— Разве, если любишь, не желаешь этому человеку счастья? Разве счастье этого человека не должно быть превыше чувства собственности? Все говорят, что Отелло любил ее, но разве любящий мужчина задушит свою возлюбленную, пусть он и думает, что она ему изменяет? Как по мне, по-настоящему любящий отпустит свою любовь на свободу и будет радоваться, что пусть не с ним, но она будет счастлива. Вот ты как думаешь? Может реально любящий убить свою возлюбленную?
— Да, может. Потому что чем сильнее любишь, тем сильнее хочешь, чтобы то, что ты любишь, принадлежало тебе одному. Ревность — лишь одно из проявлений любви.
— Хочешь сказать, что если я тебе изменю, то ты меня задушишь? — Она с прищуром посмотрела на него.
— Ага, и выброшу твое тело в каком-нибудь парке.
— Ну и шутки у тебя! — Она ударила его локтем в бок.
Они досмотрели фильм. Он сходил за еще одной бутылкой, которую уже стащил из запасов матери. И она тоже быстро закончилась. Хмель сильно дал в голову обоим. Лежа на кровати, они, то игрались словно дети, то ласкались, то целовались. Казалось, прошли лишь секунды, но он знал, что это были часы и усиленно пытался об этом не думать, забыть о том, что скоро ей придется уходить.
— Хочешь, расскажу страшную тайну? — заговорческим тоном спросила она, лежа на боку и смотря ему в глаза.
— Ну раз страшную, то давай.
— Сядь. — Он послушно сел на край кровати. Она встала с кровати, выключила телевизор, убрала их мобильники подальше и села ему на ноги, наклонившись лицом к его уху.
— В этом мире есть два типа людей, — прошептали ее губы, чуть касаясь его уха, от чего ему стало щекотно. — Сверхлюди, почти боги, которым дозволено все — Альфы. Для них не существует правил и законов. У них есть все: власть, богатство, сила. И потому никто ничего им сделать не может. И Беты — глупые, ничего не подозревающие овечки. И нет равенства перед правосудием, в котором Бет с рождения убеждают, и нет справедливости, и не существует безопасности. В любой момент Альфа может убить тебя или твоих родных, и никто его за это не накажет. Как кролик беззащитен перед клыками лисицы, так Бета беспомощен перед Альфой. И кем ты будешь, хищником или жертвой, решать не тебе, а твоей генетике. Но нельзя Бетам об этом знать, овца приносит пользу, лишь когда уверена в своей безопасности. И защищает эту страшную тайну от Бет организация, зовущая себя «Тени». Каждый, кто рискнет проболтаться об этом делении, вскоре умрет. Ничто не укроется от их бдительного взгляда. Они все знают и все видят.
— Что-то вроде «Большого Брата»? — Он отпустил короткий смешок. — И вообще, что за глупая сказка? По-моему, кому-то надо меньше пить.
— Я тоже, когда впервые об этом услышала, рассмеялась. Сложно принять то, что ты — тупой скот под подошвой сверхлюдей, и что выбора-то у тебя особенно то и нет. Все решено при твоем рождении, и исправить это, как бы ты ни хотел, невозможно. Как бы ни старался, кролик стать волком не сможет. Более того, мы живем лишь для того, чтобы приносить пользу своим хозяевам Альфам. Мы работаем на их заводах, в их организациях, корпорациях. Мы приносим им прибыль, а взамен мы получаем жалкие копейки по сравнению с тем, чем владеют они. Ты знал, что более 90 % денег находится в руках всего лишь миллиона, в то время как на души обычных людей, которых сейчас чуть меньше трех миллиардов, приходится только 10 %? Просто попробуй представить эту разницу в возможностях.
— И что? Будто для тебя новость, что в мире есть очень богатые люди. Это же не делает их сверхлюдьми. Они такие же, просто устроились в мире лучше нас. И у нас есть шанс так разбогатеть.
— В этом-то и дело. Нет у нас такого шанса. Даже если мы как-то выделимся, изобретем что-то, например, то у нас это отберут и присвоят себе Альфы. А все потому что они на генетическом уровне выше нас.
— Какой бред. Мы же все одного вида, о каком генетическом превосходстве может идти речь?
— Говорю же, я тоже сначала не поверила. Но это правда. Вот встретишь Альфу в реальной жизни и поймешь о чем я.
— Значит, ты этих Альф видела? — Он усмехнулся.
— Да. Одного. Он мне и рассказал о делении.
— Он? — Он спросил абсолютно спокойно, но именно этот спокойный тон странным образом выдал злость.
— Ой, да брось! Не будешь же ты ревновать меня к друзьям?
— Друзьям?! Не пудри мне мозги! — Внезапно даже для себя он взорвался эмоциями, вернулся тот же гнев, что овладел им при взгляде на фото с Новаком. Необъяснимая, непонятная ему злоба. Он грубо спихнул ее с себя на пол и схватил за запястье так сильно, что она взвизгнула от боли.
— Что ты делаешь?! Отпусти! — Она дернула рукой в попытке высвободиться, но тщетно.
— И давно вы с ним спите у меня за спиной?!
— Что?! — Она дернула рукой еще раз, но хватка ни капли не ослабла. — Да как ты смеешь?!
— Как я смею? Самой не стыдно так мне врать?!
— Я тебе хоть один повод дала, чтобы так обо мне думать, а, Дэн?! — Она одарила его гневным взглядом, смотря на него снизу вверх. — Да будет тебе известно, у меня никого кроме тебя не было! Господи, ну что на тебя нашло то? — В этот раз она дернула рукой сильнее, и это помогло ей выбраться. Поднявшись с колен, она презрительно на него зыркнула.
Удивительная способность одним лишь взглядом унизить человека. Дэну будто пощечину отвесили. Да еще какую! Все обидные слова, что крутились у него на языке, вмиг исчезли, застряли комом в горле. Действительно, с чего вдруг он решил, что она ему изменяет? Ведь ни предпосылок, ни поводов, как она сказала, не было. Так почему же? Он не знал ответа и лишь глупо на нее пялился. Прекрасное обнаженное тело. Хмурые сдвинутые к переносице брови. Злобно поджатые губы. Она стояла и растирала запястье, за которое он ее схватил. Потом фыркнув, мотнув копной своих белесых волос, обошла его и схватилась за одежду.
— Дурак, — спокойно сказала она и надела свое кружевное белье.
— Да, дурак, — покорно согласился он. — Прости. Стоило мне только представить, что ты можешь быть с кем-то другим, как я не знаю, что произошло… Не уходи.
Он предпринял попытку ее остановить, подошел к ней и протянул руки, чтобы обнять сзади. Она дернулась и сделала шаг от него. Взгляд ее больше не был злобным. По ее лицу всегда было сложно читать эмоции. Спокойное расслабленное выражение. Может, она была все еще зла. Может, обижена. А возможно, и напугана. Но на лице — ничего.
— Мне и так давно пора домой. Если не считать окончания, вечер был прекрасный. — Она надела джинсы.
— Ты обижена? — Он вновь протянул к ней руки, чтобы обнять, но она так же не дала ему это сделать.
— Давай об этом позже поговорим, ладно?
Ему ничего не оставалось, кроме как согласиться. Полная беспомощность, а внутри лишь жгучий стыд. Ему было стыдно перед ней за пустое обвинение, за то, что пихнул ее, за то, что больно схватил за руку. «А если из-за этого она от меня уйдет?». Это предположение больно резануло его, словно ножом. Он сжал кулаки, сел на кровать и растеряно наблюдал, как она одевается. Как она закончила, он пошел провожать ее до двери. Она застегнула свои сапожки на высоком каблуке и, не оборачиваясь, бросила:
— Удачи тебе завтра в новой школе.
— Спасибо… И прости еще раз.
Она схватила свое пальто и выпорхнула наружу, так и не взглянув на него.
Младшие, старшие и ответственность
Она не очень-то хотела быть старшей сестрой. Но ни одни родители на свете не скажут: «Ты хочешь младшую сестру? Нет? Ну ладно, тогда младшенькую — в детдом». Всех всегда ставят перед фактом. Вот ты теперь старшая и все тут. А надо оно ей, хочет ли она того, до лампочки. Конечно, мало какого ребенка это обрадует. Если и обрадует, то только вначале, когда еще не совсем понятно, что это за зверь такой — младшая сестра. Ходишь хвастаешься друзьям, что ты теперь старшая и думаешь, что на этом все. А потом внезапно
Когда Лилит выходила от Дэнниса, для нее это тоже было загадкой. Что такое эта ответственность, она не понимала. Но ей все равно было. Ей уже 23, а сестре аж 18 лет. Взрослая уже. О какой ответственности, вообще, речь может идти? Она уже отдельный взрослый человек. Шла она домой не спеша, переваривая этот неприятный инцидент с Дэннисом. Кисть немного ныла, схватил он сильно. Как же сильно она тогда испугалась. «А вдруг ударит бы?» — пронеслось у нее в голове.
— «Да не ударил бы он тебя, идиотка. Он тебя любит. Любит».
— «Но у него такой жуткий вид был, и на запястье наверно синяк останется».
— «Ты выдумываешь. Да, немного силу не рассчитал, с кем не бывает, но руку бы он на тебя точно не поднял».
— «Но мне страшно было! Да и обвинил он меня в какой-то мерзости. Как у него язык вообще повернулся?!».
— «Так и это сугубо из-за любви к тебе. Он же сам говорил, ревность — проявление любви. Не любил бы, не устроил бы скандал».
— «И все же…».
Так и шла она домой, пререкаясь сама с собой. Дойдя до дома, вошла, сняла верхнюю одежду и, почувствовав зверский аппетит, сразу прошла на кухню. «Как-то тихо дома» — подумала она. Родители были на вечере снобов, как она его называет. Встреча с коллегами его отца, где мама будет ходить в своем самом дорогом вечернем платье, отец — во фраке, и оба будут не смешно шутить в ответ на несмешные шутки папиных коллег. «Сборище надутых индюков» — подумала она, и глаза как-то сами автоматически закатились. Родителей не будет до поздней ночи, дома, только сестра. Только все равно как-то странно тихо.
— «Где она?».
— «Наверно, в ванной» — ответила она сама себе, — «Ты же видела свет в ванной, когда входила».
— «И правда… Так, а где мой йогурт?!» — Она всегда себе оставляет на вечер йогурт, особый, малокаллорийный. Всем в доме трогать его запрещено, тем более, ее сестре. — «Мелкая, падла, сожрала!» — моментально обвинила она сестру, — «Ну я ей сейчас покажу».
— Эй, мелкая, тебе кто разрешал йогурт трогать? — прокричала она, но в ответ тишина.
«Не слышит меня, что ли?». Она подошла к ванной и уже под дверью повторила, но опять никто не ответил.
— Я со стенкой разговариваю?! — прокричала она и открыла дверь в ванную.
И все проблемы с Дэном, страшнее которых, казалось, и быть не может, разом померкли. В сравнении с тем, что открылось ее взгляду, вся их ссора была полнейшей ерундой. Хмель выветрился мгновенно. Оливия, ее сестра, лежала на полу в ванной, голая. Под головой натекла целая лужа крови, а правая нога у нее была как-то странно неестественно выгнута. Кровь была везде, в том числе и на бортике ванны. Перед глазами сразу пронеслась сцена: вот она выходит из ванны мокрая, поскальзывается на кафельном полу, опрокидывается назад, расшибает голову о ванну и неудачно приземляется всем своим весом на свою подогнутую под себя ногу. «Сколько она уже так лежит? Неужели пока я с Дэном кувыркалась, она…». Резко ей стало плохо, ноги покосились. Вот-вот она грохнется в обморок, да так и расстелится рядом на полу с сестрой. «Ты старшая!» — взвыл внутренний голос. «В руки себя взяла, быстро!». Она схватилась за стенку, приказала ногам стоять и пыталась собраться с мыслями.
— «Она жива?».
— «Да. Вроде дышит» — Плечи Оливии чуть заметно колыхались.
— «Врачей вызывай».
Она послушалась сама себя и достала из кармана мобильный, чтобы набрать номер «скорой помощи». Только вот руки дрожали так сильно, что телефон она выронила. Красивая стекляшка блеснула и покрылась паутинкой после встречи с кафельным полом. «Работай, пожалуйста, только работай» — молилась она, поднимая телефон. Да он работал, хоть и разобрать что-то на нем было сложно. Она набрала номер «скорой». Вызвала врачей. Потом набрала родителей, задыхаясь, объяснила, что произошло. И села на пол рядом с сестрой. Аккуратно коснулась рукой ее щеки, чтобы убедится, что она теплая. На что Оливия среагировала и открыла глаза.
— Лили? — тихо спросила она.
— Да.
— Ты такая теплая.
— По сравнению с кафельным полом-то?
— Что-то случилось? Ты почему плачешь?
— Ничего страшного, — она пыталась успокоиться, но слезы предательски лились из глаз. — Ты, главное, не шевелись.
— Это из-за йогурта? — спросила Оливия, но ответа не дождалась. — Прости, пожалуйста. Я домой пришла, жуть как кушать хотела, а в холодильнике кроме него ничего не было. Я там каши тебе сделала, ты же любишь манную?
— Какая же ты дура…
Зазвенел домофон. Лили открыла дверь. Оливию положили на каталку, и тут же она оказалась в руках врачей. Пока ей кололи обезболивающее, Лилит быстро сориентировалась, и достала все ее документы, которые потребуются в больнице, и свои тоже. Когда Оли погрузили в машину, она залезла туда же.
— Простите, я думаю, вам лучше вернуться домой, — протянул парень в белой фирменной одежде, попытавшись выгнать Лилит. Толи врач-стажер, толи медбрат не понятно.
— Я — ее старшая сестра. Я еду с ней! — она буквально выкрикнула это в лицо бедного парня.
Тот лишь пожал плечами и, растерявшись, странно кивнул.
По пути Оливия то просыпалась, то вновь теряла сознание, а врачи вокруг нее носились, поставили ей капельницу, подключили к каким-то приборам, на которых можно было видеть, как бьется ее сердце. А Лилит все смотрела на кардиограмму и думала: «Вот она, ответственность эта». Не будь она старшей сестрой, грохнулась бы в обморок. Но как старшая сестра она не могла себе этого позволить, она же в ответе за нее! От ее действий напрямую зависела жизнь ее младшей сестры.
— Скажите, с ней все будет хорошо? — обратилась она к врачам.
— Сложно сказать, пока мы не сделаем рентген и томографию, — отозвался этот врач-медбрат. — Но состояние у нее стабильное, пульс хороший. Скажу прямо, видали и похуже. Вы не переживайте. Может, вам что-то успокаивающее дать?
— Нет, спасибо.
— Как знаете.
— В какую больницу мы едем?
— В четвертую областную, она ближе всего.
Тут же она набрала матери, сказала, что они уже едут в больницу. По голосу она уловила, что мать в истерике. Оно и понятно. Доехав, они завезли ее внутрь. Лили старалась не отходить ни на шаг, но ее все равно выставили за дверь операционной, потому что туда никому кроме врачей нельзя. Сначала она ходила там как неприкаянная одна по коридору, потом приехали родители, и теперь они ходили втроем. Спустя очень долгое время, им показалось, что прошли целые века, вышел тот врач-медбрат, сказал, что все вроде как хорошо. Кости черепа целы, кровоизлияний в мозг они тоже не нашли. Сильное рассечение тканей головы, большая потеря крови, но не смертельно. Сейчас делают рентген ноги.
— … Вероятно, наибольшие проблемы будут именно с ногой. Невооруженным взглядом видно, что она сильно пострадала, но пока не будет сделан рентген, я ничего толком не могу сказать. Но вы не переживайте, переломы сейчас все лечатся.
Как он и предсказывал, у нее был сильный перелом голени. Зарастет он по прогнозам не раньше чем через месяц. Но больше ничего страшного у нее не нашли. Родители выдохнули. После того, как ей зашили голову и отвезли в палату, пустили Лилит и родителей. Оливия была в сознании.
— Как же я тебя, идиотку, люблю, — тут нервы Лилит сдали и она разревелась.
— Мам, я, что, умираю? — спросила Оливия.
— С чего ты так решила? — Мать удивленно подняла брови.
— Она сказала, что меня любит. Я точно при смерти. Скажи честно, сколько мне осталось?
Родители расхохотались, а Лили, разозлившись, лишь обиженно фыркнула.
Посидев немного, они успокоились. «С ней все будет хорошо» — подумали они и засобирались домой. Мать отошла в туалет привести себя в порядок. От слез у нее вся тушь потекла. Отец зачем-то поплелся с ней. Улучив момент, Лили выскользнула на улицу. На свежем воздухе ей стало лучше, хоть и холодно. За углом была обустроена курилка для персонала. Она сразу направилась к ней, надеясь стрельнуть сигаретку. Ей очень хотелось курить, ей казалось, что она эту потребность ощущала даже своими костями. И почему-то она ничуть не удивилась, встретив там медбрата-врача.
— Угостите?
Какое-то время он рассматривал ее молча.
— Как врач предупреждаю, курение вредно для здоровья, — в конце концов, выдал он.
— Я не о вреде курения спрашивала. Так угостите, нет?
Он протянул пачку, она выдернула из нее одну, он помог прикурить. Она с наслаждением затянулась. Через пару затяжек, врач решил нарушить тишину:
— И не холодно вам? — сказал он и почему-то кивнул ей в ноги.
Сначала она удивилась его жесту, а потом взглянула, куда он указывал. Она стояла босая. Тут же она рассмеялась. «Ну молодец, Лилит. Документы взять додумалась, а обуться нет. Браво!».
— Честно, я и не заметила бы, если бы вы не сказали. Погодите, я, что, прям из дома такая? И в больницу такая пришла? Что ж, вы раньше-то не сказали?
— Я пытался, когда вы в машину садились, но вы меня разве послушали?
— Да верно, не послушала. Будь я хоть голая, мне бы все равно было, — призналась она и продолжила курить. — А вы медбрат?
— Вообще-то, интерн, — обиженно ответил он.
— Вопрос вам как интерну, правду говорят, что курение убивает?
— Наверно, да. Но я пока ни разу не встречал «убитого» сигаретами. Одни убийства, самоубийства и вот такие несчастные случаи. Курение, конечно, штука вредная, но как причина смерти — маловероятная. Больше шансов помереть в ДТП, например.
— Ясно. Значит, можно курить спокойно. — Она хихикнула.
Поделиться книгой: