Дар Небес

– Вот и посмотрим, – губы Питера еще улыбались, а внутри что-то панически кружилось, металось, словно проглоченный случайно головастик. Он рванул полы куртки и стащил ее, туника последовала за ней.

Кожа на груди и плечах покрылась гусиной кожей от холода. Тайрон скептически скривил губы. Питер поддерживал себя в форме, но, конечно, ему было далеко не то что до Тайрона, но даже и до своего провожатого, который наблюдал за развитием событий с другой стороны круга.

– Да пусть попробует, – заявил он вдруг и окинул Питера оценивающим взглядом, – в другой раз будет знать. А ребята повеселятся.

Тайрон только фыркнул.

– Лады. Слышишь, цветочек? Если продержишься один бой и не сдохнешь, так и быть, я скажу тебе, где искать Фэлри. Точнее, так – где он скорее всего может быть. Годятся условия?

– Как я узнаю, что ты не врешь? – Питер очень старался не стучать зубами.

Тайрон ухмыльнулся.

– Никак. Ну что, по рукам?

«Питер, не дури! Питер, ты не сможешь!»

– По рукам, – кивнул он с ощущением, что смотрит кино по галовиду.

Только в главной роли почему-то он сам.

К тому моменту, как огромный зал начал наполняться людьми, у Питера уже зуб на зуб не попадал от холода, но одеваться было как-то неловко. Он так и не ушел с арены, опасаясь, что уже не найдет мужества снова на нее выйти, и ходил взад-вперед с независимым видом, скрестив руки на груди.

Тайрон куда-то исчез, но он, конечно, наблюдает, в этом Питер не сомневался. Люди все прибывали и прибывали, болтая на ходу; то здесь, то там вспыхивали потасовки, быстро переходящие в драки – разнимать их никто не торопился.

Воздух, казалось, звенел от напряжения. Питер видел бесчисленные глаза, сверкающие за границей светового круга, ощущал на своем обнаженном торсе взгляды, колкие, как электрические разряды. Кто бы мог подумать, что без одежды ощущаешь себя настолько беззащитным? Он старался не думать о том, что сейчас его быстро и жестоко изобьют – драться он совсем не умел и понимал, что опытному бойцу ничего не сможет противопоставить.

Внезапно раздался такой звук, словно кто-то со всей дури ударил молотком по металлической пластине. Питер едва сдержался, чтобы не закрыть уши руками, но зрители наоборот, радостно заверещали. Вообще в Трущобах все было грубым, резким, бьющим через край, полным свирепой и безудержной жизни. Осветительный шар над ареной вспыхнул ярче и, словно обезумев, запульсировал разными цветами.

– Добро пожаловать на скромный междусобойчик! – прогремел над головой Питера низкий голос, в котором он без труда узнал Тайрона. – И у нас уже есть первый желающий попытать свои силы. Как вам этот цветочек?

Толпа завыла, заулюлюкала, в сетку полетели куски мусора, камни и всякая дрянь.

– Эй! – возмущенно крикнул Питер, но никто его не услышал.

– Открою вам тайну, – доверительно продолжал Тайрон, – цветочек сегодня заявился к нам прямиком из Оморона – поэтому он такой лощеный.

Сердце Питера екнуло. В тошнотворном цветном мигании он различал на обращенных к нему худых, грязных лицах, обезображенных ромбовидными татуировками на лбу, выражение удивления, быстро переходящее в ярость. И Тайрон поспособствовал этому переходу:

– Как видите, сеги по-прежнему считают, что можно вышвырнуть нас, смешать с грязью, заставить жрать с голодухи собственных детей – а они будут приходить и уходить, когда вздумается, чтобы полюбоваться нашими мучениями!

Толпа взвилась, точно лошадь, которую хлестнули плетью между ушами. Крики и проклятия неслись со всех сторон, сливались, переходя в завывания и хрипы, не имеющие ничего общего с человеческой речью. Если бы не сетка, Питера, наверное, уже разорвали бы в клочья, но она пока держалась – как и двое здоровенных охранников возле входа на арену. В руках одного из них блеснула уже знакомая Питеру серебристая трубка – видя ее, люди не осмеливались приблизиться, несмотря на обуревавшую их злобу.

– Ну что, ребята? – голос из громкоговорителей с легкостью перекрыл оглушительный шум. – Кто покажет этому цветочку, что ему следовало искать развлечений в другом месте?

Под одобрительный рев куча желающих бросилась ко входу на арену – и была грубо отброшена охранниками, не скупившимися на пинки и удары. Брызнула кровь, уши резанул дикий визг – кого-то смяли, по кому-то прошлись в свалке.

Оглушенный Питер едва чувствовал свое тело. Все это настолько напоминало те несколько дней за Барьером, когда они с отцом искали маму, что он просто оцепенел от ужаса, во рту стало сухо, как в пустыне.

И тут какой-то человек прорвался мимо охранников и выскочил на арену. Дверь за ним тут же захлопнулась, напор толпы спал – все спешили занять лучшие места.

Питер видел это боковым зрением – он не отрывал глаз от своего противника.

Тот стоял неподвижно, опустив руки – худой, сутулый человек без возраста. Узкое лицо так потемнело от загара, что голова казалась вырезанной из ломтя сушеной говядины. Сквозь реденькие, бесцветные волосы просвечивал череп, серо-розовый, словно мышиные лапки. Изнуренный вид, темное лицо и руки, грязный комбинезон – все свидетельствовало об каждодневном, тяжком труде, для которого молодости и старости не существует. Глаза так запали, что казалось, из глазниц человеческого черепа смотрит дикий зверь.

А правая рука сжимала длинный нож с ржавым лезвием.

Сердце Питера подпрыгнуло так высоко в горло, словно захотело выскочить и спрятаться.

– Эй, какого Темного у него нож?! – крикнул он, пытаясь найти взглядом дрона, транслирующего картинку Тайрону. – Я безоружен!

Он не успел закончить – человек прыгнул вперед, и ржавое лезвие свистнуло в нескольких сантиметрах от лица Питера. К счастью, он и правда оказался моложе и ловчее нападающего, иначе ему пришел бы конец.

Толпа взвыла. Противник Питера сделал еще выпад, потом еще и еще. Несмотря на замученный вид, он крепко держался на ногах и ножом явно не землю ковырял. Питеру ничего не оставалось, кроме как уклоняться и отступать. Он не мог остановиться и на миг, чтобы отдохнуть и собраться с мыслями.

Проклятое разноцветное мигание сбивало с толку, темная, скорченная фигура противника казалась призрачной, и вместе с тем угрожающей. При каждом ее движении Питера обдавал запах, казавшийся странно знакомым – пота, уличного рынка, пыли деревянных полок. Как будто он и вправду вновь очутился за Барьером, в каком-нибудь злачном месте, подобном Ла Гару.

Питер предполагал, что придется драться с бойцом вроде Тайрона – все ограничится парой синяков, а он узнает, где искать Фэлри. Но теперь от исхода поединка зависела его жизнь, а он понятия не имел, как повернуть его в свою пользу.

Отвлекся лишь на секунду – грудь обожгло, наискосок на ребрах проступила кровавая полоса. Питер охнул, с трудом увернулся от следующего удара и чуть не упал.

Тайрон оглушительно захохотал.

– Только взгляните, он сейчас надует в штаны со страху. Эй, цветочек, ты явно разделся не с того конца!

Толпа разразилась одобрительным хохотом и аплодисментами.

Питер всхлипнул от боли и унижения – и тут же пропустил еще удар, левая рука до локтя окрасилась алым. Его противник растянул высохшие губы в улыбке, не коснувшейся глаз, – не улыбка, а волчий оскал – и нанес еще удар. Питер отпрянул и ударился спиной о заградительную сетку. Обессиленный, молча смотрел на лезвие ножа, которое со следующим ударом неизбежно погрузится в его тело…

И тут случилось странное.

– Откройте дверь!

Питер не сразу понял, что приказ исходит от Тайрона. Охранники, кажется, тоже, потому что застыли в недоумении.

– Открывай! – рявкнул Тайрон, и сетчатая дверь распахнулась.

Вопли, которыми зрители подбадривали дерущихся, мгновенно стихли. Все недоуменно переглядывались – даже противник Питера замер, прекратив убийственные, непрерывные атаки.

Питер согнулся пополам, уперся руками в колени, хватая ртом воздух. Он ни о чем не думал, просто спешил перевести дух. Пот заливал глаза, тек по груди, рану невыносимо жгло – неглубокая, но длинная, она обильно кровоточила. Струйки крови бежали по бокам, смачивали брюки.

Вспыхнул ослепительно-белый свет, и насмешливый голос Тайрона, точно колокол, прозвенел в ушах Питера:

– Уходи, цветочек. Убирайся, пока мы добрые. Тебе нечего делать вне Оморона. Убирайся, и забудь сюда дорогу. Эй, пропустите его!

12

Толпа недовольно загудела, но не осмелилась идти против Тайрона – задвигалась, освобождая пространство для прохода. Казалось, расступаются и замирают морские волны. Да и шум вокруг напоминал шум моря.

Едва до Питера дошел смысл слов Тайрона, как колени чуть не подогнулись от облегчения.

«Хвала Всемогущему! – вопило что-то внутри. – Беги, скорее беги из этого жуткого места!»

«Но, – резонно возражал другой голос, с отчетливой интонацией Сильвана, – если уйдешь сейчас, последняя ниточка, которая может привести к Фэлри, оборвется».

«Да и пошел он к Темному! Он бросил меня, сбежал, как последний трус! Да еще и обманул – если Лэнгилл не врет, конечно… пусть остается там, где он есть!»

Дыхание восстановилось и больше не разрывало грудь, но руки и ноги Питера дрожали от напряжения. А он еще считал, что находится в неплохой форме! Человек, который явно уже много лет не ест досыта практически уделал его одной левой, вот же позорище!

В наступившей тишине он слышал свои шаги по бетонному полу – неуверенные, чуть пришаркивающие. Распахнутая дверь на арену маячила перед ним, точно сияющие врата к спасению.

«Отец, Фэлри, простите меня… я правда не могу…»

Он понимал, что Тайрон поступил нечестно – выпустил против него вооруженного человека, не оставив ни единого шанса на победу.

И все же гордость Питера была сильно уязвлена, шаткое самоуважение, с таким трудом обретенное за десять лет упорного труда, рассыпалось в пыль.

Пошатываясь, он сделал несколько шагов к выходу с арены. Шепотки и хихиканье вонзались в самое сердце, точно ножи, и от стыда он не мог поднять глаз, поэтому сразу увидел свою куртку. Она валялась там, где он ее снял, в непомерной гордыне бросая вызов Тайрону. С тем же успехом цыпленок может вскочить на ведро, воображая, что он петух на заборе…

Внезапно руки сами – совершенно сами! – подхватили куртку с пола.

И прежде, чем кто-либо успел что-то сказать или сделать, Питер, подчиняясь какому-то мощному импульсу, уже метнулся назад.

У темнолицего обладателя ножа реакция и впрямь была просто потрясающая. Он почти успел отразить удар – но неожиданность и смелость выходки Питера решила все. Жесткая ткань куртки наотмашь хлестнула по лицу и обвилась вокруг руки с ножом.

Рыкнув, точно животное, темнолицый рванулся, но его запястье уже сжали крепкие пальцы – с такой силой, что, казалось, лучевая и локтевая кости вот-вот хрустнут, наткнувшись друг на друга. Нож, звякнув, упал на бетонный пол – это был последний звук, который услышал Питер, потому что их накрыло волной разразившихся вокруг воплей.

Но даже без оружия темнолицый представлял собой опасного противника. Питер получил удар в лицо сокрушающей силы и повалился навзничь, противник уселся ему на грудь и собирался продолжить избиение. Но оказался слишком легок – в бою с ножом это играло ему на руку, в драке на кулаках – нет. Питер одним движением отшвырнул его, перевернулся и, бешено работая руками и ногами, на карачках метнулся к ножу. Тот спокойно лежал под ослепительным белым светом шара и выглядел так мирно – ему бы место в ящике кухонного стола, а не на арене.

Противники добрались до него одновременно, но Питер успел на секунду раньше. Мокрые от пота пальцы сжали деревянную рукоять, а впалая грудь противника – вот она, он рвется вперед, ничего и не надо делать, только поверни лезвие под нужным углом, и он сам наденется на нож, точно кусок мяса на палочку для запекания…

И Питер замешкался, опустив руку. Все-таки никто и никогда не учил его убивать людей,  хладнокровно вонзать нож в живого, дышащего человека – пусть даже ради собственного спасения.

И этой крохотной заминки оказалось достаточно.

Темнолицый перехватил его запястье и с легкостью сделал то, что Питеру не позволили сделать годы воспитания Сильвана, привившего ему уважение ко всему живому и особенно к человеческой жизни. Он не стал выхватывать нож, а просто направил лезвие в грудь Питера и, схватив его за плечо, рванул на себя.

Боль обожгла ребра, Питер схватил ртом воздух и рухнул ничком, прижимая руки к груди. Что-то произошло со слухом – казалось, он окружен многотысячной армией, кричащей что-то сумбурное, и одновременно лежит глубоко под толщей воды, на дне озера, куда даже свет попадает с трудом.

Перед глазами маячил лишь грязный пол, но, когда Питер закрыл глаза, из мрака внезапно выплыло худое, строгое лицо; темно-золотые брови сошлись на переносице, как мечи, синие глаза с белыми узорами на радужках, казалось, раскалились от злости.

– Ты что творишь?! – возмущенно произнес знакомый голос – голос из его снов.

Ошеломленный, Питер не успел придумать ответ – масса волнистых золотых волос мелькнула перед его глазами, и наступила темнота и тишина.

Кашлять было больно – Питер понял это сразу же, как начал. Удушье выдернуло его из сладкой тьмы, перевернуло, поставило на колени и заставило отхаркнуть несколько темных сгустков самого мерзкого вида.

– Говорил же, легкое задето, – пробубнил где-то высоко грубый низкий голос, – а ты «фигня, фигня»…

– Заткнись, или сейчас сам чего-нибудь не досчитаешься! – огрызнулся второй голос, и Питер узнал Тайрона.

Тут же огромные руки ухватили его, точно мешок с картошкой, и поставили на ноги так резко, что Питера замутило. Зажмурившись, он прилагал все усилия, чтобы не обблевать того, кто помог ему подняться, пусть и не слишком церемонясь.

Потом открыл глаза, убедился, что это был Тайрон, и пожалел о своем великодушии.

Вокруг царил полумрак, лишь сияли гало-экраны, занимавшие, как в Наблюдательной Башне, целую стену. На них люди прыгали и бесновались у забранной сеткой арены, но звука не было, поэтому происходящее производило забавное впечатление.

Вот только Питеру совершенно не хотелось смеяться. Пошатнувшись, он рефлекторно схватился за грудь, но напрасно – рана от ножа исчезла. Лишь слабый отголосок боли тупой иглой прошил грудную клетку и застрял в позвоночнике. Питер нисколько не удивился, обнаружив на запястьях «браслеты» настройщика.

– Не благодари, – хмыкнул Тайрон и довольно грубо освободил Питера от браслетов и обруча, сжимавшего виски.

Огромная физиономия сега приблизилась почти вплотную, и Питер с трудом подавил желание вмазать по ней кулаком. Полуголый, весь в крови и синяках, он едва держался на ногах, но все же злобно уставился на Тайрона.

– Какого Темного у этого урода был нож? Мы так не договаривались!

– Да мы вообще никак не договаривались, – парировал Тайрон, но глаза его предательски дернулись в сторону, и он тут же напустился на своего напарника: – Не видишь, чего творят эти отбросы?! Шевели задницей, за что я тебе плачу?!

Бывший проводник Питера только хмыкнул, забрал настройщик и растворился в полумраке. Тайрон последовал за ним, но через пару секунд вернулся, подпинывая перед собой парочку сплющенных морфо-кресел. Они еле ползли и напоминали лягушек, по которым проехало тележное колесо.

Тем не менее Питер был почти счастлив, потому что вовсе не хотел опозориться, рухнув на колени перед Тайроном. Вместо этого он упал в кресло, а сег устроился во втором, выдавив из него полузадушенный предсмертный писк. Морфо-мебели в Трущобах явно приходилось ничуть не лучше, чем и остальным их жителям.

Питер с трудом проглотил вязкую слюну – раны закрылись, но он потерял много крови и страшно хотел пить. Но твердо решил, что скорее умрет, чем попросит Тайрона о чем-либо. Тот ему кое-что должен, Питер выслушает, а потом пошлет ко всем чертям этого зарвавшегося сега, воображающего себя божеством Трущоб.

Инза уверяла, что Тайрон изменился, но никаких перемен Питер что-то не замечал – сег как был эгоистичным говнюком с эмоциями и желаниями бессердечного ребенка, так и остался.

Вот и сейчас, вместо того, чтобы дать Питеру воды и хоть какую-то одежду, он, сцепив толстые пальцы на бритом затылке, бесцеремонно разглядывал его, точно забавную зверюшку.

– Чего пялишься? – огрызнулся Питер. – Говори, где искать Фэлри, и вели своему громиле проводить меня на пропускной пункт…

Но Тайрон молчал, и Питер почувствовал, как его захлестывает отчаяние, смешанное с такой острой злобой, какую он даже не предполагал в себе. Отец учил его всегда быть честным, даже с самыми скверными людьми, поэтому несправедливость жизни ранила Питера часто и глубоко. Даже сейчас, когда он перешагнул тридцатилетний рубеж и по меркам своего мира оставил позади и юность, и ее идеалистические воззрения.

Ну… должен был оставить, по крайней мере.

Мысль о том, что Тайрон его обманул и на самом деле понятия не имеет, где искать Фэлри, была так мучительна, что перед глазами темнело. С другой стороны, пытался успокоить себя Питер, если бы он и правда не знал, то просто соврал бы мне и все. Но что означает это молчание?

Наконец Тайрон словно бы нехотя разлепил губы и произнес:

– Идиот! – и, видя, как исказилось лицо Питера, добавил: – Это я в хорошем смысле, не думай.

– Ну спасибо! – съязвил Питер. – Мне сразу стало лучше!

– Какого черта ты не свалил? Я ж открыл дверь…

– Ты выставил против меня ублюдка с ножом! Считаешь, это честно?