Помоги проекту - поделись книгой:
— Ты сам меня призвал, разве это не так? — голос все больше становился похож на ребяческий, а его тон принимал обиженные нотки. — Кровь, кладбищенская земля — все на месте. Разве не такого эффекта ты добивался, кидая все это в камин?
— Кладбищенская…земля? — и тут до Виктора дошло, что никакое это было не корыто. Это был гроб. И судя по всему, уже бывший кем-то в употреблении. Мысли начали водить испуганные хороводы вокруг образа Финна, пытаясь понять, зачем молодому парню чей-то гроб, очевидно вытащенный на свет из-под земли. Да и сразу возникают сомнения, настолько ли на самом деле безобидны его ночные прогулки.
— Ну да, — подтвердил голос. — Земля с кладбища. Вот здесь, на этих деревяшках.
Брам встряхнул головой, пытаясь понять, снится ли ему это или же, наоборот, мерещится после бессонных ночей. Страшнее всего было сойти с ума именно сейчас, если этого уже не случилось в тот день, когда он только въехал в пределы этой странной деревни. Может они тут в воду что-то сливают?..
— Так ты…?
— Как я понял, произошло недоразумение, и ты все-таки не вызывал меня, — глаза в камине почти потухли, а пламя уже не было таким бурным. — Я Брен. Я тут вроде как местный бог огня.
Виктор подумал, что это точно сон. В его голове просто перемешались рассказы Финна и реальность, и мозг начал проецировать необычные образы. Бог огня? Звучит смешно и абсолютно абсурдно. Тем более боги наверняка не должны вот так просто являться перед людьми, да еще делая это через какой-то старый камин.
— Меня здесь не особо любят, так что я очень удивился, что кто-то решил обратиться ко мне, — Брен вздохнул и в очередной раз взволнованно всколыхнулся. — Да и то по ошибке, как выяснилось.
— Но во время ритуала люди же использовали огонь для сожжения жертвенной плоти? — Виктор озадаченно моргнул, пока не решив, что ему стоит сейчас сделать.
— Это было что-то вроде грязной работы, которую мне приходится ежегодно выполнять для своих старших братьев. Моей задачей было превратить внутренности в пепел, но подношения мне как такового не делают. Я своеобразный посредник между людьми и Вентом, — сейчас язычки пламени сложились в некое подобие лица с очень мягкими и плавными чертами, и казалось, что оно вот-вот исказится гримасой плача.
Неоднозначно выгнув бровь, мужчина немного приблизился к камину.
«Вот что делают с людьми бессонные ночи», — подумалось ему, но вслух он ничего не сказал, а только незаметно посмотрел на пыльные часы над камином. Было уже далеко за полночь, но света пламени не хватало, чтобы определить точное время.
— Здесь хорошо, — произнес Брен, быстро изобразив своим иллюзорным лицом подобие спокойствия. — Кстати, ты так и не назвал своего имени.
— Виктор, — медленно проговорил журналист, наблюдая за огненными линиями, которые, будто под дуновением ветра, меняли свое положение, управляя чертами лица загадочного бога.
Брен начал гореть еще сильнее, почти обжигая стоявшего в отдалении Брама.
— Прекрасно! — если бы Брен был человеком, то Виктор сказал бы, что его лицо просияло, но в данной ситуации больше подошло бы выражение «загорелось». — Мы же теперь вроде друзья, не так ли?
Мужчина опешил. Друзья? Как вообще можно дружить с… огнем? Напомнив себе, что это всего лишь сон, мужчина осторожно повел плечом, неопределенно мотнув головой.
— Друзья должны помогать друг другу! — проговорил Брен, видимо приняв неоднозначные движения Виктора за согласие. — Я знаю, для чего ты сюда приехал, и я могу тебе помочь.
Брам озадаченно выгнул бровь.
— Таверна, — пояснил Брен. — Тогда ты рассказывал все этому мрачному парню. О том, что ты хотел изучить местные обычаи. Но ведь на самом деле это не главная твоя цель, я прав? — он вдруг перестал выглядеть наивным ребенком, и лицо его все больше принимало выражение близкое к своеобразному превосходству. Такое выражение Виктор часто наблюдал у издателей, в журналы которых он приходил печататься. Они всегда с сомнением осматривали его статьи и надменно бросали что-то вроде: «Мы посмотрим, в каком выпуске найдется место для твоей писанины». — Что если я скажу тебе, что могу перемещаться не только в пределах этой деревни, а имею доступ ко всем источникам огня этого мира, несмотря на то, что являюсь по своей сути всего лишь локальным божком? Правда я не могу так запросто за пределами этого места общаться с людьми, верящими в совсем другого бога или вообще не верящими, как сейчас с тобой, но я все еще могу наблюдать.
Виктор помнил о том, что Троебожие является индивидуальной историей для каждого отдельного подобного поселения, но то, что их боги разные и действительно существуют сепаративно друг от друга, стало для него полной неожиданностью. И слова Брена о перемещении по всему миру… Значит ли это, что он поможет Виктору отследить убийцу вот так просто? На мгновение даже до боли захотелось верить, что это может оказаться не сном.
— Ты ведь наверняка хочешь от меня какой-то ответной услуги?
Брен улыбнулся, насколько об этом вообще можно было судить из очертаний колыхающегося пламени. Затем некоторые участки его лица потемнели. Оно вдруг начало принимать вид настоящего человеческого лица из плоти и кости. Оно было именно таким, каким и можно было его представить, всматриваясь в огонь. Черты, мягкие, непостоянные, они создавали впечатление, будто это лицо не имеет постоянного состояния, а эмоции на нем сменяются настолько быстро, что кажется, будто несуществующие мышцы непрерывно находятся в активной работе. Лицо стало медленно выходить за пределы камина, и Виктор смог разглядеть полностью голову бога огня. Ярко-рыжие волосы, почти обжигающие, казалось, не закончатся никогда, но постепенно они начали принимать форму человеческой фигуры, будто облепляя собой прозрачный бюст.
Заворожено наблюдая за происходящими метаморфозами, Брам почти не заметил, как перед ним предстал очень высокий и худощавый парень. Его волосы почти не стали короче, несмотря на произошедшие с ними изменения, и они почти достигали поясницы. Проследив за их направлением, Виктор понял, что парень, вышедший из камина, абсолютно нагой и, задержав свой взгляд на уровне кончиков волос чуть дольше, чем следовало, журналист вернул свой взор выше, ни капли при этом не смутившись. И тут выяснилось, что рост Брена не позволял Виктору долго пялится на его лицо, потому что для этого Браму приходилось задирать голову, отчего шея начинала уставать, поэтому взгляд мужчины оказался где-то в районе чуть ниже ключиц.
— Не думаешь одеться? — таким же беспристрастным, как и весь его вид, голосом проговорил он, чувствуя, как по комнате распространяется жар от тела огненного бога.
— Зачем? Мне не холодно, — голос Брена стал более крепким и перестал менять диапазоны с наивного детского до официально серьезного, приняв какую-то грубоватую мягкость.
— Хорошо.
Виктор начал потеть, поэтому сделал пару шагов назад, позволяя себе еще раз окинуть взглядом фигуру бога.
— Так вот, — Брен как ни в чем не бывало продолжил предыдущую беседу, абсолютно не стесняясь своей наготы. — Мое предложение заключается в том, что я помогу тебе выследить серийного убийцу, а ты в своей статье или где-либо еще упомянешь обо мне, чтобы я перестал быть тем самым богом, которого все ненавидят и предпочитают лишний раз не вспоминать. Я правда не особо уверен, как обстоят дела у других богов, но, по крайней мере люди этой деревни меня практически презирают. Не самое завидное положение, как думаешь?
— А твои братья, они тоже тебя ненавидят?
— Видишь ли, тут ответ скорее нет, чем да. Мы не общаемся. Мы просто существуем вместе только как очередная легенда, но по сути мы просто детища Матери, которая сама теперь живет лишь как часть нас самих. Мы не решаем сами, что и как нам нужно делать. Нами управляют люди, решившие, что ненавидеть меня — правильно, значит, так будут делать все. Мы не семья — мы просто эфемерное воплощение человеческого разума, понимаешь? Мы — питающее людские умы звено, мы — надежда, мы — любовь, и мы же — ненависть. Все просто.
Виктор моргнул, пытаясь осознать слова Брена. То есть он просто плод общественного разума, существующий при этом вне его? Это полностью меняло представления мужчины о религии в целом, которые раньше основывались на научной литературе, утверждающей, что религия просто способ не особо образованных людей объяснять явления природы, которые кажутся им чем-то сверхъестественным. Но то, о чем говорил Брен, имело совсем другой смысл. Люди не просто объясняли религией обыденные вещи, они сделали богов вполне реальной частью материального мира.
— Но если ты все равно часть легенды, зачем тебе какие-то дополнительные упоминания вне нее? — Виктор попытался определить мотивы странного божества, не до конца понимая, о чем же все-таки оно просит.
— Дело лишь в том, что я, являясь, как ты уже выразился, частью этой легенды не могу влиять на нее напрямую, как и на умы верящих в нее людей, — терпеливо пояснил Брен, посмотрев при этом прямо в глаза собеседнику, отчего Браму стало на мгновение некомфортно. — Но ты вполне можешь внести определенные изменения в данную интерпретацию троебожия, чтобы я перестал выступать в ней этаким злодеем и разрушителем всего прекрасного.
Виктор кивнул, отводя глаза, чтобы не сталкиваться вновь с пристальным взглядом бога огня. Происходящее все еще не до конца укладывалось в мозгу, отравляя и без того загруженный разум совершенно новой и непонятной информацией. Он прямо-таки нуждался в отдыхе и хотя бы небольшом количестве времени для того, чтобы обработать всю полученную сейчас информацию.
Журналист на пару секунд зажмурился и вновь посмотрел на Брена. Тот спокойно ждал, продолжая наблюдать за реакцией мужчины. И Виктор решил, что даже если на утро окажется, что это был всего лишь нелепый сон, то он все равно ничего не потеряет, поэтому было бы логичнее всего сейчас согласиться. Тем более именно этого по сути и добивался Виктор: найти убийцу прилагая как можно меньше усилий, так что все складывалось как нельзя лучше. К тому же, интуиция не подвела его в этот раз. Какой бы странной не была местная вера, она станет ключом к раскрытию личности серийного убийцы, пусть даже таким своеобразным и абсолютно неожиданным способом.
— Я согласен.
Брен широко улыбнулся, пододвигаясь еще ближе к Виктору и хватая его за руку. Брам почувствовал жжение на голой коже руки, но поборол в себе желание тут же выдернуть запястье из захвата огненного бога.
— А ты мне сразу понравился. Я был уверен, что мы быстро договоримся.
Он вдруг начал потухать, его кожа уже не была такой горячей, и она постепенно бледнела. И мгновение спустя перед Виктором находилась лишь кучка пепла.
Почти не думая уже ни о чем, Виктор медленно вернулся в комнату, достал блокнот, черканул там единственное слово «договор» ровно под первым словом и, уже засыпая, услышал звук открывающейся двери.
Обойтись без жертв
Эдвард очнулся после долгого сна ужасно разбитым, не ощущая собственного тела и чувствуя только покалывание в правой руке, на которую он расположил вес своего тела во время сна. Рядом никого не было, и Вилтон сел на мягкой кровати, оглядывая комнату, в которую его утром привела Линдси, заставив выпить какой-то горький травяной чай, после которого парня разморило, да и бессонная ночь дала о себе знать, отнимая последние силы. Комната была заставлена мебелью и даже не являлась гостевой, в которой привык ночевать Эдвард, до этого уже бывавший в особняке Пэл. Эти покои кардинально отличались от всего остального дома, и по сильному беспорядку и множеству бабочек в застекленных рамках на стене, он понял, что комната принадлежала самой Линдси, о чем также говорила стопка научных трудов самого известного энтомолога Бернарда Лепидоптера, который одним из первых в общем-то и стал заниматься исследованием насекомых. Из книг выглядывали своеобразные закладки в виде шпилек, этикеток и даже некоторых столовых приборов.
Самой Линдси в комнате не было, и Эдвард решил пока привести себя и свои мысли в порядок. Неловкими движениями пытаясь пригладить мятую ото сна рубашку, он думал о том, насколько запустил свой самоконтроль, все чаще и чаще давая волю негативным эмоциям. Линдси не должна была в очередной раз становиться свидетельницей подобных вспышек гнева, которые все больше стали одолевать его последние пару недель. Отчасти виной подобных перемен стали ночи без сна, проводимые за вскрытиями и обработкой полученной при этом информации, в попытках понять природу и мотивы убийцы.
Эдвард уже осознал, что мотивов здесь как таковых и нет, есть только непреодолимая жажда убивать, которая ведет серийного убийцу от города к городу, оставляя в каждом по трупу. Вероятность того, что это не просто хладнокровный убийца, а человек с больной психикой, еще больше возбуждала Эдварда. Он поговорит с ним, он проникнет глубоко в его черепную коробку, чтобы понять, как он мыслит. И это даст ключ к пониманию того, почем Он всегда так поступал. Это даст объяснение каждому шраму на теле и душе Эдварда. Ведь даже настоящий убийца не пугал его настолько, насколько это всегда получилось делать у его собственного отца…
— Эд! — парень не заметил, как в комнату вошла Линдси, неся на подносе кружки, из которых тонкой струйкой поднимался пар, и что-то сладкое, похожее на большие пирожные, покрытые сверху темным шоколадом. — Ты выспался? Я принесла нам вкусностей с кухни, пока наша кухарка, готовящая все это для гостей, удачно вышла в кладовку, — девушка тихонько хихикнула, ставя поднос на небольшой столик возле кровати.
— Что за гости? — проигнорировав вопрос, задал встречный Эд, двигаясь на край кровати, чтобы Линдси села рядом.
— О, просто какие-то старые знакомые родителей, которые должны будут прийти ближе к вечеру, — кинув взгляд на часы на широком резном подоконнике, Пэл удовлетворенно отметила, что еще только три часа дня, и до прихода гостей еще достаточно много времени. — Наверняка будут обсуждать произошедшее в городе убийство.
Эдвард приподнял бровь и придвинулся, заметив, как Линс прикусила губу, будто проговорилась о чем-то, о чем пока не хотела упоминать. Так в Борне произошло убийство? А вот это интересовало Эдварда намного сильнее, чем какие-то знакомые Пэлов.
— Семья Мирт, — со вздохом пояснила девушка, беря в руки кружку с горячим чаем. — Они тоже были неплохими знакомыми моих родителей. Их нашли на пиках собственного забора, окружавшего дом. Никаких зацепок и мотивов, насколько я знаю, так что не думаю, что тебе есть смысл что-то здесь изучать, да и трупы уже забрали.
Эдвард задумчиво потянулся за пирожным, отмечая, что оно еще теплое и мягкое. Убийство. Здесь. В Борне. Это на самом деле очень большая зацепка. Очевидно, что убийца все тот же, и он движется на запад, и уже абсолютно бесстрашно нацеливается на рыбу покрупнее. На самом деле это самая понятная зацепка за все прошедшее время, и Эдвард впервые знал наверняка, что с ней делать.
— Я знаю, — проговорил Вилтон, медленно кусая выпечку. — Я знаю, где он будет завтра или даже уже сегодня вечером. Я
Что-то внутри Линдси похолодело. Она не верила в предчувствия, но прямо сейчас нутром ощущала, что любая затея Эдварда в данных обстоятельствах закончится плохо, даже если он уверен в том, что делает. Пэл за все эти годы уже поняла, что чем уверенней звучит голос друга, тем опаснее и безрассуднее его затеи. Она была его старшей сестрой, что могла защитить маленького братца от неразумных поступков, но ее влияние больше не распространялось на занятый уже более серьезными вещами разум, который, наткнувшись на ту самую нить, ведущую к выходу из лабиринта, уже больше не упустит ее из виду.
— Эд, — тихо проговорила она, наблюдая, с каким энтузиазмом Вилтон поглощает пирожные, запивая их еще не остывшим чаем. — Ты уверен, что это того стоит?
— Определенно.
Эдвард ответил, не раздумывая, и Линдси осознала, что уже точно не сможет никак повлиять на его решение. Этот парень точно попадет на тот свет раньше времени, не остановившись ни на мгновение даже будучи одной ногой в могиле. Девушка вздохнула и принялась за пирожные, точнее, за то, что от них осталось после проголодавшегося Эдварда.
— Просто будь осторожен.
— Ты меня недооцениваешь.
Линдси закатила глаза, пытаясь скрыть волнение, понимая, что сейчас ее чувства для Эдварда ни капли не важны.
— И куда ты направишься дальше? — спросила она, пытаясь придать голосу как можно больше искреннего любопытства, пытаясь скрыть за ним беспокойство.
— В Квинстон, — Эдвард выглядел так, будто был готов подорваться на ближайший поезд, идущий туда, прямо сейчас. — Насколько мне известно, там сейчас проживает сестра короля со своим сыном. Госпожа Сиэлла, кажется? Ты наверняка о ней слышала. Король оставил почти весь север на ее попечение.
Линдси осторожно кивнула, смутно начиная догадываться, к чему клонит парень. Но почему он рассказывает об этом ей? Потому что доверяет или просто потому что хочет поделиться с кем-то своим открытием?
— Линс, знаешь, я ведь все понял! — он придвинулся ближе и, сначала едва коснувшись плеч подруги, от переизбытка эмоций буквально сжал их, будто хотел таким образом передать ей течение своих мыслей. — Этот убийца, он ведь убивает не просто так. Он убивает
Линдси понимала, что говоря «ближе» Вилтон имел в виду совсем не расстояние между городами, но о чем именно он говорил, оставалось пока для девушки загадкой.
«Я знаю, таких как ты, — быстро мелькало тем временем в голове Эда. — Таких, как мой отец, считающих себя самыми святыми во всем мире, зато видя все самое мерзкое, что только прячут другие люди. Хоть где-то ты мне действительно помог, папа. Твоя ненависть ко всему миру, ко всем этим «нечестивым выродкам, недостойным жизни на этой планете» стала моим ключом к этому расследованию. Ты гордишься мной, отец?»
Усмехнувшись собственным мыслям, Эдвард резко встал, шаря глазами в поисках жилета. Наконец найдя его, висящим на спинке стула, он накинул его поверх мятой рубашки, которую даже не удосужился заправить под пояс брюк и, схватив свой чемодан и крикнув что-то невразумительное вслед подорвавшейся было за ним Линдси, выбежал из комнаты, исчезая в пролете крутой деревянной лестницы. Парень также стремительно схватил с вешалки у входа свой старый плащ и, даже не надев его, выскочил из дома, оставляя за собой недоумевающую прислугу и Линдси, все еще озадаченно стоящую на пороге собственной комнаты с недоеденным пирожным в руке и ощущением абсолютной беспомощности.
***
Утро Виктора ознаменовалось внезапными криками, раздававшимися со стороны кухни, в том время как сам Брам сонно потирал глаза, сидя на кровати и определенно не понимая, что происходит. Прошлая ночь почти стерлась из головы, оставив только запах прогоревшего угля и неловкости.
— Виктор! Виктор, встань и сейчас же мне все объясни! — нотки становились уже истерическими, и мужчина поспешил встать и прямо в ночной рубахе направиться в комнату, из которой раздавался голос не то возмущенного, не то испуганного Финна.
Парень стоял посреди кухни, раздраженно щелкая пальцами. Он смотрел на явно горевший недавно камин, на пустой угол справа от камина, а, когда вошел Виктор, повернулся к нему.
— Гроб.
— Гроб?
Виктор все еще ровным счетом ничего не понимал.
— Гроб, который стоял в этом углу. Ты его сжег? — Виктор никогда еще не видел обычно безэмоционального Финна таким рассерженным. Он раздраженно кусал губу и выжидающе смотрел на журналиста.
И тот вдруг вспомнил обо всем, что происходило этой ночью. Брен, вышедший из камина и предлагающий сделку. Гроб с кладбищенской землей, который поглотила ненасытная пасть камина.
— Мне стало холодно, а бревен, чтобы растопить камин я не нашел, — пожал плечами мужчина. — Слушай, а ты не хочешь вообще рассказать, зачем тебе чей-то гроб, очевидно, не первой свежести?
— Тебе не обязательно это знать, — отрезал Финн, хмуро глядя на зевающего Брама. — Больше не трогай, пожалуйста, ничего в этом доме, даже если думаешь, что в этом ничего такого нет. К тому же, ты почти бесплатно живешь у меня, и я согласился на это, лишь из-за того, что посчитал тебя достаточно неплохим человеком. Кажется, ты начинаешь терять мое расположение, а вслед за этим последует твое место в моем доме.
После этого странного монолога парень направился к Виктору, и тот отчего-то на мгновение запаниковал, но Финн просто прошел мимо него, уходя в свою комнату. Послышался звук закрывающейся двери, и Брам вздрогнул, растерянно уставившись на кучку пепла в давно потухшем камине. События последних дней достаточно сильно пошатнули его уверенность в себе и собственных силах. Он стал мнительным и пугливым, а что еще хуже и губительнее для него как для журналиста — рассеянным.
Камин смотрел на мужчину в ответ своим единственным черным глазом, но не вызывал уже таким смешанных эмоций, как это было этой ночью. Возможно, это было связано с отсутствием в нем непрошенного гостя в лице бога огня.
— Брен, — почти по буквам произнося это имя, журналист уже начинал в очередной раз сомневаться, что ему все это не привиделось. Он вполне мог просто разжечь огонь в камине, погреться и сразу же после пойти спать, разморенный теплом пламени, уже во сне увидев то, что, как ему тогда показалось, происходило наяву.
Виктор не помнил, чтобы когда-либо в жизни так сильно еще сомневался в чем-то, но так только он приехал в Прилесье, сомнения гурьбой начали заполонять его мысли, не давай покоя. Это место ужасно, его населяют абсолютно дикие, грубые люди, которые еще и верят в каких-то странных богов, хотя наука уже давно сделала огромный шаг вперед, все больше подтверждающий отсутствие каких-либо внешних «божественных» влияний на жизнь человека. Да, тут все еще существовали маги, силы которых даже до сих пор мало изучены, но уже многие уверены в том, что наука сможет объяснить и это. Хотя, возможно, и не стоило бы, ведь маги, таким чудесным образом управляющие различными стихиями, представляли собой такого типа загадку, которую не хочется разгадывать, дабы она не теряла своего очарования в глазах окружающих. Будучи ребенком, Брам очень любил смотреть на представления, устраиваемые магами на площадях столицы, за которыми зачарованно наблюдала даже его уже искушенная подобными вещами мама.
И все-таки был ли Брен на самом деле? Виктор почти убедил себя, что все это было лишь сном. Глупым сном, навеянным такими же глупыми обрядами.
«А ведь в тот день, плача и сходя с ума вместе со всеми, ты так не считал», — шептал внутренний голос, настойчиво подставляя взору мужчины картины того злосчастного обряда.
Что-то привело его сюда и заставило остаться, и каким большим не было желание уехать отсюда прямо сейчас, журналист понимал, что не простит себе потраченного впустую времени, ведь парочка интересных моментов здесь все осталась. Например, зачем Финну гробы с кладбища и было ли то убийство совершенно тем же человеком, что и предыдущие и последующие, или же это очередная тайна чересчур религиозных жителей. Но получится ли обойтись без жертв?
Не замечая этого, Виктор все ближе и ближе подходил к камину, задумчиво вглядываясь в его пустоту. Но при этом он даже почти не вздрогнул, когда прямо оттуда раздался знакомый голос.
— Хей, ты же помнишь о нашем договоре?
Королевская жертва
Эдвард прибыл в Квинстон уже почти ночью того же дня и даже пожалел о том, что не получилось сделать этого раньше из-за поезда, отбывавшего только ближе к вечеру. Опьяненный своей идеей и возможностью поймать убийцу в самое ближайшее время, если, конечно, тот не решил залечь на дно на какое-то время, Вилтон был готов обвинить даже поезд в том, что он отправился слишком поздно или ехал слишком медленно. Несмотря на то, что ехать пришлось недолго, он практически не мог усидеть на месте на протяжении всего пути, из-за чего ловил на себе странные взгляды попутчиков.
На эту поездку парень потратил практически все оставшиеся деньги, что дала ему матушка, которой он сказал лишь то, что собирается навестить свою старую подругу, не рассказывая, естественно, о реальной цели поездки. Отца в этот момент, к счастью не было дома, его отправили в другой город, что находился восточнее Дорена, чтобы обсудить какие-то вопросы с тамошними Стражами, в которых сам Эдвард, однако, совсем не разбирался.
Будучи уже в городе, Эд даже не озаботился тем, чтобы подыскать себе местечко для ночлега, сразу же отправившись в ближайшую сувенирную лавку, в которой в числе прочего продавали небольшие, но подробные, путеводители по Квинстону, ведь он считался одним из самых красивых и богатых культурой городом после Столицы. Именно в таких брошюрках можно было прочесть о поместье, принадлежавшем побочной ветви королевской семьи, а именно госпоже Сиэлле и ее малолетнему сыну Бенедикту. Сиэллу считали негласной королевой города, так как, по сути, король подарил это поместье своей сестре на ее двадцатилетие, оставив ее главной в этом городе, пусть и не совсем официально. И вот незадача: у нее наверняка были личные Стражи, которые охраняли ее с сыном и все поместье в целом.
Эдвард лишь на мгновение почувствовал, как с него буквально схлынул весь энтузиазм, стоило ему понять, что поместье буквально охраняется со всех частей света и к нему никак нельзя подобраться, но тут же взбодрился, решив, что до наступления полной темноты точно что-нибудь придумает. То, что убийца сделает свой следующий шаг именно ночью, не вызывало у парня никакого сомнения, ведь никто в здравом уме не будет делать этого днем. Да даже если и не в здравом, это как минимум бессмысленно, а этот человек точно знал, на что шел, убивая очередного провинившегося в его глазах человека. Оставалось, правда, не совсем понятным, чем могла провиниться сестра короля, но возможно у королевской семьи были какие-то свои грязные секреты, о которых каким-то образом узнал наш убийца. Но то, что следующей жертвой будет именно госпожа Сиэлла, Эдвард почему-то ни капли не сомневался.
Вилтон нервно облизал губы, пытаясь разобрать, что написано на тонкой, не раз попадавшей под дождь бумаге прямо под изображением массивного богато отделанного особняка. Наконец, примерно сообразив, что здание находится почти на северной окраине города рядом с протяженным на юг почти до противоположной его границы, парком, который в путеводителе был обозначен как «Парк Богов». Что же было в нем такого божественного, Эдвард так и не понял, пытаясь дойти хотя бы до его края, чтобы вдоль насаждений двигаться в сторону обители госпожи Сиэллы, которая наверняка уже готова была отойти ко сну, не подозревая, что возможно уже сегодня будет мертва.
Прокручивая перед глазами вероятные способы убийства, которыми мог бы воспользоваться в данном случае странный психопат, Вилтон понял, что уже начинает думать как он, а значит, становится еще ближе к его поимке. Нужно просто с ним поговорить. Эд даже не собирается сдавать убийцу Стражам или полиции, ему не нужна слава человека, поймавшего убийцу, ему нужна слава ученого, без скальпеля залезшего в человеческий мозг. Чуть не выронив из рук брошюру от внезапно охватившего его тело волнения и предвкушения чего-то великого, Эдвард завертелся на месте, решив как можно быстрее отыскать поместье и пробраться внутрь уже сегодня, чтобы дождаться убийцу уже там.
— Молодой человек, вы оборонили! — послышался голос позади.
Вилтон подумал, что все-таки выронил листочек с путеводителем, но тот все еще был у него в руках, поэтому парень обернулся на оклик и увидел неприметного старичка, крепкого на вид, но уже явно отжившего свое. Его голову покрывал странного вида красный клетчатый шарф, который, скрываясь под длинным тулупом, выглядывал почти у самых пят. Лицо так и дышало усталостью, а трясущиеся руки протягивали клочок бумаги, будто наспех вырванный из чьего-то блокнота. Понимая, что в руках, да и даже в чемодане или карманах, у него не было ничего подобного, Эд опешил.
— Вы ошиблись, должно быть, — начал было парень, но старик уже сунул этот листок ему в руку и очень быстро пошел прочь. Даже слишком быстро, для древнего-то старца.
Первым порывом было выбросить ненужный листочек, но Эду стало на мгновение интересно, что же такого в этой бумажке. Листок оказался небрежно сложен вчетверо, но снаружи был абсолютно чист, поэтому парень одной рукой попытался его развернуть, второй держась за ручки чемодана. Это оказалось весьма проблематично, поэтому чемодан пришлось поставить на землю, и, придерживая одной рукой сам листок, наконец-то его развернуть.
Ровно посередине была изображена петля, совсем как та, что затягивают на шее у висельников. Было видно, что ее прорисовывали детально, но при помощи одной лишь ручки с ярко-черными чернилами, слезка смазанными по краям рисунка, будто кто-то сильно спешил его закончить. У Эдварда задрожали руки. Он крепко зажмурил глаза, запрокидывая голову к звездному, такому непривычно безоблачному для осени, небу. Почти полночь. И почти семь лет с того самого дня.
— Мама! МАМА!
Эдвард стоял на коленях, снизу вверх смотря на тело сестры, свисающее с толстого железного прута, на котором мать обычно вывешивала белье зимой, чтобы оно высохло. Сейчас там висела Энни. Его маленькая Энни. Маленькая бедная сестренка Энни. Ее посиневшие губы будто хотели что-то сказать Эду на прощание, а выпученные глаза таили в себе море всяких ужасов и страданий, что ей пришлось пережить.
Поделиться книгой: