Теперь по щекам Амаль текли уже иные слезы — светлые, чистые, хоть и не менее горькие. Девушка ведь даже и не подумала о нянюшке, когда глотала яд. Бедная-бедная старушка! Как она, должно быть, ненавидит сейчас свою подопечную!
11
Мирас еще раз оглянулся на Валида, беседующего у двери в келью Хейко со стариком-служителем. Встреча оказалась совсем не такой, какой ее представлял себе юноша. Впрочем, остался еще один служитель — Мауни. Именно он больше всего убеждал Мираса, что невеста его уже рядом. Этого служителя угрызения совести вряд ли коснулись.
Мирас больше не захотел смущать ничьи умы и пошел наугад, надеясь, что не заблудится на прихрамовой территории. Сад тут был знатный. Плодоносящие деревья, густые аккуратно подстриженные кустарники, овощные грядки. Вдалеке виднелись хозяйственные постройки, и там шла оживленная работа: несколько строителей перестилали крышу, несколько возводили новые стены. Туда-сюда возили тележки с камнями и месили раствор.
Мирас почти обошел работников стороной, как услышал знакомый голос:
— Бездельники! Храм не заплатит вам за такую работу! Если считаете, что оплата идет за каждый день — ошибаетесь — по факту выполненного!
На Мауни была другая одежда, и обязанности, видимо, стали другими. Теперь он не сидел, собирая подаяния прихожан. Ему поручили стройку, и служитель показывал себя перед несколькими, склонившими покорно голову трудягами, те месили раствор до того, и тесали камни, но сейчас стояли перед Мауни, как школяры, задерживая и всех остальных.
Служитель распалялся все сильнее, он уже вставлял в речь строчки из святых книг, будто намеревался прочитать целую проповедь, перемежал их ругательствами на всех местных диалектах и сыпал обещаниями того, какая кара настигнет несчастных в послесмертии за тяп-ляп сделанную работу.
Вдруг Мауни прервался на полуслове, оглянулся по сторонам и сдулся, словно шарик, словно у него больше не было причин казаться излишне деловитым и строгим. Мирас успел заметить, как зашевелились густые ветви вдоль тропы: ушел кто-то, кто, как и парень, наблюдал за этой сценой.
— Работайте, — неожиданно тихо и миролюбиво разрешил служитель строителям, и те продолжили свое занятие.
А Мауни присел неподалеку, прямо на траву, периодически выглядывая, не появится ли вновь его соглядатай. Мирас подошел к нему ближе. Служитель выглядел уставшим и разочарованным жизнью, будто на него взвалили непосильную ношу.
— Тебя приставили надзирать, а не прохлаждаться в тени! — выдал юноша, не особо надеясь, что Мауни его услышит.
Однако тот взвился со своего места, не оглядываясь, подскочил к работягам, снова начал толкать речь. Те лишь на мгновение застыли, а потом продолжили работу. Мауни оглянулся, вглядываясь в каждую тропинку, тяжко вздохнул и потер виски, будто у него сразу разболелась голова.
У Мираса было много времени. Он еще пару раз подшучивал над служителем, а потом ему надоело, ну, право слово, жить в таком напряжении — никому не пожелаешь. К Мауни вернулся бумеранг судьбы.
Мирас вздохнул, на миг прикрыл глаза, и сам не понял, что произошло: прихрамовая территория сменилась незнакомой гористой местностью, где гуляло эхо под руку с ветром, парили гордые птицы, и облака цепляли снежные вершины. Вдалеке, с высоты виднелась лента реки, леса, состоящие из вековых деревьев, и никакого человеческого поселения вблизи.
Юноша понятия не имел, куда именно его занесло. Если все ранее происходящее поддавалось логике, то сейчас понять оказалось невозможно. Он ни разу не был в этой местности, его ничего не связывало тут, ни память, ни эмоции, ни мечты. Это Амаль хотелось повидать мир.
Воспоминание о супруге оказало эффект холодного душа. Мирас забеспокоился, как она там, в Вечном Мире. Он не слышал и не чувствовал ее больше. С тех пор, как его перенесло сюда, все больше и больше казалось, что их брак — не просто ошибка, но и вообще — только сон. Однако печаль коснулась юноши, легко, будто перышко, или паутинка на ветру. Он попробовал повторить чудо, закрыл глаза и представил Амаль, но открыв их, обнаружил, что по-прежнему стоит на горной тропе.
Тогда Мирас просто пошел вперед. За поворотом обнаружилось огромное, поросшее мягкой травой поле, на котором пасся табун. Прекрасные сильные кони с развевающимися гривами и хвостами, изящные лошади, быстроногие жеребята — не меньше сотни голов. Все тихо пощипывали сочную зелень мягкими губами и чувствовали себя вполне защищенными под охраной нескольких огромных мохнатых псов и их хозяйки — невероятной красоты девушки в непривычном глазу Мираса наряде: незнакомка была одета в черкеску и мужские обтягивающие штаны, за поясом у нее с одной стороны торчал кинжал, а с другой — кошка-пятихвостка.
Если бы Мирас все еще дышал, то, наверное, бы в этот момент забыл, как это делать. Его словно одновременно сжали огромным кулаком и в то же время подарили гигантские крылья. Он забыл обо всем, что происходило до сих пор, кроме того, что именно эта девушка предназначена ему в единственные возлюбленные. Фейерверк чувств обрушился на Мираса и захлестнул.
Юноша, завороженный и покоренный незнакомкой до глубины души, подошел к ней. Пара мохнатых псов повела ушами при его приближении. Один угрожающе зарычал. Девушка обернулась на Мираса, посмотрела, немного нахмурившись и удивленно приоткрыв пленительные губы. Будь парень живым, он бы тотчас умер, наверное, на месте. Ее глаза казались бездонными озерами. Длинные ресницы оттеняли фарфоровой гладкости щеки.
— Кто ты? — спросила незнакомка самым чарующим голосом.
— Ты видишь меня? — едва выдавил из себя Мирас.
— Да! — выдохнула она.
— Я Мирас, о госпожа души моей! — ему хотелось говорить так, как писалось в старинных сказках. — Как твое имя?
— Далила, — девушка застенчиво улыбнулась, чем еще больше смутила бедную душу Мираса.
Она настолько же соответствовала его мечтам и представлениям о предсказанной суженной, насколько Амаль противоречила им. И тем не менее, эта встреча произошла слишком поздно. И это разрывало Мираса на тысячу стонущих кусочков.
Далила протянула руку, словно намереваясь прикоснуться:
— Ты сон мой, Мирас?
— Да, — заново отравленный невыразимой печалью ответил юноша.
— Еще при моем рождении гадалка предсказала мне, что единственный возлюбленный мой придет ко мне, — колокольчиком прозвенели слова девушки. — Я не знала, что встреча наша случиться во сне.
Мирас оттер бегущие по щекам слезы.
— Мне тоже была напророчена встреча с моей суженной, с которой мне суждено пройти оба мира — земной и вечный, — с дрожью в голосе проговорил он.
— Так отчего же ты плачешь? — шагнула к нему ближе Далила.
Ему хотелось приникнуть к её устам, вдохнуть запах кожи, насладиться живым теплом, позволить себе неизведанное доселе наслаждение. Девушка манила его, как огонь мотылька. Неслышно обещала, что выбери Мирас сейчас остаться с ней — и ему дозволят это. Он останется рядом со своей возлюбленной, станет тенью ее, хранителем, невидимым людьми, и познает великое счастье.
12
Амаль дошла до быстрой реки. Та перекатывала течением своим камни, играла ветвями плакучих ив и дарила свежую прохладу. Девушка вспомнила речушку, к которой выводил ручей, протекавший близ охотничьего домика. Отец научил там Амаль плавать. Он позволял раздеваться дочери донага и плескаться шаловливой рыбкой. Она знала, отец не смотрит, но была уверена, что начни тонуть, и он кинется на помощь, поэтому абсолютно не испытывала страха. Еще родитель учил запускать дочь блинчики камнями. Его — прыгали далеко, как лягушки, а ее плюхались тут же, у берега. Но это времяпрепровождение казалось настолько полным, беспечный и счастливым, что не оставалось повода огорчаться.
Погрузив пальцы в воды этой реки, Амаль не ожидала, что ощутит что-то схожее, ведь рядом не было любимого отца. Однако пальцы приятно защекотало, вызвав улыбку на губах. Под руку попался гладкий плоский камень. Достав его, девушка запустила блинчик. Камень запрыгал по поверхности: раз, второй, пятый, восьмой, десятый. От берега до берега было неблизко. Но камень легко преодолел это расстояние. Амаль завороженно следила за ним глазами. Ей просто не верилось, что такое вообще возможно.
Когда камень, наконец, утонул, девушка подняла глаза и заметила стоящую под сенью ивы фигуру. Амаль еще не осознала, кого именно видит, но по щекам уже потекли слезы, размывая мир.
Этого просто не могло быть! Хотя, о чем она! Они же оба здесь, в Вечном Мире! А все служители красноречиво рассказывают о предстоящих встречах. Пожалуй, это единственное, чего боялась Амаль, делая тот глоток, что встречи не состоится, потому что ее душа вынуждена будет скитаться по миру живых.
— Отец! — крикнула девушка изо всех сил, словно боясь, что тот прямо сейчас развернется и уйдет, не дождавшись, а потом кинулась в реку.
Если у берега та казалась теплой и спокойной, то уже в паре метров вода обжигала холодом, сковывала члены, и вдобавок так и норовила отнести в сторону от заданного маршрута. Амаль гребла изо всех сил, но очень мешала мокрая одежда, юбки опутывали ноги, тянули на дно. Приходилось сопротивляться всему: течению, холоду, панике, мельтешащей в сознании. Девушка зря посмотрела вглубь, надеясь увидеть камушки на дне, водоросли и рыбешек. Там разлилась тьма, зовущая, терпеливо ожидающая, пока Амаль окончательно выбьется из сил.
Она твердила себе: нельзя, не сдавайся, тебя ждут, видят, если станет совсем плохо, то отец нырнет в воду и спасёт. И эти мысли поддерживали, помогали преодолевать расстояние. Уже почти у берега Амаль взглянула на то место, где увидела отца… И тьма разверзлась под ней: там никого не было. Может изначально померещилось? Игра света и тени? И Амаль зря вообще вошла в эту реку?
Руки и ноги одеревенели. Мокрое платье стало тяжелее железа. Тело пронзила боль. Некому помочь. Амаль опять одна. Никто не протянет руку, не обнимет, не поддержит. Никто не внушит надежду, что будущее есть. Некому. Сказки служителей оказались только сказками.
Интересно, Мирас почувствует, что узы больше их не связывают, что обет расторгнут? Пожалеет ли он свою нежеланную? Или тут же отправится на поиски своей предсказанной возлюбленной, станет хранителем и тенью ее, дождется в этом мире?
Амаль почти сдалась. Почти. Один раз она уже сдавалась! Думала, что станет лучше, а, в итоге, стало только хуже, дала Рамине возможность решать по ее разумению. Мало ли, может и в этом мире есть своя Рамина.
Девушка из последних сил замолотила ногами и руками по воде. Решила, что все равно доплывет! Пусть на том берегу ее никто не ждёт! У нее ведь впереди вечность! Иди, куда хочешь, все направления открыты, так почему не идти туда!
А с Мирасом они и так расторгнут обет. Он ведь мог отказаться, но ему не позволили. Значит, брак не действителен! Поэтому Амаль никому не сделает доброе дело, уйдя во тьму. Вдруг, напротив, это еще больше свяжет ее с юношей? И появится еще одна душа, ненавидящая Амаль.
Река сопротивлялась усилиям девушки, пыталась ее сломить, тьма заманивала загадочным шепотом. Но Амаль все плыла и плыла, пока не царапнула коленками по каменистому дну. Не веря, что у нее все получилось, в полном бессилии она легла головой на берег. Сейчас, отдохнет немного и встанет. Отожмет юбки и волосы. И продолжит поиски Драконовой пещеры.
Амаль только прикрыла глаза, на миг, а ей уже снился сон: рука отца гладила ее по голове, и любимый голос звал:
— Доченька моя, Амаль, надежда дней моих!
Это было прекрасно!
13
Мирас не мог налюбоваться Далилой. Хотелось петь и кричать от счастья, что предначертанное свершилось. Что вот она — его единственная прекрасная возлюбленная, прямо перед ним, а рядом только табун лошадей, собаки и горы.
Интересно, не слишком огорчится Амаль тому, что юноша больше не вернется в Вечный Мир, пока его Далила ходит по миру живых? Она не узнает? Если Зебадья сказал правду, и в том мире нет времени, то, может быть, Амаль даже не заметила отсутствия Мираса?
Мысли мешали. Они ворошили счастье, как крысы мусорную кучу. Хотелось схватить палку, прогнать их, но как?
Мирас глянул на свою руку, где на мизинце поблескивало материнское кольцо. Возможно ли, что это был шаг к предназначенному? И если сейчас он наденет кольцо Далиле, это будет новый, настоящий, крепкий обет. И тогда не придется возвращаться в Вечный Мир, оставляя тут без пригляда возлюбленную, искать Драконовую пещеру, объясняться с Амаль. Она-то, конечно, точно будет счастлива избавиться от ненавистных пут.
Юноша потянул кольцо. То сидело на пальце крепко, словно вросшее. И чем больше Мирас пытался его крутить, тем тщетнее казались эти попытки.
— Что ты делаешь? — заинтересовалась его действиями Далила.
— Пытаюсь снять матушкино кольцо, — пропыхтел парень.
— Зачем?
— Подарить тебе! — пылко признался Мирас.
Девушка склонилась над его рукой, выпрямилась и махнула рукой:
— Не стоит. У меня несколько шкатулок более дорогих, но я не ношу их. У моего отца одни дочери, мне, как самой старшей, приходится одеваться в мужскую одежду, и выполнять мужскую работу, пока в доме не появились зятья, я не интересуюсь побрякушками.
Ответ ошарашил Мираса. Возможно, Далила не поняла мотивов юноши, и ей надо пояснить?
— Но я лишь хотел принести тебе обет любви и верности, а это кольцо бы было символом вечности этого.
Далила рассмеялась:
— Ты всего лишь сон, мой призрачный возлюбленный! Подаренное кольцо растает, когда я проснусь.
— Возможно, я и призрак, но кольцо вполне реально!
И Мирас поведал девушке всю свою жизнь и что случилось после нее. Далилу его история развлекла, девушка раскраснелась, сделавшись еще очаровательнее. Ее губы приглашали к поцелуям, юноша еле сдерживал себя, не желая делать этого без согласия.
— Значит, ты теперь мой личный хранитель? — захлопала в ладоши Далила. — Раз мы встретились, то уже не расстанемся! Ты принадлежишь мне целиком и полностью? Как, оказывается, здорово, когда кто-то посвящает тебе не только свою жизнь, но и свою смерть!
Что-то смущало Мираса в ее словах. Он повнимательнее вгляделся в девушку. Она оставалась все такой же прекрасной, но произошли какие-то неуловимые изменения. Юноша больше не чувствовал крыльев за спиной. Показалось вдруг, что его стреножили, как коня, и заставляют пастись на поле.
— Я никогда не мечтала, как сестры, выйти замуж, — сыпала откровениями Далила. — Меня устраивает пасти табун, сносно управляться с кинжалом и плеткой. Как же хорошо, что ты умер до того, как нашел меня! — она была искренна и непосредственна. — Даже то, что тебя оженили, не проблема! Где она, эта твоя… Амаль, кажется? Ведь ее ты не любишь! Пусть сидит в Вечном Мире и обижается на судьбу!
Мирас нахмурился. Ему совсем не понравились слова об Амаль. Да, она, возможно, не самая выдержанная девушка, но на ее долю выпало много нелюбви.
— У нас будет отличная жизнь! Здесь, среди гор, на просторе, где ничего не стесняет грудь. А когда я состарюсь, ты встретишь меня в Вечном Мире, суженный мой! — Далила не замечала смятения Мираса.
Девушка уже нарисовала себе полную картину своей судьбы, и оказалась не готова к словам юноши:
— Прости меня, Далила! Думаю, мы ошиблись, — он запнулся, продолжить оказалось нелегко. — Я ошибся! Принял тебя за свою предсказанную суженную! И не заметил изначальной ошибки — я связан обетом с другой девушкой. Ты не можешь быть моей суженной!
— Это глупости! — гневно топнула ножкой Далила, потом выдернули из-за пояса кошку-пятихвостку и взмахнула ею, из пленительной гурии она тут же превратилась в разъяренную гарпию.
Мохнатые псы зарычали, вздыбили холки и стали наступать на Мираса.
— Но, если тебе так будет легче, — смилостивилась девушка, — можешь сходить в свой Вечный Мир и сообщить этой Амаль, что она больше никто для тебя! А потом вернёшься, когда расторгнешь обет, — она снова говорила мягко и нежно.
Но чары слетели с Мираса, как шелуха с луковицы.
— Я не вернусь к тебе, Далила. Тебе предсказан другой возлюбленный. Он наверняка жив и ищет тебя. А когда найдет, вы решите, как вам поступить.
Далила принялась хлестать Мираса плеткой. Если бы он не был уже мертв, ему бы здорово досталось. Но сейчас ни когти на веревочных концах, ни песьи зубы не причинили ему вреда. С печальной улыбкой он пытался отойти в сторону. Однако ни девушка, ни ее собаки не давали парню вернуться на тропу. Ему не оставалось ничего другого, как вскочить на первого пасшегося поблизости коня, пришпорить его и помчаться вдаль.
Мирас всей душой пожелал вернуться в Вечный Мир.
14
Амаль поняла, что не спит, когда тон голоса стал беспокойным, а прикосновение более настойчивым, ее уже не гладили, а хлопали по плечам.
Девушка обессиленно приподняла голову и прямо перед собой обнаружила отца, сидевшего на корточках перед ней. Тот казался встревоженные не на шутку, но увидев, что его дочь зашевелилась, заметно повеселел.
— Амаль, девочка моя!
Она подскочила, как молодая козочка и, словно в детстве, обхватила отца руками и ногами, тот едва умудрился удержать равновесие.
— Папа! — девушка визжала и хохотала, радовалась и не верила сама себе. — Я думала, мне привиделось! Ты стоял под ивой, а потом куда-то делся. Я чуть не утонула.
— Ты бы не утонула, — ласково увещевал отец, — я же рядом, разве бы я дал?
Все происходило, как тысячу дней назад, как в воспоминаниях Амаль, только намного лучше, потому что — здесь и сейчас. Она терлась о бороду родителя, чувствовала его запах, оглаживала руками крепкие плечи и нежилась в надежных объятиях.
Девушка и мужчина словно не могли насытиться друг другом. Когда, наконец, решились встать, то и тогда Амаль обхватила руку отца, прижалась бок о бок.
— Не ожидал я встретить тебя здесь так рано, — сказал он.
— Нам не дано знать свою судьбу, и когда оборвется линия нашей жизни, — уклончиво ответила Амаль, и еще теснее прижалась к отцу.
Ей было все равно, куда они идут, позади остались печали и тревоги, хотелось верить, что Вечный Мир, наконец, повернулся лицом, стал родным домом, принял заблудшую душу. Ведь отцу можно не рассказывать про Мираса, про связавший их навсегда обет. Промолчать о том, как именно Амаль ушла из жизни. Забыть, что ее уход прервал их род, все наследство досталось чужим людям.
Зато здесь, в Вечном Мире, их с отцом ждут долгие часы общения, они подарят друг другу миллионы улыбок, объятий. Ему не придется уезжать с караваном по торговым делам, а ей оставаться ждать его.
К счастью, отец не спрашивал, удалось ли им после его ухода, сблизиться с Раминой и ее дочерями, как прошли эти несколько лет. Та жизнь будто осталась для него за какой-то чертой.
Свои же вопросы Амаль: встретил ли тут родитель мать дочери, свою первую супругу, как он проводит дни, кажется ли ему эта жизнь более беспечальной той — держала при себе. Будет еще время, когда она задаст их. А может быть и нет. Не все ли равно?
Мимо девушки проносились обрывки мыслей, утекали, будто по реке, и все больше погружалась в состояние полной расслабленности. Даже не заметила, что они с отцом уже сидят в беседке в незнакомом саду, полном благоуханных цветов, рядом наперебой заливаются трелями невидимые птицы, а ветер доносит издалека отголоски песен, обрывки слов и музыкальных фраз.
— Ты живешь здесь? — спросила Амаль.