Помоги проекту - поделись книгой:
В юности Поля даже представить себе не могла, что однажды наступит такой день, когда она будет пить кофе в лучшей школе искусств. Безусловно, в мире балета есть много хороших учебных заведений, которые, как говорится, на любителя. Кому-то больше нравится Вагановская школа, кому-то французская, но по всем мировым рейтингам ведущую позицию уже много лет железно занимает Джулиард. Всё здесь продуманно. Предоставлены исключительно хорошие условия и блага для развития студентов. И не только богатейшая библиотека или фонотека, но и буквально под боком Метрополитен-опера, Нью-Йорк Сити балет, Карнеги-холл. Посещай и набирайся опыта. Нигде в мире больше нет таких великолепных условий. Только здесь, в Нью-Йорке.
Полина расположилась на удобном мягком кресле, освещённом пробирающимися через высокое окно лучами солнца, и, наблюдая за общением молодых людей, съехавшихся сюда со всего света, размышляла.
«Мир принадлежит молодым. Как полны они надежд и веры в то, что все пути перед ними широки, а двери открыты. Некоторым из них действительно повезёт, и сейчас они даже представить себе не могут, где, когда и с кем будут выступать – петь, танцевать, музицировать». Внимание Полины привлекла компания юных девушек, которые явно обучались на хореографическом отделении.
«Как они грациозны и легки! Каждая из них по-особенному красива и мечтает танцевать Мари, Жизель, Одетту или Одиллию. Вероятно, всё сложится удачно, а если нет? Если попадут в труппу, где совсем ещё молодые ведущие солистки, так и до пенсии могут не дождаться своего главного выхода. Как важно, чтобы всё сложилось, удачно подвернулся случай».
Полина сделала глоток терпкого кофе, закрыла глаза и словно здесь и сейчас вновь пережила свой свершившийся счастливый момент.
Она безмятежно входит через служебный вход в Вильнюсский театр. Сегодня не танцевать, а просто смотреть, познакомиться с редакцией спектакля «Спящая красавица». Полина неимоверно рада, что её приняли в эту труппу, хотя и смущает тот факт, что она пока не танцует сольных партий. Все вакантные места заняты, и руководитель труппы Наталия Викторовна предложила пока танцевать в тройках, двойках, а потом можно будет подумать и о чём-то посерьёзнее.
Идёт по коридорам спокойно и уверенно, так, как ходят самодостаточные люди. На данный момент сценический опыт Полины необъятен. В качестве ведущей солистки со своей бывшей труппой она уже исколесила всю Европу и Россию, огромное количество раз исполнив главные партии во всех классических балетах. Только партии троек и двоек она пока не знала. Никогда прежде их не танцевала. Там технически проще, но нужно отрабатывать синхрон, чувствовать не одного, а дух партнёров на сцене. Новые задачи и трудности. Балерина ясно понимала, что это было шагом назад, но что делать? Сама ведь решилась на новый виток жизни, сама захотела полностью расстаться с бывшим мужем. А работая на одной сцене и в паре, это уж слишком сложно.
Полина заходит в фойе и рассматривает собирающуюся публику. Сегодня вечером будет очередная «Спящая красавица». Красивый балет. Пётр Ильич Чайковский. На него всегда много зрителей приходит, особенно зрелого возраста и школьников. Учителя пытаются привить молодому поколению любовь к искусству и автобусами, со всей страны, привозят подростков не только отведать самый вкусный горячий шоколад в мире, но заодно и приобщиться к высокому мастерству.
В ожидании спектакля зрители медленно прогуливались по красному ковру, вели беседы и смотрели в даль, на открывающуюся из высоченных окон театра панораму красивого города. «Людей много, а поздороваться не с кем. Ни одного знакомого лица», – заметила про себя Поля. В этом городе она пока была знакома только с артистами труппы, хозяином съёмной квартиры и ещё несколькими случайными людьми, приближёнными к театру. Больше никаких знакомых. Полина почувствовала странную усталость одиночества. «Трудно русскому человеку жить без возможности просто поболтать», – подумала она и отправилась искать своё место на балконе.
Странное волнение окутало Полину. Раньше ожидала начало спектакля за кулисами, а теперь здесь, в зале. «Всё это так необычно». В зале потух свет, дирижёр занял своё место перед оркестром и поднял вверх дирижёрскую палочку. Бам! Первая музыкальная фраза «Спящей красавицы» неожиданно напугала зрителей. От напора симфонизма, силы музыки, предчувствия надвигающейся трагедии, борьбы добра и зла, сопоставления струнных и медных духовых инструментов, усиленного ударами литавров[33], вздрогнули практически все слушатели. Внезапный порыв музыки сделал своё дело и тётечки в зале сразу же прекратили шептаться. Не успели они прийти в себя, как в оркестре уже зазвучала лирическая тема любви. С обязательным началом арпеджо ары, на фоне скрипок, красивую мелодию повели медные духовые. «Все темы любви Чайковского такие мелодичные, – размышляла Полина. – Обязательно вначале очень тихо начинают играть скрипки, а за тем, на их фоне, звучит милая флейта или кларнет, а потом всё громче и громче подключается весь оркестр. И вот она, кульминация – с ударами тарелок и полной гармонией, от которой мурашки бегают по коже! Сейчас поднимется занавес и начнётся». Полина переживала и чувствовала каждую ноту, словно готовясь к спектаклю.
Во дворце короля празднуют рождение долгожданной дочери. Собираются гости. Снова зазвучала красивейшая мелодия и на сцену выходит свита фей. Полина не отрывает глаз от сцены. Теперь она смотрит на коллег отдалённо, со зрительской позиции. Её место на балконе позволяет следить не только за техникой, но и живым рисунком балерин. «Да, синхрон и расстояния между артистками неидеальны, но они стараются. Сейчас уже выход основных фей. Интересно, как они смотрятся на сцене?» – сосредоточено следила за каждым движением Полина. Добрые феи – Сирени, Канарейка, Кандит и другие – танцуя приносили младенцу в люльке свои дары.
«Казёнка с упрощениями, – словно дотошный критик, анализировала Полина движения солисток. – Все вариации как бы и правильно танцуют, но каждая артистка хоть какую-то деталь да под себя подстроит. Трудно исполнить точно так, как Петипа придумал. Да, что ты придираешься, наслаждайся кантиленой! – Тут она разозлилась на саму себя. – Сколько раз сама упрощала вариации. Ведь всякое случается на сцене. То ноги не хотят слушаться, то от волнения текст забываешь. Всё это так человечно! Живые люди на сцене, не роботы. Всякое может случиться! Мне сегодня надо за Авророй следить. Наталия Викторовна ведь не зря меня вчера водила мерить костюм ушедшей со сцены балерины. Слава богу, мы с японкой Юни, бывшей солисткой театра, одинакового телосложения и все её костюмы идеально мне подходят. Такое редко случается. Не придётся костюмершам много трудиться. Лишь чуточку поправят, обновят, и я смогу в них выходить на сцену».
Размышляя об обыденном, Полина даже не заметила, как наступил выход феи Сирени. «Вот её я с удовольствием станцевала бы ещё раз. Это самая красивая вариация из фей. Танцевала её на выпускном экзамене. Хорошо тогда получилось. Все педагоги были довольны, особенно Роза Исаевна. Порадовала её тогда хорошим танцем. А вот сегодня девочка смазывает, не докручивает и плохо держит аттитюд[34]».
Феи менялись одна за другой. Вот и выход злой феи. «Комичное какое-то проклятие в этом спектакле», – критически подметила она и стала ждать, когда же наконец зазвучит какой-нибудь знаменитый вальс, а там и первый выход Авроры. Первичная заинтересованность ослабевала, и ей становилось немного скучно.
Как только зазвучали первые звуки вальса, зрители с наслаждением, словно по всеобщей договорённости, сделали глубокий выдох.
«Странно же люди на знакомую музыку реагируют. Совсем иначе зал отзывается, услышав тему «Маленьких лебедей». Там всегда такая радость чувствуется. Наконец-то, дождались! А здесь такой приятный эмоциональный отклик, даже отдушина на зазвучавшую музыку». Красивейший вальс звучал в зале и на сцене танцевали не только артисты труппы, но и будущие солисты, ученики школы искусств. Зрители с умилением смотрели на сцену и вместе с артистами, в такт музыке, слегка двигались в креслах.
Свита выстраивается, и король с королевой принимают прибывших издалека принцев. Наконец-то в оркестре зазвучала музыка Авроры. Теперь выход принцессы.
Бригитта – ведущая солистка театра, как обычно на сцене выглядела харизматично и великолепно. Первые прыжки и позы она исполнила точно, профессионально и с правильными ракурсами. Грациозность и лёгкость наполняли её движения. «Идеально. Молодец!» – мысленно хвалила коллегу Полина. И вот уже Бригитта уходит в угол сцены, становиться в короткий
Безотлагательно Полина вскочила с бархатного кресла и стремглав помчалась за кулисы. Она прекрасно понимала всю серьёзность случившегося. Бригитта сегодня больше не сможет выйти на сцену закончить спектакль. Слишком сильно она повредила ногу. «Быстрее, быстрее за кулисы. Зрители ждут!» Спускаясь по лестнице, она ещё услышала финальный аккорд выхода Авроры, а затем музыка прекратилась.
Наталья Викторовна нервно металась по коридору и кричала, призывая как можно быстрее найти и позвать Полину.
– Спасайте спектакль! Я знала, что рано или поздно всё так закончится. Совсем уже не стоит на ногах. Скорую вызвал хоть кто-нибудь? – директор труппы рвала и метала и не следила за словами, бросаемыми при всех.
– Полина, золотко, спасение моё, как хорошо, что ты здесь! Быстрее переодевайся и на сцену!
Полина сумасбродно думала, как поскорее надеть костюм, причесаться, загримироваться и быстрее оказаться на сцене. О том, что надо бы разогреть тело, мысли не доходили от волнения и напряжения оно само по себе подготовилось.
Такую закулисную суматоху балерина больше никогда не испытывала. Дирижёр и Наталья Викторовна громко спорили, с какого места продолжать спектакль. Повторять ли первый выход Авроры или начинать от
– Вы что, не можете начать с той цифры, с которой я вам говорю? – непоколебимо отстаивала свою позицию руководитель труппы.
– Лучше продолжить там, где мы остановились. В том месте как раз пауза у всего оркестра, – отчаянно пытался уговорить темпераментную женщину дирижёр.
– И как это будет выглядеть? Аврора без своего выхода?
– У нас уже был один выход Авроры. Может, нам и вальс повторить? – иронично поинтересовался он.
– Вы с ума сошли? Хотите затянуть спектакль до полуночи? Никаких вальсов мы повторять не будем! Всё. Решено. Начинаем от выхода Авроры. Полина, сможешь выйти с начала партии? – поинтересовалась она у солистки.
– Как скажете. Могу начать с любого места, – машинально ответила балерина.
– Видите? Солистка может начать с любого места. А что оркестр? У него ноты перед глазами. Всё, решено, продолжаем спектакль от первого выхода Авроры.
Все по местам. Все на сцену!
Полина, с Богом. Держись, моя девочка!
Когда все были готовы, в фойе практически без перерыва дали три звонка и зрители вновь были приглашены в зал. Оркестр заиграл с места, указанного Натальей Викторовной, и занавес поднялся. Машинально, перед самим выходом, Полина, как всегда, три раза перекрестилась и выбежала на сцену. Услышав любимую и хорошо знакомую музыку, само тело вспомнило, что и как надо делать, и балерина вначале неловко, а затем всё более осознано стала входить в роль.
И сейчас, сидя в удобном кресле совсем в другом зале, у неё в голове звучали красивейшие звуки музыки Чайковского и вспоминала себя на сцене. В тот вечер она не стояла, а просто замирала в великолепном аттитюде, подавая руку каждому из четырёх подходящих кавалеров. Прежде и после, никогда больше балерина стабильно не балансировала на пуанте. Волнение иногда подкашивает ноги, но в тот вечер голова не поспевала за телом, оно всё помнило и выдавало когда-то заученные движения партии Авроры удивительно точно.
Полина смаковала и наслаждалась воспоминаниями. Увековеченные в памяти кадры: как после спектакля с двойным началом вся труппа её искренне поздравляет и благодарит, как коллеги откровенно, искренне принимают её в качестве ведущей солистки. Такие тёплые воспоминания неповторимы. Она с любовью и нежностью переживала их ещё и ещё раз. Подобные моменты случаются лишь однажды.
– Вот ты где. А я тебя повсюду ищу, – весело обратилась к ней Агния.
Полина открыла глаза и мило посмотрела на влетевшую в кафе миниатюрную коллегу.
– Прости, мы задержались. Вначале долго репетировали, а потом… пока со всеми поздоровались, – стала оправдываться звезда Лондонского театра.
– Ничего страшного, я хорошо провела время, – Полина осмотрелась и продолжила: – Знаешь, молодые люди всегда такой новый стимул, импульс придают. Сижу здесь и, откровенно говоря, завидую, – и, заметив удивление на лице Агнии, уточнила: – Не молодости, а возможностям. Говорят, здесь собрана лучшая библиотека музыкальной и профессиональной литературы, лучшая фонотека. В нашем училище коллекция тоже была относительно хорошей, но разве её можно сравнивать с Джулиардовским фондом? А будущие звёзды ходят по коридорам своего святилища и, скорее всего, даже не ценят того, что сейчас им так легко доступно. Только теперь начинаю понимать слова своего педагога Розы Исаевны, которая неустанно повторяла: «Читайте как можно больше! Читайте произведения классической литературы. Упивайтесь чтением хороших книг, наполняйте себя содержанием!» Как она была права. Чем больше артист эрудирован, начитан, тем интереснее он на сцене. А я по молодости столько времени впустую потратила. По вечерам падала от усталости в постель и очень мало читала. Слишком мало. Ах, что теперь поделаешь. Кофе будешь или идём прогуляемся?
– Давай лучше пройдёмся. Ты сегодня кислая какая-то. Не получилось что-то на репетиции?
– Нет. Что ты? Всё удачно. Очень хороший дирижёр. Такое чувство, словно мы с ним вместе вдохновились музыкой Бизе-Щедрина и оттанцевали номер дуэтом.
– Да, Андреев прекрасен. Лучший в Мариинке. Его мать – несостоявшаяся солистка балета. Её родители были этими, как их тогда называли, врагами народа, сосланы в лагеря, и её просто не выпускали на сцену в сольных партиях. Рассказывают, что она была очень интересной женщиной, матерью – одиночкой. Постоянно таскала за собой мальчика на репетиции, спектакли и разговаривала с ним о балете, музыке, искусстве, культуре. Молодец, многое передала сыну. Скажу тебе по секрету – он все партии знает лучше многих балерин. Ну, давай собирайся, пошли. Засиделась тут, как пенсионерка!
– А я уже почти, – весело призналась Полина.
– Брось ты. Сколько тебе, двадцать шесть?
– Тридцать, а точнее все тридцать два.
– Это не возраст. Аллесандра Ферри и в пятьдесят на сцену выходит!
– Ты сравнила. Алесандра Ферри – легенда.
– Кто тебе мешает ею стать? – не теряя оптимизма, заметила Агния.
– Идём уже, а то глаза почти мокрые. Сегодня не такой холодный ветер, как вчера, прогуляемся, головы проветрим.
Балерины вышли из стеклянного здания и, пересекая Бродвей, пошли в сторону Центрального парка. Народу и машин было слишком много, чтобы по пути продолжать беседу. Лишь зайдя на территорию парка, Агния прямодушно спросила:
– Полина, у тебя случилось что-то? Болит что-нибудь? Ты какая-то странная сегодня.
– Нет, со мной, к счастью, всё нормально. Волнуюсь, конечно, как завтра получится. Выступать на такой высокой сцене всегда вызов.
– Не рассказывай мне, пожалуйста, такие сказки. Тебе же не в первый раз танцевать гала на такой сцене.
– Да, не в первый, но а если в последний?
– Этого никто не знает, и чем меньше думать об этом, тем лучше. Я тоже всегда волнуюсь. А вдруг не получится? Но гоню от себя такие мысли, концентрируюсь на работе, смотрю на фотографию сына, и всё проходит.
– У тебя семья есть, ребёнок. А я одна. Мне не на кого посмотреть.
– Это пока одна. Полина, ты красивая и интересная женщина, молодая. Ты ещё и родить успеешь, и семью создать!
– Когда? Время так быстро бежит. Мне уже тридцать два! – И после паузы обратилась: – Агния, могу у тебя спросить о личном?
– О личном? Ты сегодня меня пугаешь. Спрашивай, если смогу, отвечу.
Полина задумалась, продолжив идти и никак не решаясь озвучить вопрос. Сформулировать мысль красиво так и не удалось, пришлось спрашивать прямо:
– Скажи, пожалуйста, какой твой муж?
– Мой муж? Красивый, умный и весёлый мужчина. Сама даже не знаю. Никогда не задумывалась об этом. Мне с ним хорошо, спокойно, надёжно. Он меня любит, и я тоже. Да сама посуди – у меня столько спектаклей, гастролей, мне некогда думать на эту тему. Он всегда рядом, поддерживает, помогает сына воспитывать. Живём тихо, спокойно. Я так устаю физически и от этих вечных театральных интриг, что мне дома не до скандалов и не до выяснения отношений. А почему ты спрашиваешь? Ты что, влюбилась или у тебя всё-таки что-то случилось? Ты сегодня какая-то другая. Никогда раньше тебя такой не видела. Может поделишься или так и будешь отмалчиваться? – Агния остановилась, посмотрела на подавленную подругу и предложила: – Идём по этой алее. Она как раз ведёт в кафе у пруда. Там очень красиво.
– Пожалуй, ты права, идём, – согласилась Полина и, не дойдя до стеклянного купола кафе, заговорила: – Вчера я встретила человека из прошлого.
– Кого? – переспросила Агния.
– Своего старого знакомого. Друга времён училища. Он был талантливейшим молодым человеком, таким, о которых говорят «подающий большие надежды». Ох уж эти наши надежды, иллюзии, воздушные замки. Ты знаешь, по всей вероятности, самое дурное, что может быть в человеке, так это его большие надежды! Особенно не сбывшиеся, те, которые никогда не становятся реальностью. – Тон голоса, как и поступь балерины становились всё более напористыми, она решительно зашла в помещение и направилась к самому отдалённому столику. – Давай присядем. Что-то мне совсем дурно становится. Стакан свежевыжатого сока, будет как раз кстати, – мимоходом заметила она и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Ты в курсе, что я училась в Саратовском училище? Теперь это колледж искусств. – Агния утвердительно кивнула и, практически не шевелясь, продолжила слушать коллегу. – У нас было не только хореографическое отделение, но и музыкальное, на котором и училась моя подруга Лиза. Я тебе о ней никогда прежде не рассказывала. Да разве я вообще когда-нибудь говорила о своём прошлом? Нет! Всё в себе. Всё в себе. Но это теперь и не имеет никакого значения.
Лиза, милая, робкая девушка, училась на отделении истории искусств. У нас совпадали некоторые общеобразовательные предметы, так я её и приметила, на уроке по русской литературе. Уже тогда казалось, что она успела перечитать всю классику. Лиза просто упивалась книгами, перечитывала биографии великих композиторов и тексты, по которым были поставлены известные произведения. Постоянно с книгой, постоянно занята чтением. Не зря родители её назвали Елизавета. Она словно со страниц пушкинской «Пиковой дамы» спустилась. Такая, как не от мира сего.
Не могу сказать, что она была очень красива, но от неё исходило какое-то странное обаяние. Что-то в движениях, позе, повороте головы… и она всегда разговаривала немного тише других. Застенчива, но в хорошем смысле. Никогда первой не начинала беседы, но, когда к ней обращались, отвечала исключительно вежливо. Это теперь она без устали острит и шутит, а раньше… Как вспомню, каких ей мук стоило перебороть свою робость, когда после училища её пригласили работать на телевидение! Все думали, что Лиза уйдёт трудиться в исторический архив, а ей предложили работу совсем иного характера – по горячим следам и с постоянным вызовом. Представляешь, её основная работа была брать интервью у звёзд, которые приезжали с выступлениями в Саратов. К ним и так часто не подступиться, а после концерта тем более. Многие уже были слишком усталыми для подобающего интервью. Лизе приходилось заинтересовывать собеседника с первых секунд, придумывать необычные вопросы – всё, дабы получить от него хоть несколько фраз для вечерних новостей.
Сложно Лизе было, особенно когда начал расти живот, и только стильный широкий комбинезон спасал её от ненужных взглядов и разговоров.
– Она была беременна? – уточнила Агния.
– Да, прости, я слишком тороплю события. Даже не поинтересовалась, есть ли у тебя время выслушать меня.
– Сегодня у меня больше ничего не намечено, давай рассказывай. Я ведь сама тебя пригласила поговорить.
Полина сделала глубокий выдох и продолжила:
– На втором или третьем курсе училища, наша чудесная Лиза влюбилась в пианиста Станислава. Теперь даже трудно сказать, кто из них любил больше – он или она. Знаешь, как правило, в отношениях один испытывает большие чувства, а другой как бы позволяет себя любить. Со стороны их пара казалась просто идеальной. Он до позднего вечера занимался у инструмента, она до закрытия библиотеки готовилась к лекциям, экзаменам, зачётам. А потом, едва ли не до полуночи, они гуляли по городу и вели нескончаемые беседы.
Как правильно вчера Стас сказал: «Их отношения были завязаны на музыке». О ней влюблённые могли говорить часами и не уставали. О творчестве какого-нибудь Ференца Листа на протяжении нескольких дней объяснялись. Что в его творчестве интересного, что не очень и на что следует обратить внимание. Иногда за обедом я подсаживалась за их столик, так мне их разговоры были из категории космических исследований. Приходилось просто молчать, так как даже реплики вставить не было никакого шанса.
Их беседы были совершенно иного уровня. Мне даже казалось, что они и не пара в полном смысле этого слова. Только коллеги, которые гуляют, держат друг друга за руки, целуются под луной, и ничего большего между ними нет. Оба скрытники были страшные. Как я была наивна.
Даже не помню, как начался их роман, с какого момента они вдруг стали неразлучны. Лиза никогда не откровенничала о своих отношениях, а я никогда и не спрашивала. Однажды только поинтересовалась: «Что вы планируете со Стасом на лето?» Она уклонилась от прямого ответа и выдала что-то наподобие того, что «мы живём в разных городах, и у каждого дома есть какие-то не отложные дела».
Какие могут быть дела летом у студента? У меня всегда была одно дело, одна летняя мечта – скорее к родителям, с отцом на рыбалку, отоспаться и плавать на реке с утра до вечера. Совсем скоро начнётся взрослая жизнь, бешеный темп и ритм, что лишь сожалеть потом будем о бездарно прожитых днях, ночах и пропущенных поцелуях под августовским звёздным небом.
По правде говоря, у меня и мысли не было, что в один момент их пары не станет. Весь учебный год они проводили вместе. Говоришь Стас – подразумеваешь Лизу, думаешь о Лизе – она перед глазами в сопровождении обаятельного пианиста. Как будто на века созданы друг для друга, но жизнь такая штука, иногда преподносит такие сюрпризы, что и во сне не приснится – Полина сделала несколько глотков принесённого официантом сока и, как бы собираясь с мыслями, посмотрела из окна на пруд. – Стас пропал. Это был конец учебного года, мы сдавали экзамены, каждый был занят собой и не особенно следил за тем, что происходит вокруг. Но в один день Лиза подняла тревогу – Стаса нигде не было. Он успел успешно сдать все выпускные экзамены, отыграть раньше всех концерт и как в воду канул. Вещи из общежития тоже почти пропали, парочка, правда, осталась – словно Стас за ними ещё вернётся. Лиза тоже как-то успокоилась, готовилась к защите своей работы, и мы все были уверенны, что Стас появится на церемонии вручения дипломов. Приходит этот долгожданный день, в зале толпы народу – уже бывшие студенты, их родители, бабушки, дедушки, родственники. Ректор на сцене несколько раз повторил его имя и фамилию, но Станислав так и не вышел за своим дипломом.
Что случилось? Куда подевался? Лиза в тот вечер на выпускном ещё как-то продержалась, но потом просто слегла. Заперлась у меня в комнате и рыдала безостановочно. Мы все пытались найти Стаса, пошли в администрацию его личное дело поднимать, но там никакого телефона указанно не было. Только адрес, и тот, мне кажется, был записан неверный.
Понимала, что подруге совсем плохо, но у самой дел по горло – поступление в театр, подготовка и сдача документов, с утра до ночи была занята. Старалась, пыталась быть с ней, разговаривать, но никакие слова не помогали. Как вспомню, так до сих пор мороз по коже – жуть, а не ситуация. Вперемежку со слезами, Лизу регулярно тошнило, и я её успокаивала, что это нормальная реакция организма на большой стресс.
Все были в шоке. Мобильных телефонов тогда не было, Стас не объявился, я укатила в театр. Лиза собралась и поступила в консерваторию.
На этом её испытания не закончились. Пытаясь забыться и выйти из привычного круга общения, она не уехала летом к родителям. Устроилась на местный канал в рубрику новостей делать короткие музыкальные репортажи. Эфира было немного, но интенсивность задач и событий полностью поглотили её. Надо было постоянно что-то придумывать, наполнять содержанием отведённые ей минуты. Поначалу своих карьер мы часто и регулярно, а затем всё реже и реже созванивались, а на вопрос «Как ты?», она отвечала всегда одинаково сухо – «В норме». Отрубала эту фразу так, что далее можно было беседовать либо о культуре, либо о погоде. Лиза, как правда и я, всё держала в себе и ни с кем не делилась.
Как мантру, она всё повторяла фразу: «Воспитанные люди не выясняют отношений – они расходятся и переживают тихо». Уж лучше бы они поскандалили и покричали. А то расстались, словно один из них умер. Вероятно, какая-то частица Елизаветы на самом деле умерла. После этой истории она даже визуально изменилась, особенно её взгляд. Он уже больше никогда не был таким, как прежде, загадочно-утончённым, словно у героини романа из девятнадцатого века. В глазах Лизы навсегда отпечатался глубокий след грусти и тоски. «Больше никаких надежд» – словно транслировали её серые глаза. Она продолжала общаться мило, интеллигентно, но уже без прежней лёгкости и без только ей свойственной романтичности.
Возможно, не всегда Лизуня была такой замкнутой слишком много на её долю выпало страданий.
Когда ей было лет тринадцать или четырнадцать, я точно не знаю, на их семью обрушилось ужасное горе, беда… – промолвив эту фразу, Полина замолчала.
Агния никогда не отличалась терпеливостью, так и теперь не сдержалась и переспросила:
– Какая беда? О чём ты? – Полина посмотрела на коллегу усталым взглядом и продолжила: – Когда Лиза была совсем юной девочкой, подростком, в аварии погиб её младший брат. Он перебегал дорогу не в установленном месте, и его насмерть сбила машина.
– Ужас! – вскликнула Агния.
– Да, то была трагедия. Можно только представить. Её мама очень тяжело пережила утрату. Убивалась, места себе не находила и постоянно винила себя, что не досмотрела за сыном. Отец, интеллигентный мужчина с заправской выдержкой, по-своему перенёс горе. А Лиза, особенно на похоронах, просто не знала, как себя вести в такой ситуации, как должным образом реагировать на происходящее? Надо полагать, что это вообще были первые похороны в её жизни, и она сама ещё была ребёнок.
Лиза рассказывала, как на похороны нескончаемой вереницей шли толпы людей. Одноклассники, знакомые, родственники, просто зеваки. Многие подходили к Лизе высказывать свои соболезнования. А откуда ей было знать, как их принимать, как реагировать и что принято отвечать в такие минуты? Девочка просто растерялась, закрылась и все похороны, опустив голову, тихонько просидела у гроба брата, не выжав из себя ни единой слезинки.
Такое поведение не прошло незамеченным. После похорон между Лизой и отцом состоялся очень неприятный разговор. Папа обвинял её в бессердечности, холодности, бесчувственности и даже равнодушии к семейному горю. Словно она и довольна тем, что брата больше нет.
Знаешь, в семье, где детей несколько, всегда присутствует тайное сражение за родительское внимание. Каждый считает, что другого родители любят больше, особенно это относится к младшим. Мама с папой натурально с юнцами изряднее больше возятся, а со стороны это выглядит не как забота, а как проявление большей любви. У Лизы не было не тайных помыслов, ни скрытой радости, в которой её обвиняли, она просто не знала, как себя вести. Но случилось то, что случилось. После смерти брата Лиза словно и отца лишилась. Во время того сложного разговора была навсегда разорвана их близкая связь и тёплые отношения. Воцарилось совсем иное, отдалённое чувство к отцу – больше уважение, чем бессознательная любовь и искренняя привязанность. Словно чёрная кошка перебежала их путь и украла подлинную родственную связь.
Знаешь, каждый по-своему переживает боль утраты. Кто-то впадает в истерику, слёзы, крики и вопли, а кто-то словно замирает, прячется где-то глубоко внутри себя. Остаётся один на один со своей болью. Неверно полагать, что, если слёз нет, значит и боли нет. А что делать, когда слёзы просто высыхают и выжимать их из себя просто нет сил? Конечно, лучше выплакаться, но не всегда и не у всех это получается. – Полина медленно глотнула сока и продолжила: – Когда мне позвонили и сообщили, что отца больше нет, буду с тобой откровенна, я не поняла, не услышала того, что мне сказали. Не хотела слышать. Мне показалось, что умер совершенно другой человек, и только в процессе разговора, по прошествии минут пяти, до меня дошло, что это папы больше нет. Моего обожаемого, любимого отца! Положила трубку и какое-то время сидела совершенно без реакции. В какой-то трансцендентной вакуумной пустоте.
Было такое странное чувство, такое ощущение, словно часть меня оторвалась, отделилась и взлетела к небесам. И на том месте, в районе груди, вдруг стало пусто-пусто и так одиноко. Разорвалась какая-то связь, тайная поддержка, до того момента придававшая мне большие силы. Осталась лишь слабость, оцепенение и бескрайнее одиночество. Ушёл самый близкий человек, который любил меня просто так. Без причин. Не за успехи или выслугу, не за хорошую оценку или удачное выступление, не за то, что я что-то хорошее или правильное сделала – просто так, нечаянно, без тайных желаний или умысла. По-честному, открыто. – Глаза Полины наполнились слезами, и одна за другой они тихонько покатились по щекам.
– Бедняжки, – после паузы, сочувственно сказала Агния. – Как всё-таки трудно переживать смерть близкого человека.
– Да, но одно дело, когда человека уже не вернуть, а другое – когда кто-то сознательно рушит отношения. Ведь после похорон Лиза не только брата, но и отца потеряла. Самые близкие люди в течение нескольких дней внезапно стали так далеки друг от друга.
В их доме всё поменялось, и Лиза задумалась, стала искать возможности поскорее уехать из родительского гнезда. Тяжело было жить в квартире, в которой окна её комнаты выходили на место трагедии. Просмотрела все возможные варианты получения образования и решила после 8 классов поступать в музыкальное училище. А уже потом в консерваторию. Ей всегда нравилась музыка, история, литература, хорошо училась в музыкальной школе, так и определилась, нашла специальность, где переплетались все её любимые предметы – музыковедение. Выбирала училище не только по качеству образования, но и чтобы от дома было подальше, и родители навещали редко. Так она приехала в Саратов, где мы и познакомились. И они встретились со Стасом.
– История – сам не придумаешь.
– Да, ты права, жизнь такая штука!.. Порой судьба человека гораздо трагичнее любого романа. Сознательно так не придумаешь, как в реальности само складывается.
Поделиться книгой: