Помоги проекту - поделись книгой:
Маруся любила свои сновидения. Иногда за ночь удавалось поучаствовать в увлекательном приключении, будто кино посмотреть, какое-нибудь 3- или даже 7-D. А однажды посреди запутанного действия ей объявили: «Глава вторая!» — и, перелистнув страницу, Маруся продолжила смотреть сон, мельком отметив, что это она, оказывается, попала в сюжет какой-то книги.
Жизнь продолжалась. Для Маруси это было увлекательнейшее действо: дом — работа, работа — дом. Иллюстрациями служили походы за булочками и, конечно же, сны, сны цветные, и вкусные, и ароматные. Именно во сне были задействованы все пять чувств, и даже, кажется, какое-то шестое тоже. В снах Маруся умела не только быстро бегать и высоко прыгать. В снах она бывала не только взрослой теткой, не очень здоровой и не слишком счастливой. Порой она становилась маленькой девочкой, а то и мальчишкой.
В мае засобирались в отпуска. Маруся вроде бы ехать никуда не планировала, но помечтать вместе с коллегами было приятно. И снова вернулась тема Парижа. И снова стали сниться парижские крыши. Маруся, кажется, соскучилась по узким булыжным улочкам, невысоким желтым зданиям, в которых тут и там располагались кафе, мини-пекарни, ресторанчики и прочие интересные заведения.
В этих кафе Марусю наперебой угощали пирожными с пышными кремовыми шапками всех цветов и вкусов, и кофе пах одуряюще, и каштаны предлагали в любое время года. И спрашивали по-французски:
— Вы уже бывали в Париже?
— Еще не была, — тоже по-французски отвечала Маруся.
Кафе встречались и на крышах, в путешествиях по которым Маруся стала специалистом. Только крыши попадались и двускатные, и тогда следовало экстренное пробуждение.
Это было досадно. Потому что никогда не удавалось вернуться в прерванный сон, а дожидаться следующего приходилось ой, как долго.
Но однажды Маруся сообразила, что с такой наклонной поверхности вполне можно перепрыгнуть на другую крышу. Так Маруся научилась летать. Вначале, конечно, это были только прыжки — благо, парижские улочки неширокие, но потом Маруся осмелела настолько, что поднималась над крышами и сверху выбирала себе очередное кафе посимпатичней.
Не всегда Маруся путешествовала в одиночку. Случались и романтические встречи с героями, лиц которых Маруся не запомнила. Но пирожными они угощали исправно. Два раза компанию ей составила Марина, один раз угораздило всем коллективом оказаться в уличном кафе посреди Марсова поля.
Именно в этом сне Маруся остановилась напротив уличного торговца с огромным количеством разной сувенирной мелочи, разложенной прямо на земле. Были тут всевозможные брелки, браслеты, ожерелья, фигурки парижских достопримечательностей, акварельные миниатюры. Люди вокруг толкались, хватали все подряд. А Маруся стояла и не могла насмотреться — глаза разбегались, хотелось сразу все, но как? Ведь половину уже растащили алчные туристы. Торговец протянул ей что-то, зажатое в кулак, Маруся потянулась навстречу и… оказалось, на скате крыши, мокрой и скользкой, незадачливый торговец со всем своим скарбом тоже тут, и еле держится, сейчас упадет, а отдельные его побрякушки уже сыплются дождем на головы прохожих. И это оказывается очень весело, когда прямо на тебя летит маленькая ажурная эйфелева башня, и эта башня — из шоколадного крема на большом бисквитном пирожном! Нет, не из крема — башенка уютно разместилась в ладони своими металлическими гранями, и в этот момент Маруся испытала жгучее чувство обладания заветным призом.
Такого приятного пробуждения Маруся уже давно не испытывала. Захотелось потянуться изо всех сил, как в детстве, вытянув пальцы ног и крепко-крепко сжав кулаки.
В правом кулаке оказался зажат какой-то небольшой предмет. Удивительно… Маруся села в постели и рассмотрела свой трофей со всех сторон.
Напившись сладкого кофе с булочками, подогретыми в микроволновке, Маруся поставила фигурку Эйфелевой башни между Медным всадником и керамическим домиком со Староместской площади, на полке снизу поправила мягкую игрушку — чешского кротика.
И лукаво улыбнулась — в Праге она тоже не была.
История одной старой лампы
Людмила Ворожбицкая
Моник торопливо шла по Montmartre, торопясь к Musée d'Orsay.
«Профессор Легран будет очень недоволен, если я снова опоздаю», — думала девушка.
Но, подходя к антикварному магазину «L`Objet qui parle», она невольно замедлила шаг.
Вглядываясь в огромные чистые окна антикварного магазина, выходящие на проезжую часть, она искала взглядом ее. Старую масляную лампу, так похожую на ту, что она видела в семейном фотоальбоме, который ей часто показывала бабушка, папина мама.
«Неужели продали?! Oh, mon Dieu… Нет! Вот она! Стоит…», — облегченно вздохнула Моник. Кивнув лампе, как старой знакомой, девушка поспешила дальше.
Это был своего рода ритуал: как только она оказывалась по делам здесь, в районе Montmartre, ее как магнитом тянуло к
этому антикварного магазину.
Как у каждой порядочной француженки, у Моник Дюваль была русская прабабушка вполне себе купеческого рода и учить русский язык в семье считалось хорошим тоном.
Маленькая Маня (как ласково звали ее в семье) любила подолгу сиживать на коленях у бабушки Александры, слушая, как сказки, ее рассказы о далекой заснеженной России, такой холодной, таинственной и оттого еще более прекрасной.
И выставленные в антикварном магазине вещи были как бы иллюстрациями к тем рассказам, услышанным в детстве.
Моник подолгу смотрела на выставленные в витрине предметы, и пыталась представить людей, которым эти вещи ранее принадлежали.
О чем они мечтали, о чем они думали? Вряд ли о том, что через несколько лет часть из них расстреляют, одних сошлют в Сибирь, другие уедут в эмиграцию. А в их домах будут жить чужие, плохо воспитанные и неопрятные люди, а сами дома, когда-то такие уютные и комфортные, превратятся в шумные многоголосые коммуналки.
Когда девушка заходила в этот магазин и брала в руки какой-нибудь предмет, она ощущала его тепло.
У большинства старинных антикварных вещей есть это тепло — они живые. Они прожили столько лет, они несут в себе связь времен, связь поколений. Они уже прожили жизнь, которая намного больше нашей. Например, книга XVI века. Ей уже 550 лет!
Сколько она пережила войн, пожаров, хозяев! Сколько людей, державших ее, листавших ее страницы, уже истлело в своих могилах, а книга живет. Вот она, по-прежнему несет информацию, несет свет и мудрость — одно это уже требует уважения к ней.
Старые вещи несут в себе время! Оно в них концентрируется веками.
С ними можно разговаривать и думать: «Тебя держал в руках Пушкин… или точно такую же», — думала девушка, перебирая выставленные на продажу антикварные вещи.
Больше всего на свете Моник хотелось работать в таком вот магазине, среди старинных вещей, которые так похожи на те, какие она видела в старом семейном фотоальбоме! Она знала, что когда-то давно именно сюда приносили на продажу свой нехитрый уцелевший скарб русские эмигранты, бежавшие от ужасов Октябрьской революции 1917 года. Девушка словно воочию видела перламутровые пуговицы и кружево, споротые с платьев и блузок, бальные атласные туфельки и драгоценности, шляпки с вуалью и меховые горжетки… Все то, что обездоленные люди несли в этот магазин, пытаясь хоть как-то прокормиться на вырученные деньги.
Недавно среди жителей квартала прошел слух, что старый антикварный магазин в районе Montmartre закрывают из-за долгов по арендной плате, которую не в состоянии выплачивать хозяин.
Для устрашения антиквара, месье Жобера, несколько вещей было показательно вынесено на свалку и разбито. В том числе и та самая лампа…
И Моник поняла, что надо действовать, это место, в которое, возможно, ходили и ее русские предки, должно жить!
***
Здравствуйте!
Я — лампа. Нет, не Евлампия. Просто лампа. Когда-то была масляной, а теперь, видите, усовершенствовалась, или, как сейчас говорят, «апгрейдилась» и обзавелась лампочкой и шнуром с вилкой.
Живу я в витрине антикварного магазина, в компании таких же свидетелей ушедших времен, как и я сама. Мечтающих о теплых человеческих руках, о звуке человеческого голоса. Мечтающих о Доме…
Когда-то у нас у всех были Дома. Мы служили людям по мере наших сил и возможностей. Из нас принимали пищу, мы светили в гостиных, библиотеках, кабинетах, спальнях и детских, нас читали, мы украшали жизнь своих Хозяев, нас любили, берегли и передавали по наследству. Мы жили своей жизнью рядом с ними, слушая их разговоры, наблюдая, как растут их дети, как старятся их родители.
Я жила в большой купеческой семье, вольготно и привольно. Сперва в детской, слушая, как Хозяйка, красивая молодая женщина, читает сказки своим детям, мальчику с темными задумчивыми глазами и девочке с густыми каштановыми локонами. Но после того, как дети, играя, случайно меня опрокинули и чуть было не разбили, я переехала в кабинет к Хозяину.
Он был мужчина солидный и степенный, в прятки не играл и подушками не швырялся, так что, мне тут ничего не угрожало.
В кабинете я попала в компанию книжных шкафов из мореного дуба, камина и английского бульдога по имени Генри. Названного в честь английского дипломата Генри Кэмпбелл-Баннермана, стало быть. В кабинете мне сразу понравилось — тут было тепло и тихо, потрескивали поленья в камине, и стоял ни с чем не сравнимый запах старых книг.
Тут я жила относительно долго, наблюдая, как работает Хозяин, как дремлет в тепле Генри и как возле камина разливают традиционный пятичасовой чай. Но потом что-то случилось…
Пришли незнакомые люди, которые воняли табаком и застарелым потом давно не мытого тела. Загрохотали, затопали сапожищами, оставляя на сверкающем паркете комья жирной грязи, срывая картины со стен, гардины с окон, все вокруг круша и ломая… Зазвучали слова: «буржуй», «народное добро» и «конфискация»…
…Больше ничего не помню. Пришла в себя в каком-то сарае, среди хлама и обломков мебели.
В нем я жила очень долго, потом еще где-то жила, кажется, в трюме корабля… И вот теперь я живу здесь, в витрине антикварного магазина «L'Objet qui parle».
Мне здесь нравится, правда. Много людей, много разговоров, много движения. Со своими собратьями мы уже все обсудили, воспоминаниями о прошлом поделились… Теперь каждый занят своим делом — кто-то дремлет на полке, кто-то шепотом переговаривается с соседкой, вспоминая о «прошлых» днях. Хозяин лавки нам не мешает. Вон, видите сухонького старичка в вольтеровском кресле? Это месье Жобер, антиквар. Сидит, читает газету. Мы его любим. Не так сильно, как прежних Хозяев, конечно, но все же. И он нас тоже любит, по-своему. Выносит с чердаков и помоек, чинит, латает.
Вся моя жизнь состоит теперь в том, чтобы смотреть из витрины на улицу, где ходят люди, ездят машины и автобусы с троллейбусами. Поначалу мне это даже нравилось: за сто лет все так изменилось — внешний вид людей, их одежда, манеры, прически. Появились невиданные ранее способы передвижения. Любопытно за этим всем наблюдать.
А потом надоело. Каждый день одно и то же… Одни и те же лица… Одни и те же события. Говорят, у людей тоже так бывает. Они годами ходят на службу в одно и то же учреждение, всю жизнь видят одни и те же лица, выполняют одни и те же действия. Еще у них особым шиком считается, если ты работаешь в учреждении, в котором до тебя работал твой отец, а до него твой дед. О! Это у них называется «трудовая династия». Бедные дети! Они бы и рады сменить сферу деятельности, но у них же «трудовая династия»!
Единственное лицо, которое мне почему-то нравится — это девушка, иногда проходящая мимо моей витрины. У нее очень приятные черты лица, задумчивые темные глаза и густые каштановые локоны. Она стоит и часто подолгу смотрит на меня, думая о чем-то своем. Кого-то она мне определенно напоминает… Нет, не может быть. Померещилось. Интересно, кто она?
Вот так и проходят мои дни. Один за другим, похожие друг на друга, как близнецы.
Однако в последнее время что-то неуловимо изменилось. В антикварный магазин стали заходить люди. И они совсем не похожи на покупателей. Энергичные, громогласные, деловитые и напористые. Они топали дорогими ботинками по вытертому паркету, оставляя комья жирной грязи. Это
***
Взяв академический отпуск на месяц по семейным обстоятельствам и, попросив хозяина антикварного магазина принять ее в штат на добровольных началах, Моник начала действовать.
Поняла, что нужно срочно раздобыть денег, чтобы покрыть долги по арендной плате. А для этого нужно поднять выручку.
Вначале она решила разузнать побольше о вещах, выставленных здесь.
Набрав в библиотеке альбомов по искусству и истории фарфора, она начала их изучать. Каково же было ее изумление, когда обнаружилось, что в лавке находятся поистине бесценные предметы! Нет никакого сомнения, что этот изящный чайный сервиз лиможского фарфора Моник видела своими глазами на полке возле камина, и вот эту чашечку тоже.
А что с чашечкой?
Хм… Рисунок «голубые луковицы», на донышке клеймо из скрещенных мечей… Не может быть… Однако чашечка определенно была из Мейсена. Не антикварная лавка, а просто пещера Али-Бабы какая-то!
Поскольку работать в антикварном магазине девушка мечтала давно, у нее уже были кое-какие планы по совершенствованию его деятельности. Так, ей показалось странным, что в антикварной лавке, среди старинных интерьеров будет сидеть продавщица в джинсах и современной кофточке. Не атмосферно как-то… Она обратилась в местный театральный кружок, и ей там ссудили старое платье с пышными подъюбниками и кринолином в духе «старой, доброй Англии».
Постирав и подогнав его по своей фигуре, Моник стала надевать это платье на работу в магазин, чем повергла в несказанное изумление добрейшего месье Жобера. Объяснив ему, что это нечто вроде униформы, она стала ждать реакции покупателей. Та не замедлила себя проявить. В магазин стали приходить люди, просто так, поглазеть на странную барышню в старинном платье и с книгой в руках. Они заглядывали в окна-витрины и шептались на улице, иногда заходили и что-нибудь покупали.
Приходили и те, кто позарился на это помещение. Сыпались насмешки, запугивания, а, подчас, и прямые угрозы. Но девушка решила стоять насмерть.
Арендатору дали месяц сроку на то, чтобы выплатить половину долга или убраться отсюда, и за этот месяц нужно было сделать все возможное и невозможное, чтобы спасти антикварный магазин. Было решено сдавать антикварные предметы напрокат, театральному кружку в качестве декораций для спектаклей, и местной библиотеке для проведения разных тематических мероприятий. Под расписку, разумеется, и при условии внесения залога. Все равно вещам грозила участь оказаться на свалке, так пусть хоть люди ими напоследок попользуются.
Подняли цены на некоторые предметы. Если кому-то цена казалась неоправданно высокой, Моник показывала фотографию в альбоме по искусству, где была фотография понравившейся клиенту вещи с подробной исторической справкой.
К тому времени она постаралась разузнать все, что можно, об истории большинства антикварных подопечных и каждому из них у нее был посвящен отдельный файл в компьютере.
После этого люди без разговоров платили нужную сумму и уходили, гордо унося с собой только что купленный раритет.
Иногда шли навстречу покупателям, особенно пенсионерам и студентам, делая скидки и разрешая платить в рассрочку.
Бывали случаи, что люди сомневались, покупать ли понравившуюся вещь. Когда спрашивали совета: «Покупать эту вещь или нет?», Моник всегда отвечала: «Если вам она нравится, если она вас греет — берите. Ведь самое важное, когда покупаешь вещь в свой дом (неважно, антикварная она или нет), чтобы она вам нравилась, грела вашу душу. Иногда, особенно если вещь очень дорогая, можно провести эксперимент — взять домой и проверить, приживется она или нет. Если она простояла или провисела в доме три дня и при этом не раздражала, ее стоит купить. Но очень часто бывает, что даже самая уникальная вещь может не лечь на душу, она не подходит дому, не гармонирует с ним. И тогда редкий предмет, в лучшем случае, отправится на чердак или в сарай, а в худшем — на свалку». Именно последнего девушка старалась не допустить, советуя вначале «примерить» раритет к себе, а потом покупать.
Через некоторое время финансовое положение несколько поправилось, долг по арендной плате стал уменьшаться. Самое главное, салон ничем не запятнал репутацию солидного заведения, где не торгуют ширпотребом, где все вещи неповторимы и уникальны. Так появились постоянные клиенты, стали заходить люди, ищущие конкретную вещь или подбирающие экспонаты в свои личные коллекции.
Часто захаживал один молодой человек, он искал кресло от Брамса в подарок маме, но в итоге купил письменный стол под зеленым сукном. Как оказалось, точно за таким же столом он когда-то делал уроки и проверяла школьные тетрадки его мама…
***
…Теперь, спустя пять лет, Моник — компаньон хозяина преуспевающего антикварного салона. Месье Жобер все еще работает, ведь кроме магазина у него больше ничего нет.
Что? Лампа? Ах, да, лампа… Вот же она, стоит. Не узнали? Да, после реставрации она выглядит несколько по-другому, и теперь живет в доме у Моник.
Моник с мужем — тем самым молодым человеком, который купил письменный стол под зеленым сукном — решили поставить ее в детской.
При ее молочном свете молодая женщина теперь читает сказки на ночь своим детям, мальчику с темными задумчивыми глазами и девочке с густыми каштановыми локонами…
Если вы будете в Париже, посетите антикварный магазин «L'Objet qui parle» на Montmartre!
Вам совершенно не обязательно что-то покупать.
Просто побродите среди старых вещей, почувствуйте атмосферу ушедших времен. Возможно, именно тут вы найдете картину, которая станет основой семейной коллекции живописи. Или изящную чашечку, положившую начало фамильному увлечению фарфором.
А может, это будет старая лампа, при молочном свете которой вы будете читать сказки своим детям и внукам.
Жаркая Жанна
Елена Норкина
Монах Жак любил выйти на улицы Парижа и проторенной дорогой отправиться к памятнику Жанны. Шум автомобилей и нарядные парижане создавали хаос и веселье современного Парижа. Он должен быть осторожным, так как у него был только один здоровый глаз. Его ряса с подвязанной веревкой не гармонировала с большим городом. Шумные стайки девчонок вдали играли в футбол на зеленом газоне. Мяч ударил Жака в руку, и рыжеволосая девочка, подбежав к нему сказала: «Извините, месье». «Жанна, бросай сюда», закричала другая. Мальчишки, остановившись вдали, смеялись и показывали на него пальцем. Жак потрогал большой серебряный крест на груди, и, не обращая внимания на насмешников, потихоньку продолжил свой привычный маршрут. Вот и сад Тюильри с тюльпанами, и за ним, на площади Пирамид, его Золотая Жанна. А может, даже Огненная Жанна. Солнце, отражаясь от позолоты лошади и всадницы, превращало их в яркий костер.
«Жанна, столько жара сегодня. Не больно ли тебе?»
«Ну, милая, как ты?» Он поднял правую руку и погладил ногу Жанны. Это было его ежедневное приветствие и, казалось бы, Жанна ждала его прихода и даже слегка нагнулась, чтобы ему было удобнее с ней разговаривать.
«А я сегодня отслужил службу в Аббатстве, приготовился к вечерне и почитал Богословов. Молился Маргарите Антиохийской за твое поминовение и избавление от мучений сожжения.»
«Ты знаешь, когда язычники сжигали Маргариту, Благодать Божия спустилась на нее, оковы спали с ее рук, возник необыкновенный свет, и золотая Голубица показалась над ее головой.»
Толпа туристов с экскурсоводом подошла к Жанне. Жак отошел подальше, чтобы не слышать ежедневный рассказ экскурсовода.
Кто-то громко спросил:
— А это правда, что памятник стоит на месте, где Жанна д’Арк была ранена при штурме Парижа?
— Да, это так. В Париже несколько памятников Жанне, но именно эта конная скульптура находится на месте ее атаки и ранения.
Жак решил возвращаться в Сен-Северин. Предстоял долгий путь, и он захотел отдохнуть в саду Тюильри. Он прошел к фонтану и сел на шезлонг у дерева с сиреневыми листьями. Утки беззаботно плескались в воде.
Вытянув ноги, он прикрыл глаза, и, как всегда, увидел Жанну в ее боевой мужской одежде с латами, с развевающимися рыжеватыми волосами и копьем в левой руке. Ее образ часто приходил к нему, и она отвечала на его вопросы.
— Спасибо тебе, Дева, за то, что мы живем в независимой Франции. Ты перевернула ход столетней войны. Слава тебе и вечная память. Что ждет Францию?
Он услышал ее голос:
Поделиться книгой: