Помоги проекту - поделись книгой:
Я только-что вернулся с операции. Ко мне подошли партизаны.
Эпизод с Марией
– Товарищ Макаров, – доложил партизан, – нашей разведкой захвачена молодая женщина, назвавшаяся вашей женой.
Я приказал привести самозванку, так как хорощо знал, что моя жена находится в полной безопасности в деревне Каракубе, на хуторе Пересыпкина. Как я поразился и ужаснулся, увидев Марию! Ее побледневшее лицо отражало отпечаток тяжелых переживаний; ввалившиеся глаза говорили о многих бессонных ночах, платье изорвалось.
Оказывается, контрразведка узнала местопребывание Марии. Как бы предчувствуя опасность, она легла спать не дома, а в кустах. На рассвете проснулась от конского ржания, топота и сильного крика. – Врешь, мерзавец! Она здесь, мы тебя повесим! – Ой, ой! За что?! Я ничего не знаю… – стонал Пересыпкин. Мария в ужасе забралась в гущу кустарников и притаила дыхание. Совсем близко послышалось конское пофыркивание и переговоры:
– Ищи ее здесь! – Дурная она, что ли?! Будет сидеть в кустах! Предупредили! Убежала! Всадники скрылись. Опять Мария услышала крики Пересыпкина и его сына: белые пороли их шомполами. С большой осторожностью она стала пробираться через кустарники к густому лесу, который разделяла небольшая поляна и крутая горка. Горка была видна с хутора, но другого исхода не было. Пробежав около ста шагов по поляне, Мария услыхала приказание остановиться, затем – свист пуль. Инстинкт самосохранения помог ей бежать быстрее лани. Она очнулась в глубокой балке густого леса, не чуя земли под собой от радости, что не попала в руки палачей. После долгого блуждания по лесу, Мария вышла на дорогу. Старик татарин указал ей тропинку в Мангуши.
О неудачном наскоке белых и о татарах
Начальник разведки, Лука Гай, сообщил, что почти все ближние деревушки заняты белыми. Силы их исчислялись тысячами. Поэтому т. Бабахан перешел со штабом в район Чатыр-дага, а я передвинулся в район Тавеля. Мы пробирались терновниками, так как все дороги находились в руках белых. Как оказалось, против нас было сосредоточено около четырех тысяч кавалерии и около пяти тысяч пехоты. На одной из дорог мы услышали стук многочисленных подвод и разговор офицеров. Только-что показалась наша головная часть, – офицеры заорали: – Стой! стой! Под свист пуль мы пересекли дорогу и вышли в другой район. Не заметив нашего исчезновения, белые завязали перестрелку между собой. Переранили и даже убили кое-кого из своих. Мстя нам, золотопогонники налетели на покинутый нами лагерь, взорвали бомбами печь и сожгли корыта для теста. В общем, вся операция белых, в виду их незнакомства с местностью и условиями войны в горах, сошла на-нет. В районе Демерджинской Яйлы сформировался первый конный эскадрон, под командой Галько и военкома Киселева. Тов. Бабахан дал им задание войти в переговоры с находившимися в деревне Кучук-узень представителями национального комитета. Комитет состоял из татар-интеллигентов и, в бытность Курултая, принимал участие в правительстве, а при Врангеле находился в полулегальном состоянии. Товарищи Киселев, Алеша Буланов, Васильев и Ибрагимов (Дерен Ай-Ярлы) переоделись в татарское платье и навестили братьев Муслюмовых. Представители комитета не прибыли к назначенному сроку из Симферополя, но переговоры все-таки начались. Наши поставили прямо основной вопрос о возможности использовать татарское население для восстания. Аким Муслюмов заявил, что татарское население к активной борьбе еще не подготовлено; национальный комитет основной целью ставит работу по поднятию культурного уровня татарских масс. – Занимайте Симферополь, Севастополь и другие города, а Ялту сможем занять и мы. – Хорош ваш план, – иронически воскликнул Буланов, – Ялту пограбить и мы можем. Нам нужна сила для удара в тыл Врангелю, от которого зависит падение Перекопа. А вы предлагаете такую чушь! Муслюмову, видимо, стало неловко. – Мы можем вам оказать материальную поддержку: снабжение конного отряда седлами и продуктами. Убедившись в бесплодности дальнейших переговоров, товарищи ушли. Необходимо подчеркнуть, что татарское население в своем большинстве враждебно относилось к Врангелю и помогало краснозеленым продуктами, сведениями о передвижении белых и пр. Несмотря на все подходы Врангеля и угрозы мусульманскому населению, с целью заставить их бороться против большевиков, – татары укрывались от мобилизации в лесных дебрях. Однако в ряды повстанческой армии они также не шли, за исключением двух небольших групп. Во главе Туакского татарского взвода при 3-м Симферопольском полку стоял энергичный храбрый товарищ, Ильюша Чалиев, и много помогал в организационном отношении. Был и еще такой же храбрец-партизан, Абдуррахман Серлиев. Дерен Ай-Ярлы тоже впоследствии сформировал отличный татарский отряд. Среди татар было еще много активных работников, в том числе тт. Балич и Чапчакчи; последние работали самостоятельно: не были связаны со штабом.
Белая и партизанская пресса
На южном склоне, у подножья горы Чатыр-даг, в одной из глубоких балок, близ родника, расположился наш полк. Наскоро были выстроены шалаши из веток. Кухня, штаб, разведка, подрывная команда и другие части полка разместились в установленном порядке, на строго определенных местах. Через час мы приняли вид обыкновенного воинского лагеря. Стучали пишущие машинки, печатая воззвания, варился обед, пекаря месили на брезентовых палатках тесто для. лепешек. Вокруг костров сидели партизаны, рассказывая анекдоты, делясь своими переживаниями; некоторые пели революционные песни, другие стирали белье у родника. Несмотря на пережитые невзгоды, а может быть именно потому, в лагере было весело. Только пекаря горевали по хорошей печи, взорванной белыми, да по корытам для теста. Пекарей утешали Яша Гордиенко и Вульфсон. – Подождите, мы вам устроим баню, отучим ходить к нам в лес! – грозили товарищи невидимому врагу. И вдруг из, чащи леса вышла разведка, ведя пожилого человека в форме военного чиновника. – Ты кто такой и каким образом попал в лес? – спросил я чиновника. Бледнея и трясясь от страха, пленник рассказал всю свою биографию вплоть до последней службы. Представители ревтрибунала, Николай Звездочкин, Леонид Киселев и Лука Гай, долго его допрашивали и решили отпустить, предварительно продемонстрировав перед ним наши силы. Чиновника снова привели ко мне, я долго разъяснял ему гнусность авантюры барона Врангеля. Во время разговора то и дело являлись партизаны. – Связь от 4-го отряда! – Связь от 1-го отряда! Чиновник ел жареную баранину и поражался нашей многочисленностью. Затем произвели проверку, прочитали приказы, оперативные сводки, пропели «Интернационал», сменили заставы и отдельные полевые караулы. После этой церемонии я приказал разведке вывести чиновника на шоссе и отпустить на все четыре стороны. Через восемь дней к нам попала врангелевская газета, и мы от души хохотали над небольшой статейкой под заглавием: «В плену у краснозеленых». «…Шел я по шоссе. Вдруг из-за кустов выскочило шесть человек и, держа винтовки наизготовку, крикнули: «– Руки вверх!
«Меня обыскали, завязали глаза и долго вели по горам и балкам. Наконец, мне грубо сдернули повязку у пещеры, где стояла бочка с вином; вооруженные, оборванные, обросшие волосами люди черпали по очереди кружкой и жадно пили. В углу на енотовой шубе лежал, по-видимому, их атаман, в форме ротмистра. При моем появлении он повернул голову, окинул меня презрительным взглядом и проговорил сквозь зубы:«– Кто ты такой? Твоя фамилия? «Я назвал свою фамилию, а он добавил, смотря в записную книжку: «– Твоя песенка спета! Уведите его. «Ко мне подошли два человека; один из них дал мне кусок баранины и хлеба и предложил чарку вина, но от вина я отказался. Через несколько минут мне завязали глаза и повели опять по каким-то обрывам и балкам. Я часто спотыкался и каждый раз получал удар прикладом. На этот раз я очутился в маленькой пещере, обитой черным. Посредине стоял стол, покрытый черной материей. На столе лежали череп и крестообразно две кости. Пять людей в масках около двух часов расспрашивали меня о моем происхождении. Наконец один из них, по-видимому, главарь, сказал: «– Уведите его! «Опять завязали глаза и долго водили. Потом приказали: «– Здесь стой смирно! Как только услышишь выстрел, можешь сорвать повязку и идти на все четыре стороны. «Спустя несколько минут, я услышал выстрел, снял повязку, увидал себя на шоссе и пришел в Симферополь. Очевидец».
Партизаны прямо за животы хватались от такой романтики. – Они нас описали совсем разбойниками! Со стороны жутко! Да вдобавок товарищ Николай принес из Симферополя новые постолы, сахарин, много новостей и показал воззвание Врангеля к нам: «Братья краснозеленые! Протяните нам руки, и мы пожмем их. Все преступления, совершенные вами, прощаются. Своей преданностью перед родиной вы искупите их на фронте, где льется кровь лучших сынов отечества». Русская армия идет освобождать от Красного ига родную землю. Землю и волю несли мы с собою. Землю трудящимся на ней, волю тем, кто вместе с нами борется за счастье матушки России. Пусть каждый строит по-своему свое счастье родного края, но лишь в единении всех наше спасение. Один за всех и все за одного. С нами бог. Генерал Врангель.
В Симферополе появился атаман Володин, якобы от Махно; Врангель поручил ему формировать отряд. Эти махновцы держат себя независимо. Для нас, партизан, такая организация – вероятно, новая ловушка. Чтобы «пощупать» новоявленного атамана, мы командировали в Симферополь Алешу Буланова и Яшу Квасова. Одновременно было отстукано на машинке и разбросано по ближайшим деревням и Симферополю несколько сот воззваний. «Сумасшедший стратег Врангель! Воображаю ваше самочувствие, когда вам доносят об отрядах краснозеленых, которые заставляют вас смотреть на недоступные для вас горы Крыма. Вы пишете: «краснозеленые, протяните нам руки, и мы их пожмем». Но как мы можем пожать ваши подлые грязные руки, обагренные кровью рабочих и крестьян?! «Жаль, что вашу гнусную авантюру не понимают солдаты и рядовое офицерство, втянутые в нее обманом. Конечно, мы твердо уверены, что скоро они сами убедятся в этом. Мы их заблаговременно предупреждали покинуть ряды белых и прийти к зеленым; мы-то их действительно примем как братьев, и гарантируем жизнь и будущее. Ваше же положение сейчас не завидное: красные подходят к Варшаве, на вашем фронте появляются все новые и новые части Красной армии. Близится час расплаты! Вы усиленно старались провести мобилизацию среди татарского населения, но это вам не удалось и не удастся.
«Краснозеленые не дают вам покоя. Вы дорожите вашей резиденцией, но бороться с нами очень трудно. Я предлагаю вам вырубить все леса, но гор вы, все равно, уничтожить не сможете; выпустить газы, но от них погибнет население и ваша же свора; бросить на нас двести тысяч войск, но сколько их у вас всего на фронте?! «Товарищи солдаты, офицеры! Мы обращаемся к вам с последним призывом: покидайте ряды белых, идите в лес! Вы найдете там нас. Не дайте уйти приспешникам буржуазии, которые за вашими спинами грузят чемоданы. «Близится час расплаты! «Бывший адъютант командующего Добрармией капитан Макаров».
Встречи, аресты и смерти
Через несколько дней вернулся Алеша Буланов. В преинтересное он попал приключение! – Прихожу в Симферополь. Узнал, где стоит штаб Володина. Сразу направился туда, на всякий случай завернул бомбу в газету, а рукою уцепил в кармане рукоятку револьвера. «Высокий мужчина, подпоясанный красным кушаком, провел меня в комнату; здесь за большим столом сидел полный человек средних лет. Я взглянул на него и остолбенел от удивления! Володин тоже привстал и, впившись в меня любопытным взглядом, крикнул: «– Как? Ты, Алеша? Каким образом? Откуда? «Я положил бомбу на окно, объяснив Володину, что, идучи к нему, припас подарочек. Мы долго смеялись, потом разговорились, да на несколько часов. «Врангелю Володин не доверяет, а, наоборот, предполагает собрать для борьбы с белыми большой отряд. Я предупредил атамана, что это опасно: Врангель может всегда всех разоружить и перевешать, но Володин только рассмеялся. Я предложил с отрядом сняться в горы, но он считает это преждевременным. Я знаю Володина по Одессе: он делал налеты на буржуазию». Получив такую информацию, мы все сошлись на убеждении, что Врангель его перехитрит.
Так и оказалось.
Врангель разоружил весь отряд «махновцев» и большинство их перевешал, во главе с атаманом. – Что-то давно не идет Карпов? Все ли с ним благополучно? – встревожился начальник разведки, Лука Гай, и партизаны начали высказывать различные предположения. Подошел Коля Пришибов. По его лицу мы сразу поняли, что случилось нечто тяжелое. Как бы сговорившись, партизаны засыпали его вопросами: – Что случилось с Карповым? Почему он до сих пор не возвращается в полк? Заболел, что ли? Коля сдавленным голосом ответил: – Вчера он был арестован в тот момент, когда хотел идти в лес. У многих из этих закаленных бойцов слезы выступили на глазах. Другие стояли молча, угрюмо глядя в лес. Товарища Карпова партизаны обожали. Он занимал должность коменданта полка и был горячо предан делу революции. На военно-полевом суде Карпов держал себя как истинный борец за дело трудящихся. Он не скрывал, что всю жизнь вел с белыми борьбу, называл их палачами, мерзавцами, ругал их законы. У виселицы он попросил офицеров-палачей спустить веревку пониже. – Зачем тебе ниже веревку? – Чтобы вы могли меня поцеловать в…
Не успели мы опомниться от потери т. Карпова, нас постигло новое горе. Однажды через разведку партизан были получены сведения о захвате белыми в деревне Бия-салы в плен двух краснозеленых. На выручку их поехала группа партизан с Петей Глямжо и Алешей Булановым. Петя ехал впереди на молодой кобылице, а сзади следовал Алеша Буланов на чистокровном жеребце. Этот жеребец кинулся на кобылицу и копытом перебил ногу Пете Глямжо. На носилках Петю перенесли в район казармы объездчика Кособродова и в небольшую землянку положили раненого, а рядом находился и штаб Ревкома. За Петей ухаживали члены Ревкома Тоня Федорова, Катя Григорович и Гриша Фирсов (Комаров). Здоровье молодого командира скоро начало восстанавливаться. Около месяца он лежал больной, рана уже заживала; через несколько дней думали начать поднимать и водить понемногу. Но тут случилась катастрофа. Бабахан, Алеша Буланов и Соколов отправляются в штаб моего полка, с расчетом вернуться на следующий день. Поговорив со мной о продовольствии, товарищи в этот же день повернули назад. Подходили уже к землянке, где лежал Петя. Алеша рассказывал о своих похождениях, а Бабахан, приблизившись к землянке, шутя стал имитировать крик белых.
– Марковцы, вперед! Поручик Иванов, ловите его, цепь вправо. Ухаживавшие за Петей Фирсов, Катя Григорович и Тоня Федорова услышали отчетливую команду «цепи рассыпаться вправо». Глямжо проснулся и сейчас же из-под подушки схватил браунинг, приложил его к виску, напряженно вслушиваясь в движение и шум, несшийся из леса. Вдруг резко раздается: – Поручик Иванов! Надежда, что идут партизаны, исчезла. Гриша с Катей подались по балке, укрывшись в лесах, лишь одна стойкая работница решилась на самопожертвование и не бросила раненого товарища. Это была Тоня Федорова. Тоня Федорова в горах среди партизан пользовалась симпатией, ее называли «наша боевая бабушка». Она стала уговаривать Петю, приводя такие доводы: – Раз белые шумят, то они не знают, что мы здесь. Могут пройти мимо. Петя потребовал, чтобы она удалилась, дабы не пожертвовать своей жизнью ради него. Тоня села рядом с ним, стараясь отвлечь его от этой мысли, успокаивая, что белые минуют их. Но шаги и голоса ясно направлялись к ним. Петя вторично предложил ей уйти и, не договорив фразы, выстрелил в висок. Тоня схватила его голову. Струйки алой крови сочились из головы. Он открыл глаза и, судорожно потянувшись, умер.
После этого Тоня побежала искать Гришу и Катю, нашла их в густых кустарниках, с горечью передала весть о безвременно ушедшем, столь любимом всеми, командире отряда. Положительно нам не везло в новом лагере! Мы отдыхали, отстукивали воззвания, готовились к дальнейшим операциям. В это время прибыли пять партизан: Васиенко, Туваев, Сапожников, Чаговец и Мальцев; они пришли из расформированного отряда, работавшего в Ялтинском районе под руководством Ясинского и Ословского. Они рассказали, что в Крым эвакуированы самые верные части «Единой Неделимой». Борьба с ними чрезвычайно затруднена из-за отсутствия средств и малочисленности партизанских отрядов. В то время, помимо нашего полка, в районе Старого Крыма работал отряд в шестьдесят человек, – но еще не связался с ревкомом, – да отряд Сережки Захарченко. Наши воззвания читались внимательно, но особенного результата не давали.
Приезд тов. Мокроусова
Лунный серебристый свет скользит по веткам, бросая яркие полосы на лагерь. Бежит по камням, переливаясь янтарным потоком, горный родник. Многочисленные костры красным заревом освещают вековые деревья и спящих вокруг них храбрецов. Лесную тишину изредка нарушают филин, случайно проснувшаяся зверюга, а также смена караула. Африканец, Гой и Киселев лежали в палатке, наслаждаясь причудливой картиной ночного ландшафта. Луна скрылась. Зашумели верхушки сосен, и лагерь окутался густым туманом. – Посмотрите, как изменилась картина, – сказал Гой.
В этот момент в палатку вбежал один из партизан, шепнув:
– Я стоял у большой дороги и слышал шорох цепи белых.
Через несколько минут партизаны бежали в цепи, держа винтовки наизготовку. Но, вмеcто белых, в серебряном свете освобожденной луны мы увидели оленей, они шли на водопой. И посмеялись же мы над часовым! У многих после неожиданной прогулки даже и сон прошел! Несколько партизан отправились бить полудиких свиней на смену надоевшей баранине. После ряда выстрелов где-то в чаще, партизаны притащили четырех матерых свиней. – Вот хорошо! Молодец Ваня, что тебе пришла мысль сходить за свининой! Баранина приелась, – похвалил матрос Яша. – А ты скоро забываешь! Помнишь, как в Севастопольском районе ели зеленый кизиль, – ответил Баратков: – но тогда было время другое. А теперь на отдыхе можно хорошо пошамать. Давайка скорее опалим да в котел. С ловкостью старых спецов, партизаны быстро приготовили вкусное варево и жареное, от которого слюнки текли даже у сытых.
Вообще, несмотря на гибель двух близких товарищей, на неутешительную информацию пришедшей пятерки, партизаны сохраняли бодрость и уверенность в своей победе. И они были правы. В один погожий жаркий день партизаны особенно развеселились. Каждый вытащил из-под спуда свои таланты: кто поразил нас хорошей декламацией, кто плясом. Только Гудков запевал свою любимую «батюшку попа», – партизаны смеялись без конца, а Яша Меламедов, оказывается, прекрасно пел частушки на злобу дня, – «пупсика Керенского». В заключение партизаны собрались в общий круг и пели революционные песни. Особенно нам была по сердцу сложившаяся в наших рядах «Алла-Верды».
Мы доканчивали куплеты: Мы очень долго голодали И спали в стуже на снегу.
Походы часто совершали, Война была вся на бегу……Вдали трещали пулеметы, Лилася всюду кровь в горах Повстанцев смелые налеты, У белых паника и страх. Мы знаем крымское подполье И всю работу в городах, Погибло много за свободу Угрюмо смотрит Чатыр-даг!
Вдруг из гущи выпрыгнул Соколов, сияя радостью – Товарищ Макаров, идите в Ревком! Прибыл к нам из Советской России товарищ Мокроусов. Привез деньги и пулемет. Последние слова были покрыты громким «ура» всего лагеря. Самые серьезные, мрачные люди прыгали, смеялись, радовались, как дети. Не один партизан смахнул с суровых глаз слезу счастья. Мы с Соколовым взобрались на одну из возвышенностей протоптанной партизанами дорожкой, а навстречу уже шли дорогие гости, неся с собой пулемет – лучший подарок партизанам. Если бы я никогда не видел т. Мокроусова, то все-таки сразу бы его узнал по исключительно твердой походке и сосредоточенному взгляду темных ярких глаз. Мы дружески поздоровались. Мокроусов ничуть не изменился со времени нашей последней встречи в Севастополе. Чтобы попасть к нам, он проделал долгий и опасный путь через море на катере; с ними были Погребной В., Григорьев А., Папанин И., Кулиш Г., Ефимов Н., Мулеренко С., Васильев А., Соколов Д., Олейников Ф., Курган Ф. Полк, в составе ста шестидесяти партизан, изо всех сил старался предстать пред знаменитым революционером во всей красе воинской дисциплины. – Смирно! – скомандовал я. – Командующий армией т. Мокроусов! – Здравствуйте, дорогие товарищи! – приветствовал партизан т. Мокроусов. – Вот вам подарок из Советской России. – Ну, теперь мы покажем белым – пускай узнают! У зеленых тоже есть пулеметы! – смеялись партизаны, столпившись, после громоподобного «ура» и команды «вольно», у пулемета. А Мокроусов с товарищами усердно сколачивали себе шалаш. Знакомясь с прибывшими товарищами, мы узнали подробности их героической поездки из Кубани в Крым.
Для развертывания боевой работы красных партизан необходимы средства, а также авторитет командования; с этой целью Юго-западный фронт совместно с Закордонным отделом ЦККП (б) У назначает тов. Мокроусова командующим Крымской повстанческой революционной армией. Тов. Мокроусов подбирает себе моряков, которые и раньше под его командованием участвовали в гражданской войне, в походах против Корнилова, Каледина, Деникина и др. Испытанные бойцы много раз видели в глаза смерть. Такие бойцы не дрогнут и в тылу Врангеля. Прибыли в Ростов для следования в Новороссийск. В штабе Закавказского фронта член Реввоенсовета тов. Трифонов, узнав о нашей операции, назвал ее авантюрой, заявляя: «Как можно такую операцию производить, когда все Черное море, все уголки заблокированы флотом Антанты: английский, французский, итальянский, греческий, а также остатки бывшего Черноморского флота, находящиеся в руках Врангеля, во всех направлениях бороздят воды Черного моря, а вы на этой скорлупке – на катере «Гаджибей». Наш ответ был краткий: «Революция не имеет преград, мы ее сыны». Прибыли в Новороссийск, с нами на платформе катер «Гаджибей», который мы получили от Кубанской армии. Приступили к ремонту мотора. Чтобы облегчить операцию перехода, Мокроусов договорился с командиром военного порта т. Гедевановым, и в результате мы получили паровой катер «Рион» Угля нет, пришлось довольствоваться макухой. Из нашей братии будущих партизан было 10 человек – все моряки, – специалисты машинисты и мотористы. Приведя в порядок «Гаджибей», приступили к ремонту катера «Рион». Тов. Мокроусов задумал обмануть белых. Пристроили вторую трубу (фальшивую) из скроенного железа, подкрасили под цвет корпуса, и на большом расстоянии наш катер сходил за миноносец.
7 июля наш «флот» был готов. Подзаправили бензином и макухой, взяли запас с полным расчетом добраться до Врангеля. Было решено переправляться в Крым из Анапы, – это ближайший путь. Пришли в Анапу, – город пуст. Заходим в здание исполкома, спрашиваем сторожа: «Где же председатель исполкома и остальные сотрудники?» Ответ был короткий: «Убежали, – врангелевская морская разведка пришла в город». Отправились в комхоз, – такая же история. Часа через два узнали, что стали собираться свои по одному. Представитель соввласти с обидою спрашивал нас, почему мы не подняли вымпела. «Як вас узнать, чи вы красные, чи вы билые? Мы здесь сидимо як на иголках; каждый день прилетают врангелевски еропланы, крутятся над Анапою». И на другой день мы, действительно, сами убедились: летал аэроплан, но, вреда не причинив, улетел по направлению к Феодосии. За время похода из Новороссийска в Анапу моторы немного потрепались. Привели их в порядок. Подзагрузили израсходованный запас и вышли в море.
«Рионом» командовал т. Мокроусов, «Гаджибеем» – Папанин. Выезжая из Новороссийска, мы захватили с собой одного штурмана, спившегося мичмана Жоржа, – его отрекомендовали как хорошего штурмана. Он выдавал себя за морского пирата. Когда ему задали вопрос: «Доведешь до места?» – он ответил: «Нет сомнения, я все берега Крыма знаю и знаю, где каждый камень лежит; высажу вас – комар носа не подточит». Из Новороссийска мы взяли с собой еще пять моряков – мотористов и кочегаров, но они не знали наших намерений. Часа три спустя, когда стали скрываться закавказские берега, один из матросов-мотористов узнал, что мы идем в Крым. Лица не посвященные побледнели. Один из них даже слезу пролил. Над ним стали трунить остальные матросы. Он оправдывался, что у него осталась мать-старушка, он является единственным кормильцем. Стало темнеть. Езды осталось несколько часов. Наступила полная темнота. Папанин держит курс на «Гаджибее» за «Рионом». Мокроусов уменьшил ход. Подошел к борту «Гаджибея», говоря Папанину: «Ваня, мы влипли. Находимся в Феодосийской бухте. Хваленый штурман… завез нас к гадюкам в лапы». Мы должны были высадиться между Алуштой и Судаком в деревнях Кучук-Узен, Туак, Капсихор. Мокроусов скомандовал: «Выход один, держи пулеметы наготове, держи курс за мною, надо во что бы то ни стало до рассвета вырваться отсюда». На наше счастье никто нас не заметил и не обратил внимания, а если кто и заметил, то никогда не мог бы подумать, что красный «флот» настолько нахальный, что заберется в Феодосийскую бухту; кто заметил, подумал – своя флотилия. Даем драпа в Анапу. Уже начало светать. Мы были в Керченском фарватере, как вдруг Мокроусов закричал: «Бери на буксир». «Что случилось?» – спросил Папанин. «Подшипники сгорели». Берем на буксир «Рион». На утро под свежий ветер стало нас швырять как люльку. Не успели проехать 25–30 верст, как внезапно показался дымок на горизонте, приближавшийся все ближе и ближе. Мокроусов вооружился биноклем, долго смотрел и вдруг скомандовал: «Приготовить бомбы и пулеметы, примем бой». Сторожевой катер белых идет в догонку за нами из Керченского пролива, но уже виден советский берег. Неожиданно сторожевое судно белых быстро повернуло обратно. Мы были в недоумении, в чем дело. Стали подходить к советским берегам (Кубанский берег); с берега нас обстреливают из пулеметов. Не обращаем внимания, так как держим курс вдоль берега и пули нас не достают. Загремели орудия. Два выстрела. Дело плохо, – из 3-го снаряда могут попасть. Стали сигнализировать красными флажками, – по всей вероятности заметили сигнализацию. Повернули носом к берегу. Подошли ближе к берегу, – близко к берегу нельзя подойти. Разделся Григорьев, пошел в воде. К нему подлетели не менее трех эскадронов красной кавалерии и стали спрашивать: «А где же ваша подводная лодка и миноносец?» Мы были в недоумении: какие подводные лодки и миноносец, о чем идет речь? «Ваши документы» – спросил командир. Документы находились у Мокроусова, который разделся и в зубах нес документы. Через некоторое время мы поняли, в чем дело. Поняли, почему от нас дали драпу белые. Они приняли нас за подводную лодку. Фальшивая труба придала «Риону» вид миноносца, Красный командир, убедившись в верности наших документов, немедленно дал распоряжение по берегу до Анапы, чтобы нас нигде не обстреливали. Прибыли в Анапу, решили «Рион» с сгоревшими подшипниками совсем оставить в Анапе и тут же ссадили хваленого штурмана с остальными шкурниками матросами. Решили ехать сами. За мотор взялись управлять Папанин и Ефимов, а на руль сел сам Мокроусов. 16 июня совершаем свой 2-й рейс и поправляем свою первую ошибку. Вышли в море. «Гаджибей» загружен по самый буртик пулеметами, патронами и бензином, да и нас 10 человек. Шли часов 14–15. Погода стояла хорошая. Вдруг подул сильный ветер, а оставалось верст 70. Не успеваем черпаком воду отливать от сильной зыби, которая от ветра заливала за борт. Неожиданно Папанин бросился к мотору, остановил его. Оказывается, Ефимов прозевал какую-то трубку прочистить, – не подоспей Папанин на несколько секунд, и мы кормили бы рыб. Во время работы Папанина над мотором все замерли.
Было полное молчание, ждали исхода, и благодаря его опытности мотор заработал. Все облегченно вздохнули, как дети обрадовались. Пошли дальше. Наступила темнота, рассчитываем часа через два будем воротить направо, на берег; хотя подрассчитали без штурмана, но угадали точно. Ночь темная, чернеются горы, подходим к берегу, слышится шум зыби, разбивающейся о скалы, держим прямо на берег и незнаем, что нас на берегу ждет, – может быть засада контрразведки. С этим перестали считаться – лишь бы скорей выбраться на берег. Подошли к берегу, не поймем, где пристали. Нечего размышлять, скорей разгружать. Выставили дозор на дорогу, которая ведет в Судак. Быстро разгружаем снаряжения, патроны, бомбы и все таскаем подальше от дороги в ущелье, образовавшееся после пронесшихся дождей, и чтобы скрыть наши следы, т. Ефимов разделся, пробил дно в катере и затопил его. Теперь мы все очутились на суше в тылу Врангеля. Начались наши мытарства, – перетаскиваемся в глушь гор. Случайно наткнулись на нас два татарина; стали мы их расспрашивать, где зеленые. Несмотря на то, что все крестьянство из татар было настроено революционно, они нам долго не верили, что мы большевики и что прибыли из Советской России. После непродолжительных разговоров они стали к нам относиться более доверчиво, так как многие из нас были крымчаки, знающие татарский язык. Крестьяне почувствовали, что, мы не белогвардейцы, и быстро привели лошадей с подводами, погрузили снаряжение, и мы тронулись в лес к зеленым.
Вот краткая история нашего путешествия. На другой день, приказ Мокроусова № 1 оповещал партизан о полной реорганизации повстанческого движения. Отныне крымские леса разделялись на три района: Симферопольский, Карасубазарский и Феодосийский. Тов. Галько было поручено формирование 1-го конного полка в районе деревни Улу-узень, Ефимову – 2-го Карасубазарского в Карасубазарском районе. Я оставлялся на той же должности, переименовали лишь полк, соответственно району, в 3й Повстанческий Симферопольский полк; т. Кулешу, приехавшему с Мокроусовым, поручалось формирование 1-го Феодосийского полка. На начальника штаба Александровского (Васильева) и Дерен Ай-Ярлы возлагалась подготовка восстания татарского населения на берегу моря, в районе Алушта – Судак; т. Котлярову было поручено вести вербовку добровольцев в Подгородне-Петровской волости, Буланову – организация трех подрывных групп по линиям железной дороги Симферополь– Севастополь – Джанкой – Феодосия и взрыв железнодорожных складов, фабрик и заводов, работающих на армию. Всем отрядам и отдельным лицам, скрывавшимся в лесах, было предложено влиться в формируемые полки соответственных районов. Не подчинившиеся приказу объявлялись бандитами, подлежащими наказанию. Тов. Бабахан сдал свои обязанности т. Мокроусову и уехал в Советскую Россию. Кроме приказа № 1, мы напечатали воззвание к солдатам, казакам и офицерам белой армии и письмо рабочим завода «Анатра». Туда же командировали опытного работника Скрипниченко, ему же поручалось повсеместно подготовлять забастовки на заводах. Все товарищи были снабжены деньгами, и работа закипела.
Алеша Буланов
Уход т. Буланова вызвал среди краснозеленных большое сожаление, но мы отлично понимали, что только такому испытанному работнику мог Мокроусов поручить особо серьезное задание. Весь полк был осведомлен о недавней боевой работе Алеши. В 1919 году в Симферополе организовалась группа коммунистов и анархистов под руководством Луки Луговика, человека смелого и решительного, испытанного подпольщика, участника революции 1905 года; в 1906 году приговоренного за выполнение террористического акта к смертной казни, замененной бессрочной каторгой. Его освободила Февральская революция. Тов. Лука пользовался большим авторитетом среди подпольщиков. В подпольном Ревкоме он заведывал военным и мобилизационным отделами. В его группу входили: анархисты Алеша Буланов, Сафьян Спиро-Берг с женой Лизой, Капилетти (Маркиз) и коммунисты Алексей Белый (Алексеев), Иван Чуднов, Яков Черный, Иван Карпов, Эмма (М. А. Кубанцева), Петр Карпов, Литвинов, Катя (Григорович), Васьковские, Майор (Городецкий) и др. В конце 1919 года из Москвы прибыли командированные в крымское подполье Реввоенсоветом Республики тт. Михаил Чуднов и Сергей Полянский. Они были знакомы с Луговиком с 1918 года, еще со времени первого подполья – после занятия Крыма немцами – и вступили в связь с его группой. Группа эта занимала конспиративные квартиры по казарменной ул. в д. № 47, на Красной Горке по Речной улице в доме Луговика, возле синагоги – у портного и по Феодосийской ул. в д. № 1 —у Н. И. Чудновой. Это была первая подпольная организация, принявшаяся энергично работать среди частей Деникина. В конце ноября ею (Луговиком, Булановым, Иваном Чудновым) были взорваны пути под ст. Сейтлером и произведено крушение воинского поезда белых. Предвидя, что придется уйти в лес, группа Луговика еще в начале осени 1919 года доставила туда шанцевый инструмент (ведра, лопаты, кирки, фонари и т. п.), закопав все это в укромном месте. Кроме распространения повстанческих воззваний и агитации, шла усиленная вербовка новых членов и заготовка паспортов.
В январе 1920 года, по доносу провокатора Хижниченко (впоследствии разоблаченного и в 1923 году расстрелянного по приговору Главсуда КрымАССР), произошел провал этой группы. Были арестованы Алексей Белый (Алексеев), Маркиз (Капилетти). Немало пришлось потрудиться агентам политического розыска и контрразведки, пока удалось арестовать т. Сафьяна (Спиро). Он был рыжий, и в один прекрасный день агенты контрразведки стали хватать на улице всех рыжих и тащить их для выяснения личности к своему начальству. Было арестовано до сорока рыжих, но нужного «рыжего» не находилось. И не удивительно: т. Сафьян (Спиро) догадался к тому времени перекраситься в черный цвет, а жена его Лиза из жгучей брюнетки, при помощи перекиси водорода, сделаться «блондинкой». В конце же концов контрразведке удалось его арестовать. Ему грозил расстрел. Луговик и Буланов, нарядившись в форму штаб-офицеров, подъехали на автомобиле к воротам тюрьмы, и по искусно сфабрикованному ордеру, за подписью полковника Леуса, начальника политического розыска, тюрьма выдала т. Сафьяна. К тому времени в тюрьме очутились и тт. Михаил и Иван Чудновы с обвинениями в принадлежности к актив-членам РКП(б) и подготовке вооруженного восстания. Им была предъявлена ст. 108 первой части X тома старого «Свода Законов Российской Империи», грозившая смертной казнью. Сергей Полянский бежал из города в район леса (селение Джалман), а Лука Луговик и Алеша Буланов ежедневно меняли квартиру.
Тов. Михаил Чуднов был свидетелем самочувствия тюремщиков, когда через неделю явился настоящий следователь и, вместо арестованного, получил фальшивый ордер! Примчался сам полковник Леус и, потрясая кулаками и неистово матерясь, орал на начальника тюрьмы полковника Жизневского:
– Мерзавец, прохвост, что наделал: триста ворон оставил, а сокола, сукин сын, выпустил. Когда контрразведка посадила в участок т. Литвинова, группа решила освободить его. Восемь подпольщиков переоделись в форму нижних чинов, а Лука Луговик и Алеша Буланов снова в офицеров. Окружили одного из своих, имитируя захват бунтовщика, и такой процессией явились в участок. Дежурный офицер доложил полковнику, который в это время производил проверку караула. Полковник ответил. – Пусть подождут.
Тов. Луговик ударил полковника по физиономии, а тов. Буланов сорвал с него погоны. Под угрозой смерти, моментально обезоружили караул. Освободили Литвинова и других политических заключенных и посадили на их место золотопогонников и караул. Контрразведка долго не хотела признать себя побежденной. Однажды Сафьян, Луговик и Буланов шли на собрание по Почтовому переулку. Неожиданно два контрразведчика подхватили Сафьяна под руки с торжествующим возгласом: – Наконец-то, голубчик, попался!
Но идущие сзади Луговик и Буланов открыли стрельбу. Заварилась драка с агентами и подоспевшими юнкерами. В результате все три подпольщика скрылись через сквозной двор синагоги. Подобный случай произошел и при попытке окружить конспиративную квартиру. Исключительно благодаря стойкости и храбрости товарищей, а особенно Алеши Буланова, спаслись все товарищи до единого. Вот почему мы проводили Алешу как самого родного человека, и прямо не представляли себе, кем заменить такую потерю!
Штурм шахт
По распоряжению т. Мокроусова, была послана связь к Альминскому партизанскому отряду, которым командовал Сережка Захарченко (Забияченко). Через несколько часов от Сережки прибыли военком Леонид Киселев и партизан Антон Кубанец. Они заявили о полном своём подчинении Мокроусову. Альминский отряд был, как батальон, влит в 3-й Повстанческий Симферопольский полк. Затем мы двинулись к Бешуйским копям. С большими предосторожностями ночью мы подкрались к шахтам. Все же часовой услышал стук копыт и шорох. – Стой! Кто идет? Мы замерли. В двух шагах от нас переговаривались: – Господин поручик, я слышал шум… – Тебе вечно кажется, – небрежно ответил офицер. Я отдал распоряжение идущим впереди ротам: – Первый вправо, второй влево, в цепь! Послышался шорох, и белые встревожились. – Стой! Затрещал пулемет. – Часто начинай! Пулеметный огонь! – громко скомандовал я. Эхо повторяло раскаты стрельбы, ловило малейшее движение отряда. Казалось, что с нашей стороны наступает не менее тысячи. – Вперед! Ура! Ура! Партизаны бросились на шахты. Отряд белых в числе восьмидесяти трех человек, – из них восемь офицеров, при шести пулеметах, – разбежался. Несколько офицеров спряталось вблизи шахты в окопы, опутанные проволочными заграждениями, и зачастили из пулеметов. Но их одинокая попытка не спасла шахты от красных. Мы ворвались в офицерские флигели. По всем признакам, мужчины удрали в одном белье. А их полуодетые жены не понимали в чем дело. – Где же ваши вояки? – спросил Мокроусов. Одна из жен дерзко ответила, окидывая нас презрительным взглядом: – Кто вы такие и как смеете врываться к нам? – Мы краснозеленые. Простите, что побеспокоили. Но вы нам не нужны. Мы только удивляемся, что храбрые мужья бросили жен. Женщины побледнели и дрожащими голосами запросили пощады. Мокроусов только досадливо отмахнулся. Не было времени объяснять, что краснозеленые – не разбойники. Мы побежали из помещения. Мокроусов распорядился: – Товарищ Макаров. Попридержите белых подольше. Когда я зажгу шахту, я пришлю весть, тогда можно отступить. Белые, не жалея патронов, развили сильный огонь из Максима. Партизаны лежали в цепи за деревьями.
Я крикнул: – Белогвардейцы, послушайте, что вам скажу! Колчак расстрелян, красные войска под Варшавой, за что вы бьетесь? За капиталистов? Бросьте оружие, переходите к нам, мы вам гарантируем жизнь. Сдавайтесь! Меня перебили: – Убирайся к такой-то матери, босяк! Семеновцы не сдаются. – Ну хорошо, сволочь! Мы вас живьем возьмем! – пригрозил я. И, обернувшись к партизанам, гаркнул во всю глотку, на поучение белым: – Не стрелять! Второй батальон, принимай вправо по балке, не выпускай бандитов. Окружить и взять живыми! – Последние мои слова заглушил треск пулеметного огня. Белые шпарили по балке, где не было ни одного партизана. Когда стрельба немного стихла, я крикнул: – Первый пулемет, огонь! – Та-та-та-та, – затрещал наш пулемет. И тотчас же партизаны быстро перенесли этот же пулемет на сто шагов влево, и опять команда: – Второй пулемет, огонь! – Та-та-та… – Товарищ Макаров! Шахта зажжена. Приказано отступать по дороге, какой шли! – быстро сказал посланный от Мокроусова партизан. Отбежавши не менее четверти версты, мы встретились с т. Мокроусовым и присели на отдых. Вдруг раздался мощный взрыв. Земля под нами загудела, как при землетрясении. Сверху посыпались камни. Минутный страх сменился общей радостью. В шахте было заложено около двадцати пудов динамита. Взрыв остановил добычу угля; Мокроусов с первых же дней нанес чувствительный ущерб транспорту Врангеля. Белая пресса умолчала о действиях краснозеленых. Лишь в одной из газет появилась маленькая заметка о казни двух офицеров, сбежавших во время штурма шахт. Отдохнув в районе Чатыр-дага, Симферопольский полк двинулся к деревне Куру-узень. Около деревни Шумы мы порвали телеграфные провода. Скоро с одной из возвышенностей перед нами развернулось море. Алушта дразнила наши аппетиты. Мокроусову очень улыбалось занять город, но для такой операции не хватало сил.
Партизанские будни
По дороге в Улу-узень, мы высадили из экипажа четырех спекулянтов, ехавших за табаком для врангелевских частей. В экипаж посадили наиболее притомившихся партизан. Нас очень хорошо встретили улузенские татары, но дали нам урок осторожности. Мокроусов навел справку у крестьян о захваченном нами белом солдате. Татары дружно его расхваливали. – Человек якши! Товарищ Мокроусов поверил и отпустил белого на все четыре стороны. А через несколько минут мы узнали, что из наших рук ускользнул контрразведчик. В имении Козловых мы наткнулись на уютную семейную сцену. Помещик с чадами и домочадцами лакомились в столовой тортами и шоколадом. – Почему вы ворвались без доклада? – надменно спросили нас. Но, как уж водится, узнав краснозеленых, увяли. – Товарищ Мокроусов! Козлова и его сына (вольноопределяющегося) направить в разведку? – обратился я к Мокроусову. – Нет, Макаров. Их надо отпустить для примера. Они послужат хорошей агитацией среди белых, что мы зря не расстреливаем. Двумя больше, двумя меньше, – какая разница! Во время переговоров с командующим, я подметил таинственные знаки управляющего. Он сообщил мне тайком, что в подвале хранятся старые вина. Партизаны погрузили для себя два ящика, а остальное отдали беднейшим татарам. Вино разбиралось ящиками, бутылками и сносилось в горы, Козлову на прощание дали наказ: – Если будут малейшие притеснения населению со стороны белых, то вы, как виновник этого, пощады от нас не ждите! Козлов, трясясь, как в лихорадке, не верил еще в свое избавление, а семья его плакала. Пристав в Кучук-узени, штабс-капитан Гуляков, писал Галько о желании перейти к красным. По дороге к нему, мы с несколькими партизанами сняли в почтовом отделении телефон и велели открыть большой железный сундук с деньгами. Оказалось, что деньги сданы крестьянами для отправки переводами. – Такие деньги нам не нужны, – пояснил я: – но если мы узнаем, что вы не отошлете их после нашего ухода по назначению, то мы можем прийти еще раз и отправить вас к Колчаку для связи! Ворота полиции были открыты; во дворе аккуратными стопками лежали винтовки и патроны. Вокруг оружия толпились стражники. – Ни с места! – скомандовал я. – Не расстреливайте. Я писал письмо через Галько Мокроусову и Макарову о сдаче. – Не беспокойтесь! Я – Макаров, а вот и товарищ Мокроусов. Командующий приказал штабс-капитану снять погоны. Стражники были зачислены в полк, а Гуляков прикомандирован к штабу. Мы организовали здесь митинг, на который сошлось все население. Кажется, так восторженно нас еще нигде не встречали. На рассвете мы двинулись в Туак. Эта деревня, окруженная сплошным кольцом гор, утопает в зелени. Туакцы тоже приняли нас как дорогих гостей. Был даже сформирован Туакский мусульманский взвод. Из Туака наш отряд расположился лагерем в районе бездействующего лесопильного завода. Глубокая разведка дала сведения, что нам желает сдаться отряд белых, стоящий в деревне Сартанах. Соединившись с другими формируемыми полками, мы приготовились в случае, если белые не сдадутся, нанести удар с фронта и с флангов. Мы спустились цепью с горки к каменным постройкам экономии. Ни одного белогвардейца! Опасаясь попасть в засаду, я нарочно громко крикнул: – Подтянуть резервный батальон для обхода имения! Из-за скрытого гребня горы у имения застукало множество пулеметов. – Ложись, часто начинай! Пулеметы, огонь! Завязался горячий бой, длившийся около трех часов. Беспрерывная стрельба с обеих сторон! Наши цепи, перебегая вперед, бросились в атаку, но сильный пулеметный огонь задержал нас. Некоторые партизаны подошли даже к зданию, но как без взрывчатых веществ преодолеть толстые каменные стены?! За время боевой работы в Крыму мы научились в совершенстве применяться к местности и учитывать случайности. Перед наступлением на Сартаны, Мокроусов распорядился выставить секретные караулы и заставы на всех дорогах, прилегающих к лесу.
И подкрепление белых, намеревавшихся отрезать нас от леса, «напоролось». Под прикрытием огня, мы отступили в полном порядке, потеряв четырех убитых, в том числе т. Васильева, прибывшего вместе с Мокроусовым. Белые потеряли шесть человек. Только мы расположились отдохнуть у лесопильного завода, как партизаны закричали: – Смотрите, смотрите! Поцелуев ведет генерала! Ко мне подвели высокого полковника генерального штаба в щегольском английском обмундировании. Поцелуев доложил, что полковник отделился от отряда, и разведка захватила его у родника, в тот момент, когда полковник спрашивал их: – Стой, почему без повязки? – Ты кто такой и как попал к роднику? – спросил я полковника. – Я начальник пулеметной команды, – начал офицер, и голос его дрогнул. – А вы кто такие: зеленые дезертиры или краснозеленые? – Краснозеленые, – дружно ответили партизаны. А я набросился на полковника: – Что ты ересь порешь? Разве может быть у Врангеля полковник генерального штаба начальником команды?! Обыскать его! Документы удостоверили, что перед нами полковник генерального штаба Боржековский, начальник штаба внутреннего фронта по борьбе с краснозелеными. Двухзначный шифр и телеграммы дополняли картину. Я любезно предложил полковнику следовать за мной.
– Тов. Мокроусов, к нам в часть прибыл полковник генерального штаба Боржековский. Вот его документы. Захвачен в плен вблизи родника. По-видимому, на нас наступают. Услышав знаменитую фамилию, Боржековский побледнел. Все его тело вздрагивало, но он попробовал спокойно рассказать о движении на нашу стоянку четырех многочисленных отрядов. Выяснив численность наступающих, состав ближайших гарнизонов ближайших городов и положение на внешнем фронте, Мокроусов перешел на разговор о политике. Полковник Боржековский умолял Мокроусова отпустить его, обещая передавать все оперативные сводки. Он-де давно симпатизировл советской власти. Это утверждение всех рассмешило. Конечно, полковника отправили, «как сведущего человека, к Колчаку для связи, – доложить о крымской обстановке». Чтобы произвести сумятицу в отрядах белых, нами через объездчиков и местных крестьян был распущен слух о переходе к нам полковника Боржековского со всеми планами. Одновременно т. Мокроусов издал приказ:
Секретно
ПРИКАЗ № 5
ПО ВОЙСКАМ КРЫМСКОЙ ПОВСТАНЧЕСКОЙ АРМИИ
§ 1.
По сведениям, полученным от взятого в плен полковника «Русской армии», отряды противника из Карасубазара, Старого Крыма и Судака сосредоточены в районе Сартана, с целью облавы в лесу Альминского лесничества. Пользуясь отсутствием в Судаке сил противника, для пополнения боевых припасов и обмундирования необходимо занять Судак, для чего приказываю:
3-му Симферопольскому и 2-му Карасубазарскому полкам в 10 часов 11го сего месяца выступить из деревни Айсерес и занять Судак следующим переходом: за полчаса перед выступлением Симферопольскому полку выслать 10 человек, которым поручить порвать телефонную связь между Судаком-Салы-Феодосия и Феодосия-Судаком. Сделать засаду 5 человек по шоссе Феодосия-Судак и 5 по дороге в Судак-Козы, остальным полкам подходить к Судаку с запада.
§ 2.
2-му Карасубазарскому полку выслать 10 человек в засаду в деревню Таракташ и полком подходить к Судаку с северной стороны, стараясь левым флангом охватить город с востока. По занятии города засады оставить на месте.
§ 3.
2-му Карасубазарскому полку, по занятии города, выставить заставу в окраине города на шоссе Судак-Алушта.
§ 4.
Для сбора одежды среди буржаузии выделить из полков по 3 надежных товарища, которым отвести районы, для чего город разделить на два района: западный и восточный.
Комполкам строго следить, чтобы бойцы не заходили в дома без дела, и следить, чтобы не было пьянства; замеченных пьяных расстреливать на месте.
Командующий Крымской Повстанческой армией Мокроусов.
Набег на Судак
Зигзагообразными горно-лесными тропинками мы подошли к Судаку. Сергей Захарченко, по распоряжению Мокроусова, произвел разведку и отрезал Судак от телефонного и телеграфного сообщения во всех направлениях. Затем полки вступили в город. Нас шумно приветствовали. Приставали: «Какие части?» – Но партизаны шли молча. Встречные офицеры лихо козыряли Мокроусову, переодетому полковником. До тридцати таких «козыряк» мы забрали под особую охрану. В центре города часть наших отрядов двинулась на кордон снять восемьдесят чехословаков, находившихся там, согласно показаниям полковника Боржековского. Наконец, над недоумевающими горожанами заколыхалось красное знамя. Зеленые буквы заговорили: «3-й Повстанческий Симферопольский полк». Среди буржуазного населения поднялась паника. Окна оделись ставнями, все двери захлопнулись. Из всех укромных уголков затрещали ружья. Мы повели наступление на кордон белых. Одна шлюпка пыталась под шумок уйти в море, но наш пулемет и ружья ликвидировали эту попытку.
Белогвардейцы бросились вплавь, но мы перебили большую часть их. Тем временем Мокроусов велел грузить подводы обмундированием и продовольствием. Из казначейства сбежал кассир. Посланные за ним партизаны нашли его дома… По неопытности они удовольствовались только ключами, но не от кассы. А при вторичном визите к кассиру, конечно, его уже нигде не нашли. Около двух часов длилась бешеная перестрелка с чехословаками. Пули летели со всех сторон. В городском саду мы расстреляли несколько офицеров и одного генерала. Партизаны, не привыкшие к городской обстановке, стали преждевременно отступать. Надо было как можно дольше задержать наступление белых, чтобы вывезти обоз. Поэтому я стал в центре с отрядом и одним пулеметом. Белые заметили отход партизан и начали нажимать. Усилилась стрельба с крыш, пули падали около нас. Командир полка Галько прибежал сказать, что его части отходят. Мне тоже пришлось перейти на окраину города. Мокроусов велел восстановить общее положение; я отказался: – Части отходят по горе, и связь трудно наладить, пока наши цепи не выйдут окончательно за город.
Мокроусов вынул маузер и повторил приказание, – Можете стрелять, но восстановить сейчас боевой порядок в полках невозможно. Тем более, они мне не подчинены. – Я вам приказываю во что бы то ни стало задержать противника и оставаться до последнего момента! – отступил Мокроусов, – Это могу, – ответил я и приказал открыть огонь по наступающим цепям белых: они делали перебежку в садах и старались зайти в тыл.
Когда пулемет устанавливался на горке, я громко крикнул:
– Подтянуть ко мне две роты 2-го полка! Обойти сад! Пулеметы, – огонь!
Цепи белых стушевались, перебежка приостановилась, а я продолжал кричать:
– Отрезать белогвардейцев от сада! Выслать конницу на шоссе!
Бой продолжался около часу. Уже стемнело. Расстреляв все пулеметные патроны, я медленно отошел. На рассвете части собрались в д. Суук-Су. Мы потеряли только двоих. Хорошо, что вышли мы заблаговременно: узнав о налете на Судак, Врангель бросил с фронта пехоту и кавалерию. После судакской операции Врангель стал бояться за свой тыл. Он образовал внутренний фронт и командующим назначил генерала Носовича.
На стоянке в лесу Мокроусов отдал распоряжение сжечь шпалы, заготовленные для стратегической линии Джанкой – Перекоп. Это была феерическая картина! От квартирьера белых, захваченного разведкой, мы узнали, что с фронта сняты части 2-й конной дивизии и брошены на Судак.
Навстречу была выслана засада во главе с Захарченко, Булановым, Ивановым и др. Лишь только головная часть полка поравнялась с разведкой, грянул пулеметный и ружейный огонь. Белые в панике разбежались, оставив на месте убитых и раненых.
После нескольких дней отдыха
По приказу Мокроусова, полки разошлись по своим районам. Опять у подножья гордого крымского великана, Чатыр-дага, расположился наш полк. Но уже через несколько дней партизаны заскучали по боям. Идя навстречу настроению полка, я разработал план сложной операции и послал на утверждение командующего армией. Начальник штаба Погребной доказывал, что мой план не подходит и я потеряю всех партизан, Но Мокроусов знал боеспособность партизан, от благополучного же исхода операции зависела дезорганизация севастопольского района тыла Врангеля. Не колеблясь, командующий чиркнул на моем докладе: «С планом согласен. Для гибкости выполнения оперативных действий предлагаю полк разделить на две группы, в зависимости от обстановки. Командарм Мокроусов». Партизаны ожили: пришивали пуговицы, погоны, поправляли мундиры. «Производство в офицеры» совершалось быстро: из рядового превращались в полковника, на грудь навешивали георгиевские кресты, святые Анны, Владимиры. Такое переодевание заставляло партизан теряться в догадках. Приставали ко мне:
– Большой поход? Я отделывался шуткой: – Едешь на день, а еды бери на неделю. Даже Марии, несмотря на ее усиленные просьбы, не сказал, куда идем и что будем делать. Операция требовала совершенной секретности.
Мы выступили в боевом порядке. У деревни Коуши мы спустились к строящейся железной дороге. Здесь проводили к шахтам Бешуйскую ветку. На митинге выступили с краткими речами Африканец, Кулиш и я. Объяснили рабочим и инженерам: – Мы могли бы приостановить работу под угрозой смерти… Но постройка закончится через два месяца, как раз к приходу Красной армии в Крым. Поэтому продолжайте строить! Дружное «ура» было нам ответом. В деревне Лаки полк захватил двух стражников, в Керменчике – четырех стражников и помощника пристава. Мы просили татар дать нам подводы, по-южному – «дилижансы», для поездки в деревню Кокозы. Татары отговаривались, что лошади разбрелись по чаирам на пастбище. Староста объяснил под шумок, что крестьяне добровольно лошадей не отпустят, боясь доноса и репрессий врангелевцев. Надо нажать. Я поблагодарил за указание и решил имитировать насилие. – Где тут у вас староста? – строго спросил я. Староста подбежал ко мне, будто мы с ним и не сговаривались. – Через пятнадцать минут должны быть дилижансы! Всего четырнадцать! Староста прекрасно играл роль. Он клялся и отказывался. – Если не будет дилижансов, я поступлю с вами, как с врагами советской власти, – и, обращаясь к разведке: – взять старосту! – Не расстреливайте, – закричали татары: – лошадей дадим! Мы с Кулишем еле сдерживали смех. Через несколько минут дилижансы с партизанами затарахтели по дороге.
В Кокозах в ту же ночь мы разоружили пятнадцать стражников, захватили двух офицеров, много патронов, оружия и обмундирования. Затем я постучался в уединенный домик пристава: – Откройте! Я начальник карательного отряда по борьбе с краснозелеными, капитан Прилуцкпй! – Почему я не получил телеграфного распоряжения о вашем прибытии? – спросил через дверь пристав. – Я оперировал с отрядом не в вашем районе, и наступившая ночь заставила меня спуститься в деревню Кокозы на ночлег. Если вы не верите, то можете спросить у своих помощников. Они вам скажут.
Под тяжелым блеском револьверного дула пленные подтвердили мои слова. – Хорошо, – сказал пристав, – сейчас принесу лампу. Через несколько минут скрипнул внутренний замок, и в полуоткрытую дверь мы увидели пристава. Он светил лампой, а в другой руке сжимал наган. Один из моих партизан, погорячившись, крикнул: – Руки вверх!
Пристав поднял револьвер, но от волнения не мог попасть в скобу к курку. Он бросил лампу, карабин партизана дал осечку. Пристав хлопнул дверью. Мы с Кулишем дали ряд выстрелов через дверь, послышался крик и падение тела. Пристав было тяжело ранен. В деревне Албат мы разоружили шесть стражников. Одного из них, удравшего ранее от нас, Куценко, для примера расстреляли. В Каралезе разоружили 11 казаков и 2 стражников. В деревне Ай-Тодор я распустил рабочих и контору по заготовкам шпал для стратегической линии «Джанкой – Перекоп». Отдохнув вблизи казармы Евграфа, мы зашли на кордон Херсонесского монастыря, где сняли одиннадцать человек белых, изъявивших согласие служить в рядах повстанческой армии. В Алсу мы вступили в боевом порядке с песнями. Находившаяся здесь инженерная рота обрадовалась нам, думая, что мы пришли на смену. Каково же было их разочарование, когда мы окружили и разоружили солдат. На наше предложение: «кто желает служить в повстанческой армии – отделись влево!» – половина отделилась влево. Но лица были угрюмы и боязливы. Мы растолковали, что в ряды краснозеленых переходят по доброй воле, а не страха ради, что такие вояки, как они, нам не подходят. Мы сняли с солдат английское обмундирование и собрали их в одном нижнем белье. Врангелю же послали донесение о случившемся, с иронической просьбой поскорее одеть своих «храбрых» солдат. На деревне мне сообщили, что объездчик Красин притесняет крестьян и доносит на всех, помогающих повстанцам. Чтобы проверить это сообщение, я сам поехал в избу Красина. Объездчик, мужик среднего роста, рыжебородый, вытянулся перед моими капитанскими погонами. – Что прикажете, ваше высокоблагородие? – Вот что, голубчик, – ласково заговорил я, – скажи, здесь есть какие нибудь бандиты и как относится к ним население? Красин с удовольствием объяснил, что красных бандитов нет. А обо всех симпатизирующих бандитам он заблаговременно сообщает в контрразведку. – Вот, ваше высокоблагородие…
Негодяй почтительно протянул мне недописанный донос на дядю Семена. Злость охватила меня. Я резко объявил, что мы – красные. Он начал умолять о пощаде: доносил-де несознательно. Когда же предателя повели на расстрел, – он обложил партизан самыми грубыми ругательствами. Офицеры, взятые в плен в Кокозах, изъявили согласие служить в повстанческой армии, мы их приняли в наши ряды, но на первой же стоянке один офицер бежал. – По пословице: «как волка ни корми, он все в лес смотрит». На поляне, вблизи экономии князя Юсупова, я сговорился с командирами проверить лишний раз боеспособность партизан. – Противник слева, ложись! – неожиданно заорал я. Идущая цепь мгновенно пала на землю, повернувшись в левую сторону, – получился сплошной треск затворов. Но трое «вояк» шмыгнули в кусты. – Отставить испытание, записать фамилии бежавших, – распорядился я. Партизаны долго смеялись, а беглецы загладили свою трусость храбростью в боях. Продвигаясь дальше, мы встретили двух охотников; их сыновья служили в рядах Врангеля, и старики не могли нахвалиться на строителей «Единой Неделимой». Партизаны долго слушали охотников, но под конец расхохотались. Мы боялись за рассудок охотников, понявших, что мы – не врангелевцы. Ребята долго поясняли старикам истинную суть белогвардейщины. Они слушали в отупении. Полк двинулся, а старики все не уходили, – Клянусь вам всем для меня дорогим, что мой сын не будет служить у белых! – вдруг крикнул вслед один из охотников. Он, несомненно, был искренен. Но сдержал ли он клятву – кто знает? Экономия князя Юсупова была в образцовом порядке. На лесном участке, окруженном специальной сеткой, разводились некоторые породы дорогих зверей. Навстречу нам вышел хорошо одетый интеллигент. – Много поймали бандитов? – спросил он нас доверчиво. – Кого надо поймали, – сказал я, подумав про себя: «первого тебя». – Кто вы такой и что это за здание? – указал я, будто не зная, на экономию. Он объяснил, что служит управляющим у князя Юсупова, который находится сейчас в Италии. – Скажите, вас беспокоят бандиты? – спросил военком Африканец. – Нет, у меня они не были. Слышал я, что в севастопольском лесу работает банда Макарова, но я ни разу ее не видал.
Поделиться книгой: