Носитель Искры. Ключ ко всему

— Иначе и быть не может, моя любовь.

***

На девственной зелёной поляне посреди векового леса стояли трое. Мастер Хаоса и Мастер Порядка, держась за руки, с одной стороны, а напротив них едва касавшаяся сочных травинок босыми ногами прекрасная неземная дева с волосами цвета солнечной пшеницы.

— Здравствуй, дитя, — в её взгляде, направленном на Айну, читались нежность и забота. Но когда она повернулась к Лазарису, тень упала на её лицо и вдруг подул прохладный ветер. — И тебя я приветствую, порождение Хаоса.

— Вы — Добродетель? — в голосе Лазариса послышалась дрожь, но не страха, а предвкушения. Впервые он был так близко к правде.

Дева кивнула.

— Да, моё имя — Тихий Вечер, я Добродетель умеренности. Темрант — мой мир.

— Вы ведь знаете, зачем я так спешил встретиться с Вами?

— Знаю. И раз уж я сама оставила этому дитя способ вновь связаться со мной для тебя, я не стану заставлять тебя ждать. Что ты хочешь узнать?

— Всё, разумеется, — усмехнулся Мастер Хаоса. — Мне, конечно, уже многое известно. Что миры курируются высшими сущностями, миры порядка — Добродетелями, а миры хаоса — Грехами, что Монарх, куратор Люпса — это Грех гордыни, а Зверь, куратор Сфарры — гнева. Что вы не можете влиять на свои миры так, как хотели бы, но при этом в каждом мире есть дверь и ключ к этой двери, который может открыть доступ к вашему бесконечному влиянию. Что моя душа изменилась и стала такой, какой есть, из-за Грехов, а душа Айны — из-за вас, Добродетелей… и ещё много и много другого, но это всё лишь отдельные пазлы в общей картине вещей. Так что я хочу узнать всё с самого начала.

— С начала? — Тихий Вечер перевела взгляд на Айну и замолчала на несколько секунд, — дитя, ты правда хочешь узнать всё вместе с ним?

— Конечно.

— Так тому и быть.

***

Человечество покинуло Землю и за долгие десятилетия и века расселилось по галактике. Технология за две с лишним тысячи лет, прошедших с первого выхода человека в космос шагнула невероятно далеко вперёд. Однако одной из главных, если не главной причиной успешной колонизации необъятного Млечного Пути стало развитие духовных практик.

С самого начала существования человечества было известно о том, что через особые умственные и физические упражнения можно научиться поглощать из окружающего мира особую энергию, дарующую возможности, недоступные простым смертным. Однако торжество науки почти полностью искоренило эти практики. Куда проще было зарядить пистолет и выстрелить, чем двадцать лет заниматься сложнейшими упражнениями, которые всё равно от пули не спасут.

И они бы исчезли полностью, если бы примерно в районе две тысячи двухсотого года под руководством одного гениального учёного-биолога эти две несовместимые, казалось бы, крайности — наука и духовный путь, не объединились. Более сорока лет ушло на то, чтобы подвести под древние мистические практики стройную базу и систематизировать знания, накопленные за тысячелетия самыми разными культурами и народами. Однако в конце концов опыт увенчался успехом. Духовные практики, раньше казавшиеся чем-то фантастическим, стали общедоступны, а главное, получили такой импульс развития, какого хватило ещё на долгие и долгие поколения.

К середине третьего тысячелетия они в той или степени были интегрированы практически во все сферы жизни людей, от искусства до тяжёлой промышленности. Естественно, покорение космоса тоже не обошлось без духовных техник. Пилоты звездолётов, техники, инженеры, колонизаторы — умения, позволявшие обострить восприятие, отточить разум и укрепить тело стали незаменимы в суровых и недружелюбных условиях космической пустоты. Однако даже это было только началом. По мере своего развития, духовные практики постепенно начали открывать ранее невозможные грани человеческого потенциала. Создание прекраснейших полотен, симфоний и романов, способных буквально заставить своих зрителей плакать от счастья и гибнуть от горя. Постижение невероятных научных концепций, раз за разом переосмыслявших самые базовые и основополагающие знания о мире. Путешествия сквозь необъятный космос в одиночку, без потребности в корабле или хотя бы скафандре… достичь столь высокого уровня могли считанные единицы, но даже этого было достаточно, чтобы человечество вступило в новый золотой век.

К сожалению, люди не могут существовать мирно на протяжении вечности. Как бы много ценностей ни было доступно человеку, он обязательно захочет ещё. И начнётся война. А когда один-единственный духовный практик стал способен разрушать города и страны, войны вышли на совершенно иной уровень. В начале тридцать второго века прогремела первая из множества галактических войн, в которых погибли десятки космических империй, сотни колоний и миллиарды людей. Только через триста лет, после того, как ни у одной из сторон уже не осталось сил продолжать сражения, эта жуткая эпоха подошла к концу. Был заключён великий мир, установлены границы между империями, нарушение которых без допуска автоматически означало смертный приговор, введены строгие ограничения на практику духовных техник — всё, чтобы не допустить повторения кошмара.

Эти меры работали более шестисот лет. А потом на окраине одной из малых империй появился человек по имени Ганлин Аргиар. За считанные десятилетия он подмял под себя власть сначала на своей планете, а потом и во всей империи, захватил в плен действующего императора, провозгласил основание новой империи Костей и начал первую за шестьсот лет галактическую войну. Всего за полстолетия его власть разрослась до огромных масштабов, а его империя стала крупнейшей во всём обитаемом космосе. А ещё через пятнадцать лет единственной силой, что до сих пор могла противостоять Королю Королей, так он себя именовал, стала коалиция Пустоты, союз семнадцати малых империй, объединившихся для противостояния смертельной угрозе.

Проблема была в том, что у империи Костей было, включая самого Ганлина, пятеро Мастеров — духовных практиков, достигших пика могущества, а у коалиции Пустоты — только двое. Разница слишком большая, чтобы покрыть её силами военно-космического флота. Коалицию просто измотали бы атаками, на которые у неё не было бы возможности ответить. Нужен был ещё хотя бы один Мастер, чтобы уравнять шансы, но если бы стать Мастером было так просто, их не было бы так мало. Единственным человеком, достаточно близким к достижению этого уровня, был ученик одного из действующих Мастеров, но даже ему потребовались бы десятилетия, коалицию к тому моменту уже нельзя было бы спасти.

Решение нашлось там, где мало кто думал искать — в древних практиках, относящихся к эпохе до космической колонизации. Найденное в осколках архивов изначальной Земли руководство говорило о “последнем шансе”, технике, которую следовало использовать исключительно перед самой смертью, когда любые иные пути к просветлению уже были исчерпаны. Разумеется, в столь далёком прошлом не было практиков, даже отдалённо сравнимых с Мастерами сорок второго века. Но принцип достижения ранга Мастера: во-первых, накопление колоссального объёма энергии и, во-вторых, подчинение собственного скрытого Я, неожиданно гармонично наложился на описанный в руководстве метод. А главное, как способ, рассчитанный на применение умирающими, он должен был показать результат в максимально сжатые сроки. Не десятилетия, а месяцы. Это была последняя надежда всей коалиции и ученик Мастера пошёл на этот риск, так как не хотел смерти своей родине.

Риск, потому что после исполнения необходимых предварительных ритуалов от него самого, по сути, уже ничто не зависело. Сначала его душа разделилась надвое: на чистую энергию и на основу души, содержавшую в себе сознание: память, мысли, эмоции и всё остальное, что делало человека — человеком. Затем основа души разделилась ещё на две половины: на Порядок и Хаос, силы созидания и разрушения, таящие в разуме, а от них отделилось ещё по семь частей: от Порядка семь Добродетелей, а от Хаоса — семь Грехов. Из чистой энергии, в свою очередь, родилось пятнадцать малых миров, созданных по образам из памяти ученика Мастера. К семи из них были привязаны Грехи, к семи — Добродетели, и в одном, последнем и главном, поселились сами Порядок и Хаос. И наконец, эти миры наполнила жизнь, созданная из той же чистой энергии: растения, животные и, конечно, люди.

Целью как Порядка, так и Хаоса, было господство над чистой энергией, Истоком душ. Исток порождал души всех живых существ на всех планетах, эти души росли, становились сильнее и после смерти последних возвращались к Истоку, питая его. Если душа вернулась из мира порядка, то ушедшая в Исток энергия получала атрибут порядка, а если мир принадлежал одному из Грехов, то, соответственно, душа привнесёт в Исток силу хаоса. При этом Грехи и Добродетели могли влиять на свои миры, направлять их развитие, не сильно, но вполне ощутимо, чтобы за долгие эпохи повернуть эволюцию доверенной им цивилизации в нужное русло. Чем успешнее становились миры, чем больше в них было жителей, чем мощнее были их души — тем больше атрибутов той или иной силы приходило в Исток. Это была своеобразная игра в перетягивание каната, победа в которой означала захват власти над всей душой ученика Мастера. И Порядок играл в неё по правилам, в отличие от Хаоса.

Хаос и Грехи с самого начала решили обмануть правила. Их целью стало открытие дверей Грехов в их мирах. Освобождение Грехов от ограничений позволило бы им безраздельно властвовать над цивилизациями и их развитием, а если бы удалось открыть все семь дверей, победа Хаоса стала бы абсолютно неизбежной. Проблема была в том, что существовало ограничение: дверь мира Зверя не мог открыть житель мира Зверя, дверь мира Монарха не мог открыть житель мира Монарха и так далее. Так как Хаос хотел быстрой и безоговорочной победы, то есть открытия всех семи дверей, ему нужен был кто-то, кто не был рождён ни в одном из семи подконтрольных ему миров. Из миров Добродетелей никого похитить они, естественно, не могли. Так что оставался только последний, нейтральный мир, созданный по образу изначальной Земли, ну или по крайней мере на основе, что ученик Мастера знал о ней из учебников истории.

План, готовившийся не одно тысячелетие, достиг своего апогея в пустыне африканского континента, когда душа Семёна Лебедева была вырвана из тела и перенесена в мир Небесного Монарха, Греха гордыни. Порядок, хотя и успел понять, что задумал Хаос, сделать уже ничего был не в силах, переселение души состоялось. Однако Добродетелям удалось воспользоваться этим переходом, чтобы отправить на Люпс долю собственных энергий. Из-за того, что они были догоняющими, их силы немного запоздали, так что Айна родилась на несколько лет позже Лазариса. Но даже так связь между их душами сохранилась и оказалась достаточно сильной, чтобы полностью сорвать планы Хаоса.

Изначально они заключались в создании из Лазариса покорной и непобедимой машины убийства, что смогла бы открыть двери Грехов и возглавить шествие армии Хаоса по мирам. И когда на свет появился Ужас из Сайркина, Хаос оказался максимально близок к успеху. Если бы не было Айны и того якоря, что создала для Лазариса её душа, он бы сначала окончательно рухнул в пучину безумия, а потом подчинился скрытым в его душе искрам силы Грехов. Однако в подземелье Чибака Сиджи она спасла его. И с тех пор Лазарис стал главным врагом Хаоса и продолжал противостоять ему, Грехам и культам, что они создали в своих мирах, с поистине дьявольским упорством, по сей день…

— Это вся история. Как ты и просил, с самого начала, — Тихий Вечер, закончив говорить, выжидательно посмотрела на Мастера Хаоса.

— Выходит я, Айна, наша дочь, Фауст, вы и все миры, в которых я был и не был — это просто части души одного-единственного человека…

— Между собой мы называем его Первым.

Лазарис тяжело вздохнул.

— Первый… да уж… Я подозревал нечто подобное, но лишь в качестве абсурдной теории… даже не верится, что всё это правда.

— Я понимаю твоё нежелание смиряться…

— Ничего ты не понимаешь, — отмахнулся Мастер Хаоса, недовольно сморщившись. — Мне просто сложно в это поверить, но я считаю, что правда, какой бы она ни была, лучше лжи, неведения или самообмана.

— Похвальная черта для порождения Хаоса.

— Может быть это похвально для того Хаоса, что знаешь ты. Для моего Хаоса это естественно. Хаос, настоящий Хаос, не нуждается во лжи и уловках, не нуждается в тайных планах и интригах. Хаос честен и неподкупен, он равен для всех и все равны перед ним. Твой Хаос, затеявший это всё, просто взял имя, которого не заслуживает. Он Зло, может быть, но никак не Хаос. И, знаешь, я сильно сомневаюсь, что твой Порядок тоже заслуженно носит своё имя.

— Да как ты смеешь?!

— А, прости, я забыл, ты Умеренность, а не Терпение… хотя, как мне кажется, существа, прозванные Добродетелями, всё-таки не должны так легко поддаваться Гневу, тебе не кажется?

— Мальчишка, что ты можешь знать о нас?!

— Гордыня… конечно, кто я такой? Просто порождение Хаоса, какой смысл быть со мной вежливой? Если бы это не был мир души Айны, ты бы, вероятно, даже попыталась как-то наказать меня за такую наглость. Что я знаю… я знаю то, что ты сама сказала. Вы все — лишь отражения личности одного-единственного человека, который просто не может нести в себе отражения абсолютного Добра, абсолютного Зла, абсолютного Греха или абсолютной Добродетели. Да, вы похожи на эталон, но не более. В вас куда больше человеческого, чем должно быть, Добродетели не полностью добродетельны, а Грехи, готов биться об заклад, не до конца греховны. Ведь ты о многом не сказала. По чьей вине я родился таким немощным, почти умирающим? Из-за кого Айне в детстве пришлось перенести ту ужасную травму? Кто, руководствуясь необходимостью победы в противостоянии с Хаосом, влез в её сон тогда, в подземелье Сиджи, чтобы она решила помочь мне, хотя при этом могла умереть? Кто в собственном мире не пытается остановить войны, потому что движимый ими прогресс ускоряет развитие цивилизации? И, дай угадать, от меня ты сейчас потребуешь тоже далеко не добродетельных действий.

Тихий Вечер, немного помолчав, улыбнулась.

— Конечно, ты, полный тех же гордыни, гнева и зависти будешь видеть в других отражение себя. Да, не буду спорить, не все наши действия имели на сто процентов положительный исход. Но это только потому, что мы не всеведущи и не способны предсказать всех последствий.

— А вот и ложь, или скорее нежелание признавать правду, вечная человеческая песенка. Я не знал, я не хотел, я не думал, что так получится… так ведь намного проще жить. Сделал что-то хорошо — ты молодец и заслужил награду. Сделал плохо — ты не специально и не заслужил наказания. Давай обойдёмся без этого, мы всё равно никогда не сойдёмся во мнениях, а моё к вам, Добродетелям, уважение тает на глазах. Говори, что вам от нас надо — и мы уйдём. Я хочу позавтракать вместе с дочкой.

— Дитя, мне очень жаль, что из-за наших действий твоя жизнь была связана с… этим.

Айна улыбнулась.

— При всём моём уважении, госпожа, мне ни капли не жаль.

— Понятно… мы хотим, чтобы ты продолжил борьбу с культом в Сфарре, а потом и во всех остальных мирах Хаоса.

— Ну естественно. Дай угадаю, это всё во благо всех миров и, тем более, во благо Первого? А может мне и ваши двери открыть, чтобы уж совсем всё было отлично?

— Такого я у тебя просить не буду.

— Хоть на этом спасибо. А по поводу твоей хотелки… я продолжу войну с культом, но не потому, что вы приказали. И Грехи я уничтожу не ради великой цели. А потом, если мне будет хватать сил и времени, у меня всё-таки есть семья и дочь, я и вас всех на ноль перемножу за то, что вы продолжаете играть с людскими судьбами.

— Наглый мальчишка!..

— Счастливо оставаться, моя дорогая Добродетель…

Глава 4

— Папа, а мы будем покупать торт, или мама сделает сама?

— Даже не знаю… предлагаю купить один и спрятать. Если мама скажет, что не хочет готовить, это будет запасной план.

— Мне нравится! А какой возьмём?

— А ты не догадываешься?

— Мой любимый?! Кремовый?!

— Ну конечно.

— Но… это ведь твой день рождения, а не мой. Так что мы должны взять торт, который хочешь ты.

— Тогда надо подумать… либо кремовый, либо песочный с черносливом…

— С черносливом?..

— Что, у тебя есть что сказать против?

— … Нет.

— Ну и хорошо. Тогда возьмём кремовый.

— Опять дразнишься?

— Конечно, а ты как думала?

— Я на тебя не обижусь только потому, что сегодня твой день рожденья.

— И я это очень ценю, честное слово… здравствуйте.

В кондитерскую лавку, одну из лучших в столице, вошёл мужчина в строгом сером костюме необычного кроя с девочкой лет девяти. Их здесь хорошо знали. Мужчина, иногда в одиночку, а иногда и с дочкой, приходил в лавку стабильно пару раз в неделю на протяжение последнего полугода, заказывая один и тот же набор пирожных с собой и чайничек ароматного чая, который всегда просил дополнительно подогревать, чтобы в чашку лился крутой кипяток. Если они приходили вдвоём, девочке чай он остужал простым взмахом руки, так что в том, что он — маг, никто не сомневался. Однако это, разумеется, не было чем-то невероятным и никого не удивляло.

— Здравствуйте-здравствуйте! Давно вас не видел. Вам как обычно? — хозяин кондитерской, сидевший с газетой в уголке, поднялся поприветствовать постоянного гостя.

— Сегодня нет, — мужчина улыбнулся и покачал головой. — Сегодня я хотел бы купить у вас торт.

— Торт? — хозяин, уже слишком привычный к совершенно одинаковым заказам гостя, на секунду опешил, но быстро пришёл в себя и широким жестом указал на витрину с украшенными кремом, шоколадом, цукатами и прочей сладкой красотой тортами. — Отлично, без проблем! Пожалуйста, выбирайте, сделаю для вас скидку.

— Правда? Большое спасибо. — Мужчина, довольно кивнув, показал дочке на один из свободных столиков, — иди садись, я скоро подойду. Мне кремовый торт, пожалуйста, — вновь повернулся он к хозяину лавки.

— Решили порадовать дочку не просто пирожным, а целым тортом? — взмахом руки отправив помощницу упаковывать заказ, кондитер остался за прилавком, поболтать с клиентом. — Какой повод? У неё день рождения? Мы можем сразу вставить в торт свечи или написать какое-нибудь поздравление.

— Вообще-то день рождения у меня.

— О, поздравляю! А как же… а-а, я понял, — хозяин кондитерской заговорщицки подмигнул, — всё для детей и только для них. Знакомо, у самого двое. Я положу вам песочное пирожное за счёт заведения. Итого с вас… семьдесят восемь ровно.

— Спасибо, — улыбнулся мужчина, кладя на прилавок несколько купюр и монеток из кошелька. — Я сяду к дочке, принесите заказ, как будет готово.

— Конечно-конечно, располагайтесь.

Несколько минут спустя кондитер лично принёс им чайник, пару чашек и две коробки: одну большую, с тортом, и одну маленькую, с подарочным пирожным.

— А это что? — девочка скептично посмотрела на довесок к заказу.

— Это мой подарок твоему папе на день рожденья, — усмехнулся хозяин лавки, после чего достал из кармана завёрнутый в кондитерскую бумагу леденец, — а это тебе.

Скепсис как рукой сдуло.

— Что надо сказать?

— Спасибо большое!

— Пожалуйста, красавица… ой! — он вдруг хлопнул себя по лбу и повернулся к мужчине. — Я совсем забыл спросить. Может быть для вас всё-таки организовать свечи в торт?

— Слишком много свечей получится, — усмехнулся тот, пригубливая чай.

— Ну почему же, торт ведь тоже не маленький, а свечки тоненькие. Придётся потесниться, но пятьдесят с небольшим спокойно влезет. Вот сколько вам исполняется?

— Мне сегодня девяносто, — не прекращая широко улыбаться, ответил мужчина, — столько свечек сможете вставить?

***

Темрант, мир Добродетели умеренности, стал пристанищем для Лазариса на долгих пятнадцать лет, которые он посвятил Айне и Эльме и это, безо всяких сомнений, стало лучшим временем в его жизни. Он не занимался экспериментами с магией, не разрабатывал планов борьбы с Грехами, думал о возвращении в Сфарру. Ну, почти. Было бы слишком наивно ожидать от Мастера Хаоса, что он раз и навсегда забудет о своей войне. Но по крайней мере всегда, когда бы он ни был нужен своей семье, он был рядом.

Эльме, несмотря на то, что выглядела она на восемь-девять лет, фактически было уже семнадцать. Её развитие, физическое и, отчасти, психическое, шло куда медленнее, чем у обычного ребёнка. Но по сравнению с одиннадцатилетней беременностью Айны даже такой темп уже радовал, к тому же, к счастью, на интеллекте девочки этот эффект никак не сказался. Если забыть о пока ещё довольно детских взгляде на жизнь и характере и брать во внимания только её знания, Эльму вполне можно было считать совершеннолетней, а в плане магии она и вовсе была редкостным гением. С потенциалом души даже бо́льшим, чем у её отца в детстве, а также такими учителями, как Мастер Хаоса и Мастер Порядка, она уже сейчас вполне могла бы заткнуть за пояс большинство не-Мастеров планеты. Однако, конечно же, это не было целью ни Лазариса, ни Айны. Как и все родители, они ни в коем случае не хотели, чтобы их ребёнок хоть с кем-то сражался и учили дочку исключительно из опасений о её безопасности. Но из-за того, насколько уникальной была вся эта семья, в итоге просто не могла не получиться юная магесса поистине впечатляющей силы.

К сожалению, это вызывало и проблемы. Из-за того, что Эльма во многом оставалась ребёнком, она пока что не до конца понимала, когда можно, а когда нельзя использовать свои силы. В результате за пятнадцать лет маленькая семья из четырёх человек, Фауст прочно закрепился в статусе дяди, аж восемь раз оказывалась под пристальным взглядом местных служб. Конечно, они могли бы остаться в том месте, что обустроила Айна, но Лазарис настоял на том, что растить ребёнка в глуши и в отрыве от цивилизации неправильно. Так что они переселились в один из средней величины городов одной из среднего влияния стран Темранта и спокойно жили, по необходимости устраивая чистки мозгов тем, кто начинал задавать слишком много вопросов.

Пятнадцать лет пролетели как один день, полные самых обычных вещей, столь непривычных как для Лазариса, так и для Айны. Никто из них с самого рождения на Люпсе не прожил, наверное, и пары месяцев в полном покое, а тут сразу целых полтора десятилетия… годы разлуки для них стали возможностью переосмыслить себя, закалить и отточить характер. Эти пятнадцать лет, наоборот, дали познать радость тишины и сгладили слишком острые углы. Всё-таки Порядок и Хаос, как бы друг друга ни любили, были слишком разными, чтобы спокойно друг с другом во всём соглашаться. В первые годы в доме семьи Морфей нередко можно было застать жуткие ссоры, серьёзно угрожавшие не только семейному благополучию, но и безопасности всего города. К счастью для всех, это осталось далеко в прошлом. Несмотря на то, что свои взгляды на мир что Лазарис, что Айна не слишком поменяли, они научились приходить к согласию в спорных темах.

Одной из таких тем было празднование дней рождения Лазариса. Мастер Хаоса изначально был против того, чтобы отмечать этот день. Во-первых, со всеми этими прыжками по мирам, определить его точный возраст и тем более точную дату празднования было крайне проблематично. А во-вторых, хотя он и принял свой полный возраст, лишний раз вспоминать о Земле не хотел, эти воспоминания для него были наполнены лишь болью и неизбывной тоской. Айна, с другой стороны, воспитанная в традиции, уделявшей этому дню совершенно особое значение, то и дело пыталась как-то уговорить мужа отмечать хотя бы формально, в любой понравившийся день календаря. И пару раз этот спор заканчивался скандалом. Решила вопрос Эльма. Когда отмечали её шестилетие, девочка спросила, когда они будут отмечать день рожденья папы. И Мастеру Хаоса не осталось ничего иного, кроме как выбрать дату.

Сегодня, по негласному соглашению с самим собой, Лазарис отмечал девяносто лет. Тридцать лет он провёл на Земле, тридцать — на Люпсе, и вот, как-то незаметно, ещё три десятилетия подошли к концу. Очень… насыщенных десятилетия. Хотя, на самом деле, если оглянуться в прошлое, вся его жизнь была далека от спокойствия. Смерть матери, когда ему не было и семи, ранний и, прямо сказать, несчастливый брак, смерть ещё даже не родившегося ребёнка, переезд, а скорее даже побег в другую страну… и это ведь было только самым началом. Люпс, а после и Сфарра, вывалили на него в разы больше проблем, боли и горестей, вероятно куда больше, чем положено перенести за жизнь одному человеку.

Ему хотелось, очень хотелось поддаться этому соблазну. Махнуть рукой на месть, на культ, на Грехи и Добродетели, на Первого, осколками души которого он был. Остаться тем, кем он был здесь и сейчас, в этой кондитерской лавке посреди обычного дня. Но это было невозможно. Горящую в его груди ярость невозможно было затушить. Он был Мастером Хаоса. Любви, ни к жене, ни к дочери, к сожалению, этого было не изменить.

И Айна, как бы горько ей ни было, это понимала и принимала. Этот его день рождения должен был стать также последним их днём в этом мире. Лазарис исполнил своё обещание: он остался с ними и за пятнадцать лет ни разу даже словом не обмолвился о возвращении в Сфарру. Однако она, знавшая своего мужа, может быть, даже лучше, чем он сам, видела, как медленно копится в нём тьма и не хотела просто смотреть.

Возможно, она поступала глупо. До того, как эта тьма выйдет из берегов и захлестнёт Мастера Хаоса с головой, прошли бы годы, возможно даже века. В этом мире, как она и хотела, они могли прожить не одну человеческую жизнь в тишине и покое. С другой стороны, никто не знал, что их ждало по возвращении в Сфарру и как минимум это не было бы мирное возвращение. Но, как он подавил свою гордыню и свои порывы ради неё, так и она решила, что не станет его удерживать. Это могло быть глупо, но это было единственно правильным выбором, какой Айна могла сделать.

Вечер прошёл так, как и должен был. Собравшаяся за столом маленькая семья съела по кусочку вкуснейшего кремового торта, Лазарис, как именинник, позволил себе добавку в виде песочного пирожного. Выпили чаю, Фауст, наотрез отказавшийся вслед за Мастером Хаоса завязать с алкоголем, пил чай почти пополам с коньяком. Рассказывали истории, шутили, смеялись… все, даже Эльма, знали, что завтра в это же время их в Темранте уже не будет и их жизни кардинально изменятся. Но от того было бы только бо́льшим преступлением против самих себя полнить плохие мысли и грустные разговоры. Тем более что сегодня был такой большой праздник. Только ночью, когда Айна отправилась укладывать Эльму в кровать, Лазарис с Фаустом вышли на балкончик и завели долгий и непростой разговор.