— Все равно советую бросить. Хорошего от этой привычки ничего. Да и маловероятно не значит невозможно. — Он с укором взглянул на нее.
— Да поняла-поняла.
Тут у него зазвенело в кармане, он достал мобильный, объяснил, что это будильник, возвещающий об окончании его перерыва.
— Я надеялся с вами поболтать еще, — грустно протянул он.
— Я понимаю, вам нужно идти спасать мир.
— Я вас умоляю, какой там мир? Бабульку из тридцать седьмой палаты и только.
Она вновь засмеялась.
— Ладно, я тоже пойду. — Она затушила окурок в пепельнице. — Удачного вам спасения бабульки. — Она сделала пару шагов в сторону парковки, родители, наверно, уже ее обыскались.
— Постойте.
Она остановилась и посмотрела на него с вопросом. А он, опершись на стенку, разулся.
— Вы чего делаете?
— Обувайтесь. — Он протянул ей свою обувь.
— Нет-нет. Вы что? Оставьте себе.
— Никаких отказов. Вас в школе не учили, все, что говорят полицейские, спасатели и врачи, нужно выполнять без возражений? Обувайтесь, я и так опаздываю.
— Так вы не врач, вы — интерн.
— Вы решили на самое больное давить, да? — Он шутливо улыбнулся.
— Не хотела вас задеть. Но мне буквально до машины дойти, а там уже и дома буду. А вам еще босиком работать.
— Это сменные тапочки для работы в отделении. В больнице еще пруд пруди таких. Да и как
— Какой вы скромный. Ладно, так уж и быть, давайте сюда свои тапочки. — Она обулась, и сразу стало намного теплее. — Как я могу вас отблагодарить?
— Как насчет ужина?
Тут она будто впервые увидела его. Перед ней стоял не безликий государственный врач. Перед ней стоял мужчина. Молодой и, между прочим, симпатичный. Она взглянула на него, оплела взглядом с ног до макушки. Дойдя до макушки, ее взгляд остановился на его волосах. Иссиня-черные. Тут же в голову полезли рыжие волосы Дэна, его улыбка, смех. Она испытала дикое желание оказаться с ним рядом. А потом она вспомнила сегодняшний день и бессознательно потерла свое запястье.
— Простите, — сказала она, опустив взгляд в пол. — Вынуждена отказать. У меня есть парень.
— Ну никто сразу про такие отношения и не говорит. Я предлагаю дружбу.
— Поймите, он очень ревнивый. Будет лучше без ужина.
— Печально. Ну что ж, если передумаете, в этой больнице я работаю до конца года по понедельникам, средам и четвергам с 16 до 4 утра. Заходите. Если меня вдруг не будет на смене, спросите у любого врача: «Где Харон?». Они помогут вам меня найти.
— Харон? — Его имя вызвало у нее улыбку. Совсем не подходящее имя для врача.
— Да-да. Ирония, бессердечная сука. А вас зовут Лилит, да?
— Откуда вы знаете?
— Случайно подслушал, когда вы с родителями говорили. Ладно, я побежал. Хорошей вам ночи.
— И вам. Спасибо огромное за обувь.
Он убежал, а она направилась на парковку, шаркая подаренными тапочками. Там заслуженно получила втык за то, что пропала. Потом, когда отец принюхался, получила и за курение. Пока они ехали домой, ей прочитали нудную лекцию о вреде курения, но она особо не слушала. Так странно, меньше часа назад, она думала, что жизнь рухнула, что пришла такая беда, с которой справиться не получится. А сейчас все так хорошо, спокойно. В кармане завибрировало. Она достала его из кармана. Сообщение. От Дэна. Она смогла понять это только по фото, что у нее на него стоит, но самого сообщения не прочесть. Телефон разбит в хлам. Ответить ему она тоже не может. Громко вздохнув, она убрала телефон обратно. Он тут же завибрировал вновь. Она не могла ему ответить, поэтому решила оставить это на завтра, мысленно пожелав ему сладких снов. Хотя вибрировал телефон в эту ночь часто, но она уже не слышала этого, так как крепко уснула.
Плоды воспитания
Дэн набирал сообщения вновь и вновь. Сообщение за сообщением, но ни на одно не получил ответа. Его пожирали стыд и злоба. Стыдился он того, как с ней поступил, а злился на себя. И с каждым сообщением эти чувства усиливались. Все меньше казалось бредовым предположение о том, что из-за этого она его бросит. Но ничего сделать он с этим не мог. Оставалось только глушить эти чувства выпивкой. Он выпивал все больше, к двум часам ночи допившись до невменяемости.
Он лежал на постели родителей и перечитывал все сообщения, что отправлял Лилит, и на которые не получил ни единого ответа. «Могла бы, сука, хоть что-нибудь написать! Хотя бы из уважения. Но нет, мы будем играть в молчанку. Надменная тварь!». Алкоголь смог уничтожить стыд, вернее, смог превратить его в еще большую ненависть. Он сел на постели и гневно зарычал, словно животное, потер лоб. В голове была каша и непреодолимая злость. Встав с постели, он схватил альбом, который они не так давно рассматривали вместе, вытащил оттуда фото с Новаком и смял его в ладони. «Это ты во всем виноват! Почему ты не можешь просто исчезнуть из моей жизни?!». Открыв окно, он выбросил фото на улицу. Резким порывом уличный воздух ворвался в комнату, обдав его ледяными каплями дождя. Ливень барабанил по крышам, подоконникам спящего дома, заглушая его странный хохот. «Вам твари, наверно, весело меня мучить, да?! Что ты, красоточка, что ты «вроде как друг» надо мной издеваетесь. Привязываете, а потом бросаете, как какую-то игрушку». Он взял пустую бутылку из-под вина, которое они выпили с Лилит, и выкинул ее так же в окно. Вылетев в окно, бутылка приземлилась на асфальт, громко разбившись. Даже дождь не помешал ему это услышать. Следом отправилась вторая бутылка, а позже и бутылка коньяка, который он выпил в одиночку. «Чтоб вы все сдохли! Ненавижу!».
Он сел на корточки и просто смотрел на улицу. Лицо его было обезображено странной улыбкой, кривой и несогласующейся с выражением его лица. Брови его были сдвинуты, выражая ту бурю, что разразилась в его душе. Но улыбка была от уха до уха. Странное злобно-бешеное сочетание.
В квартиру кто-то вошел — раздался знакомый звук открытия двери. Потом в квартире раздался звонкий женский смех. Тоже до боли знакомый — его матери. Потом — незнакомый мужской голос. Дэн, покачиваясь, вышел в коридор и застал отвратительную картину. Его мать была ничуть не трезвее его. Ее огненно-рыжие волосы были спутаны. Алая помада смазана, тушь осыпалась, создав впечатление грузных синяков под глазами. Узкая юбка была задрана настолько, что было видно трусы. Один черный чулок сполз до колена. Еле-еле она сняла свою короткую шубу, под которой была криво одетая кофта с глубоким вырезом. Из-за того, что надели ее неправильно, она на обозрение выставила кружевное белье. Рядом с ней стоял парень, почти того же возраста на вид, что и Дэн, может, на год-два старше него, но не более. Такой же пьяный. Своими руками он то поглаживал ее за бедро, то за талию, и все норовит залезть под трусы, при этом что-то неустанно нашептывая его матери, нетвердо стоя на ногах. Парочка эта не сразу заметила Дэна, стоящего в дверях.
— Дэн! — воскликнула мать, заметив его. — Ты почему еще не спишь?
— Да вот… ждал, пока ты соизволишь домой прийти.
— Ты что, пьян?! — сказала она, подметив, что и он стоит покачиваясь.
— Как и ты.
— Я думаю, детям уже давно пора спать, как ты считаешь, малыш? — обратился к ней тот паренек, намекая, что стоит Дэна спровадить.
— Закрыл свое хлебало, сученыш, и вышел вон! — наорал на него Дэннис. Парень на этот никак не среагировал, лишь отпустил короткий смешок.
— Какой непослушный у тебя ребенок, — протянул паренек и демонстративно, гладя в глаза Дэну, залез к ней в трусы всей рукой. Она вздрогнула, а потом издала короткий стон.
«Что-то похожее я уже видел» — пронеслось в голове Дэна. В памяти его всплыли те эпизоды детства, от которых он всю свою жизнь убегал. И он считал, что убегал успешно до этой минуты. Сразу в голове появилась картина: ему лет десять, такая же темная ночь, отец непонятно где, чужой мужик. Она так громко стонала, что разбудила его. Он поднялся с постели и ведомый любопытством заглянул в ее комнату, немного приоткрыв дверь. Она сидела верхом на незнакомом ему мужчине. Голая, вся от пота блестящая. Он отчетливо видел член этого мужчины, усыпанный вздутыми жилками, как он входил и выходил из нее, пока она на нем прыгала. Отвратительное зрелище, от которого его чуть не стошнило. Но это был не конец. Она увидела, как ее сын подглядывал из чуть приоткрытой двери, и вместо того, чтобы смутится, испугаться или хоть как-то прикрыться, она, встретившись с ним взглядом, улыбнулась. И тут же ритм ускорился. Она застонала громче прежнего. Его пронзило четкое осознание — ей это нравится. Она специально так стонала, она
Вновь нахлынула та тошнота, чувство беспомощности и безысходности. «Неужели снова мне придется это слушать всю ночь?! Неужели я никак не могу ничего сделать?!». Парень чуть отодвинул ее трусы, так чтобы Дэн хорошо видел, как проскользнул внутрь его палец. Еще один стон, она запрокинула голову, он поцеловал ее в шею и свободной рукой расстегнул свою ширинку.
— Сейчас же прекрати, животное! — крикнул в исступлении Дэн.
— Что же ты? Не хочешь, чтобы твоей мамочке стало хорошо? Какой плохой. Иди ка в кроватку, мальчик, — это было откровенное издевательство.
Он приспустил штаны, вытащил полностью готовое к сексу хозяйство, поставил его мать раком. Она не сопротивлялась, покорно наклонилась, только стрельнув в Дэна тем же взглядом, как в детстве, с улыбкой и откровенным наслаждением. Одним резким движением он проник в нее. Опять стон. Дэн зажмурил глаза. «Какая мерзость!» — подумал он. «Но что я могу сделать?! Как это прекратить?!». Он вспомнил Лили, как с силой схватил ее за запястье, ее испуганные обозленные глаза. Она подчинялась. Она его боялась. Если у него хватило сил на это, то разве не хватил сил на этих двоих?
— Какие мы, однако, испорченные. Нравится наблюдать? Или, может, хочешь присоединиться? — с усмешкой сказал парень.
Никакой алкоголь ему не смог бы помешать сделать то, что он сделал. Он дал ему в морду с такой силой, что парень отлетел к стене и на какое-то время совсем потерял чувство реальности.
— Дэн, что ты творишь?! — взвизгнула его мать, и попыталась встать на защиту хахаля. — А ну быстро в кровать, мальчишка! — сказала она и отвернулась к любовнику, помогла подняться на ноги и попыталась утереть кровь, которая сочилась из брови.
— Мальчик вырос, мамуль, — сказал Дэн спокойным тоном, улыбаясь.
Она дала ему пощечину. Хлесткую, звонкую, но она Дэна лишь раззадорила. Он ответил ей точно такой же пощечиной, только вот у него сил оказалось в несколько раз больше. Пощечиной он сбил ее с ног, и она упала на пол в ноги любовнику. Он уже более-менее оклемался после удара, поэтому решил ответить Дэну. Не вышло. Он получил по яйцам и был выкинут на лестничную площадку в подъезд, словно мешок мусора. Дэн закрыл входную дверь на ключ и подошел к матери, которая держалась за свою щеку, испугано забившись в угол.
— Как я уже говорил, твой мальчик вырос. А знаешь, мам, что происходит, когда вырастают дети? Настает пора пожинать плоды воспитания.
Он вновь ударил ее, так же ладошкой, чтобы не осталось синяка.
— Остановись, Дэннис! Пожалуйста, хватит! — она ревела и умоляла его прекратить.
— Хватит?! Сколько раз я в детстве просил тебя это прекратить? Сколько раз просил не приводить домой этих кобелей? Ты хоть раз меня послушала? Снова и снова приводила их домой. Снова и снова. Снова и снова. Я больше это дерьмо терпеть не буду!
Он вновь ударил ее по щеке. Она взвизгнула, и закрыла лицо ладонями.
— Да, этот звук мне нравится больше, чем твои стоны. — Он засмеялся.
— Я тебя не узнаю, в кого ты превратился?!
— Ты хотела спросить, в кого ты меня превратила, да, мамочка?!
— Я все расскажу отцу!
— Не забудь рассказать и про своих многочисленных любовников, шалава.
Он схватил ее за волосы. Она пыталась сопротивляться, брыкалась, но это было бесполезно. Он был сильнее. Затащив ее в ее с отцом комнату, он с размаху кинул ее на кровать.
— Спать, — приказал Дэн. — И если ты еще раз будешь вытворять что-то подобное в этой квартире, получишь куда большие повреждения. Ты меня поняла?
В ответ была тишина, она лишь испуганно глядела на него.
— Я не слышу!
— Ага, — тихонечко сказала она.
— Громче!
— Да, поняла, — ответила она сквозь слезы.
— Замечательно. Спокойной ночи.
Он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью, и улегся на свою постель. Сон никак не хотел приходить. Проворочавшись с полчаса на кровати, он встал, пошел на кухню, достал сигарету из своей заначки. Медленно и с удовольствием затянулся. Лениво перевел взгляд на часы, что проецировались на холодильнике. 03:02. Потом взглянул на улицу. Ливень не утихал, все так же яростно стуча.
Спать ему не давала огромная палитра эмоций, бушующих в душе. И радость из-за того, что он, наконец, смог прекратить этот беспредел дома. И отвращение от зрелища, что он застал, и которое всколыхнуло давние воспоминания о таких же гадких инцидентах. И страх от того, что его мать может как-то наказать. Не физически, сегодня он убедился, что она на это не способна, а как-то еще. Например, настучав отцу или, что еще хуже, сняв побои и обратившись в полицию.
Он смотрел на дождь и почему-то это его успокаивало. В голову полезли воспоминания о том, как его мать оправдывалась перед отцом после своих похождений. О, как искусно иной раз она врала! Так, что даже Дэн порой верил. Идеально отыгрывала свою роль. Настоящая актриса.
«Актриса…».
Он вспомнил, что сегодня натворил с Лилит. «У меня никого кроме тебя не было!» — сказала она. «А что, если это ложь?» — подумал Дэннис. «Что если она поступает со мной так же, как и эта шлюха с моим отцом? Вдруг она не отвечает не потому что обижена, а потому что сейчас ублажает другого?». Он сжал челюсти до скрежета. «Нет, нет и нет! Она так со мной не поступит. В конце концов, она ведь, действительно, не дала повода так о ней думать. Она верна мне и точка!». Но как бы он себя не убеждал в этом, зерно недоверия надежно поселилось в его душе и начало пускать свои корни.
Комплимент
Он разглядывал эту картину уже, наверно, раз сотый. Безликий, до скрежета в зубах пресный пейзаж. Нигде не было указано ни названия, ни автора, написавшего картину, но он был стопроцентно уверен, что название у нее — «Рыбацкая деревушка». Узкая чуть заболоченная речка прорезалась через холмистые берега, на которых росли крупны ивы, свесившие свои ветви к самой воде. На переднем плане дряхлая деревянная весловая лодка, брошенная на одном из берегов. Из нее торчал кусок столь же дряхлой рыбацкой сети. Чуть поодаль виднелось скопление деревенских избушек. А дальше, уходя в перспективу, только река и ивы. «Скукотень» — промелькнуло в его голове. И ведь не сказать, что картина эта написана бездарно, скорее наоборот, хоть он и мало что в этом смыслил, но безупречное качество работы хорошо видно. Просто сюжет выбран настолько избитый, что интерес к ней пропадает при первом же взгляде на нее. «А я вынужден был на нее смотреть каждое воскресенье на протяжении целого месяца…».
— Александр, вы меня слушаете? — спросил его мужчина, сидящий напротив, запрокинув ногу на ногу.
Лениво Новак перевел взгляд с картины на собеседника. Перед ним сидел молодой мужчина, на вид лет 28–30, длинный и худой, чем сильно напоминал ему одного монстра из детских сказок — слендермена. У него были какие-то неестественно длинные худые ноги и руки, которые оканчивались такими же странными бесконечно длинными и костлявыми пальцами. Губы его были настолько узкими, что иногда казалось, что их у него вовсе нет. На носу сидели изящные очки в квадратной оправе, которые то и дело сползали, и хозяин поправлял их одним своим длинющим пальцем. Этот жест он проделывал за час минимум раз десять с быстротой и странной элегантностью. На голове у него как всегда идеально уложенные темно-каштановые волосы, а на теле — безупречно подобранный наряд. Сегодня это белоснежная рубашка, торчавшая из бежевого вязаного кардигана, светло-коричневые брюки, явно недешевые кожаные ботинки и завидный аксессуар в виде наручных часов одной из самых дорогих марок с кожаным ремешком в цвет ботинок. Даже Новак, будучи особенно придирчивым к мелочам, положительно оценил его вид.
— Конечно, я вас слушаю, — спустя секунд десять он все таки ответил.
— Давайте еще раз обсудим завтрашний день.
— Мы вроде уже все обсудили.
— Мне кажется, вы со мной не до конца откровенны. Вы сказали, что по поводу завтрашнего дня у вас нет никаких страхов.
— Это так.
— Вы в этом уверены? — сказал он и поправил свои очки.
— Абсолютно, — вновь соврал он.
— Мы не добьемся никаких результатов, если вы не будете честны. Как я ранее говорил, все, что сказано в этой комнате, из ее пределов никогда не выйдет.
— Если я уже несколько раз повторил, что ничего меня в завтрашнем дне не пугает, может, стоит мне поверить? — настойчиво парировал Новак.
Он не чувствовал к своему психотерапевту неприязни или враждебности, даже наоборот он был ему симпатичен и внешне, и характером. Рядом с ним он испытывал странное чувство родства. Они были очень с ним похожи, начиная от странного внешнего вида, заканчивая проблемами со здоровьем. И что тут скрывать, его действительно тянуло с ним пообщаться в неформальной обстановке. Где-нибудь в пабе, например. Но встречались они только по воскресеньям, и каждый отыгрывал свою роль. Новак — упрямого пациента, нежелающего принять свой «недуг». А он — надоедливого врача, который хочет вылечить больного, пусть и против его воли. Ни одному, ни другому эта роль не нравилась.
После случая в ванной Новак был обязан сначала в течение месяца отлежать в психиатрической больнице, а потом регулярно посещать психотерапевта. Конечно, в истории болезни у него теперь числилась попытка самоубийства. Несмотря на все его возражения, психиатр в больнице решил, что все это была именно попытка суицида, просто Новак подошел к этому вопросу несколько неординарно. И его никто не стал слушать, когда он сказал, что, если бы он желал покончить с жизнью, то подошел бы к этому вопросу более основательно, не оставив себе никакого шанса на выживание и тем более не обращаясь в скорую помощь. Но от него лишь отмахивались, мол, не ври. Насильно его уложили в больницу и стали лечить от «суицидальных наклонностей». С его точки зрения, они пытались лечить здорового человека, так как он себя больным не считал. Он считал себя нормальным. Если и винил себя в чем-то, то только в неосторожности, но отказываться от этого занятия он не собирался. «У каждого свой способ развеяться. Кто-то с парашютом прыгает, кто-то в горах лазает, кто-то с акулами плавает. Так почему же только мой способ снять стресс считается ненормальным?» — говорил он каждый раз себе, как слышал очередной упрек в свою сторону. Матери, к его огромному облегчению, ничего не сказали. Они не могли раскрыть конфиденциальную информацию о пациенте, который находится во вменяемом состоянии и не дал им на это согласия. Он ей наговорил, что уехал в санаторий по бесплатной внезапно свалившейся на голову путевке от школы. Как ни странно, она поверила и с расспросами не приставала.
Месяц он терпеливо сидел в этой тюрьме, именно так он это ощущал, послушно выполняя все, что они говорили, а потом, клятвенно пообещав ходить к психотерапевту, наконец, смог уговорить врачей его выпустить. Выбравшись на свободу, он целиком отдался заслуженному летнему отдыху, лишь по воскресеньям вспоминая об этом неприятном случае. Советов врача он по большей части не придерживался, часто нарушая все запреты. Единственное, с чем он пришел к согласию со своим психотерапевтом, это с тем, что Дэна ему лучше какое-то время не видеть. Сначала он не думал, что ему это удастся, потому что совершенно не представлял, как объяснить Дэну, почему он его избегает. Но это оказалось куда проще. Дэн сам ему не звонил, не писал и вообще пропал из его жизни. Это было даже обидно. За два месяца ни разу не захотеть увидеть лучшего друга. Новака это задевало, но он сразу себя успокаивал, что это только к лучшему. И вот последний день лета. Хочешь, не хочешь, а завтра они встретятся. Еще в больнице он узнал, что они успешно сдали экзамены и оба зачислены в одну Старшую школу. Ему, как и всем другим, прислали список его одноклассников на ознакомление. Эта мера была принята, чтобы избежать конфликтов среди учеников, чтобы до начала года они могли перевестись в другую школу подальше от тех, с кем у них со Средней школы остались натянутые отношения. Когда он увидел его имя, его посетило двоякое чувство. С одной стороны, он был безмерно рад, что еще пять лет они будут дружить и регулярно видеться, а с другой, это будет пять лет злых шуток и издевательств над ним. Безусловно, некоторая надежда, что их отношения за это время изменятся и потеплеют, внутри у него была, но он был не настолько глуп, чтобы серьезно на это надеяться. По крайней мере, ни с того ни с сего это точно не произойдет. С этим надо что-то делать самостоятельно. Если он будет вести себя как всегда, то все так и продолжится. Значит, настала пора меняться. Этот вопрос он смог обсудить с психотерапевтом и даже выработать некую стратегию, если это можно так назвать. В первую очередь нельзя позволять Дэну над ним измываться. Надо определить определенную границу и не давать ему ее переступать. Это первый шаг к изменению отношений. Он понимал, что для него с его мягким податливым характером дать отпор властному и жесткому Дэннису будет ой как не легко, но так просто не может больше продолжаться.
Завтра первое сентября. День, когда они первый раз за больше чем два месяца встретятся. Чем Дэн занимался все это время, он не представлял. Он очень хотел его увидеть и одновременно панически этого боялся. И проницательный психиатр прекрасно об этом знал. Но Новак никогда и ни за что в этом не признается. Ему казалось, что если он в этом признается, то он признает и собственную слабость и навсегда опустит руки, никогда больше не попытавшись что-либо изменить.
— Что вы скажете, когда увидите Дэ…
— Может, закончим на сегодня? — грубо перебил он его. — Я устал.
Взглянув на него укоризненно из-под стекол своих очков, врач громко и с досадой вздохнул, взял в руки блокнот, накарябал на нем что-то.
— Как пожелаете, — сказал он, вырвал листок и протянул его Новаку.
— Что это? — Машинально он взял листок в руки.
— Мой номер.
— Могли бы не трудиться, у меня есть ваша визитка.
Поделиться книгой: