Белая Россия. Народ без отечества

Тут господин С. доставал свой карманный платок и стирал слезы…

Будучи другом царя, он был заклятым врагом большевиков, и поэтому в эмиграционных кругах ему прощали слабости.

А слабостей было много. Говорили, что он владел игорными домами, дружил с аферистами, сбывал контрабанду.

Нельзя не упомянуть скандал, возникший в 1929 году вокруг господина С. Однажды в Париже стали циркулировать фальшивые червонцы[53]. Местная полиция приступила к поиску фальшивомонетчиков, выяснив, что он был одним из их главарей.

Начался суд. Господин С., понятно, отпирался, но потом-таки признался, что он этим действительно занимался, но — из-за любви к родине. Таким методом он хотел, ослабив советскую власть, приблизить ее крах. Однако суд посчитал, что своей противозаконной любовью к родине господин С. приобрел немалое состояние. Тогда подсудимый, встав с места и надменно посмотрев на судей, заявил свою речь:

— Господа судьи, перед вами человек, который спас Францию.

И продолжил дрогнувшим голосом:

— Это произошло в 1915 году, в самый разгар мировой войны, когда мы все проливали кровь на фронтах. Я служил личным секретарем Распутина. Однажды я совершенно секретно узнал, что наше правительство хочет заключить с Германией сепаратный мир. День и ночь я просил этого святого человека выступить против мира, зная, что рискую жизнью. Исключительно любовь к Франции толкнула меня на сей героический поступок. Мне удалось убедить Распутина, а тот отправился к царю и убедил его не заключать мирный договор. Кайзеровские войска остались на восточном фронте — Франция была спасена.

Эта речь сильно подействовала на присутствующих, особенно на самого господина С., рыдавшего от волнующих воспоминаний.

В итоге суд оправдал господина С.: теперь никто не может сказать, что эта страна бросила в темницу одного из своих спасителей.

Глава XIX. Эмигрантский быт

Не следует думать, что все эмигранты — это авантюристы и бахвалы.

Средний эмигрант не мечтает о возврате власти, не рассказывает о завтраках в Зимнем дворце. Средний эмигрант трудится. Офицеры, помещики, профессора — это нынешние рабочие, официанты, музыканты и водители. Они изо всех сил трудятся на фабриках и полях, на кораблях и в конторах. Они хватаются за любую профессию. Однако эти занятия не оставляют на них заметного следа. Эта работа — камуфляж, необходимый для существования, а под ним он остается тем, кем был: офицером, помещиком, профессором.

Эмигранты, сбежавшие от пролетарской диктатуры, сами становятся пролетариями, обретая чувство классовой солидарности на иностранных заводах и в поместьях. Беженец часто и крепко ругает капиталиста и желает ему такую же погибель, как и коммунистам. Опустошив стакан, он заявляет, что с пеленок был врагом капитализма и классового неравенства. После некоторой паузы, беженец начинает ругать коммунистическую Россию. Нельзя не подумать, что капитализм и коммунизм одинаковы в своей сущности для эмигранта и созданы лишь для того, чтобы отравить ему жизнь. Кроме этих двух общественных строев он ненавидит отдельных личностей, которые, по его мнению, повинны в его трагедии. Иногда виноватым оказывается царь, иногда Керенский, или немцы.

Эмигранты живут замкнуто, не общаясь с европейским населением и ненавидя европейскую буржуазию. Все они уверены, что Россия — самая прекрасная страна в мире. Вероятно, они правы. Порой они заявляют, что Россия не только самая великая страна мира, но она также совершила самую великую революцию. Вспомнив, что лично у них нет основания славить эту революцию, они примолкают.

Если верить воспоминаниям эмигрантов, насколько плохи их дела на чужбине, настолько прекрасно им было на родине. Они рассказывают, какими очаровательными женщинами они обладали, или как благосклонно им улыбался царь. Может быть, в действительности, этими их женщинами были их же постаревшие теперь супруги, а улыбавшийся царь был городовым, намекавшим на рождественский подарок. Ныне нет возможности это проверить.

Фантазия эмигранта не знает границ. Один грузинский князек серьезно говорит, что дома у него стояла реальная гора золота, а того, кто ему не верит, он проклинает как большевика. Другой беженец с грустным видом рассказывает о том, что за день до революции выиграл судебное дело, по которому половина Сибири перешла в его руки. Третий жалуется на большевиков, национализировавших его корабль, на котором он вот-вот должен был полететь на Луну. Эмигранты относятся к таким рассказам понимающе, поясняя: «Этот грузин в прошлом служил банковским кассиром, его обижать нельзя. Пусть он верит в свои горы золота».

Фантастическая русская революция лишила беженца доверия к реальности. Если возможно свергнуть царя, если большевики управляют Россией уже пятнадцать лет, то в этом мире нет ничего невозможного.

Эмигрант строит жизнь согласно такому подходу. Он всегда ко всему готов. Эмигрант-адвокат внезапно отправляется на Север, чтобы охотиться на китов. Другой едет в Африку, становится там вождем негритянского племени и пишет знакомым удивительные письма о своих подданных. Ему, понятно, завидуют.

Эмигранты не решаются на одно: вернуться обратно в Россию. И на это у них есть веские причины. Каждый из них стоял когда-то в списках на расстрел. Внутри крепких границ СССР их ожидают пытки и смерть.

Да и в самой Европе эмигрант живет в страхе: кто знает, может твой дружелюбный сосед, громогласно выражавший свои белогвардейские взгляды, на самом деле — агент ЧК? Может, русская красавица-официантка получила задание подмешать яд в чашку кофе? Может, эта машина следует по улице лишь для того, чтобы задавить врага советской власти? Эмигрант постоянно думает о методах, которыми ЧК может отправить человека на тот свет.

Но и большевики боятся в Европе за свою жизнь не меньше эмигрантов. Каждый командированный большевик уверен, что белобандиты, будучи под защитой буржуйской полиции, убьют в его ближайшем закоулке, быть может, подвергнув ужасным пыткам. Если в кофейне, театре или поезде рядом с коммунистом сядет пара эмигрантов, то он сразу же убегает. Советы не заинтересованы в душевной встрече беженца с большевиком. Поэтому оно вбивает в голову каждого командированного: эмигранты — это пьяницы, убийцы, бродяги, шпионы. Этим и объясняются страхи большевиков заграницей.

Однако можно понять и страхи беженцев. Во-первых, известны случаи похищений и убийств известных эмигрантов. Во-вторых, каждый эмигрант уверен, что он представляет особую опасность для Советов, и глубоко верит, что находится под их непрестанным наблюдением. Он повсюду видит шпионов-коммунистов, всех обвиняет в предательстве.

В свободное время эмигрант разрабатывает план спасения России. Почти у каждого есть свой рецепт. Некоторые из них он скрывает тайной, некоторыми делится со своими единомышленниками, а некоторые даже публикуют. Эти рецепты, как правило, соответствуют взглядам его окружения. Например, генерал, руководивший царской охранкой, выдвинул проект, согласно которому будущая Россия должна управляться исключительно полицией. Как минимум, каждый десятый русский должен быть полицейским, направляя жизнь остальных девяти. Главным полицмейстером страны должен стать лично царь. На улице вместе могут ходить не более трех человек. Чужестранные слова запрещались. Каждое утро и каждый вечер под началом полиции должен звучать гимн империи. Клирики имеют табель, на каждого гражданина, куда вносят отметки о посещениях церкви и о поведении. Каждый воскресный день и в церковные праздники табель визируется в полиции. Иногда генерала посещала муза, и он сочинял поэтические оды русской полиции.

Возникло множество схожих проектов. Но жизнь среднего эмигранта — ни шпиона, бандита, или убийцы, каковыми их рисуют большевики — уже более десяти лет протекает однообразно. Он монотонно ходит на фабрику и в контору, и оживляется только на эмигрантских собраниях. Другое увлечение — эмигрантские газеты. Они ежедневно сообщают, что большевики должны вот-вот исчезнуть.

Порой газета извещала, что накануне партия русских крестьян (председатель граф такой-то, секретарь князь такой-то) подралась с партией «Зов русского возрождения» (председатель князь такой-то, секретарь граф такой-то). Корреспонденты еще не выяснили, по каким причинам началась драка: по личным или политическим. Но эмигрант-читатель уже убежден, что виновниками скандала являются советские торгпреды. Воодушевившись чтением, он отправляется на очередное собрание.

В больших городах такие собрания идут ежедневно, имея в повестке «Причины краха России», или же «Духовные гимны XII столетия». Беженец доверчиво внимает оратору, плохо понимая, о чем идет речь, или слушает унылые гимны, однако собрание покидает в отличном расположении духа. Ибо эмигрантское собрание — единственное в мире место, где к нему обращаются «Ваше Благородие». Но несмотря на столь вежливое обращение, собрание может закончиться дракой.

После собрания эмигрант со всей семьей идет в кабак, целует там руки всем официанткам, затем справляется о здоровье баронессы, которая стряпает на соседней кухне, заказывает кофе с условием, чтобы стоимость не превышала двадцать пфеннигов. Он слушает песни русского хора, подпевая. Он вспоминает прошлое, забывает о настоящем, мечтает о будущем.

Уже десять лет эмигрант ждет этого «будущего». Он работает, становится пролетарием, ругает капиталистов и коммунистов, твердо веря, что однажды наступит тот день, когда исчезнет все «настоящее» и он вернется в прежнюю Россию, быть может, став вновь молодым.

Глава XX. Государство в государстве

Сотни тысяч эмигрантов, рассеянных по всему миру, создали своего рода государство. Со своей неписаной конституцией оно опровергло все понятия государственности. В любой энциклопедии стоит что-то вроде этого: «Государство есть политическая форма организации общества на определенной суверенной территории, обладающая аппаратом управления и принуждения, которому подчиняется все население страны».

У русской эмиграции нет политической формы, нет суверенной территории, нет аппарата принуждения. Тем не менее, она создала государство, с некоторыми соответствующими атрибутами. У эмигрантов есть «нансеновский паспорт», выданный Лигой наций. У них стоит на Балканах армия, готовая сиюминутно пойти в бой. Во всех крупных городах Европы издаются их газеты, следовательно, у эмиграции есть собственная пресса. Она обладает школами и университетами. В Германии, Чехословакии, Сербии, Болгарии, Франции и Китае гимназические учителя и университетские профессора, как ни в чем не бывало, преподают по старым русским учебникам. Русскому эмигранту можно, родившись в Европе, не зная ни одного европейского языка, учиться в гимназии и университете, служить в армии, стать редактором важной газеты или лидером партии.

Лига наций и рудименты императорских посольств выполняют функции эмигрантской дипломатии. Несмотря на бескрайнюю разбросанность, эмиграция может вести переговоры, заключать договоры с различными государствами. Сегодня в Западной Европе, на Северном полюсе и в пустынях Сахары эмиграция выступает как единый народ, который говорит на специфическом эмигрантском языке (своего рода смесь русского и европейских языков), обладает одинаковым мышлением и располагает политическими партиями. Ее единство базируется на отрицании. Все эмигранты отрицают большевизм. К остальному они относятся по-разному, но анти-большевизма вполне достаточно для патриотизма граждан «эмигрантского государства».

Мир для эмигранта разделен на две противоположные части: на испытавших и не испытавших. Испытавшие — это те, кто бежал из «большевицкого сумасшедшего дома». Это каста. При всех жизненных сложностях к членам касты «испытавших» относятся с пониманием. Эмигрант может позволить себе выходки, за это его осуждать не будут. Напротив, его оправдают так: «Что вы хотите, ведь он же беженец!»

Нынешняя профессия и статус эмигранта при этом никакой роли не играют; решающий фактор — положение, которое он занимал в старой России. Поэтому эмиграция не признает разницу в чинах. Теперешние шоферы, актеры и музыканты вечерами спокойно собираются в одну компанию. Они смахивают с себя европейский камуфляж, заново становясь офицерами такого-то полка, владельцами петербургских особняков или фабрикантами. Друг с другом они чувствуют себя много лучше, чем с многолетними европейскими коллегами.

«Испытавший» эмигрант глубоко верит, что после экспериментов, которые провели над ним большевики, ему на все полагается скидка.

Он ненавидит тех, кто не знает и не хочет понять, что на самом деле представляет собой большевизм. Его тошнит от европейских книг и статей о России. Ему надоело объяснять тут, что такое большевизм. Он похож на человека, который побывал на том свете, но теперь не может разъяснить неверующим людям правду о загробном мире. Когда ему приходится слушать европейский лепет о России, он грустно опускает голову. Ему хочется разорвать в клочья книги и статьи и разбить голову написавшему их самодовольному европейцу, заигрывающему с Советами.

Однако человеческое общество состоит не только из эмигрантов и не-эмигрантов. Существуют еще и большевики, и в достаточном количестве. И не только в России, а и во всей Европе. Но большевики, по мнению эмигрантов, не принадлежат к человеческому обществу. Это существа, подлежащие истреблению. Естественная кончина какого-то старого большевика — это несчастье для эмигранта, ибо тем самым он избежал заслуженной казни.

При виде большевика эмигрант приходит в бешенство. Ненависть к красному миру — его жизненное кредо. Такое фанатическое чувство не может основываться только на личных или экономических побуждениях. Это инстинктивная ненависть многовековой культуры, испытавшей страх перед новым разрушительным явлением. Поэтому эмигрант не может оправдать тех европейцев, что продают свое наследие, свой вековой образ жизни.

Государство русских эмигрантов ведет беспрестанную борьбу против Советов. Сегодня эта борьба выражается не в физических действиях (хотя и они имеют место быть), сколько в желании помнить свое происхождение и указать для России и для всего мира путь спасения от беспринципного большевизма. Ибо эмигранту известно: во всех несчастьях виноваты только большевики. Безработица, голод, война, даже землетрясения для беженца — это всего лишь результат грязных провокаций большевиков.

Борьба приводит каждого эмигранта в какую-то организацию. Его политическая жизнь проходит в союзах и объединениях. Генералы и аристократы, помещики и банкиры, евреи и киргизы, — все входят в организации, ведя борьбу против большевиков. Каждый вечер в европейских городах идут их собрания. Часто они продолжаются до самого утра. Слушая там речи, европейцы узнали бы о России гораздо больше, чем из газет.

Государство эмигрантов — закрытого типа. Его гражданами становятся повелением судьбы. Это государство подобно Ноеву ковчегу, в котором, плохо или хорошо, плывут избранные Богом, ожидающие конца потопа. Уже десять лет, как этот ковчег плавает в европейском океане. Неудивительно, что плывущие на корабле пассажиры надоели друг другу. Если «лев» и «крыса» в течение многих лет сидят за одним столом, то однажды крыса укусит льва за нос, а он ее прихлопнет лапой. Беженский «ковчег» заполнен самыми странными существами: лисы, волки, зайцы вынуждены жить вместе, и поэтому каждый день эмиграции заполнен скандалами.

Говоря об эмиграции, нельзя забывать, что за границу отправились сливки русского общества, капитаны бывшей России, ее «голова». В самой России осталось только туловище. Русские мозги, лучшие врачи, инженеры и ученые прозябают сегодня в эмиграции. Между головой и туловищем большевики возвели железную преграду. Тысячи русских интеллектуалов-беженцев бесцельно бродят по Европе.

Но может, придет тот день, когда русская земля вспомнит о них и позовет обратно.

Глава XXI. Посол прыгает через стену

Прыгать через стены вообще-то не посольское занятие. Послы в основном ведут дипломатические переговоры, а преодолевать препятствия оставляют спортсменам. Однако бывает и так, что и посол прыгает через стену, вызывая самый большой дипломатический скандал нашего времени.

Это случилось в 1928 году в Париже, на рю Гренелль, в старинном здании, где находится советское посольство. В то время в качестве первого заместителя посла в Париже служил большевик Беседовский[54].

При назначении на этот пост советский посол в Париже Беседовский уже имел за плечами большой дипломатический опыт. Его карьера началась в первые дни революции на Украине: стало известно, что Беседовский свободно владеет французским языком, хотя он и был коммунистом и революционером. Среди большевиков тогда редко встречались люди, владевшие французским. Из-за их намерений установить дружеские отношения с соседними странами, они решили воспользоваться языковыми познаниями товарища Беседовского. Сначала его командировали в Вену от Украинской Советской республики начальником отдела. На этой должности Беседовский себя проявил неплохо — его приняли в советский дипломатический корпус. Он начал работать как советник посольства в Варшаве, затем в Токио. Потом его послали представителем в Южную Америку и, наконец, в Париж как первого заместителя советского посла.

В Париже Беседовский вел разные дипломатические переговоры, сделал много полезного и завоевал уважение посла. Однако вскоре он увидел, что его взгляды на всемирную революцию и на планетарные дела пролетариата начинают отличаться от взглядов его московского руководства. Он поделился своим мнением с этим руководством, но ему было приказано молчать.

Беседовский ослушался приказа, стал говорить с сотрудниками о своем особом мнении и критиковать советское правительство. В конце концов, он убедился, что государство, которому он больше не верит, ему тоже не доверяет.

В посольстве, на улицах во время прогулок, на дипломатических приемах и на работе за Беседовским принялись следить агенты ГПУ. Они копались в ящиках его письменного стола, изучали корреспонденцию. В посольстве возникла странная обстановка. Первый заместитель посла входил в свой рабочий кабинет с револьвером. Он чувствовал, что за каждым его шагом чутко следят. Эта напряженная ситуация завершилась тем, что Беседовскому предложили отдохнуть и провести отпуск в СССР.

Он отверг это предложение.

В то время советский посол Довголевский сам отправился в долгожданный отпуск по болезни. По протоколу во время его отсутствия Беседовский автоматически занял место своего начальника, став послом Советов во Франции. Об этом было сообщено всему дипломатическому корпусу и правительству.

Однако через несколько дней произошло следующее. Была холодная и ветреная ночь. На улицах царила тьма. Мужчина в разорванной одежде с расцарапанным лицом после бега по улице изо всех сил застучал в дверь полицейского участка. Дверь открылась. Мужчина, влетев в комнату, закричал:

— Спасите! Я посол СССР во Франции. Меня и мою семью хотят убить.

Сначала запыхавшегося мужчину приняли за сумасшедшего, но когда ему удалось доказать, что он есть товарищ Беседовский, полицейские были сильно озадачены. Посольство — экстерриториально, это часть советской территории. Полиция другой страны не имеет права туда входить. Но впервые в истории посол искал помощи у местной полиции. Дабы прояснить ситуацию, полиция среди ночи позвонила в министерство иностранных дел, получив ответ, что сам посол в любое время может снять экстерриториальность своего посольства.

После такого разъяснения полиция вместе с Беседовским отправилась в посольство за его семьей и имуществом. Через несколько часов дипломат поселился в одном из парижских отелей.

На следующее утро в отель ворвались журналисты, желавшие узнать подробности ночного побега. Выяснилось следующее: из Москвы в Париж приехал специальный курьер советского МИДа товарищ Ройзенман[55]. Курьер приказал Беседовскому срочно отправиться с ним на родину и ответить там за свои действия. Беседовский отказался. В ответ на это курьер объявил посла арестованным, закрыл все входы и выходы, твердо пообещав, что привезет в Москву или самого дипломата, или его тело.

Ночью Беседовский, тайно пробравшись в сад, видит огромные ящики. Может, вскоре один из них примет его труп как дипломатическую посылку. Несмотря на свой чин, посол забрался на высокую стену и выпрыгнул на улицу…

Беседовский поведал историю журналистам. Те, в свою очередь, сообщили читателям. Все начали иронизировать над этим необычным пируэтом, над государством, где курьеры арестовывают послов. Советское правительство в отместку начало судебный процесс над Беседовским. Обвинив в краже серебряной ложки и золотого доллара, его заочно приговорили к смертной казни[56].

Беседовский тоже не захотел оставаться в долгу и написал толстые мемуары, где изложил свой опыт в советской дипломатии[57].

Сегодня Беседовский — видный эмигрант анти-большевик, вождь новой партии и издатель журнала[58]. Благодаря ему советское законодательство обогатилось новой статьей, согласно которой советский чиновник, отказавшийся вернуться в Россию, автоматически приговаривается к смертной казни.

С Беседовского, который не был представителем дореволюционной России, началась новая глава в истории русской эмиграции. Его пример вдохновлял. Если сам посол лезет через забор, зачем отставать простому чиновнику. Вскоре многие советские дипломаты и торгпреды присоединились к эмигрантскому сообществу. Старые большевики, красные офицеры, даже бывшие чекисты, каждый по-своему, повторили известный прыжок через стену. Совершив это упражнение, они прямиком направлялись в эмигрантские штабы за капиталистическими субсидиями.

Однако, поскольку эмигранты не могли им дать адреса тайных капиталистических обществ, выдававших субсидии, между этими категориями эмигрантов стали возникать трения. Возникло четкое расслоение.

Сегодня существуют три вида русской эмиграции. Первый вид — это социалисты, то есть те, кто покинул Россию еще при царях, а затем вернулись на родину после Февраля. После Октября снова уехали в полюбившийся Париж.

Второй вид — истинные экспоненты Белой России. В их число входят остатки белой армии, дворянства и буржуазии.

Третий вид — советские служащие, которые после сотрудничества с большевиками отказались от своих должностей, оставшись за границей. Все эти раздельные группы ненавидят друг друга. Первая обвиняет вторую в том, что та предала революцию. Вторая обвиняет первую в том, что она начала революцию. Третья презирает их обе, потому что, во-первых, они утратили связь с родиной, во-вторых, когда русские умирали с голоду, эти жили здесь, в сытой Европе, и в-третьих, не хотят делиться адресами тайных обществ капиталистов.

На самом деле советских беженцев немного. Это максимум несколько тысяч человек. Их мозги уже промыты большевиками, они разговаривают на том же языке, что советская Россия. В Берлине и Париже эта третья группа преимущественно объединилась под руководством Беседовского. Однако старые дружбы и совместный революционный опыт соединяют невозвращенцев[59] и с сегодняшним советским государством. В ЧК, в Политбюро, в Красной армии остаются товарищи, которые сражались плечом к плечу с невозвращенцами против первых двух групп эмигрантов. Они вместе боролись с голодом и создавали социалистический строй. Теперь их разделяет толстая стена. Однако тайная корреспонденция просачивается и через эту стену. Связи невозвращенцев с Советской Россией не прервались. Поэтому большевицкое правительство борется с третьей группой эмигрантов более жестко, чем с первыми двумя.

Глава XXII. Авантюры армянина Агабекова

В международном мире шпионажа вряд ли можно найти авантюриста такого полета, как армянин Агабеков[60]. Существует множество легенд об этой загадочной личности. Говорили, что он царский генерал армянского происхождения, после революции поступивший на службу к Советам и из-за личных наклонностей посвятивший себя шпионажу. Также говорили, что доверие Советов он обрел, сдав свою подругу, русскую аристократку, в лапы ЧК. Его зоной действия был Восток, и поэтому его прозвали «Лоуренс Советский».

Истина же об этом загадочном персонаже резко отличается от фантазий европейских журналистов. Настоящая фамилия этого человека была Арутюнов; став большевиком он взял кличку Агабеков. На шпионской работе он так часто прикрывался псевдонимами, что всех и не помнил. Он в действительности был армянином. Но не был ни генералом, ни чиновником старой России.

Еще в молодости, в самом начале революции Агабеков вступил в ряды коммунистической партии, которая направила его на службу в ЧК. Большевицкое руководство, почувствовавшее особый талант Агабекова, не ошиблось. Молодой армянин сделал блестящую карьеру. В самом начале этой карьеры он, в самом деле, выдал ЧК свою невесту, не аристократку, но анти-коммунистку. Ее расстреляли, не исключено, что казнью руководил жених. Это принесло Агабекову полное доверие ЧК.

После жестоких акций в провинции, он поступил в училище ГПУ в Москве. Он выучил восточные языки, освоил технику шпионажа и множество вспомогательных средств ЧК. Первым важным местом его назначения стала Бухара. Тут он вынюхал убежище национального героя Востока Энвер-паши[61] и организовал его ликвидацию. Это стало большим успехом Агабекова, ибо в области ликвидаций Энвер-паша сам был мастером.

Убийство Энвер-паши стало зачином блестящей карьеры Агабекова. Последовали бесчисленные акции, принесшие радость московскому руководству.

В степях Востока, в руинах исчезавших городов, во дворцах местных государей и в иностранных посольствах, везде, где появлялся загадочный армянин, происходили покушения, кровавые бунты, исчезали дипломатические документы, опустошались сейфы учреждений. Таинственная безжалостная рука повсюду убирала врагов Советов.

Руководство ЧК было весьма довольно своим работником на Востоке. Акции Агабекова оценивалась повышениями и наградами. Наконец его назначили на самую высокую должность от ЧК: он был назначен полномочным представителем ЧК по всему Востоку, с резиденцией в Стамбуле.

Однако там начались странные события. Сам Агабеков уверяет, что в то время он неосторожно стал критиковать советские темпы коллективизации, утратив революционный пафос. Но в это верится с трудом.

Суть странных перемен — в том, что главный русский шпион на Востоке по уши влюбился в 16-летнюю англичанку. Как только он увидел девушку в сопровождении гувернантки на террасе одного из кафе, его пронзила стрела Амура. Вся блестящая шпионская карьера, большевизация Востока и феерические приключения в раз потеряли для него смысл.

Советы предусматривали все. Они предугадывали все шаги своих агентов. Однако вся ЧК оказалась бессильной перед чистым взглядом 16-летней англичанки. Агабеков осознал, что его больше не интересует коллективизация в приволжских деревнях и начал искать пути соединения с красивой девушкой. Человеку, покорявшему восточные княжества, удалось покорить и сердце англичанки. Он собрал свои чемоданы и вместе с девушкой покинул берега Босфора.

Влюбленные уехали, оставив гувернантку в отчаянии, а сеть советского шпионажа в параличе.

Начался эмиграционный путь Агабекова. Приехав в Париж, он рассказал все, что знал, нанеся Советам болезненный удар. Он назвал имена и явки всех советских шпионов на Востоке, раскрыв планы большевицкой политики. Агабеков перевернул вверх дном огромное здание, которое сам и строил.

Во Франции ему угрожала не только месть Советов. На заднем плане маячили няня и родители прежде невинной девушки. От мести Советов он мог еще уберечься, используя свой шпионский опыт, а от мести англичан — нет. Во время медового месяца в Париже к Агабекову ворвался сердитый жандарм, заявивший, что за похищение малолетней девушки он высылается из добропорядочной Франции.

Агабекову пришлось отправиться в Бельгию, в компании с юной англичанкой, ставшей причиной его злоключений. В конце концов, у ее разгневанных родителей не осталось иного выхода, как согласиться на брак дочери с большевицким головорезом.

Постепенно он превратился в настоящего эмигранта. Начал писать в Бельгии антисоветские книги. Советы однако молчали, и он посчитал, что его бывшие коллеги отказались от мести. Но Агабеков ошибался. Москва хладнокровно готовила вендетту.

Однажды его навестил английский аристократ, живший в Париже. Англичанин заявил, что действует по поручению одного русского эмигранта. Речь идет о грузине Филиа, также жившем в Париже. Его жена прозябает в нищете в Советской России, а муж голодает в Париже. Однако еще до войны даме было завещано на Западе сто миллионов франков. Мужу эти деньги не дают, а даму не выпускают Советы. Агабеков должен помочь даме покинуть Россию, за что ему полагались комиссионные.

Агабеков был достаточно хитер, чтобы поверить в стомиллионное состояние дамы. Опыт, однако, ему подсказывал, что преодолеть опасность легче, если знать, откуда она исходит. Поэтому он согласился и отправился в Румынию, на место проведения операции.

Развязка произошла в Констанце. Греческий пароход должен был отвезти Агабекова и его помощников в Одессу, где их поджидала дама. Безо всякого труда Агабекову удалось узнать, что пароход принадлежал не грекам, а ГПУ, устроившему ловушку. Он по разным поводам откладывал отплытие, пока чекисты не отправили в Стамбул короткую телеграмму: «В связи с тем, что невозможно отправить быка, закалывать его будем здесь». Но заколоть Агабекова не удалось, так как он не был быком. Перехватив телеграмму, он сообщил об этом румынской полиции. Несколько попыток ликвидации Агабекова закончились провалом — не без помощи полиции.

Теперь он мог спокойно отправиться в гостиницу, принять взволнованных журналистов, а затем вернуться к своей английской жене.

Агабеков не жаждет власти, не мечтает о славе. Его вполне удовлетворяет мысль о том, что он ведет успешную единоличную борьбу против ГПУ.

Когда европейская полиция арестовывала какую-то подозрительную личность, появлялся Агабеков. Переговорив с задержанным, он сообщал полиции его должность в ГПУ, его настоящее имя и задание. Его вердикты безошибочны.

Сегодня Агабеков уже не единственный бывший агент ГПУ, мирно живущий в Европе. Вокруг него сплотились друзья, которые ведут борьбу против Советов теми самыми способами, которым они научились в высших школах ГПУ.

ЧК тоже не забывает своих старых друзей. Под внешне спокойным покровом европейской жизни идет жестокая война, которая требует своих жертв. ЧК всеми средствами ищет наказания для своих блудных детей. Но пока Агабеков ухитряется его избежать.

Глава XXIII. Бегство немцев

Около века тому назад многие трудолюбивые швабы из Вюртембергского королевства решили оставить свою родину, дабы перед Страшным Судом увидеть Святую Землю и Иерусалим — центр мира. По библейским толкованиям для крестьян Страшный Суд уже был при дверях. Крестьяне группами собрались под водительством своего пророчицы Барбары Шпан. Взяв с собой продовольствие, они вместе с семьями вскоре покинули родные края.

Во время долгого похода дорога вела их по пустынным русским степям — до тех пор, пока перед ними не возникли зеленеющие склоны Кавказа. Швабским крестьянам понравилась кавказская земля. Страшный Суд, похоже, откладывался. Лишь малая часть швабов продолжила трудный путь. Остальные остались на Кавказе. Там среди детей природы — кабардинцев, черкесов, лезгин — они устроили свои колонии Еленендорф[62], Мариенфельд[63], Розенгейм[64] и другие. С тех пор прошло столетие. Оно было насыщено войнами, разбойническими нападениями, природными катаклизмами. Немцы, противостоя всем угрозам, смогли укрепиться на Кавказе. Когда началась Мировая война, в кавказских селах проживало около 25 тысяч немцев. Они процветали — на лоне пышной природы — рядом с темпераментными горными народами.

Швабские крестьяне шли в Россию не только по пророческому призыву Барбары Шпан. Из поколения в поколение они заселяли целые уезды, создавали свои села, живя зажиточно на плодородных русских землях. В Сибири, Приволжье и на Кавказе насчитывалось уже сотни тысяч немцев.

Швабские села считались самыми богатыми в Российской империи. Вдоль их улиц высились крепкие дома. В центре стояли красивые краснокирпичные кирхи. В немецких школах преподавали немецкие учителя, немецкие пасторы заботились о послушании слову Божьему. В этих селах казалось, что это не Россия, а Германия.

Несмотря на вековое соседство с разными коренными народами, немцы ничего у них не позаимствовали. Они остались работящими швабами, которые занимаются земледелием, скотоводством и виноградарством. Даже язык своих соседей они изучали редко. Между собой общались на родном диалекте, не воспринимая верхненемецкие языки (Hochdeutsch), считая их чужими. Они посмеивались над заезжими немецкими интеллигентами.

Экономные швабы вскоре разбогатели. Их дома теперь напоминали немецкие городские жилища, в европейском стиле. Даже своей одеждой колонисты резко отличались от соседей. В некоторых местах, например, в Кабардинии, до последнего времени они сохраняли немецкую крестьянскую одежду, не позволяя русской одежде войти в обиход.

Десятилетиями немцы вынуждены были сражаться в русской Азии во имя своей новой страны. Воинственные кавказские кочевники периодически на них нападали. Однако колонисты научились хорошо обороняться. Их дворики были защищены высокими заборами. Хорошо устроенная система ловушек и волчьих ям оберегала от ночных воров.