Невеста для мажора

Судьба точно решила поиздеваться, когда преподша меня с ней в пару поставила. Хрен знает зачем я кинулся догонять девчонку, когда она убежала из кабинета, едва закончилась пара. Так спешил, что остановиться вовремя не успел. Макарова носом впечаталась в мою грудь. Застонала и нос рукой прикрыла. Дёрнулся, чтобы убедиться, что она не ушиблась. Одёрнул себя. Сжал кулаки и спрятал в карманы. Так соблазн дотронуться до неё в разы меньше. А пахнет она так же нереально. Так же крышесносно. И по-прежнему ненавидит духи.

Девчонка кидает громкие обвинения в мой адрес, тыкает тонким пальчиком в мою грудь. Она смеётся? Не знает, что Жмуркин мне всё рассказал? Прикидывается невинной овечкой и строит из себя оскорблённую? Почему мне хочется ей поверить? Почему так сильно хочется её догнать и вытрясти из неё правду? Но кто правду скажет? Она мне изменила, я её опозорил. Каждый считает виноватым другого. Смысл о чём-то разговаривать?

С Димой тем вечером мы набухались в хлам. После моего рассказа о прошлом друг долго молчала, пристально смотря на меня.

— Ты ублюдок, Серебряков. Реально, братан. Ты должен был готов, что Жмуркин стоять в стороне не будет и тоже будет предпринимать попытки соблазнить твою девчонку. И ты уверен, что они спали? — я отрицательно машу головой, чувствуя горечь во рту. — Никому не нравится проигрывать, Макар. Жмуркин хитрожопый. Думаешь, что он не мог всё подстроить?

— Я не знаю, — я психанул. Все эти вопросы бесили. Потому что я никогда не любил признавать, что был неправ. — Закрыли тему.

Дима хмыкнул, но тему разговора поменял.

В субботу в универ шёл с гудящей головой. Ни на минуту не покидали мысли о малышке. Я вновь и вновь прокручивал в голове моменты с девчонкой. И с*ка, как много их было. Счастливых. Греющих душу даже сейчас. Заставляющих грустно улыбнуться.

— Серебряков! — услышал голос, который заставил скривиться. Обернулся. Жмуркин. Какого хера ему от меня нужно? — Здорово, — протягивает руку, которую  я нехотя пожимаю.

— Чего тебе?

— Да так. Хотел вспомнить старые времена. Поссорились из-за бабы, — я сжимаю зубы и собираюсь его послать, когда в поле зрения появляется Димыч. Друг, как всегда, разряжает обстановку своими шутками, вклиниваясь между нами. Увлекает в столовую, закинув руку на плечо. Едва войдя в зал, где пахнет едой, глазами выхватил фигурку Макаровой. Девчонка что-то сосредоточенно писала в ноутбуке. Через некоторое время будто взгляд почувствовав, Настя напряглась и осторожно голову повернула. Жмуркина увидела и побледнела. И этот урод её заметил:

— Слышь, братан, мне кажется или это швабра?

Только рука Димыча, с силой сжавшая плечо, останавливает меня от того, чтобы снова расквасить лицо уроду.

— Удивительное преображение гадкого утёнка в прекрасного лебедя, — присвистнул он. — Я бы не отказался сейчас увидеть её фоточки, а то два года назад там ещё ничего не выросло. А сейчас вроде ничё так. Сочненькая.  Не хочешь повторить, Серебряков? Только в этот раз уже до конца. Ведь в прошлый раз доказательств точных не было.

— Что ты имеешь в виду? — голос звенит от ярости. Мне кажется, что из ушей валит пар.

— Макар, — предупреждающе говорит Дима, когда я привстаю, чтобы вмазать Жмуркину.

— Слабо снова её затащить в постель?

Я кидаю взгляд на Настю. БЛ*ТЬ. Она всё слышала. Девчонка напряглась и стала белой, как стена. Она не знала о споре. Становится херово. Снова сердце ноет. И совесть грызть начинает. Если даже он с ней переспал, то… Угораздило девчонке двух подонков встретить.

— Закрой свой рот, — рычание из груди.

— Чё, слабо? — гнилая ухмылка. Мразь. Мстить пытается. Тварь. Устраивает спектакль для девчонки. Знает прекрасно, что я её любил.

— Слушай сюда, п**рил, мне уже не шестнадцать лет, чтобы брать меня на слабо. Такие забавы давно не вызывают у меня интереса. Оставь это для школьников или таких дегенератов, как ты, — пожалуй, поддержу твой спектакль. Говорю спокойно, чем вызыва одобрительный смешок со стороны Димы.

— А может причина в другом? Я как-то видел тебя с ней в кафешке. Вы у окна сидели. Ты просто ссышь, что снова в неё втюришься, как два года назад. Игра зашла слишком далеко, да? Ты даже Юльку бросил. Особенно мне понравился та сцена на даче, — понижает голос. — Что же такого она с тобой в постели вытворяла, что ты на неё повёлся, Серебряков?

— *бало завали, — меня трясёт от ярости.

— Думаю, обидно было узнать, что швабра не отвечает тебе взаимностью. Небось, мамаша её сказала, что ты выгодная партия. Она тебе так в рот заглядывала… Готов поспорить, жаждала удобного момента, чтобы окольцевать. Бедняжка даже не знала, что зря старалась. Только не вокруг тебя одного она вилась. Стоит признать, что её губки очень сладкие на вкус. Да и изгибы тела приятно ощущаются под ладонями, — даже рука Димыча, давящая на плечо не может меня остановить от того, чтобы метким ударом сломать нос.

— Ты из-за этой швабры мне нос разбил? Или не понравилось узнать, что твоей заносчивой заднице рога наставляли?

— Ещё хоть слово, я размажу твою тупую бошку, — шиплю ему на ухо.

— До сих пор любишь её, как преданный щенок? — усмехается, зажимая рукой кровоточащий нос.

— Люблю, — говорю твёрдо.

— И что? Так понравилось с ней тр*хаться? — злой блеск в глазах.

— Тр*хался я с твоей шлюшкой сестрой, — склоняю голову к плечу, видя с наслаждением, что мои слова попадают в цель, — а с Настей я занимался любовью. Свали в закат, Жмуркин. Я предупредил тебя.

Замечаю, как Настя быстро удаляется из столовой и спешу следом. Не слушая возражений, взваливаю девчонку на плечо и везу к бабуле домой.

Глава 20

Макар

Не знаю зачем, но решаю везти Настю не к себе в квартиру, которую подарили родители на совершеннолетие, а в дом бабули. Хотя лгу. Прекрасно знаю. Ещё вчера решил. Потому что… Я решил вызвать у неё воспоминания. Воспоминания о том времени, которое мы проводили вместе в этом доме. Ведь малышка жила в общежитии и ужасно сильно этого стеснялась. Почти каждый день после школы я вёз её к себе домой.

Мне было хреново от слёз Насти. Видеть, как дорожки слёз бегут по бледным щекам было равносильно пытке. С силой сжимал руль, чтобы не протянуть руку и пальцами не провести по нежной щёчке. Я с трудом держал себя в руках. С титаническим усилием воли. Я прекрасно знаю, что если коснусь девчонки, то оторваться от неё будет невероятно сложно.

Оказалось, что воспоминания в моей голове ещё свежи. Два года я старался не приезжать к бабушке в гости. Потому что не было ни единого уголка в доме, который не напоминал бы мне о девчонке.

Стоит только открыть калитку во двор, как тут же нахлынивают воспоминания.

На улице ливень. Настя бежит за мной, быстро перебирая ногами. Я держу над нами свою кожаную куртку, которая не особо спасает от капель дождя. Вваливаемся внутрь двора, тут же угодив в лужу. Кроссовки пропитываются влагой. Настя вскрикивает, а затем начинает заливисто хохотать, спиной прислоняясь к забору. У меня кончается дыхание. Я забываю о том, что нужно дышать. Что  нужно шевелиться. Мой мир фокусируется на лице девчонке. На лице моей нежной маленькой девочки. Такой невероятно красивой и счастливой. Нежной, миниатюрной и хрупкой. Тёмные пряди волос прилипли к лицу. Чёрные длинные ресницы малышки слиплись от влаги. Тёмные карие глаза, которые почти всегда кажутся чёрными, сияют. Блестят так, что дух захватывает. Она счастлива, находясь рядом со мной. А видя радость на её лице, я невольно начинаю улыбаться. У самого в груди поднимается волна безграничного счастья. Счастья от того, что это я делаю её счастливой. Взгляд опускается на маленький вздёрнутый носик, кончик которого я люблю целовать. И ещё ниже. К пухлым губам. Сочным. И, как я прекрасно знаю, вкусным. Малышка резко прекращает смеяться. В один миг становится серьёзной. Её щеки покрываются румянцем, и малышка опускает глаза.

— Чего ты так смотришь? — спрашивает тихо, прикусывая нижнюю губу.

— Ты красивая, — шепчу, рукой касаясь её щеки, собирая дождевые капли.

— Макар… — Настя становится красной. Ещё одна черта в ней, которая заставляет меня умиляться. Которая заставляет что-то сладко сжиматься в груди. Её неискушённость и стеснительность отличает малышку от всех тех девчонок, которые были у меня раньше. До этого меня дико бесили девки, которые строили из себя святую невинность. Потому что эта стеснительность всегда куда-то испарялась, стоило сделать что-то не то. Или же оказаться в постели. А Настя… Настя отличалась. Кардинально отличалась от всех тех, с кем я имел дело. Стеснялась и краснела, стоило сказать простой комплимент. Отказывалась от подарков, которые я пытался ей подарить.

Настя дрожащими пальчиками волосы за ушки заправила. Перехватил её руку, которая была сильно холодной. Поднёс её к губам, согревая пальчики горячим дыханием.

— Макар, — слабый и дрожащий голосок.

Отрываю взгляд от тонких венок под бледной кожей и встречаюсь с ней взглядом. Девчонка дрожит. Взволнованно кусает губки. Поочерёдно целую каждый тонкий холодный пальчик. Резко подаюсь вперёд, завожу руки Асёнка над головой, прижимаю правой рукой к забору. Губами впиваюсь во влажные губы. Языком ныряю в рот девчонки. Стараюсь через поцелуй показать свои чувства, о которых вслух говорить я ещё не могу. Не готов. Слишком страшно узнать, что она не чувствует ничего в ответ. Поэтому я виду рукой по спине, под мокрую ткань, по влажной спине, до самой шейки. Настя дрожит и жмётся ко мне ближе. Посасываю её нижнюю губу. Отстраняюсь немного, разрывая поцелуй. Целую кончик курного носика.

— Я тебя люблю, — едва слышно произносит девчонка. Я вздрагиваю и с неверием вглядываюсь в красное лицо Аси. Но малышка голову так низко опускает, что я не вижу выражения её лица. Выпускаю её руки из захвата ладоней и пальцами приподнимаю подбородок. Настя тут же жмурит глаза.

— Повтори, — прошу я. — Повтори, малышка, — настойчиво говорю я, большим пальцем лаская подбородок.

Но Настя отрицательно головой из стороны в сторону мотает. Жмурится ещё сильнее. И губы плотно смыкает, будто боится, что слова вырвутся из её рта против воли.

— Прошу, — никто не думал, что буду кого-то умолять произнести слова любви. Что буду замирать нетерпеливо, ожидая слова, который слышал уже не раз из уст девчонок. Но… Чёрт возьми. Ещё никогда моё сердце не проваливалось в пятки. Не ускорялся пульс. И не взмывала душа куда-то в небо. Создалось даже ощущение, что стало светлее.

Настя снова головой мотает и прячет лицо у меня на груди. Рукой накрываю её затылок и носом утыкаюсь во влажные волосы. Успокаивающе поглаживаю малышку по дрожащей спинке. Пальцами аккуратно касаюсь острых лопаток.

Запах волос малышки, запах дождя, который насквозь пропитал одежду — воспоминание навсегда оставшееся в моей памяти.

Тряхнул головой, отгоняя воспоминание. Чёрт. Именно по этой причине старался не приезжать к бабуле без особого повода. Слишком больно вспоминать. Слишком больно знать, каким доверчивым идиотом я был.

Настя застывает. Смотрит в сторону яблони. По тому, как она сглатывает и быстро отводит взгляд, понимаю, что на девчонку тоже нахлынивают воспоминания. Чёрт. В тот день она тоже была в красной толстовке и в джинсах.

Настя привстаёт на носочки, чтобы дотянуться до яблока. Толстовка задирается, открывая вид на плоский животик. Облизываю быстро губы и подкрадываюсь к малышке сзади. Руками обвиваю тонкую талию и кладу подбородок на плечо.

— Макар, — слабо пытается возмутиться она, но сама уже откидывается на мою грудь. Улыбаюсь, носом зарываюсь в волосы на затылке девчонки. Порчу причёску. Мне нравится, когда она распускает волосы. Безумно нравится втягивать запах. Запах её волос, шампуня и её тела. Неповторимый. И будто требующий сделать всё, чтобы девчонка стала моей. Поэтому я опрокидываю малышку на спину, так, чтобы она не ударилась и нависаю сверху. Настя улыбается и ждёт действий с моей стороны. Пальцами пробегаюсь по рёбрам девчонки, заставляя её заливисто смеяться. — Прекрати, — хохочет, пытаясь отодвинуть меня. Рукой накрываю небольшую грудь Настюши. Девчонка резко обрывает свой смех и замирает, смотря на меня чёрными от желания глазами. Большим пальцем провожу по горошинке соска. Настя выгибается и начинает часто дышать. Улыбаюсь. Каждый раз так остро реагирует на мои прикосновения. Склоняюсь и целую шейку девчонки. Настя тихо стонет. Провожу по шелковистой коже языком, пробуя её на вкус. Прикрываю глаза от наслаждения. Чёрт. Сдерживать себя невероятно сложно. Каждый раз становится сложнее. Я хочу её. Хочу девчонку настолько, что в штанах всё дымится. Ширинка давит на напряжённую плоть, причиняя боль. Закрываю глаза и глубоко дышу, пытаясь вернуть самообладание.

Но маленькая ладошка, которая ложится на щёку, ни капли не помогает. Как и губки, которые прижимаются к моему рту. Низкий стон вырывается из груди. Девчонка редко целует первая. Поэтому я замираю. Позволяю девчонке целовать меня самой. Настя посасывает мою нижнюю губу, пальчиками зарываясь в волосы на затылке.

Яблоко, которое падает с дерева и попадает мне по затылку, заставляет меня прикусить губу малышки и зашипеть. Чёрт. Потёр рукой затылок.

Настя снова захохотала. Опустился на землю рядом с ней. Переплёл пальцы и прижал её руку к щеке.

Тряхнул головой, отгоняя воспоминания.

— Пойдём домой, — цежу сквозь зубы.

Я злюсь на себя за то, что девчонка по-прежнему вызывает во мне чувства. Даже в разы ярче, чем раньше. Я злюсь на девчонку за то, что она по-прежнему так соблазнительна. Потому что пахнет так крышесносно. Потому что смотрит так… Так, что внутренности скручивает.

— Есть хочешь? — бросаю ключи на комод, надеясь на положительный ответ. Ведь… Я как последний идиот вчера лепил их. Осознаю, что я хочу всё вернуть. Её вернуть. И я даже готов забыть о том, что она была с другим.

— Ты меня сюда притащил, чтобы накормить? Или чтобы мы доклад сделали и прекратили делать вид, что нам приятно общество друг друга?

Слова девчонки бьют. Сучка. Какого хрена делает вид, будто я её изменил? Я готов её простить, но задетое самолюбие снова заставляет злиться и огрызаться.

— Где моя комната, ты знаешь, — цежу сквозь зубы.

Оставив Настю в комнате, иду на кухню за пирожками. Когда возвращаюсь, девчонка сидит за столом, полностью погрузившись в чтение. Замираю на миг в проёме, любуясь своей девчонкой. Своей? Одёргиваю себя. Идиот.

— Ешь пирожки. С яблочной начинкой. Твои… — осекаюсь. Одёргиваю себя на середине предложения. Бл*ть. Я же только что ей чуть в чувствах не признался.

— Я не голодна, спасибо, — сухо. Вопреки её словам её живот урчит.

Сцепляю зубы и сажусь делать проект. Ну, как делать. Пялиться в пустую страницу. А точнее, делать вид, что занят, чтобы рассматривать сосредоточенную Настю. Красивая. Такая же нежная и миниатюрная.

— Я закончила, — голос малышки заставляет меня вздрогнуть и воровато отвести взгляд. — Могу начать делать презентацию.

— Поешь, — пялюсь в ноутбук, чувствуя взгляд девчонки.

— Я уже сказала, что не хочу, — раздражение в голосе. — Что мне делать дальше? Я хочу домой уже.

Встаю с пола и отправляю тарелку с пирожками в мусорный бак.

— Отправь мне документ ВК и можешь идти домой, — руки трясутся от злости.

— Ты забрал часть моей работы, — дует губки. Кусаю щёку изнутри. Зверски хочется её поцеловать.

— Ты можешь идти, — отворачиваюсь, чтобы этого не видеть.

Девчонка уходит. Слышу, как открывается входная дверь. Чёрт. Бабуля приехала. Спешу в коридор. Чёрт. Я так и не сказал бабуле, что мы расстались. Потому что… Потому что бл*ть боялся увидеть осуждение в её глазах. В глазах единственного человека, который меня всегда любил.

Успеваю услышать их разговор:

— Как давно я тебя не видела. Думала, что вы с Макарушкой расстались.

— Я… Простите, мне уже пора.

— Не задержишься? Я хоть только с самолёта, пирожки испеку.

— Извините, мне, правда, пора. До свидания.

Сбегает, хлопнув дверью. Опускаюсь на ступеньки, руками зарываясь в волосы. Бл*ть. Как же тяжело.

— Макарушка, — родная ладонь касается волос, — нам нужно поговорить.

Глава 21

Макар

Поднимаю взгляд на бабулю, которая стоит на пару ступенек ниже. Пытаюсь улыбнуться, но у меня это хреново выходит.

— Пойдём на кухню, внучек, — бабуля проводит ухоженными пальцами по щеке, ерошит волосы. Снова чувствую себя мелким пацаном. И, как бы стыдно не было в этом признаться, мне хочется разрыдаться. От безысходности. От злости. От жгучей ревности. Хочется, как в детстве, позволить быть себе слабым. Прижаться к тёплому боку бабули и рассказать обо всех своих проблемах. Жмурю на миг глаза, которые вдруг защипало.

Поднимаюсь со ступенек и иду следом за бабулей. Когда на столе стоят две чашки чая и пиала, полная печенья и конфет, бабушка медленно, подбирая слова, начала говорить:

— Я должна тебе сказать, что… Я ездила в Германию в клинику.

— Что? — внутренности сжимаются от ужасного предчувствия.

— Врач сказал, что мне осталось совсем недолго. Месяц, максимум два.

Я не могу вымолвить ни слова, чувствуя, как грудную клетку сдавливает от боли. Нет. Чёрт. Нет. Не может быть. Бабуля ведь ещё такая молодая.

— Почему? — хриплю я.

— Рак печени, — бабуля поправляет волосы.

— Но… Я… Чёрт… — голос начинает дрожать, а глаза увлажняются. Бл*ть. — И что? Лечение не поможет?

— Врач говорит, что шансов выздороветь почти нет. Четвёртая стадия.

— Бабуль… Чёрт… — я вскакиваю и начинаю метаться по кухне. Как же бл*ть х**во. Я не могу поверить.

— Это ещё не всё, Макар, — бабушка хватает меня за руку, вынуждая опуститься на стул рядом. Обхватывает голову руками и прижимает к своему хрупкому плечу. Жмурю до боли глаза, которые нещадно жжёт. — Я хочу, чтобы ты женился.

— Чего? — я хмурюсь.