала, когда я целовал её шею. Пальчиками вцеплялась в плечи, сильнее запрокидывая голову назад, чтобы предоставить мне больше места для жадных поцелуев. И в тот момент я чётко осознал в какой я заднице. Чувства не прошли. Не-е-е-т. Я чётко осознал, что болен этой девчонкой. Именно болен. Потому что любовь к ней приносила мне невыносимую боль. Я хотел её. Я желал обладать ей. Хотел скрыть её от заинтересованных глаз всех пацанов. Хотел скрыть её от всего мира. И при этом хотел её придушить. Причинить как можно больше боли. Душевной боли. Чтобы она почувствовала всё то, что чувствовал я, когда смотрел фото, где она сосётся с другим.

Будто почувствовав мой взгляд, девчонка голову повернула. Знакомое чувство, когда земля уходит из-под ног, а невидимый кулак под дых прилетает. Эти чёрные глазища. Эти пухлые губки. Этот вздёрнутый носик. Всё такое любимое. По-прежнему любимое. И ненавистное. Ненавистное от того, что забыть так и не смог. От того, что она была моей слабостью. Рядом с ней я был слабаком.

Собрав скудный запас сил в кулак, прикладываю пальцы к виску и насмешливо усмехаюсь. Девчонка показывает фак и отворачивается. Семенит следом за блондинкой. Всё та же походка. Плавное покачивание бёдер. И волосы, которые подпрыгивают при каждом шаге.

— И? Что это за красотка? — спрашивает Дима, больно ударяя меня локтем в живот. Зашипел и дал другу пподхатыльник.

— Моя бывшая.

— Судя по твоей роже, ты не рад тому, что она стала бывшей, — я промолчал. — Не хочешь вечером ко мне завалиться? У меня друг Джек стоит на полке.

— Не буду возражать, — усмехнулся криво, понимая, что вечером по любому напьюсь. Лучше это делать с другом, которому можно излить душу, чем одному, когда мысли будут терзать и рвать на части.

— Погнали на пару, — Дима хлопнул меня по плечу, ловко переводя тему разговора.

На паре не могу смотреть никуда кроме девчонки. Я не могу оторвать взгляда от её лица. От тонких ключиц. От дрожащих пальцев. И стройных ног, которые она вытянула под партой. Сглатываю вязкую слюну который раз за день, прилипнув взглядом к её коленям. Всегда испытывал к ним особую слабость. Я всегда любил их целовать, когда девчонка закидывала ноги на мои, читая книгу.

Совершенно не к месту вспоминаю мем, который с утра увидел в паблике. Прыскаю в кулак и показываю картинку другу. Димыч ржать начинает. И снова быстрый взгляд на Алину кидает. Влюблённый придурок. Усмехаюсь и на Настю смотрю. Она сидит вся белая. Даже губки побледнели. Прошибает пониманием, что девчонка испугалась. Решила, что я Димычу её фотки показываю. Усмехаюсь криво.