(Не)упокойся с миром

— Нет, прихожу иногда, когда хочу настроиться на определенный лад, — ответил отец.

— А сейчас?

— Сейчас я просто привел сюда тебя. В этом мире ты можешь перемещаться по собственному желаю в разные места, которые хочешь, стоит только их представить. Мы можем встречаться с тобой здесь.

— Разве мы не останемся вместе? — надежды Амаль рассыпались сухим листом в пальцах.

— Увы, у нас с тобой разные пути и цели, — со вздохом отозвался отец, погладив расстроившуюся девушку по щеке. — Я почувствовал твои боль и растерянность и пришел к тебе, чтобы поддержать. Любовь позволила тебя найти.

Теперь, когда Амаль знала, что встреча с родителем имеет предел, ей захотелось поделиться с ним всем, что произошло. Рассказать обо всем подробно, в надежде потянуть время. И девушка поведала и о своей болезни, и о выходке Рамины, и о Мирасе, и о том, что уже случилось в Вечном Мире, со всеми своими мыслями и страхами, умозаключениями и тревогами.

— Не считай, что твоя нянюшка ненавидит тебя, доченька, — со слезами на глазах обнял Амаль мужчина. — Ее сердце, наверняка, разрывается от боли. Да и Рамина, хоть и не стала тебе настоящей матерью, устроила твой брак не из худших побуждений. Вдруг бы твоя душа застряла меж двух миров из-за содеянного? Как бы то ни было, если звездный рыбак пообещал вам, что нежеланные обеты можно расторгнуть, так и будет. Но где же тот юноша, который стал твоим мужем?

— Я не видела его с тех пор, как мы поссорились, — призналась Амаль. — Он ушел в одну сторону, я в другую, наши пути разошлись.

— Значит, просто имелось то, что вам надо было решить поодиночке, — с проницательной улыбкой заключил отец. — Пещера Драконов она вот тут, — он прикоснулся к груди девушки, — и здесь, — а потом к своей. — У каждого из нас свои драконы, которых мы должны победить. Никто не может помочь нам в нашей битве. Вмешаешься из добрых побуждений, и у дракона вырастет новая голова, больше предыдущей.

Мужчина звонко щелкнул пальцами. Над головой Амаль возник каменный свод пещеры. Сад, беседка, отец — пропали, будто и не было. Только гулкое эхо его голоса гуляло где-то вдали.

— До встречи, девочка моя! Тебе остался шаг, и сделать его ты должна сама!

Девушка проглотила горячие соленые слезы. Ей хотелось бросится назад, еще раз обнять родителя, почувствовать его руки на спине, услышать, что он не обвиняет ее ни за что. Но она все-таки опоздала, слишком рассчитывая на вечность.

15

Мирас скакал на коне из табуна Далилы до тех пор, пока тот не стал спотыкаться. Тогда юноша отпустил его и пошел пешком. Он понятия не имел, куда именно идет, ориентируясь лишь по сторонам света, чтобы не кружить на одном месте. Но почему-то, однажды преодолев границы Вечного Мира, Мирас не мог вернуться туда. Неужели теперь ему придется века маяться здесь, в мире живых, где годы спустя не останется ни одного родного или знакомого человека? Юноша устал и разозлился. Предсказание теперь казалось наивной детской сказкой. А он ведь верил ему, надеялся! Сначала из-за этой проклятой надежды он оставил родной дом, потом потерял, что имел, даже жизнь! И что взамен?

Перед внутренним взором предстала Амаль. Сначала лежащей в гробу под расшитым покрывалом. Затем озлобленной девушкой, встретившей его в Вечном Мире. Со временем приоткрывающей все новые грани своего характера. Если с других слезает шелуха наносного, то у Амаль, напротив, словно оттачивались дополнительные грани. Она не побоялась змеи. Она могла весело хохотать. Она удила рыбу, делилась с Мирасом пирогом и воспоминаниями. И, пожалуй… Стала красавицей.

Теперь юноша окончательно понял это. Вечный Мир изменил ее, в лучшую сторону.

А его?

Неужели Мирасу суждено остаться тем разнеженным, воспитанным матушкой мальчиком, готовым идти вперед, пока перед глазами маячит сказка?

Он сморгнул подступившие жгучие слезы: какой в них толк. Но когда пелена рассеялась, увидел, что стоит у выхода из пещеры. Он уже видел впереди проблески зарождающегося дня. А позади остался долгий, теряющийся во тьме каменистый зев.

— Что это? — эхо тысячекратно повторило вопрос Мираса, слова рассеивались и затихали вдали.

И тут юноша услышал топот бегущих ног и голос, зовущий его по имени. Мирас метнулся назад, но пещера тотчас превратилась в зеркальный лабиринт, в котором парень только и делал, что натыкался на самого себя в обманчивых тупиках. А эхо дразнило, зазывало, притворяясь Амаль. В ее голосе Мирас слышал страх, растерянность, обреченность. Воображение рисовало ему все ужасы, что могли встретиться на пути девушки. Он тоже звал ее, пытаясь по ответу определить, откуда берут начало ее крики.

А потом просто схватил камень и принялся крушить зеркала, не обращая внимание на острые осколки, впивающиеся в лицо, руки, усеивающие все под ногами.

Пока за очередной обманчивой стеной не обнаружил Амаль, которая бросилась ему навстречу и крепко обняла. Камень выпал из его руки за ненадобностью. Оставшиеся зеркала стекли к ногам, как растаявший лед.

Девушка изменилась. И совсем не походила на себя, лежащую в склепе. Из нее этой, как из чистого родника, били жизнь и надежда, все те, что раньше прикрывал камень недуга, одиночества и тоски.

— Ты понял? — тараторила Амаль, пока Мирас только и мог, что молча любоваться ей. — Это все и есть Драконова пещера!

— И где же ее дракон? — чувствуя, что улыбается, как блаженный, спросил юноша.

— Здесь и здесь, — она коснулась его груди, потом своей. — Наши страхи, наши сомнения, наши печали — драконы, которых мы должны были побороть.

— Но мы все еще здесь, — развел руками Мирас и прокрутился вокруг себя. — Кто знает, вдруг все-таки откуда-то еще вылезет чешуйчатое чудовище!

Вослед за его словами тотчас послышался странный звук, как будто чешуя скользит по камню. Он приближался из темноты, неумолимо, грозно, как предвестник чего-то жуткого.

На этот раз Мирас не собирался ударить в грязь лицом, он выступил вперед Амаль, подняв острый и длинный, как кинжал, осколок. Волнение зашкаливало и подкатывало к горлу.

Тьма, не моргая, смотрела на молодых людей, застывших в ожидании неминуемого. Это были глаза гигантской рептилии. Холодные, безразличные, они пронзали и выискивали малейшие слабости. Все, что можно использовать против. Что выпьет душу противников, высушит, разотрет в прах и развеет по ветру.

Мирас очень боялся! И Амаль боялась. Сейчас, когда выход из Драконовой пещеры был так близок, тем нелепее казалась возможность поражения, обиднее, горше. Но Вечный Мир не давал расслабляться. При всей своей красоте он был непредсказуем и неподвластен людской логике.

Амаль тоже принялась высматривать хоть что-нибудь, что можно превратить в оружие против неведомой опасности, но все прочие осколки растаяли, камни превратились в песок, будто сама Драконова пещера противостояла двум затерявшимся в ней душам.

16

Мирас и Амаль с резью в глазах всматривались во мрак. Страшный звук приближался и приближался, отражаясь от сводов, рос, бил по барабанным перепонкам. А когда уже стал невыносимым, навстречу молодым людям выползла маленькая безобидная юркая ящерка. Она, приподняв изящную головку, зыркнула на юношу и девушку, но они совсем не походили на аппетитных для нее букашек, и исчезла в узкой расщелине.

Мирас перевел ошарашенный, неверящий взгляд на Амаль. Она ответила ему точно таким же. Осколок, зажатый в руке, заледенил пальцы. Капли воды, срывающиеся с него, стучали все чаще и чаще, словно сердце, заходящееся в волнении. Или это и было сердце?

Взявшись за руки, юноша и девушка вышли, наконец, из пещеры. Пред ними расстилалась пустыня. Песчаные барханы, палящее солнце и яркий, как сама свежесть, мазок оазиса. До него казалось рукой подать. И Мирас с Амаль пошли.

Вечный Мир обманул с расстоянием. Юноша успел поведать девушке обо всем, что произошло с ним с момента их расставания, а она — что случилось с ней, но оазис же все так и оставался недосягаемым. Однако и необитаемым он не был. Молодые люди то вместе, то поодиночке видели, как под сенью деревьев ходит благообразный старик, подвязывает ветви, кронирует, поливает, собирает урожай. Садовник не обращал внимания на путников, зовущих его, машущих ему. Он следил за оазисом, раскинувшимся посреди пустыни, все, что находилось за его пределами, старика не волновало.

Но Мирас и Амаль не сдавались. Они не заводили разговоров, зачем им обязательно надо дойти до старца, цель казалась неизменной. Девушка по-прежнему горела решимостью избавиться от навязанных насильно уз, потому что считала несправедливым удерживать возле себя супруга. Он, видя ее решимость, считал, что не мил.

— Не понимаю! Нас будто что-то отталкивает! — воскликнула Амаль, когда солнце в пятый раз спустилось за горизонт и на небе зажглись звезды и луна. — Отец говорил мне, что в Вечном Мире мы вольны оказаться там, где пожелаем! Мы желаем оказаться рядом со стариком, который может расторгнуть наш обет, но не приближаемся к оазису ни на пядь, сколько бы не шли!

Мирас вздохнул и потупился:

— Возможно, нас ведут разные цели?

Слова вырвались из его груди робко и едва слышно. Но все же прозвучали. В ночной тиши можно услышать все, что не улавливает ухо днем, когда мир наполняют прочие звуки.

— Что ты имеешь в виду? — глаза Амаль сияли под звездами ярче солнца, губы манили несказанными обещаниями, кожа светилась в лунном свете, как драгоценная жемчужина.

— Меня не тяготит твое общество. Не смущает перспектива провести с тобой вечность. Обет не кажется более мне тяжким проклятьем. И мне стыдно за свои слова и поведение, — Мирас смотрел на Амаль и надеялся, что она не посчитает его слова за жалость к ней и смирение перед лицом непреодолимого. — Если тебя не ведет вперед еще какое-то желание, чем дать мне счастье, отказавшись от непроизнесенных тобой обетов, возможно, нам и не стоит туда идти? — Он махнул в сторону оазиса.

— А как же предсказанная тебе суженая? — Амаль не то чтобы не верила тому, что слышала. То, что слова Мираса правдивы, доказывали и его горящий жадный взгляд, и пересохшие губы, жаждавшие живительной влаги поцелуев, и пальцы, не находящие покоя. Но девушка слишком хорошо помнила, как выглядит, она точно не походила под определение прекрасной возлюбленной. — Ты готов отречься от надежд твоей матушки? От своих мечтаний?

— Ты моя надежда и мечта! — уже не зная, как иначе доказать Амаль, что не желает более ничего, кроме как остаться ее супругом, Мирас приблизился к ней, за маленький шаг преодолев расстояние в тысячу шагов, сотню веков, миллионы причин, и со всей страстью сорвал поцелуй с ее губ, потом второй, третий, десятый, не в силах остановиться и насытиться.

Амаль таяла в его объятиях, как ледник под лучами весеннего солнца, плавилась, как воск от огня, и не имея возможности вздохнуть, тем не менее, дышала полной грудью.

— Кхмм, — раздалось позади молодых людей негромкое покашливание.

Оторвавшись от поцелуев, Мирас и Амаль обнаружили, что стоят прямо посреди оазиса, а его хозяин с хитрым прищуром оглаживает свою аккуратную бороду.

— Что привело вас ко мне? — поинтересовался он после всех положенных приветствий.

— Нас связал посмертный брачный обет. Вернее, для меня он был посмертным, а для моего супруга не совсем, — потупившись ответила девушка. И замолчала, не зная, что говорить далее.

Но Мирас пришел ей на помощь:

— И теперь бы мы хотели, чтобы он прозвучал, как положено. Чтобы мы имели возможность оба дать клятвы друг другу, и согласие быть всегда рядом, — парень без особых для себя усилий снял с мизинца матушкино кольцо и надел его на палец Амаль.

— Но я лишь садовник для этого сада. Я не имею права расторгать и возлагать обеты. Это делается в стенах земных храмов, — отказ старика прозвучал под стать его прищуру. — Что в моей власти, это угостить вас яблоками из моего сада.

Он подошел к усыпанному одновременно и цветами и плодами в разной степени зрелости дереву. Прошептал что-то, ласково проведя ладонью по шершавому стволу. И Мирас готов был поклясться, что дерево само склонило ветвь, на которой красовалось два наливных спелых яблока. Старик сорвал их и протянул молодым людям.

Амаль взяла нежно-розовое, Мирас желтое с бордовым бочком. От плодов пахло так умопомрачительно, что кружилась голова и путались мысли. Юноша и девушка вдруг почувствовали, что голодны, как прежде, в мире живых, или в первые часы пребывания в Вечном Мире, и с аппетитом расправились с угощением.

Старик с состраданием смотрел на то, как стекленеют глаза молодых людей, как они цепляются друг за друга, поняв, что именно происходит, как Мирас, из последних сил поддерживая Амаль, силится что-то сказать, но не может.

Эпилог

Из тьмы к садовнику выступила на мягких лапах иссиня-черная пантера, на спине которой мирно спал крошечный ребенок, вылетел огромный ворон с непропорционально длинными крыльями и выползла черная змея с по-человечески мудрыми глазами. Они молча наблюдали за тем, как бережно старик высаживает в землю оазиса два семечка, прихлопывает, рыхлит, а поверх кладет колечко с переливающимся в свете солнечного дня самоцветом.

— И обязательно было проводить их через все это? — промурлыкала пантера, осторожно ложась на землю и начав вылизывать лапу.

Ребенок было завозился на её спине, но снова замер, когда ворон присел рядом и начал обмахивать его крыльями.

— Без жизни нет смерти. Без смерти нет возрождения, — тихо ответил садовник.

— И что теперь? — прокаркал ворон.

— Когда семя проклюнется из земли, в чрево их матерей упадет семя их отцов. Когда появится первая почка, они огласят криками свое рождение. Когда листва зашелестит на ветвях, они впервые увидят друг друга. Когда ростки зацветут по весне, они дадут друг другу священные обеты.

Старик продолжал бы и дальше, но его прервало шипение змеи:

— Можешь не утруждаться, нам прекрасно известны все твои сказки! Мы не первый раз загоняем тебе все новых и новых предназначенных, и выучили наизусть все, что ты можешь нам сказать. Неужели просто нельзя свести их сразу?

Но ответ садовника прервал истошный плач младенца. Того не могли уже успокоить ни ворон, ни пантера. Он оглашал, что помощникам тьмы и света пора встречать вновь прибывшего в этот мир.

— Даже передохнуть не успели! — проворчала змея. — И когда тебе надоест возиться с этими душами! Отпустил бы уже их в Великое Ничто! Но нет!

Старик, не обращая внимания на её слова, взял малыша на руки и унес вглубь оазиса.

Испуганный Хейко, ослепленный льющимся на него светом, застыл в начале своего пути по Вечному Миру.