Выйти из депрессии. Проверенная программа преодоления эмоционального расстройства

Часть II

Обучение новым навыкам

5

Мир депрессии

Болезни сердца – отличная аналогия с большим депрессивным расстройством. Болезни сердца провоцируются совокупностью факторов: генетической предрасположенностью, эмоциональными причинами в виде характерных способов справляться со стрессом и привычками в питании и физической активности. Вы не заражаетесь болезнями сердца как инфекцией, а приобретаете их постепенно, со временем, по мере накопления атеросклеротических бляшек. Стоит вам пересечь невидимую границу нормы, определенной для показателей кровяного давления и содержания холестерина, как развиваются болезни сердца, которые останутся с вами на всю жизнь.

Еще вчера вы были в порядке, а сегодня уже имеете проблемы с сердцем. В ощущениях изменилось немногое, зато теперь вы должны поменять свою жизнь. Депрессию можно рассматривать как подобную пороговую болезнь: наследственные и биохимические факторы обусловливают различные уровни стрессоустойчивости для каждого из нас; достигая их пределов, мы оказываемся у обрыва над депрессией. Детские травмы, стресс и потери подталкивают нас ближе к краю.

Очередной стресс все-таки сбрасывает нас в первый эпизод настоящей депрессии. Раз переступив черту, мы уже не находим дороги обратно. Теперь у нас «есть» депрессия. Мы можем излечиться от обострений, можем скорректировать свой образ жизни с целью предотвратить либо смягчить будущие приступы, но депрессия у нас все еще «есть».

Кроме нескольких счастливчиков, получивших качественную помощь с первого раза, большинство людей остаются с постоянной фоновой дистимией слабой выраженности, не наблюдавшейся прежде. И все это до тех пор, пока они не пройдут серьезную программу реабилитации.

К сожалению, о лечении и профилактике болезней сердца нам известно намного больше, чем о том же для депрессии. Изменив пищевые и спортивные привычки, уменьшив уровень стресса, вы можете снизить риск развития болезней сердца. Однако, судя по всему, никто не знает, как вам снизить риск наступления депрессии. По сути, многие психиатры утверждают, что для снижения этого риска мы ничего не можем предпринять[89]. Существует множество эффективных препаратов и хирургических процедур, обращающих вспять последствия болезней сердца, восстанавливающих состояние пациента почти до исходного и надежно сокращающих вероятность повторного заболевания. И хотя сегодня разработаны определенные медикаменты и схемы лечения, которые облегчают депрессию, только небольшая группа из них показала эффективность в уменьшении риска последующих эпизодов и лишь немногие удачливые пациенты снова чувствуют себя нормально.

Поскольку никто по-настоящему не понимает суть депрессии, каждый считает себя вправе предполагать. У вас нет шансов понять, намного ли лучше рекомендации вашего врача-терапевта советов вашей жены, священника, психотерапевта или случайного попавшегося вам сайта о самопомощи. Однако опытные, широких взглядов терапевты владеют большим объемом информации о том, как помочь пациентам излечиться от депрессии. Эта «практическая мудрость» терапевтов редко распространяется среди общественности не потому, что содержит коммерческую тайну, а потому, что значительная часть ее привязана к теоретическим точкам зрения, по сути, препятствующим обмену знаниями и опытом. Успешные терапевты в своей работе обнаруживают немало общего, когда дело доходит до практики, но мы безнадежно расходимся в объяснениях.

Здесь я хочу кратко резюмировать то, как действует и облегчает излечение от депрессии хорошая психотерапия. Моей целью сейчас является не реклама психотерапии, а использование ее в качестве модели для объяснения схемы восстановления, демонстрации процесса, в котором люди учатся останавливать свое саморазрушительное поведение, представляющееся им единственным возможным ответом на их ужасное внутреннее состояние.

Один из обязательных элементов эффективной психотерапии – доверие. Пациент открыт и честен с терапевтом в обмен на безмолвное соглашение о том, что последний использует свои специальные знания исключительно для помощи пациенту и никогда – для причинения вреда. Для многих взрослых людей терапевтические отношения – единственная ситуация, где они могут ослабить свою бдительность. Депрессивные пациенты почти всегда полны чувства вины и стыда. Им так и не удалось реализовать собственные стандарты. Они ощущают себя неудачниками и убеждены в том, что не оправдали ожиданий своих близких. Когда терапевт узнает об ужасных тайнах пациентов и не бежит из кабинета с криками негодования или не обрушивается на них, обвиняя их как морально прокаженных, каковыми они себя считают, начинается исцеление. Принятие пациента как достойной уважения личности, даже если он неидеален, – ключевой фактор для преодоления больным своих всепроникающих чувств вины и стыда.

Другими неотъемлемыми составляющими выступают эмоциональная вовлеченность и поддержка. О глубине своей боли и страхов пациент, как правило, не рассказывает самым близким – из стыда или боязни отвержения; он «трамбует» их, если использовать термин Анонимных Алкоголиков. Он сдерживает свои эмоции и старается делать вид, будто их вовсе не существует. Если же депрессивный больной когда-либо демонстрирует чувства, то обычно получает советы от окружающих, хотя на самом деле нуждается в понимании. Люди вокруг с готовностью дают советы, поскольку, как и пациент, боятся нужды и боли. Они стремятся уйти от проблемы как можно быстрее. Хороший терапевт на данном этапе не дает советов. На примерах он показывает, что чувств не обязательно бояться. По сути, он прощупывает почву и продвигается вглубь. Он разъясняет пациенту: депрессия – процесс, имеющий свою собственную жизнь и окончание этой жизни, вселяющее надежду, однако здесь важны чувства и эмоции. Иногда в такой момент единственная доступная специалисту терапевтическая процедура – это, метафорически выражаясь, держать пациента за руку и вместе с ним ждать, пока пробушует сильнейшая из гроз. Нередко в жизни больного больше нет людей, которые бы могли оказать ему подобную поддержку.

Как только доверие и поддержка достигнут относительной стабильности, можно начинать психотерапевтическую работу по восстановлению. В ходе терапии могут измениться многие аспекты поведения пациента. Я разделил их на семь основных групп:

Эмоции. Люди с депрессией обычно усваивают неэффективные либо саморазрушающие способы справляться с эмоциями. Кто-то, как Роберт, кажется напуганным эмоциями и производит впечатление холодной, интеллектуальной и избегающей контактов с окружающими личности. (Когда Роберту стало лучше и он признал этот факт, то оценивал его уже шуткой, называя себя «эмоционально отсталым» человеком.) Кто-то, напротив, ощущает себя на грани и боится расплакаться у всех на виду. Немало депрессивных людей имеют особенные трудности с гневом. Полагая, что никогда не должны злиться, мы подавляем свой гнев, пока хватает сил, а потом взрываемся. Окружающие не понимают срыва, так как не знают обо всех несерьезных разочарованиях, приведших нас к нему. Человек с депрессией становится еще более подавленным из-за ощущения потери контроля. В терапии пациент должен научиться замечать эти модели поведения и затем понять, что близость не подразумевает поглощения личности, а гнев не разрывает взаимоотношений. Это часто воспроизводится в отношениях терапевта и пациента, где пациент впервые чувствует себя в достаточной безопасности, чтобы испытать доверие и злость без избегания или разрушения.

Поведение. Также пациенту необходимо изменить модели своего поведения, обрекающие его на жизнь в депрессии. Большинство людей с депрессией являются перфекционистами. Нам кажется, что все наше самоуважение ставится под удар, если мы не выполняем свою работу идеально. Таким образом нередко развивается прокрастинация и работа остается вовсе неначатой. Очевидная неудача избегается, но больной депрессией знает, что подвел самого себя. Перфекционизм заставляет нас стремиться переделывать себя с нуля: мы хотим сбросить тридцать фунтов, пробегать по пять миль ежедневно, отказаться от сигарет и алкоголя, полностью реорганизовать свою работу и выделять время на расслабление и медитацию. Кажется, столько много нужно сделать, что приступить к этому когда-либо просто нереально; или в один день можно начать с интенсивным напором энергии, разбросать ее по разным направлениям и не достичь в итоге ничего, зато лишний раз убедиться в бессмысленности каких бы то ни было попыток. Нам важно понять, что преследование приземленных, реалистичных целей приносит гораздо большее удовлетворение, чем проектирование воздушных замков.

Мыслительные процессы. Нам необходимо поменять свой образ мыслей. Джером Франк описывал наши уникальные «вероятностные миры», своеобразные наборы убеждений, посредством которых мы объясняем себе жизнь[90]. Часть таких убеждений мы берем у родителей, часть формируем по мере своего взросления и потом продолжаем дополнять их и пересматривать на протяжении взрослой жизни и далее – в старости. Депрессивные больные обладают определенными схожими предположениями, самовоспроизводящимися и не прошедшими проверку опытом. Мы думаем, что ответственны за плохое, происходящее с нами, а хорошее считаем просто волей случая. Мы пессимисты, убежденные в том, что все оставленное как есть обязательно пойдет под откос, а не наладится. Мы должны каждую минуту держать ситуацию под контролем, ибо без этого случится катастрофа. Такие мыслительные привычки действуют в основном бессознательно. Нужно вытащить их на поверхность, оспорить и исправить, чтобы процесс выздоровления мог начаться.

Стресс. В это обновленное издание я добавил новую главу в связи с тем, что сейчас нам стало доступно гораздо больше информации о влиянии психологического стресса на тело и психику. Условия жизни в XXI в. вынуждают нас беспрерывно находиться в состоянии реакции «бей или беги», мы утопаем в гормонах стресса (адреналине и кортизоле), крайне полезных в чрезвычайных ситуациях, но со временем влекущих за собой разрушительные последствия для тела, мозга и психики, включая депрессию, однако не ограничиваясь только ею. Единственный известный мне способ избавиться от такого рода стресса – научиться быть более осознанными.

Осознанность – техника, тренирующая умение быть осознанным, внимательным, в текущем моменте, – показала себя эффективным методом избавления от стресса, тревоги и депрессии.

Вдобавок она обладает профилактической ценностью. Осознанность означает внимательность и некоторую отстраненность от переживаний; наблюдение за собой, как если бы вы были любящими родителями и наблюдали с объективностью и принятием за своим ребенком. Медитации осознанности – практики, дающие подтвержденно эффективные результаты в лечении многих эмоциональных и физических проблем. Существует удивительное исследование, демонстрирующее восстановление некоторых повреждений мозга, вызванных депрессией, с помощью медитативных практик осознанности.

Взаимоотношения. Для пациентов с депрессией отношения с другими людьми всегда сопровождаются трудностями. Мы скитаемся повсюду с огромной раной внутри и мечтаем, чтобы кто-нибудь ее исцелил, но в то же время стыдимся своей боли и никому не позволяем о ней узнать. Мы чересчур обеспокоены реакцией людей на нас и их мыслями по поводу нас, но боимся это показать; следовательно, почти всегда сталкиваемся с разочарованием. Постоянно ожидая отвержения, мы иногда отвергаем первыми ради собственной защиты. Наши границы слишком проницаемы, поэтому мы часто полагаем, будто другие знают о наших переживаниях, а мы знаем об их чувствах. Несмотря на факт ошибочности этих суждений, мы не учимся на опыте и не останавливаем их дальнейшее создание. Таким образом, необходимо овладеть специальными техниками общения, которые установят границы и устранят путаницу.

Тело. Пациенты с депрессией, как правило, нечувствительны к посланиям собственного организма. Мы переутомляемся и затем падаем от истощения, не отдавая себе отчета в разрушительности подобной цикличности. Элементарные вещи вроде приема пищи становятся непосильными задачами, мы начинаем плохо питаться, и в результате развивается потеря веса или недоедание или все вместе взятое. Мы забываем как спать. Не занимаемся спортом. Можем легко прийти к злоупотреблению алкоголем и иными веществами, как легальными, так и запрещенными законом, лишь бы стабилизировать психическое и физическое состояние.

Личность. У больных депрессией нет внутренних ресурсов самоуважения, поддерживающих их в трудные времена. Мы рассчитываем на других людей, надеясь заменить эти ресурсы, однако понимаем – такие желания несправедливы и нереалистичны. В итоге мы оказываемся поглощены стыдом и виной. Отчаянно хотим быть любимыми и одновременно убеждены в том, что не стоим любви. Мы не в силах определить для себя принципы и ценности, как и руководствоваться в жизни рационально расставленными приоритетами, поскольку не уверены в своих суждениях и оценках. Мы не можем ощутить удовлетворение по достижении какой-либо важной цели, потому что все цели одинаковы в своей значимости: сгоревший ужин воспринимается так, как будто способен серьезно омрачить гордость за успешное окончание колледжа. Таким образом, необходимо учиться расставлять приоритеты, доверять своим решениям и гордиться собственными достижениями.

В следующих главах рассматривается влияние депрессии на наше функционирование в жизни и то, как это измененное функционирование усиливает депрессию в каждой из перечисленных областей. Отдалившись от самих себя на шаг и увидев процесс собственноручного созидания депрессии, мы сможем понять, каким образом разрушить ее. Некоторым читателям этой книги, возможно, хватит и обновленного видения ситуации. Но большинство людей с депрессией нуждаются в большем: в специальных рекомендациях по осуществлению изменений, специальных техниках, навыках или паттернах, которыми можно было бы заменить самодеструктивные привычки депрессивного больного. Поэтому здесь я их также освещаю. Помните: мозг меняется под влиянием мыслей и действий. Нам под силу перепрограммировать себя так, чтобы депрессивное поведение больше не выступало первой автоматической реакцией на новые ситуации. Работа по перепрограммированию поначалу трудна, однако изменения происходят постепенно – здоровое поведение, мышление и чувствование требуют динамики, чтобы стать для нас все более и более естественными.

Читатель с депрессией может ощутить подавленность после прочтения Части 2, рассудив: «Господи, я должен переделать себя от начала и до конца. У меня никогда и ни за что не получится. Лучше мне снова пойти лечь». Расслабьтесь, не волнуйтесь – вы вольны начать с чего угодно. Любая глава, любое предложение вполне достаточны для запуска самозакрепляющегося цикла здорового поведения. Но вам нужно начать.

6

Эмоции

Aлекс отличался крайней интровертированностью. Единственный ребенок безвременно скончавшихся родителей, он жил один со времени своей учебы в колледже. Мужчина трудился на работе, которую большинство людей назвали бы скучной. И хотя Алекс не выглядел застенчивым или неуверенным (об этом говорили приятная улыбка и умение легко и просто поддерживать беседу), он, по-видимому, избегал большей части социальных контактов.

Своему терапевту он рассказал, насколько одиноким и подавленным себя чувствовал. Алекс завидовал людям, которые могли быть с кем-то близкими. Он определял себя как человека с нетрадиционной сексуальной ориентацией, хотя имел мало сексуального опыта какого-либо рода. Его единственной радостью были походы в гей-бары. Там он всегда находил кандидата в свои воображаемые возлюбленные. В голове Алекса такие романы длились месяцами. Каждый взгляд и жест воображаемого любимого человека из бара Алекс интерпретировал в качестве тайных знаков, подтверждающих их любовь. В подобные периоды он пребывал в эйфории. Он часто пропускал встречи с терапевтом, а когда возвращался, то затруднялся придумать, о чем разговаривать. Однако воображаемый партнер неизбежно делал какой-либо жест, который Алекс истолковывал как предательство. Мыльный пузырь лопался, а сам он срывался в глубины своей депрессии, переживая точь-в-точь так, как если бы настоящий партнер жестоко его отверг.

В конце концов терапевт уговорила Алекса попробовать прозак. Он произвел чудодейственный эффект. Уже через несколько недель Алекс впервые говорил о себе и своей жизни реалистично. Он осознал, что обманывал себя по поводу придуманных романов. Также ему открылся тупик в карьере, к которому он пришел к настоящему моменту. Алекс и его терапевт начали взволнованно строить планы о том, как первый мог бы познакомиться с реальными людьми. Они рассматривали идеи его возвращения на учебу или просьбы о большей ответственности на работе. Алекс казался изменившимся человеком, и терапевт была этим очень воодушевлена.

Затем Алекс бросил терапию на несколько месяцев. Он позвонил снова, поскольку был отвергнут новым партнером. Сердце терапевта сжалось, когда она поняла, что речь шла об очередном воображаемом романе. Она спросила его, принимает ли он еще прозак. «Ах, это… – ответил Алекс. – Он плохо на меня влиял. На нем я был сам не свой. А сейчас я – это я настоящий».

Когда мы с терапевтом обсуждали ситуацию Алекса, то обнаружили, что психотерапия самыми разными способами может объяснить, почему пациент вернулся к своим старым паттернам, однако все они концентрировались вокруг страха: Алекс попросту боялся чувств, которые не мог контролировать. Если отношения протекали только в его воображении, он писал для них сценарий. Все происходившее, включая драматичный финал, было продуктом его мыслительной деятельности. Но если клиент приближался к реальному человеку, он больше не являлся сценаристом. Алекс подвергал себя опасности проживания настоящих чувств. А что, если его на самом деле кто-то любит? Ощущение себя любимым вызывает сильные эмоции. Алекс же всю жизнь жил, избегая крайних проявлений эмоций.

Чтобы развить навыки, которые будут содействовать лечению и профилактике депрессии, нам необходимо начать с эмоций. Депрессивные больные боятся чувств. Другие защитные механизмы (то, как мы мыслим, поступаем, общаемся и оцениваем самих себя) – вещи, сформированные нами преимущественно с целью предотвратить переживание определенных чувств. Понимание того, что эмоций не нужно бояться, позволит нам изменить остальные привычки.

Большинство людей, с депрессией и без, все же в какой-то степени опасаются эмоций.

Один из центральных инсайтов психодинамической терапии[91] заключается в том, что «тревога» – страх быть разорванным на части, поглощенным собственными эмоциями – является основополагающей проблемой в подавляющем числе сложных ситуаций.

А одна из важнейших истин – это то, что бояться действительно нечего. Именно сам страх и привычки, выработанные нами с целью контролировать или избегать его, приводят к наиболее сильным страданиям. Если мы перестанем убегать, развернемся и встретимся лицом к лицу с этими демонами, окажется, что никакой угрозы нет.

Люди с депрессией обладают особенным талантом подавлять переживаемое. Они могут убедить себя и целый мир, будто не испытывают естественных человеческих эмоций. Больные депрессией весьма искусны в защитах типа подавления, изоляции и интеллектуализации. Они доводят самоотречение и самопожертвование до уровня, на котором личность практически исчезает.

Одной из величайших и наименее осмысленных заслуг Фрейда является введение понятия бессознательной вины. Любой ребенок время от времени испытывает злость и разочарование по отношению даже к самым любящим родителям. У него могут быть фантазии о побеге из дома или попытки представить, что в действительности он неродной и однажды его «настоящие» папа и мама придут за ним. Он может злиться на родителей и фантазировать об их убийстве. Однако ребенок любит маму и папу и зависит от них, потому старается выбросить эти мысли из головы. Подавляемые таким образом, эти чувства отныне исчезают для сознания. Тем не менее ребенок все еще испытывает вину.

Процесс подавления эмоций при сохраняющихся чувствах вины и стыда – одна из наиболее жестоких особенностей человеческого мозга: мы не позволяем себе представлять желаемое, реализовывать его в воображении, наслаждаться мыслью о нем, но все равно ощущаем вину за это.

Как-то раз у меня был пациент, который уже подал заявление на развод, когда его жену поразила смертельная болезнь. Их брак получился ужасным, а жена оказалась ведьмой с садистическими наклонностями. Болезнь же словно сделала ее еще хуже. Однако мой пациент не мог оставить жену в такой момент. Он никогда не выражал желания ее смерти, даже если я говорил ему, что это было бы нормально, учитывая обстоятельства, – и все же его мучила жуткая вина. Мягкая забота и самопожертвование моего пациента на протяжении болезни жены не избавляли его от чувства вины. Другая пациентка (Шэрон), молодая женщина, подвергалась сексуальному насилию со стороны своего брата и впоследствии не разрешала себе испытывать естественных сексуальных желаний. Ей приходилось делать мужчин в своей жизни сексуальными агрессорами, а затем чувствовать себя виноватой, грязной, стыдиться за очередную капитуляцию перед искушением. Вот он – путеводный принцип повседневной жизни, который мы умудряемся неизменно предавать забвению: мы ощущаем вину за чувства и желания, не осознавая самих чувств и желаний.

И это одна из основных причин, почему люди с депрессией обычно полны вины и стыда. Вместо нормальных цикличных колебаний между счастьем, грустью, разочарованием, радостью, желанием и гневом, переживаемых большинством людей по нескольку раз за день, люди в депрессивном состоянии испытывают тусклое безразличие, трансформирующееся в подобия подземных тектонических сдвигов в настроении. Но даже если мы не отдаем себе отчета в этих эмоциях, вина за них все равно нас настигает. Когда безответная больная депрессией жена издевающегося мужа не чувствует сознательно своего гнева за его обращение с ней, она все же будет мучиться виной за собственную ярость, даже не проживаемую ею, за счет чего подкрепит свою депрессию. Это одна из величайших тайн депрессии. Пациенты поглощены виной за неосознаваемые чувства, желания и импульсы. Если вам в любом случае не избежать этой вины, лучше знать, чего конкретно она касается. Обладая таким пониманием, вы сможете с этим что-то сделать. Первый шаг на пути избавления от вины – осознание чувств.

Учимся чувствовать

Как же вам восстановить способность проживать эмоции? Прежде всего необходимо понять: эмоции – это врожденные, инстинктивные реакции, имеющиеся у нас с младенчества. Если ребенку тепло, комфортно и спокойно, он испытывает так называемое чувство удовлетворения или счастья. Когда с ним происходит что-либо приятное, например ему вручают подарок в виде щенка, ребенок переживает радость либо восторг. Когда его что-то пугает, появляется страх. Оставленный в одиночестве на слишком долгое время ребенок начинает испытывать печаль. Способность проживать эти эмоции встроена в нервную систему человека. Вы ведь ощущаете боль, если вам наступают на ногу. А если кто-то наступает вам на «психологическую ногу» – к примеру, грубым или несправедливым отношением, – вы, вероятно, почувствуете злость, ревность, возмущение. Если вы не проживаете такие эмоции, это значит, что вы направляете свою психическую энергию на вытеснение их из сознания. Однако лучше тратить эту энергию на другие вещи.

Ваши эмоции запрограммированы в вас точно так же, как в организмах высших животных – собак, кошек, лошадей, обезьян. Вот почему мы чувствуем с ними эмоциональную связь. Дарвин подчеркивал жизненно важное значение для человеческих особей способности новорожденных выражать свои эмоции до развития у них речи. Ребенок выглядит напуганным, и мы испытываем желание успокоить его; он плачет от голода – мы кормим его; он смеется от счастья – мы играем с ним (и предоставляем возможность учиться через социализацию). Задача эмоций – привлечь внимание к ситуации, вызвавшей их. Если бы младенец не умел выражать чувства, он бы погиб, поскольку мы не знали бы, как о нем заботиться и каковы его потребности.

Эмоции дают нам витальную информацию для жизни. Они суть сигналы о наших ценностях – ощущениях правильного и неправильного, хорошего и плохого. Когда мы сталкиваемся с нравственным выбором, нам следует обратить пристальное внимание на свои чувства, потому что, если мы думаем чересчур долго, включаются наши защиты. Мы можем рационализировать более простой вариант, минуя верный. Первые, инстинктивные чувства обычно самые честные и объективные. Необходимо внимательно прислушиваться к своим ощущениям в ответ на новых людей и новые ситуации. Негативные реакции довольно часто являются сообщениями от миндалевидного тела (центра обнаружения опасности) о том, что здесь есть чего остерегаться. Мы должны изучать их внимательнейшим, тщательнейшим образом. Иногда они предупреждают о ситуациях, в которых человек, не будучи честным, хочет что-то получить от вас, и вы, не обратив должного внимания, можете забыть о своей изначальной реакции и открыть себя для манипуляций. Также важны и первые положительные ощущения; вполне возможно, они окажутся не более значимыми, чем ваше предположение, что вы хорошо проведете с человеком время, а оно, в свою очередь, станет самосбывающимся пророчеством, и это принесет вам в жизнь больше радости, чем огорчения.

Эмоции сами по себе не имеют оценок. Они служат в качестве рефлексов, как слюноотделение при голоде или отдергивание руки от горячего утюга. Столь важную общественную и личную оценку влекут за собой именно способы выражения наших эмоций. У нас есть некоторая способность контролировать процесс их выражения, однако проблемы возникают, когда мы пытаемся контролировать то, как переживаем их. Если мужчина злится и бьет жену, это одинаково социально осуждаемо и психологически деструктивно. Но если он говорит ей, что зол, и пытается уладить проблему, или выплескивает эмоции через спорт, или вкладывает эту энергию в работу – такие способы социально одобряемы и психологически эффективны. Смысл в том, что, хотя мы властны над тем, как выражаем эмоции, мы сформировали убеждение об обязанности даже не испытывать каких-либо чувств, а это почти невыполнимая задача.

Больному депрессией требуется очень много практики, чтобы научиться не проживать эмоции, но справляется он с этим весьма успешно. Женщины особенно блистательны в игнорировании злости, а мужчины преуспевают в устранении грусти. Все вместе мы прекращаем интенсивно проживать радость и счастье. Словно с потерей способности переживать болезненные чувства мы утрачиваем способность переживать и позитивные. И получается, что больные депрессией проживают свою жизнь как бы в оцепенении.

Функция защиты

Нам удается останавливать процесс чувствования и удерживать эмоции и чувства вне сознания посредством злоупотребления определенными психологическими защитными механизмами – среди прочих отрицанием, изоляцией и подавлением. Защита помогает ограждать сознательный разум от понимания того, что в глубине мы находимся в конфликте с самими собой. Мы постоянно балансируем между тем, чего хотим, чего нам следует хотеть и что реальность позволяет нам иметь. Когда внешняя действительность слишком тяжела (как, например, смерть любимого человека), мы можем уйти в отрицание и на мгновение забыть о случившемся. Когда наши желания в конфликте с разумом – например, сексуальное желание к кому-то, к кому, как говорит наше сознание, мы не должны его испытывать, – мы можем направить эти желания на кого-либо другого, обратить в ненависть, интеллектуализировать его или использовать другие возможности из целого множества. Защита подобна искусству, творческому синтезу. Разум бессознательно формирует что-то новое.

Защитные механизмы сами по себе необходимы для человеческого существования. Зачастую они служат изобретательными, адаптационными стратегиями для взаимодействия со сложными ситуациями или людьми. Но люди с депрессией злоупотребляют своими защитами, чтобы избежать чувствования, и рискуют полностью утратить эту способность.

Все защитные механизмы в какой-то степени искажают реальность, но некоторые из них делают это больше остальных. Так называемые незрелые механизмы защиты, например отрицание или проекция, способны перевернуть действительность с ног на голову. При отрицании я правда не понимаю, как мой алкоголизм вредит другим, хотя объективному наблюдателю это ясно как божий день. Вот почему люди так агрессивно реагируют на больных алкоголизмом. Поистине трудно верить, будто они не видят обстоятельства такими, какие они есть. Алкоголик же живет в иной реальности, где парадом командует бутылка. В случае c проекцией я приписываю свои чувства другим людям. Вернувшись с работы угрюмыми и злыми, какими бывают многие мужья, мы проецируем свой гнев на других и воспринимаем нейтральные комментарии жены или ребенка как враждебные и провокационные. Вскоре мы получаем желаемую стычку. Другие, так называемые зрелые, защиты искажают реальность лишь слегка. К примеру, юмор работает по принципу изменения угла зрения: казавшееся исключительно важным и обескураживающим при помощи юмора выглядит нелепым, возможно, банальным. Зрелые защиты поддерживают более точное видение происходящего вокруг, чем незрелые. К сожалению, больные депрессией чересчур часто прибегают к менее точным защитным механизмам[92].

Со временем защиты искажают и наш характер. Попытки не чувствовать собственную боль могут превратить человека в неэмпатичного и черствого, вообще избегающего эмоциональных ситуаций. В холодную, отрешенную личность. Или вы начнете рационализировать слишком многое, забудете ценность искренности по отношению к себе и другим и будете говорить лишь удобные вещи. В результате люди перестанут вам доверять.

Так как депрессия не позволяет нам испытывать наши чувства, мы взамен развиваем переменчивое настроение. Сейчас мы чувствуем себя довольно неплохо, а через мгновение – без предупреждения погружаемся в подавленное, печальное, удрученное, изнуряющее состояние. Одна из любимых фраз депрессивных больных – «из ниоткуда»: «Это просто нашло на меня из ниоткуда, и опять стало так плохо». Мы настолько плотно утрамбовали наши эмоции, что единственной дополнительной капли достаточно, чтобы они прорвались волной печали, сожаления или вины.

Человек в депрессии должен усвоить базовое правило: эти колебания настроения не возникают из ниоткуда – они всегда спровоцированы непрожитыми эмоциями. Эмоция обычно вызывается межличностным взаимодействием, хотя иногда это просто реакция на воспоминание, что-либо прочитанное нами или услышанное по телевизору. Происходит нечто, заставляющее нас злиться, ощущать боль, печаль или страх, даже счастье, но событие не фиксируется нашим сознанием. Кажется, что эмоция не связана с реальностью; мы не понимаем того, что творится с нами, и чувствуем себя неадекватными, утратившими контроль, разочарованными и – снова подавленными.

Соответственно человек с депрессией должен отслеживать свое настроение для обнаружения эмоций под поверхностью. Поверьте, под сменой настроения всегда скрывается определенный фактор; используйте Журнал настроения для анализа связей между событиями и колебаниями настроения. В этом журнале от вас требуется просто описывать перемены своего настроения, внешние и внутренние факты, сопровождающие их, с расчетом, что вы вскоре увидите верные связи. Это способ помочь вам стать более наблюдательными и беспристрастными.

Пересматривайте Журнал настроения ежедневно, желательно в одно и то же время, когда у вас есть несколько свободных минут. Проследите, какие паттерны начинаете замечать. Через несколько недель тренировок связи между колебаниями настроения, внешними событиями и внутренними процессами должны проявиться четче. Как только вы научитесь видеть, что ваши изменения в настроении вызваны происходящим с вами, вы сможете перестать делать вид, словно они приходят «из ниоткуда».

Это важный и мощный инструмент. Если вы будете использовать его грамотно и регулярно, то начнете обходить собственную систему защиты. Поначалу вам может быть не очень хорошо. Например, усилится беспокойство, слегка обострится нервозность. Вы станете лучше осознавать вещи, расстраивающие вас. Депрессивные больные этой осознанности стремятся избежать. Просто помните: избегание приносит вашу сущность в жертву и ввергает вас в депрессивное состояние. В том, как вы пользуетесь своим Журналом настроения, можно рассмотреть защитные механизмы в действии. Не исключено, что вы нет-нет да и забудете о нем (подавляя конфликт между желанием поправиться и страхом перемен). Разозлитесь за представление фактов, о которых вы не хотели слышать (проецируя на внешний объект гнев, направленный на самом деле на себя). Или посчитаете это скучной затеей и пустой тратой времени (изолируя аффект и интеллектуализируя свои эмоции). Тем не менее упорно старайтесь выполнять это задание. Если вы справитесь с ним в течение недели – то непременно откроете для себя что-то ценное; если продержитесь целый месяц – узнаете очень и очень многое и автоматически станете более внимательными и принимающими.

Человек с депрессией нередко полагает, что для подавленности (или злости, или страха) нет никакой причины, и потому чувствует себя сумасшедшим или потерявшим контроль. Но если взять на себя труд исследовать, препарировать собственные защитные механизмы, наверняка можно найти довольно весомые причины чувствовать себя именно так. Понимание этого – первый шаг, чтобы начать что-то менять в данной ситуации.

Журнал настроения

Инструкция: когда вы замечаете изменение в настроении, запишите его (например, от нейтрального до печального), внешние обстоятельства (что вы делали, где, с кем) и внутреннюю динамику (о чем вы думали, что представляли наяву или вспоминали) в журнал.

Работа по изменению себя таким образом очень трудна. Полезно, если вы умеете смеяться над собой. Например, я отношусь к тем людям, которые покупают книги-самоучители по повышению самоорганизации, а потом теряют их. Когда я работал в клинике, то терял подобную книгу так часто, что в итоге купил сразу три экземпляра.

В нас сидит капризный гремлин, сопротивляющийся изменениям и особенно рьяно – важным для нас, по мнению других людей.

Моя стратегия была следующей: оценить его фокусы, а затем попробовать перехитрить маленького зверя. Поэтому, если вы вдруг начнете терять такую книгу или обнаружите, что жизнь вечно вмешивается в заполнение Журнала настроения, просто представьте, будто ваш гремлин выкидывает свои коварные штуки. Посмейтесь сочувственно над его играми и посмотрите, как бы вам сыграть умнее его.

Злость

Злость – особенно слабое место большинства депрессивных пациентов. Нередко мы осознаем ощущение отчужденности от мира, когда, прижимаясь носом к стеклу, наблюдаем за реальной жизнью из окна, а на заднем фоне, как следствие, притаились горечь, боль и обида. Одновременно мы чувствуем собственную виновность за такое состояние: в конце концов в своем воображении мы убеждены в способности просто взять и ворваться в самую гущу жизни – было бы желание. То есть в нашей жизни много гнева, сознательного или нет, который мы можем признавать и все равно считать себя не вправе его переживать. Злость и самообвинение питают самих себя в рамках замкнутого круга, так что зачастую практически невозможно увериться в оправданности проживания интенсивного гнева, появляющегося в любой конкретной ситуации. Мы постоянно сомневаемся в себе и нередко лишь сводим с ума окружающих людей, в точности как Гамлет[93]. Некоторые из защитных механизмов, направленных против осознания собственной злости, например пассивная агрессия, попросту провоцируют других злиться на нас, а мы тем временем пребываем в самодовольном превосходстве, взирая сверху вниз на тех, кто не умеет «контролировать» себя. В иных обстоятельствах вина делает нас самоотверженными: мы проглатываем скверное обращение людей, словно это наша обязанность; однако постепенно нас доводят до предела, и следует взрыв в виде гневной тирады, выплескивающей все накопленное нами негодование. Если мы часто так себя ведем, то зарабатываем репутацию сложного человека и сталкиваемся с избеганием со стороны окружающих. Если мы делаем так редко, то обретаем славу чокнутого, нестабильного человека, который вспыхивает не к месту.

Важно помнить, что гнев, как и все остальные эмоции, ни плох, ни хорош по своей сути; он просто внутренняя реакция, возникающая, когда кто-либо наступает нам на наши метафорические ноги. Его можно использовать для многих стоящих целей. Гнев подпитывает нашу жажду справедливости, стремление исправить неправильное. Однако в нем пугает вероятность того, что он может завладеть нами. Тем не менее я считаю это больше мифом, ибо мало кто из нас когда-либо на самом деле теряет контроль полностью. Избивающий жену муж нередко ссылается на такое состояние: «Я не мог ничего поделать. Она вывела меня из себя, и я перестал понимать, что делаю. Мне жаль, что я ударил ее, но я потерял контроль». Но, как правило, в действительности он не терял контроля. Муж не избил жену до смерти, не задушил, не застрелил и не зарезал: он просто бил до тех пор, пока не почувствовал себя победителем в стычке. Здесь имела место быть некоторая оценка, некоторое решение остановиться, не переступая невидимую черту. Обычно гнев не забирает абсолютную власть, а вот его выражение может быть настолько дурманящим и приятным, что мы потакаем себе, продолжая ссору до тех пор, пока оппонент не будет унижен. Слова об утраченном контроле – отговорка. Мы контролировали себя и все равно совершили постыдный поступок.

Многие родители в депрессии глубоко переживают стыд за злость на собственных детей, а большое количество случаев жестокого обращения с детьми является результатом депрессии родителя.

Дети знают, когда родители в депрессивном состоянии, и боятся их, поскольку не уверены, смогут ли взрослые позаботиться о них. Если дети напуганы, они ожидаемо становятся более требовательными и несговорчивыми, начинают проверять, в безопасности ли находятся. Мать чувствует еще большую подавленность, видя, что ребенок не слушается, но не считает злость на него верной и уместной. Отец мечется между уходом и яростью. Такая же динамика характерна и для жестокого обращения с пожилыми людьми. В данном случае опекунам отчаянно требуется помощь. Сочетание психотерапии и медикаментов для лечения депрессии с конкретной, практической поддержкой от семьи и консультированием по эффективным навыкам – как в воспитании, так и осуществлении ухода за пожилыми – существенно меняет дело.

Злости невозможно избежать, зато ее можно приручить, можно спокойно жить с ней, сделать ее безопасной и даже использовать во благо. Обучение решительному общению и поведению, которое описано в Главе 10, поможет вам быть уверенными, что ваш гнев выражается конструктивно и не ранит значимых для вас людей. По мере развития навыков решительности вы будете чувствовать себя менее расстроенными и отчужденными и иметь меньше поводов для злости.

Генерал Уильям Текумсе Шерман, известный как Карающая рука Севера, сжегший Атланту и бóльшую часть Юга, был хрестоматийным примером человека со склонностью к депрессии, перешедшей в полноценный большой депрессивный эпизод в начале Гражданской войны. У него произошел срыв, в результате которого он подвел себя и армию Союза. Но последовавшие в течение нескольких месяцев события надолго вылечили его депрессию.

Как и многие пациенты с депрессией, Шерман пережил в раннем возрасте утрату и всегда ощущал себя изгоем, обязанным что-то кому-то доказать. Отец умер, когда сыну было девять, оставив жену в нищете. Семья разрушилась, детей отправили жить к родственникам и друзьям. Шермана взял к себе влиятельный политик Томас Юинг; он относился к мальчику справедливо, однако Шерман чувствовал себя обязанным ему. Поступив в военную академию Вест-Пойнт, он нашел свое призвание; выпустился третьим и рано начал успешную военную карьеру. В качестве жены он выбрал дочь Юинга Эллен, чем затянул себя еще больше в эдипову борьбу с целью самоутверждения; их письма обнаруживают постоянную потребность Шермана завоевать уважение к тому, чего, по его ощущениям, ему не хватало.

Когда вспыхнула Гражданская война, Шерман уже был в депрессии из-за неудач в работе. Однако репутация подкованного и честного военного обеспечила ему высокую должность и командование рядом операций в Теннесси, даже несмотря на его явное желание служить на более низкой должности, под чьим-либо командованием. После нескольких месяцев службы он не мог спать и есть, воображая несуществующих лазутчиков и вражеские отряды, требуя подкреплений без повода; никто не мог понять его. Газеты дознались до этих фактов и окрестили Шермана трусом.

Он вернулся домой к жене; она не только оказала ему эмоциональную поддержку, но и задействовала свою влиятельную семью и пошла прямо к президенту Линкольну, который знал Шермана и наверняка должен был понять товарища по несчастью. От президента она передала мужу следующее: «Он сказал, что хочет, чтобы ты знал… у него к тебе самые высокие и благородные чувства и твои способности скоро удостоятся награды»[94].

Постепенно возвращенный в действующую армию, Шерман завязал общение с Улиссом С. Грантом, давшее ему определенную силу и переросшее в дружбу на всю жизнь. «Он был рядом, когда я был не в себе, – рассказывал Шерман позднее, – а я был рядом с ним, когда он напивался: и теперь мы всегда помогаем друг другу»[95]. Немногословный Грант и впечатлительный Шерман составляли странную парочку, но от этих взаимоотношений выигрывал каждый. Затем, в Шайло, жизнь и характер Шермана изменились навсегда. В первом сражении отряд Шермана попал под обстрел; его адъютанта застрелили, выбив из седла, а сам Шерман был ранен. В тот день он получил еще ранения и три его лошади погибли под ним. Застигнутый врасплох конфедератами, Шерман провел остаток двухдневной битвы на линии огня, стараясь сплотить своих солдат и демонстрируя беспримерное личное мужество. Была ли причиной такого поведения его эмоциональная готовность к чрезвычайной ситуации или у него не оказалось времени на тревогу из-за неожиданной атаки – так или иначе он доказал кое-что себе и своему отряду.

С того момента Шерман словно никогда не оглядывался. В прошлом он превратил свою жизнь в ад, а остаток жизни прожил, делясь им с другими людьми. Фрейд считал депрессию злостью, направленной на себя; Шерман развил способность использовать эту свою злость, к великому ужасу Джорджии, против врагов. Он сохранил тот же пыл и дисциплинированность и после войны в звании генерала армии, чем заслужил всеобщее уважение и восхищение. На похоронах Шермана в 1891 г. его самый видный враг, Джо Джонстон, нес гроб генерала, в результате чего смертельно заболел пневмонией, поскольку был без шляпы в февральскую нью-йоркскую погоду. «Если бы я был на его месте, – сказал Джонстон, – а он – на моем, он бы не надел своей шляпы»[96].

Радость и гордость

Ангедония – это профессиональный термин, обозначающий неспособность депрессивных больных испытывать радость. В глубинах большого депрессивного расстройства нас ничто не трогает: ни самые приятные занятия, ни самые привычные удобства. Мы эмоционально заморожены. Здесь, судя по всему, повинны реальные физические изменения в головном мозге, препятствующие хорошему самочувствию.

Менее драматичной, чем ангедония, но гораздо более распространенной проблемой людей с депрессией является состояние, еще не получившее медицинского названия. Это постепенный уход в изоляцию и безразличие, подкрадывающиеся к нам с течением болезни. Робертсон Дэвис назвал его акедией, это похоже на лень. Однако в данном случае мы наблюдаем не просто леность, а поступательный процесс схлопывания мира[97].

Депрессия отнимает у нас интерес к вещам и удовольствие от них, наш круг занятий сужается. Мы перестаем рисковать, избегаем напряжения, осторожничаем, начинаем отрезать себя от всего, что может нарушить равновесие, – включая любимых людей.

Это гниль, проникающая в браки и делающая людей уязвимыми перед отношениями. Это ужесточение подходов к профессиональной деятельности, порождающее мелочную, пассивно-агрессивную волокиту. Это отстранение от собственных детей, не понимающих, почему мы боимся жить.

Когда мы чего-то достигаем, то, по идее, должны испытывать гордость по этому поводу, но депрессивным больным не очень часто случается переживать это чувство. Частично это происходит из-за нашего неотъемлемого перфекционизма. Все сделанное нами редко соответствует нашим личным стандартам. Как мы узнаем из Главы 8, люди с депрессией оценивают результаты своей деятельности всегда более сурово, чем здоровые люди, учитывая, что последние склонны переоценивать свои результаты. Поэтому люди в депрессии – пессимисты, а не оптимисты, они печальнее, но иногда мудрее[98]. Однако даже при таких условиях бывает, что мы добиваемся чего-то объективно стоящего. Позволяем ли мы себе насладиться этим? Обычно нет или недолго. Поэтому наряду с радостью мы подавляем и гордость.

Одной из причин того, почему мы не позволяем себе этих доставляющих удовольствие эмоций, является наше желание сохранять контроль в любое время. Всякая интенсивная эмоция дестабилизирует. Нас охватывает тревога: вдруг этим приятным ощущением мы наполнимся настолько, что лопнем, как воздушный шар, или улетим в стратосферу и никогда не вернемся! Другой наш страх – расплата: нас приучили ждать неизбежного наступления плохого после хорошего, поэтому мы выбираем запрет на чрезмерное погружение в приятные чувства. Лучше чувствовать себя в оцепенении или нейтрально, чем рухнуть в разочарование, которого мы боимся и ждем после радостного момента. Вероятно, самое важное здесь то, что для человека с депрессией эмоции типа радости или гордости вызывают болезненные воспоминания о прошлых разочарованиях. Мы вспоминаем отца, никогда ничем не довольного, или мать, которой мы были неинтересны. Обделенный ребенок внутри нас, никогда не перестававший горевать над этими половинчатыми отношениями, просыпается в периоды празднования и превращается в призрака на пиру. Неудивительно, что мы склоняемся к оцепенению.

Пациенты с депрессией полагают, будто все остальные счастливы большую часть времени и с ними самими что-то не так, раз они не чувствуют того же. С другой стороны, это хорошая причина считать нормальным состоянием психики человека нечто вроде умеренной тревоги[99]. Большинство людей, если их просят не думать ни о чем или если они оказываются в ситуациях с ограниченным внешним воздействием, начинают беспокоиться.

Для больных депрессией важный вывод здесь следующий: счастье – это не нормальное состояние, какого мы не испытываем из-за своей дефектности, – это то, что необходимо развивать[100]. Да, люди без депрессии проживают радость от положительного события более спонтанно, нежели депрессивные больные, однако радость скоротечна от природы. Нам требуется практика. Если мы чувствуем счастье, нам нужно выразить его окружающим. Когда мы испытываем гордость, нам необходимо позволить другим поддержать эту эмоцию. Мы поймем, что не взрываемся и не улетаем, – напротив, можем быть уверены, что привычная тревога постепенно снова даст о себе знать без малейшего усилия с нашей стороны. Нам придется столкнуться с болезненными ощущениями, старыми разочарованиями, которые вызываются положительными событиями, но с каждой такой тренировкой мы продвигаемся чуть дальше в нашей работе над горем: мы становимся сильнее, и старые проблемы понемногу теряют власть над нами, ибо ослабевают по мере появления нового, восстанавливающего опыта.

Я беспокоюсь о том, что облегчение симптомов депрессии, достигаемое с помощью медикаментов или короткой терапии, помогает пациенту вернуться лишь на уровень функционирования, бывший перед самым началом депрессии. Как мы увидим далее, существуют доказательства, подтверждающие, что антидепрессанты работают по принципу уменьшения чувствительности к эмоциям. Акедия, она же отсутствие чувств, ведет к пустой жизни, и, по-видимому, это состояние прогрессирует. Обретения контроля над гневом, виной и стыдом недостаточно для излечения от депрессии; нам также необходимо взять на себя ответственность по обучению хорошему самочувствию. Конечно, можно предпочесть перестраховываться, избегать всех эмоций или контролировать их, но мы просто не в состоянии так делать – это не работает: наша личность и отношения превращаются в хрупкие, печальные, уязвимые оболочки. Мы можем не быть подавленными единственно потому, что пусты. Когда вы будете учиться чувствовать, возможны временные трудности, однако в долгосрочной перспективе это добавит насыщенности и смысла в вашу жизнь.

Учимся выражать

Между проживанием чувств и их выражением есть принципиальное отличие. Обычно депрессивное усилие не чувствовать – бессознательный процесс: мы не осознаем отрицания или подавления эмоций. Зачастую мы выражаем эмоции с таким же недостатком осознанности, поэтому нам необходимо уделять этому больше внимания. Выражать все эмоции подряд не является здоровым, безопасным или мудрым поведением. Мы ведь хотим проживать эмоции и затем принимать продуманные решения по их выражению. Решение не выражать эмоции не обязательно вызовет депрессию, а вот попытки не проживать – вызовет.

Выражение чувств выполняет важные социальные функции. Оно сообщает окружающим подразумеваемое нами гораздо лучше, чем одни слова, и люди испытывают что-то в ответ. Когда мы стенаем и плачем от горя, то вызываем сочувствие. Когда мы злимся, наш голос звучит громче, ноздри раздуваются, мы наполняем легкие воздухом, чтобы казаться больше (во многом как собаки или кошки, у которых поднимается дыбом шерсть), и объект нашего гнева, возможно, испугается. Когда мы зеваем, другие тоже начинают зевать; если мы смеемся – другие также подхватывают смех. Выражение эмоций помогает нам чувствовать связь с людьми, ощущать себя частью общества, частью группы.

Еще выражение чувств помогает нам проживать их. Спросите кого-то, кто когда-либо исполнял роль на сцене. Игра в грустных моментах сюжета сопровождается ощущением грусти, в счастливых – ощущением счастья. Для опытного актера такие искусственные смены настроения не длятся долго, но в повседневной жизни такая «смена масок» нередко помогает нам проживать эмоции через их выражение в действии. Так работают ролевая игра и инсценировка в групповой и семейной терапии. Заставить пациента высказать так долго сдерживаемые слова – значит открыть шлюзы эмоций. С учетом того, что облегчение достигается посредством этого процесса, примечательно, как много людей уклоняется от выражения эмоций из привычки и страха, а не на основе рационального выбора.

Если у вас есть супруг(а) или близкий человек, которому вы доверяете, значит, в обучении выражению себя вы находитесь на шаг впереди. Вы и ваш партнер можете договориться и по очереди выполнять следующее упражнение.

Упражнение 1. Учимся выражать

● Сядьте удобно в тихом месте, где вас никто не побеспокоит в течение получаса.

● Говорите свободно и открыто о том, что у вас на уме. Не волнуйтесь о смысле, просто разрешите себе болтать чепуху. Это могут быть просто события дня, занимающая вас проблема, воспоминание, фантазия. Пока говорите, обращайте внимание на телесные ощущения. Вы испытываете грусть, подавленность, злость, счастье? Постарайтесь выразить их словами. Может, вы ощущаете скованность, смущение, неловкость? Попробуйте определить, что заставляет вас так себя чувствовать, и выйти за рамки этого.

● Ваш партнер слушает крайне внимательно и с сочувствием. Единственные его допустимые комментарии должны вызывать еще больше чувств. Партнер не может вставлять собственные мысли, просить уточнений, критиковать или менять тему. Вместо этого ему следует говорить фразы вроде «Должно быть, тебя это разозлило» или «Ты, кажется, доволен, но я не уверена, что понимаю причину». Словом, в вашей коммуникации комментарии партнера могут быть направлены только на эмоции.

После некоторой практики вы, возможно, поймете, что испытываете намного больше, чем вы думали. Именно это и есть нужный эффект. Люди с депрессией склонны чрезмерно контролировать выражение своих эмоций. Если вы беспокоитесь, как ведете себя даже с близким человеком, неужели вы думаете, что смогли бы действовать с большей экспрессией в других ситуациях?

Я знаю женщину, которая с приходом депрессии обычно теряла способность видеть цвета. Для нее все окрашивалось в различные оттенки серого и коричневого.

Эмоции суть цвета жизни. Без эмоций жизнь просто избита, безвкусна, скучна и уныла. Укрепление способности проживать и выражать эмоции – первый шаг на пути к исцелению от депрессии.

Эмоциональное «я» – преимущественно утраченная для депрессивных больных часть личности; восстановление связи с ней потребует времени, однако игра стоит свеч. У нас есть неудачное утверждение о том, что нам якобы следует быть хозяевами своих эмоций, что они часть нашей животной природы, которую необходимо контролировать любой ценой. В действительности же нам лучше стремиться жить в гармонии с нашей животной частью, чтобы эта наша сторона и интеллектуальное и духовное «я» сосуществовали в любви и уважении.

7

Поведение

Изменение нашего поведения – ключевое условие преодоления депрессии. Если мы не поднимемся и не совершим какие-нибудь изменения в своей жизни, мы не усвоим никаких новых навыков и наш мозг также останется без изменений. Конечно, нужно исправить и сформировавшиеся привычки в мышлении и переживании эмоций, но сейчас это только задержит нас.

В основном люди с депрессией работают слишком усиленно и – стоят на месте. Нередко в наших подходах к деятельности присутствует нечто лихорадочное, безудержное, навязчивое. Иногда здесь налицо схема самозащиты; в иные моменты, если схема и проигрывается, она бывает едва различимой. В любом случае мы, скорее всего, никогда не добиваемся такого прогресса, какого требует наш уровень активности. Словно мы боимся остановиться, отступить, оценить свое положение и проверить, в правильном ли направлении движемся. Мы должны избавиться от этих привычек ради выздоровления. Это может несколько шокировать тех людей с депрессией, которые воспринимают болезнь как что-то внешнее, гордятся своей напряженной работой и выдержкой и не хотят подвергать сомнению привычки, которые эту гордость питают. Я не прошу вас перестать стараться, я лишь прошу увериться, что ваша упорная работа ведет вас туда, куда вы желаете идти. В данной главе вы будете учиться определять, насколько прокрастинация и другие формы самодеструктивного поведения мешают вашей эффективной деятельности, мешают развивать силу воли, чтобы освободиться из темницы вредных привычек, а также расслабляться и позволять себе чуть-чуть веселья.

Преодолеваем прокрастинацию

Большинству больных депрессией трудно быть продуктивными. Работа (и здесь я имею в виду все от оплачиваемой занятости, воспитания детей и домашних дел до видов «работы», посвящаемых самим себе, вроде чтения хорошей книги или садоводства) – это тяжелый труд для людей с депрессией. Он истощает нас, ухудшает самочувствие, изнуряет физически и опустошает эмоционально, а не вызывает гордость за себя и не воодушевляет. Кажется, что другие люди все время много работают и платят за свои усилия не такую высокую цену. Как и с большинством сторон депрессии, здесь возникает вопрос о первичности: работа так тяжела из-за депрессии или депрессия сама отчасти развивается из-за нашей неспособности чего-либо добиться? Таким образом, мы сталкиваемся с ложной дилеммой: на самом деле неэффективные рабочие привычки и депрессия усиливают друг друга.

Депрессивные пациенты зачастую становятся большими прокрастинаторами. Прокрастинация – это откладывание на потом дел, которые «нужно» сделать сейчас. «Нужно» может поступать извне, как в случае с подростком, затягивающим с домашним заданием, и изнутри, когда, к примеру, я собираюсь заняться своим садом. Поднимаемый прокрастинацией бунт легче рассмотреть, если «нужно» приходят извне. Сложнее, если это наши внутренние порывы, – здесь трудно сразу понять, какой цели служит прокрастинация; а служить она может многим целям[101].

У прокрастинаторов есть определенные ошибочные предположения о процессе работы. Они думают, что по-настоящему продуктивные люди постоянно находятся в положительном, энергичном расположении духа, позволяющем им с ходу врываться в работу, они быстро делают необходимое и появляются только после выполнения задачи. Но прокрастинаторам стоит учесть, что мотивация следует за действием[102], а не наоборот. Когда мы заставляем себя приступить к стоящей перед нами задаче, она становится уже не такой трудной, как мы думали сначала, и наш настрой улучшается по мере достигаемого прогресса. Сделайте шаг, и мотивация последует за ним. Тесно связано с данным заблуждением о мотивации представление о том, что задачи должны быть простыми. Пациенты в депрессии думают, что преуспевающие в рабочих навыках люди всегда ощущают уверенность и с легкостью добиваются целей, и убеждены в собственной неспособности стать успешными, раз они не чувствуют того же. Но большинство действительно успешных людей считают, что так или иначе на протяжении пути все равно будут наступать трудные периоды, срывы и откаты. Зная об этом заранее, они не теряют опоры и не погружаются в самообвинение в случае какой-либо проблемы. Если ждать состояния совершенной готовности и высокой мотивации, можно провести в ожидании всю жизнь.

Прокрастинация также помогает человеку в депрессии защищать свою нестабильную самооценку. Мы всегда вольны сказать, что справились бы лучше, если бы… Пример: курсовая работа в колледж, законченная в бешеном ритме за одну бессонную ночь. Не оставляя времени для должной подготовки, студент защищает себя от возможного провала своей лучшей работы. Так он оберегает выдуманное ощущение собственной уникальности и исключительной одаренности. Прокрастинация – еще и результат склонности депрессивного больного к перфекционизму. Исследования показали: чем в большей степени человек в депрессии стремится к совершенству, тем меньше его шансы на выздоровление[103]. Стараясь сделать каждый крошечный компонент работы идеальным, мы обрекаем себя на разочарование и неудовлетворенность.

У Аарона Бека, создателя когнитивной психотерапии депрессии, есть прекрасный и печальный пример подобной ситуации. У него был пациент, который, несмотря на глубокую депрессию, смог поклеить обои на кухне. Вот какой диалог между ними последовал:

ТЕРАПЕВТ. Почему вы не оценили поклейку обоев на кухне как успешное предприятие?

ПАЦИЕНТ. Потому что цветы по линиям не совпадают.

ТЕРАПЕВТ. Но фактически вы завершили работу?

ПАЦИЕНТ. Да.

ТЕРАПЕВТ. Вашу кухню?

ПАЦИЕНТ. Нет, я помогал соседу с его кухней.

ТЕРАПЕВТ. Это он выполнил бóльшую часть работы?

ПАЦИЕНТ. Нет, я правда сделал почти все самостоятельно. Он никогда не клеил обоев прежде.

ТЕРАПЕВТ. Что-нибудь было не так? Может, вы разлили повсюду клей? Испортили много обоев? Оставили ужасный беспорядок?

ПАЦИЕНТ. Нет, нет. Единственная проблема в том, что цветы по линиям не совпадают.

ТЕРАПЕВТ. И в итоге насколько сдвинулась линия цветов?

ПАЦИЕНТ (держа пальцы примерно на расстоянии полсантиметра друг от друга). Почти настолько.

ТЕРАПЕВТ. На каждой полосе обоев?

ПАЦИЕНТ. Нет, на двух или трех.

ТЕРАПЕВТ. Из какого общего количества?

ПАЦИЕНТ. Из 20–25 штук.

ТЕРАПЕВТ. Кто-нибудь еще заметил это?

ПАЦИЕНТ. Нет. Собственно, соседу очень понравилось.

ТЕРАПЕВТ. Если немного отойти и взглянуть на всю стену целиком, заметна ли ваша ошибка?

ПАЦИЕНТ. Ну не очень[104].

Как вы можете быть довольны всем, что делаете, если у вас такие высокие стандарты?