Последняя жертва

Казалось, Эдвард даже не заметил, что его куда-то ведут помимо его воли, потому что привык, что в их дружбе активную позицию занимала именно Линдси. Она всегда шла впереди и всегда вела за собой, при этом парень понимал, что в любой другой компании, вроде тех, что обычно навязывают ей родители, она скорее всего предпочтет отойти в сторонку и загадочно помалкивать, изредка бросая короткие фразы, вызывающие у остальных недоумение. В свои девятнадцать у нее никогда не было отношений, и ни один парень не привлекал ее внимания, хотя родители очень сильно надеялись состряпать выгодный брак с каким-нибудь сыночком местного богатея, чтобы сохранить свое положение и влияние в обществе еще на пару поколений.

— Ты ведь был в Борне всего пару раз, верно? — вопрос был чисто риторическим, потому что Линдси и так прекрасно об этом знала. — Я веду тебя в парк, там обычно не так много людей утром, поэтому мы сможем спокойно поговорить.

Она практически тянула Вилтона вперед, хотя, исходя из их комплекции, скорость ходьбы Эдварда должна была превышать скорость ходьбы Линдси, но парень предпочитал идти не торопясь, так, что иногда казалось, будто, делая очередной шаг, он сначала тщательно его обдумывает. Впрочем, это касалось не только ходьбы.

В парке и правда было сейчас немноголюдно. Пожелтевшие листья с тихим шорохом опадали на землю и деревянные скамейки, тщательно выкрашенные в нежный бежевый цвет. Узкие дорожки, словно лабиринт пронизывающие всю площадь парка, были выстланы небольшими серыми кирпичиками, плотно прижатыми друг к другу. Весь парк дышал осенью и выглядел совсем не так, как в том же самом Дорене, где жители привыкли к редко расставленным, местами поломанным лавочкам среди низкорослых деревьев.

— Здесь достаточно аккуратно, — проговорил Эд, проходя на одну из дальних скамеек вслед за Линдси и медленно опускаясь на прохладную поверхность.

— Я иногда прихожу сюда, когда мне нужно побыть в одиночестве. Листаю свои альбомы или читаю те книжки, что ты присылал мне последние пару лет, — пояснила девушка, почти на автомате поправляя подол бордового платья из шерсти чуть ниже колен, поверх которого был надет черный жилет. — Матушка считает, что это вещи недостойные молодой госпожи рода Пэл, но напрямую перечить мне не смеет, зная, как сильно я это не люблю.

Глаза Эдварда загорелись.

— Правда, достаточно занимательные книги? — просиял он, впервые за все это время посмотрев прямо в серые глаза подруги. — Конечно, я уверен, что во многих из них имеет место быть неточностям, но я обязательно исправлю это в скором времени.

— Не совсем мое чтиво, зато я наверняка убедилась, насколько мы не похожи на насекомых, — Линдси звонко засмеялась, слегка тряхнув головой, отчего плотный пучок из рыжих волос на затылке немного ослаб, и теперь оттуда торчала пара прядей. — На самом деле, это и правда очень интересно, но люди мне кажутся скучными и какими-то однообразными, в отличие от насекомых.

— Может быть, ты и права, — кивнул Вилтон. — Зато сколько болезней можно вылечить, если как можно тщательнее изучить причины их появления в человеческом организме. Да и сколько интересных процессов происходит в его мозге, ты только представь! Только то, как далеко мы оторвались в эволюционном развитии от животных, говорит о многом.

Пэл перестала смеяться, внимательно смотря на одухотворенное лицо Эда, который уже почти забыл об истинной цели визита к давней подруге.

— В письме ты упоминал о том, что у тебя есть некий важный разговор ко мне, — наконец решила напомнить ему об этом девушка. — Так что же в нем такого важного? Вряд ли ты приехал аж и самого Дорена ко мне, чтобы обсудить свою любимую научную литературу. Поэтому, давай, выкладывай.

— Ах да, только я не хочу, чтобы об этом знал кто-то еще, потому что, видишь ли, я провожу небольшое независимое расследование, — у Линдси сделался абсолютно заинтересованный вид, и она вся обратилась в слух, жестами показав, что готова унести это с собой в могилу, поэтому Вилтон решил продолжить. — Ты вроде упоминала о том, что когда-то училась вместе с девушкой, которую звали Мариза Дэлл. Что ты о ней помнишь?

Линдси буквально вытаращила глаза от удивления. Конечно, слух о загадочных убийствах, начавшихся с Дорена, дошел и до Борна, поэтому девушка мгновенно смекнула, что к чему.

— Ты серьезно намереваешься поймать этого маньяка? — она всем корпусом повернулась к другу, упершись руками в скамью и максимально наклонившись к Эдварду; при этом глаза ее восхищенно засверкали. — Это достаточно смелый шаг, Эд, ты уверен, что справишься? Хотя, о чем я? Ты справишься! Дай угадаю, ты делаешь это ради науки, да? И наверняка упер трупы с места преступления, чтобы их повскрывать?

Эта девушка видела его насквозь, и Эдвард в очередной раз убедился, что если бы не тот день, когда он решил поискать трупы животных на свалке, то он так и не нашел бы человека, настолько хорошо его понимающего. Хоть Эдвард и не в полной мере поддерживал ее манию к насекомым, зато Линдси не брезгала увлечениями самого парня, часто участвуя наблюдателем или своеобразным ассистентом при его опытах и вскрытиях.

Тем не менее, Эд смутился и пробормотал слова оправдания, чем вызвал очередной приступ смеха у девушки, которую, казалось, вообще ничего не смущало в сложившейся ситуации.

— Мариза, — напомнил он. — Расскажи мне о ней.

— А, да, Мариза… — Линдси немного сникла, задумчиво посмотрев под ноги. — Какое-то время мы неплохо с ней общались, потому что с ней ну не возможно было не общаться, настолько она умела влиять на людей. Не в плохом смысле, нет. Мариза со всеми была добра и всем помогала, ничего не требуя взамен. Такая добрая овечка с огромной душой, как про нее говорили.

Эдвард кивнул. Да, то же самое говорили и жители Дорена, которые были с ней знакомы. Но раз она была такой великодушной и невинной, то почему тогда оказалась убита? Как раз из-за этой ее доброты? Или потому что у нее совсем не осталось родни, и ее никто бы не хватился? Но зачем тогда надо было делать это преступление таким показательным? Казалось, будто Эдвард что-то упускает во всей этой истории, что-то постоянно ускользает и не дает хотя бы немного приблизиться к пониманию мотивов преступника.

— Что-то еще? Может, какие-то слухи?

— Вообще-то есть кое-что, — Линдси немного замялась, но со вздохом продолжила. — Тебе неслыханно повезло, что Мариза из всего нашего класса тянулась именно ко мне. Думаю, немалую роль здесь сыграла моя отстраненность, и ей было проще всего рассказать все мне, зная, что я не буду болтать об этом кому попало, — девушка усмехнулась. — Мне вообще кажется, у нее никогда не было настоящих друзей, с которыми она могла бы поделиться своими переживаниями. Но перед тем, как бросить учебу в школе, она кое о чем мне поведала.

Последняя фраза заставила саму Линдси дернуться, потому что это больше было похоже на то, как говорит ее матушка, предпочитая цветастые выражения, замудренные слова и пускание тумана перед самым главным. Она любила мать, но не хотела быть похожей на нее даже в таких мелочах.

— В общем, ситуация Маризы заключалась в том, что отец практически ненавидел собственную дочь, но не смел вредить ей напрямую, потому что боялся своей жены. Кстати, именно она оплачивала Маризе учебу и была к ней очень добра, хоть и являлась ей неродной матерью. Однако когда мачеха умерла, девочка так и не успела доучиться, а отец наотрез отказался оплачивать оставшиеся пару лет, поэтому Маризе пришлось зарабатывать самостоятельно. Но ей было всего шестнадцать! Ее не хотели брать даже служанкой и уборщицей, а деньги очень были нужны, потому как директор уже грозился выгнать Маризу со школы, если она не погасит успевший набежать за это время долг. И ей пришлось пойти на отчаянный шаг.

Линдси, упоенно рассказывавшая все это Эдварду, дернулась и рефлекторно начала поправлять жилет, убирая с него невидимый мусор.

— Она была вынуждена продавать свое тело, — наконец проговорила она, осознавая, насколько ужасна на самом деле была вся эта ситуация. — Однако долго она не выдержала, вскоре бросив школу и уехав в Дорен домой, как только узнала, что отец скончался.

Эд задумался. На его лице не промелькнуло и тени сочувствия или хотя бы удивления. Лишь на лбу пролегла глубокая морщина, появившаяся из-за того, что парень нахмурился.

— Это многое бы объясняло, если бы не остальные жертвы, — пробормотал он, потирая подбородок. — Допустим, Маризу убил кто-то из ее бывших клиентов, но что насчет других? Этот парень из Веснича, а еще жертва из Прилесья, о которой вообще мало что известно, будто кто-то специально не хочет об этом распространяться. Да и вообще это очень странная деревня. Насколько я знаю, они по-прежнему верят в Троебожие и поклоняются Матери. Глупцы! Да хоть кто-то из них брал в руки учебники или хотя бы какую-нибудь маломальски известную научную газету? Вера никак не поможет им перед лицом настоящей катастрофы!

Видя, как начинает распаляться ее друг, Линдси коснулась его плеча, а когда тот с лицом, искаженным злобой, повернулся к ней, пытаясь сказать что-то гневное в сторону этих «невежд», девушка вдруг замахнулась и со всей силы влепила Эду звонкую пощечину. Парень удивленно прикоснулся к горящей щеке, смотря прямо в абсолютно спокойное лицо Пэл, но не рискнул продолжать, отвернувшись и глубоко вздохнув.

Именно в этом заключалось их главное отличие. Если Линдси просто не любила общество из-за его суеты, постоянного шума и скучных людей, то Эдвард почти всех их считал беспросветными тупицами, неспособными и на долю мыслительной деятельности. Порой это заходило слишком далеко, и Эдвард, начинавший прямо-таки пылать от негодования, готов был сорваться на ком угодно. Линдси была почти единственной, кто мог привести его в чувство, но иногда ради этого приходилось прибегать к методам вроде этого. Пощечина — самое действенное, что могло помочь парню прийти в себя, и Линдси уяснила это еще в подростковом возрасте, когда подобные приступы агрессии возникали в разы чаще, и Эдвард вообще не мог их контролировать, поддаваясь порыву злобы и ненависти ко всему миру.

— Прости.

Они проговорили это одновременно, и Линдси на мгновение улыбнулась, но ее лицо тут же стало вновь серьезным.

— Все в порядке? — спросила она, кладя руку на плечо Эдварду.

— Да, извини, в последнее время мне все труднее дается контроль собственных эмоций, — ответил парень, с нажимом проводя руками по лицу.

Он знал, почему так. Он понимал, что становится тем, кем больше всего боялся стать — своим отцом, который сейчас наверняка бесится из-за того, что сынок внезапно подорвался из отчего дома в неизвестном направлении. Еще повезло, что он не видел трупы в подвале, который Эд запер на ключ перед уходом из дома. Он даже не попрощался с матерью, стремясь поскорее отправиться в путь. Но мать слишком любила его. И слишком боялась. Как и его отца — своего мужа. И только поэтому делала вид, что не знает, чем занимается ее сын, усердно пытаясь забыть о том, что случилось несколько лет назад.

— Скоро будет семь лет со дня, как умерла Энни, — медленно проговорил Эдвард. — Моя маленькая сестренка… Я правда скучаю по ней, ведь в нашей семье она была единственной, кто действительно меня понимал и не пытался лезть в мою жизнь со своими указаниями.

— Расскажи мне, как она умерла, — Линдси несомненно знала об этом, ведь была первой, кому Эд рассказал о случившемся, но подумала, что, возможно, другу будет легче, если сейчас он выскажет обо всем, что копилось у него в душе и не давало покоя все эти годы. — Расскажи мне все.

— Она… — Эд запнулся, но глубоко вдохнул, стараясь скрыть подступающие слезы. — Она покончила с собой. Энни было всего тринадцать, и отец относился к ней даже хуже, чем ко мне. Свое отношение ко мне он хотя бы оправдывал тем, что это все лишь для моего блага, и он пытается воспитать во мне настоящего мужчину, а к ней он просто испытывал презрение, вовсе не давая дышать полной грудью. Он хотел уже через пару лет выдать ее замуж за сына одного из Стражей, но Энни была слишком мала, и точно так же как и я жаждала свободы.

Эдвард вдруг резко поднял голову и посмотрел Линдси в глаза, пытаясь найти там ту же боль, что когда-то испытал он сам.

— Скажи мне, — прохрипел он, уже не скрывая слезы, текущие по щекам. — Все отцы такие?

Линдси закусила губу. Ей было жаль своего друга, но как бы она не старалась, ей было трудно понять его ситуацию полностью. Пэл слыли в высшем обществе самой примерной семьей, в которой никто не посмел повышать друг на друга голос и распускать руки. Да, порой девушке казалось, что ее держат в этакой золотой клетке, которая становится все меньше по мере того, как растет она сама, но это было пустяком, особенно когда девушка, повзрослев, научилась влиять на свою матушку.

— Это город. Точно! Это все Дорен, который убивает души в людях, — глаза Эдварда искрили безумием. — Я не удивлен, что убийца начал именно оттуда. Этот город так и кишит людьми, что все глубже погрязают в собственной лжи и притворстве. Ни один из них не сожалел о смерти Маризы по-настоящему. Точно так же было, когда умерла моя сестра. Я буду искать убийцу ради нее! Пусть не он был причиной ее смерти, но почему среди всех жителей Дорена он не убил моего отца? Вот кто действительно этого заслуживал!

Линдси поняла, что крепкая пощечина впервые дала сбой. Бессонная ночь давала о себе знать: Эд почти что сходил с ума. Он рыдал, запустив руки в волосы, слегка дергая за них, чтобы почувствовать боль.

— Где ты остановился? — девушка решительно встала, осторожно касаясь руки Эда, отводя ее в сторону и крепко сжимая в своей ладошке. — Я отведу тебя туда, ты заберешь вещи и немедленно пойдешь со мной домой.

— Домой?

Линдси уверенно кивнула, давая своему другу понять, что она рядом, и все хорошо. Тот медленно поднялся со скамейки вслед за Пэл и прохрипел адрес квартиры той старушки, у которой остановился.

Ему плохо. Еще хуже, чем было пару лет назад. Но Линдси не могла постоянно быть рядом, и поэтому некому было вовремя притупить всю эту боль, сверлящую грудную клетку. Просить перестать заниматься этим расследованием было бы глупо — Эд ненавидел, когда его жизнью пытались командовать, и сделал бы себе еще хуже в попытках остаться одному, чтобы избавить себя от лишних оков. Просто быть рядом. Пока этого достаточно. И этим пока решила заняться Линдси.

Правда она так и не успела рассказать Эдварду о том, что сегодня ночью именно в Борне произошло очередное убийство…

Четвертая жертва

— Еще убийство! В Борне! — Ника грозно сверкала глазами, громко топая тяжелыми ботинками, шагая туда-сюда по комнате.

Освальд сидел на кровати и следил глазами за взбешенной подругой. Он не понимал, почему Ника так этим обеспокоена — уж его-то точно устраивало место мальчика на побегушках в составе полиции, и он не понимал, зачем стремиться к чему-то еще, если у тебя есть хорошее рабочее место, трехразовое питание и крыша над головой.

— Я обязана найти этого убийцу, если ни полиция в столице, ни Стражи в местных городах не смеют даже лезть в это! — вконец вспылила девушка и грозно сжала кулаки. — Я прекрасно слышала, о чем они говорили на собрании, и по их высказываниям могу сделать вывод, что они просто трусят!

— Ты не должна ничего делать, тем более, в одиночку, — возразил Освальд. — По-любому они скоро начнут действовать, просто пока еще не готовы. Я почти уверен, что они пытаются во всем разобраться и разрабатывают план будущих действий. Нельзя же просто так взять и броситься с головой в расследование!

Ника резко остановилась прямо напротив друга и начала буквально сверлить того взглядом, отчего парню стало неуютно, и он заерзал на месте.

— На чьей ты вообще стороне?

Освальд пожал плечами и отвернулся к окну, вид из которого выходил прямо на королевский сад, что рос как раз у северного крыла, где находились комнаты и кабинеты членов королевской полиции. Сейчас он уже постепенно увядал, зато как раз поспевали поздние сорта яблок, радостно наливающихся на крепких деревьях. Юная принцесса любила гулять по этому саду, и в последние месяцы ее все больше начали замечать задумчиво ходящей между желтеющими деревьями, и причина этого крылась отнюдь не в красоте осеннего убранства. Поговаривали даже, будто принцесса нашла себе любовника среди мужчин из королевской полиции, но сама девушка на эти слухи никак не реагировала, да и король старался не обращать на них внимания. Королеве, привыкшей каждый день выслушивать сплетни о королевской чете и их дочери, и вовсе было все равно на то, что там говорят про молодую принцессу. Ее репутацию это испортить никак не могло, да даже если бы это и оказалось правдой, то ничего постыдно в этом и не было — в личную полицию короля попадали только самые проверенные люди, по крайней мере, именно так считал он сам. И один из этих людей вполне мог бы стать королевским зятем, а глава государства только бы порадовался за свою дочь. Но принцесса не говорила ни о чем прямо, так как считала, что ее личная жизнь не должна никого касаться, и родители вполне уважали это решение.

Ника тоже мельком и как бы невзначай бросила взгляд в окно, но тут же отвела его, заметив чью-то фигуру на дальнем конце сада, одиноко стоящую у молодой зеленой елочки.

— Мне не нравится, что это дело просто бросают на самотек, — вздохнула девушка, садясь на краешек кровати рядом со своим другом.

— Все будет хорошо, тебе не стоит так волноваться и переживать, ведь это совсем не наше дело, — напирал Освальд, видя, что Ника значительно поутихла и успокоилась. — Тем более тебе не стоит рисковать своей жизнью, потому что ты даже не знаешь, каковы критерии выбора жертв у этого человека, и вполне можешь стать следующей. К тому же, вряд ли ему понравится, если ты будешь пытаться выйти на него и подберешься слишком близко.

— «Критерий выбора жертвы»? Так ты думаешь, он у него все-таки есть? Я изучала дела тех жертв, что попадали в королевскую полицию, и между ними совсем никакой связи, — оживилась полицейская.

Освальд нахмурил лоб и потер переносицу.

— Я случайно подслушал, как те братья-громилы из полиции переговаривались между собой, и у них есть некое предположение, касаемо мотивов убийцы. Они считают, что он какой-то религиозный фанатик или что-то типа того. Правда я так и не понял, почему именно они так решили, но, тем не менее, такая мысль витает в воздухе.

Ника опешила. Братья Гриз? Неужели даже им Вадер доверяет больше, чем ей, хотя мозгов у них явно не хватает даже на двоих? Очевидно же, что это не их предположение, а они просто подслушали это на очередном собрании в перерывах между сном и попиванием пива прямо за этим же столом.

Парень потянулся и встал с кровати.

— Мне пора. Матушка просила зайти к ней до заката, а я не могу заставлять ее ждать.

Ника махнула рукой и, дождавшись, пока друг исчезнет в дверном проеме, вышла следом за ним, плотно закрыв дверь и провернув пару раз ключ на случай, если кто-то решит сюда зайти в ее отсутствие.

Подземные проходы, пропахшие сыростью и затхлостью, давно заменили девушке обычные коридоры, потому как если ты хочешь что-то узнать в месте, где тебя не ставят ни во что и ни капли не доверяют, нужно уметь добывать информацию самостоятельно. Пусть и весьма необычными путями.

Здесь было намного холоднее, чем в стенах замка, но Ника, привыкшая ходить круглый год в больших свитерах и брюках из плотной теплой ткани, почти не мерзла. Стены вокруг были ужасно потрескавшимися и крошились от малейшего прикосновения, и свет здесь был только в некоторых коридорах, которые порой использовались стражей при обходах. Ника же часто пользовалась другими проходами, о которых, вероятно, кто-то мог и не догадываться, и если знать, в какую именно сторону идти, то можно было попасть в любое место в замке. Ника знала об этих подземных хитростях еще с детства, так как об этом, как и о многом другом, ей рассказал дедушка. Он очень хорошо понимал, как сложно будет Нике, когда его не станет, поэтому решил уберечь любимую внучку, раз уж этого не могли сделать ее родители. И именно от дедушки Ника унаследовала многие черты характера, такие как вспыльчивость, желание непременно достигнуть справедливости в этом мире и доказать всем вокруг, что она способна на большее.

Дедушка верил в Нику и никогда не сомневался в том, что она сможет стать ему достойной преемницей, и теперь она изо всех сил старалась оправдать его надежды, даже несмотря на то, что мистер Дивер уже мертв и не сможет об этом узнать.

— Я сделаю это ради твоей памяти, дедушка, — прошептала Ника и уверенно двинулась вперед по коридору.

Зал заседаний королевской полиции находился немного западнее покоев Ники, поэтому именно в этом направлении и направилась полицейская, помня о том, что звукоизоляция в этих местах не очень хорошая и стоит постараться не издавать лишних звуков, находясь прямо под залом, если ты действительно хочешь услышать что-то интересное. Но шла она сюда не чтобы подслушивать — Ника планировала выйти в кладовой, примыкающей к залу заседаний, но это могло получиться, только если в помещении никого нет.

Чем ближе Ника подходила к заветной дверце, тем уже становился коридор, а сама дверь больше напоминала небольшой квадратный люк в потолке, через который приходилось буквально протискиваться, но Нике это далось без труда, благодаря годам практики. Все это было необходимо провернуть, чтобы никто не знал, что она здесь была, потому как, если бы Ника зашла внутрь как обычные люди через парадный вход, то возникла бы высокая вероятность встретить кого-нибудь из состава полиции, или же самого Вадера, который наверняка стал бы интересоваться, куда это она направилась.

И вот сейчас, стоя в кладовой и старательно прислушиваясь к тому, что происходит за дверью, девушка затаила дыхание. В зале определенно кто-то был, и он не собирался уходить ближайшее время, потому что было слышно, как медленно перелистываются страницы какой-то книги и раздается тихое сопение. Но для Ники было хотя бы очевидно, что это не Вадер, а это уже само по себе являлось хорошим знаком. Человек, судя по звукам, как раз собирался здесь вздремнуть, но в этот момент в зале с громким стуком распахнулась дверь, и человек с тихим ойканьем встал из-за стола. Ника вздрогнула, но тут же взяла себя в руки и продолжила вслушиваться в происходящее.

— Пит! Ты опять заснул на рабочем месте, — этот властный женский голос сложно было не узнать. Он принадлежал Терре Гриз — матери тех самых двух братьев и по совместительству заведующей той частью королевской стражи, что отвечала непосредственно за безопасность королевской семьи.

Кем являлся тот самый Пит, догадаться тоже было несложно. Ему почти не давали особо важных поручений, так как он слыл самым безответственным в королевской полиции и часто спал на рабочем месте. Например, как сейчас.

— Госпожа, я…

— Довольно, Пит! Радуйся тому, что тебя вообще еще не выгнали, хотя на месте Вадера я бы сделала это уже очень давно!

Краем глаза Ника заметила небольшое шевеление в дальнем углу кладовой. Между большими кадками и ящиками с овощами возилась мышка. Она юрко подорвалась с места и кинулась прямо к ногам девушки, пробегая по носкам ее ботинок. От неожиданности младшая Дивер дернулась, задев локтем какие-то банки, которые зашатались, стукаясь друг о друга и поднимая достаточно громкий, для того чтобы его услышали в зале, звон. Ника на мгновение застыла, затаив дыхание и, заслышав приближающиеся шаги, заметалась по кладовой. Люк, ведущий в подземелье, был закрыт слишком плотно, чтобы девушка успела быстро его открыть, прежде чем ее обнаружит госпожа Гриз. Раздался скрип тугих петель, и Ника затаила дыхание.

— Просто мыши, — сделал вывод Пит, которого Терра послала осмотреть кладовую.

— Вот этим завтра и займешься, — отчеканила женщина, разворачиваясь по направлению к выходу. — И чтобы не смел отлынивать!

Пит что-то пробормотал и вышел вслед за ней. Раздался звук захлопнувшейся двери, и Ника облегченно выдохнула, поднимаясь с грязного пола. Как хорошо, что в последний момент она успела сдвинуть одну из бочек и нырнуть за нее, надеясь на то, что в темноте ее не особо будет видно за всем этим нагромождением. Да и Пит вряд ли особо вглядывался.

Ника осторожно выглянула из кладовой, осматриваясь, на случай, если в зале был кто-то еще, но там было абсолютно пусто. На протяженном деревянном столе с резными ножками лежали не предусмотрено оставленные кем-то из полиции доклады по последней проделанной работе. Именно к ним и пошла в первую очередь девушка, среди кучи папок и с трудом склеенных вместе листов с кучей воды в постоянных отчетах о том, что все в порядке и за последние двадцать четыре часа не происходило ничего необычного, надеясь найти что-то стоящее. Ее поиски увенчались успехом, и среди всего этого вороха ненужной макулатуры Дивер наконец-то нашла кое-что, что привлекло ее внимание. Это был одинокий листочек, исписанный чьим-то мелким почерком и закопанный в кучу бесполезных, наполненных фарсом и официальностью бумаг. Этот отчет датировался вчерашним числом и имел внизу характерную замысловатую подпись, принадлежность которой, однако, Нике так и не удалось определить.

В отчете говорилось о двойном убийстве супружеской пары в городе Борн. Тела нашли наколотыми на металлические пики забора, ограждающего их дом: женщину обнаружили на той его части, что выходила прямо на улицу, в положении, при котором лицо ее было обращено к небу, а ее мужа — с противоположной стороны, что выходила на пустырь, и его взгляд был направлен в землю. Горожане уже не сомневались, кто именно стоял за этим зверством, и многие вслух говорили об опасном убийце, который, судя по отчету неизвестного полицейского, «движется с востока на запад и, вполне вероятно, скоро достигнет Столицы, если не попытаться его остановить».

Ника победно улыбнулась. Вот и подробности того самого убийства. Видимо, не всем в полиции плевать на происходящее. Это гораздо упростит ее собственное расследование. Понимая, в какую сторону стоит двигаться, она просто возьмет все в свои руки и первая поймает этого убийцу. Тогда абсолютно все в полиции поймут, что она действительно чего-то стоит и не зря является внучкой того самого Карла Дивера, который всегда стоял на своем и обладал невероятным стратегическим складом ума, который помогал ему не только защищать королевскую семью, но и свести на минимум преступность во всей столице. Ника всегда восхищалась своим героическим предком и старалась быть похожей на него. Сколько бы она не злилась на своих родителей, которые уехали в какую-то глушь, поддавшись в затворники, оставив маленькую дочь отцу ее матери, но она понимала, что только благодаря жизни с таким дедушкой, Ника выросла такой несгибаемой, решительной и всегда добивающейся своего.

Убийца скоро будет рядом. И когда он нанесет следующий удар, храбрая полицейская Ника будет готова ответить ему. Он больше не будет убивать, и это будет целиком только ее заслугой. Она сделает это. Она не очернит своей фамилии. Ведь она — Дивер.

Ты готов принести жертву?

Виктор никак не мог уснуть уже третий час. Финна не было дома, несмотря на позднее время, но Брама это нисколько не беспокоило — имеет право, в конце концов, уже взрослый юноша. Но в его отсутствие одиночество, неустанно преследующее Виктора последнее время, становилось прожорливее и каждый раз откусывало все большие куски от здравого смысла, заставляя обычно уверенного в себе журналиста тревожиться по пустякам.

Становилось все холоднее, и промозглый осенний ветер задувал в щели окна, а из головы не выходили картины прошедшего сутки назад жертвоприношения. Окровавленные внутренности убитого юноши возникали образами в голове, стоило Виктору только закрыть глаза, а блокнот с пометками так и оставался пустым. Единственное слово, которое Брам написал в ту же ночь, как только вернулся с того странного мероприятия, было «боль». Сейчас он даже не мог понять, что хотел этим сказать. Было ощущение, будто тот вечер выжал его полностью. При этом Финн вел себя как обычно, не собираясь никак это обсуждать и делая вид, будто ничего необычного не произошло.

Для него, быть может, все так и было, а вот для Виктора открылся новый мир, и он оказался не самым приятным. Но журналист не мог перестать ощущать то, что он уже не может просто так уехать отсюда, став сопричастным к чему-то очень важному. Нить, изначально приведшая его сюда, стала сворачиваться в тугой клубок, принимая более ясные очертания и становясь значимее с каждым витком. Но именно этот клубок оказался привязан к ноге Виктора и ощущался тяжелым грузом, не давая сделать и шага за пределы этой деревни. Начинало казаться, что он попросту сходит с ума.

Холодно.

Виктор не без труда поднялся с нагретой постели и встал посреди комнаты, будто задумавшись о чем-то. Потом медленно, почти шоркая ступнями о пол, прошел в кухню, где находился старый камин, давно не чищенный и держащийся на одном только честном слове и полуразрушенном основании. Помедлив пару мгновений, скользя взглядом по кирпичной крошке вокруг камина, Брам неуверенно пошарил руками за ним, предполагая найти там что-то вроде дров, ну или хотя бы немного щепок, но нашарил лишь пустоту, да обрывки длинной паутины. Гореть было нечему, но холод не давал поблажек и заставлял продолжать искать. И поэтому, уцепившись взглядом за какое-то старое поломанное корыто в углу, журналист с явным энтузиазмом схватился за него, пытаясь протолкнуть в отверстие камина целиком. И у него это на удивление получилось. Корыто почти полностью вошло внутрь, но Виктор, пытаясь осторожно вытащить руки из камина, задел ладонью какой-то выступающий из деревянной поверхности гвоздь, отчего на руке почти мгновенно заалела полоска наливающегося кровью пореза. Зашипев от неожиданной боли, мужчина тряхнул рукой, и с пореза сорвались пару капель алой свежей крови, которые попали прямо на край злосчастного корыта и обрызгали почерневшие стенки камина.

Виктор склонился, чтобы поискать вокруг спички, но его лицо вдруг опалило жаром внезапно вспыхнувшего пламени. Он резко встал и не сразу осознал, что огонь горел в камине. Может просто разгорелся тлеющий уголек? Но ведь было же видно, что камин давно не использовался, откуда там было взяться свежему угольку?

Пока Брам размышлял над произошедшей ситуацией, пытаясь найти этому разумное объяснение, огонь разгорался все сильнее, будто цветок, стремительно распускающийся после теплого летнего дождя. Он становился все ярче и больше, будто стремился выбраться из тесных стенок камина. Виктор отошел подальше, на всякий случай начиная осматриваться по сторонам в поисках ведра, в которое можно было бы набрать воды и затушить разбушевавшееся пламя. А оно и вовсе начало вести себя совсем странно, будто возомнило себя живым существом.

— Неужели обо мне еще кто-то помнит?

Виктор приглушенно вскрикнул, глядя с широко раскрытыми глазами на пламя. Ведь звук исходил именно оттуда!

В ответ на испуганного мужчину смотрела пара огненных глаз прямо из глубины камина. Они выглядели как иллюзия, созданная причудливым пламенем, но чем дольше Виктор на них смотрел, тем больше ему казалось, что эти глаза действительно кому-то принадлежат. Он отошел еще дальше, и вдруг взгляд из камина стал будто испуганным, а язычки огня заметались по его стенкам будто в приступе страха.

— Стой! — голос, какой-то нежный и почти детский, доносился прямо из камина, сомнений не оставалось, однако рта, произносившего их, видно не было.

— Что происходит? — просипел журналист, продолжая во все глаза смотреть на камин. — Кто ты?

Пламя всколыхнулось.