Записка госпоже Нерукавиной

– Да, прощайте! – Твардовский нагло вышел.

Но Нерукавин настолько был удручен бедой и даже не заметил обидной выходки прямолинейного подлеца. Он просто махнул рукой. Нерукавин поныл в своей спальне, набравшись сил попросить прощения у госпожи, но какое было состояние, когда он узнал от служанки, что по утру госпожа с ребенком покинули дом. Нерукавин пал на кровать, лицом уткнувшись в подушку, кулаками стуча, громко рыдал.

8

Зачем нужно было покинуть Нерукавина, за этим Твардовский и сидел в казарме, у него была назначена встреча с командиром роты, где и служил Милон. Но из-за опоздания Твардовскому пришлось ждать, он смотрел на проходящих мимо солдат и вдруг, рядом на свободное место подсел солдат, лет двадцати пяти, чуть курносый, с усами, хорошего телосложения. Это и оказался Милон, он узнал Твардовского.

– Рад вас приветствовать, Андрей Семёнович.

Тот сразу ничего не ответил, но почтив это за неуважение, все-таки сказал:

– Да, рад вас приветствовать! – и отвел глаза.

Далее после такой холодной встречи, Милон не стал продолжать разговор и закончив минутное молчание, он резко ответил:

– Ну, извините меня, мне пора идти.

Милон мигом покинул Твардовского, тот в свою очередь пронизывал взглядом его спину. На встречу попался Любов, который в свою очередь заскочил взять бумаги и отправиться за город. Таковы были его близ лежащие планы.

– Здравствуйте, Андрей Семенович! Здравствуйте! – а сам уловил пронизывающий взгляд Твардовского на Милона, но сделал вид, что ничего не заметил.

– Здравствуйте! – и подумал: «Что вы сегодня, как снег на голову свалились». Не вставая протянул ему руку, Любов присел рядом.

– Как там Петр Афанасьевич? А то не успею его напоследок проведать, – с вежливым тоном.

– Но все же, не сложно представить, если ему жена изменила. Как он должен себя чувствовать?!

– Да-да, а то кучер мой сообщил, что утром госпожа Нерукавина отправилась с багажом. Мало ли чего там стряслось. Извините конечно, за нескромность, не бросила ли она его? – Любов будто специально его провоцировал и прекрасно понимал, что задает эти вопросы не зря.

– Как? – Твардовский внезапно побледнел. – Куда?

Любов решил пойти тем же способом.

– Милый Андрей Семенович! – с подхалимством, – Не Вам об этом думать, а Петру Афанасьевичу, а Вам то от этого какая выгода?

«Жестко, но верно!» – подумал на секунду Твардовский.

– Да, Вы правы, от Вас такой правды не ожидал. – улыбнулся нелепо Твардовкий. Любов прямо замер на месте от изумления, да до такой степени что даже представить себе не мог, что было тогда у Твардовского на уме в тот момент. У Любова будто стало что-то проясняться. «Хорошо»– подумал в тот миг, и вдруг Твардовский встал и начал злостно говорить без интонации:

– Все мое время вышло, я покидаю Вас. Мне пора до новых встреч! Досвидания!

Любов пока находился в казарме, уверял себя, что Твардовский просто пошутил над ним. Но как правдоподобно, такого актерского мастерства он никогда не видел. А сам находясь в мозговом штурме, уезжая за город:

– Слышь, Петрович! – так называл он кучера на время заменяющего заболевшего слугу, а сам он служил у Нерукавиных, – не подумай за допрос, но знаешь ли ты или нет, что из себя представляет сам Твардовский?

– Твардовский то?! – начал кучер, – Знаю, скрытый тип, знать то о нем мало знаю, знаю, что злой человек, знаете его сестру? Вот ее кучер, много что сказать может, если конечно хотите, я у него спрошу о господине.

– Да нет не надо. – хотел было продолжить.

– А вот служивый его, – вздохнув не добро, – Макрат, вот это простите гад. За него могу сказать, лет десять назад в Молотове я проживал, вот этот тип мне и попался тогда. Ох, глаза б мои не видели его тогда. Обдурил меня на суммы и смылся. Он тогда у господина прислуживал. Не видал его, но слыхал два сапога пара. Что тот, что этот, господина из города выгнали за делишки не честные и тогда они оба и смылись. А ныне увидел Макрата. Бог ты мой… – закончив с другой интонацией.

– Сколько лет назад говоришь-то?

– Да лет десять, как прошло.

«Вот оно что»– подумал Любов.

– А ведь Макрат у Твардовского все двадцать служит.

До конца пути ехали молча.

9

Выпал первый снег. Что ж в ноябре это вполне позволительно. Небо затянуло так, что складывалось такое впечатление, что солнце и не существует. Первый снег был виден только тогда, когда он падал на землю, на земле же он таял. Небольшой ветер дул Макрату в лицо, он вез Твардовского прямо домой к деду Нерукавиной. После казармы он даже не зашел к «лучшему другу», а сразу отправился в путь. Оба ехали молча. Твардовский всю дорогу обдумывал дальнейший ход событий:

– Долго еще? – проворчал наконец он.

– Да нет-с, вот уже и хоромы торчат. – так Макрат выражался о среднем классе.

Дед жил скромно, несмотря на то, что сын, отец Нерукавиной, был богат. Дед не почитал всю интеллигенцию. Жил один, отказывался от всех вещей сына. Любил простоту и не любил богатых, что и говорит, что корни Нерукавиной среднего класса, так как отец ее добился всего сам, да и женился на богатенькой особе.

Твардовский вылез из кареты и брезгливо посмотрел на дом, будто стоит над развалинами, постучал три раза ногой.

– Кто там? – послышался голос деда.

– Это Андрей Семенович.

Открыл дверь дед бородатый и с ненавистным взглядом посмотрел на Твардовского, так как не любил всех этих особ.

– Кем будешь? – недоверчиво спросил дед.

– Другом.

Дверь приоткрылась, и он услышал женский голос:

– Кто там? – спросила Нерукавина.

– Не знаю, другом называется, – очень тепло ответил ей дед. – Говорит, что друг.

– Ну пусть, дедушка, войдет тогда.

– Войдите! – вернулся дед.

Твардовский вошел, не снимая обуви, взглянул на Нерукавину и увидев ее в более простенькой одежде, направился к ней. И только хотел было начать, увидел присутствие старика, пришел в замешательство.

Дед заметив это покинул их. Твардовский не обращая внимания на обстановку, присев на колени начал говорить:

– Милая, любезная, прекрасная, Елизавета! – взяв ее руку, сидящей на кровати.

Холодно встала и решительно сказала:

– К чему такие курьезы?

Твардовский понял, что сейчас это было бы неуместно. Терялся и не знал, что сказать:

– Я вас люблю! – сказал наконец он.

– Я Вас приняла, как друга, который просто приехал поддержать. А Вы ворвались ко мне и после всего признаетесь мне в любви? Чего Вы вообще хотите добиться? Вы мне противны, я поняла кто Вы есть. Вы пытаетесь ловить удачу, когда такая случилась беда. Покиньте меня! -Нерукавина заплакала.

Твардовский пришел в большую ярость:

– Вы, Вы после всего этого, до сих пор любите своего мужа? – сквозь зубы прошипел он

– Прощайте! – сказала она и вышла из комнаты.

Твардовский взорвался и не мог остановиться:

– Да как же, Вы так меня не дослушали. Я сказал, что люблю Вас, но по-дружески. А Вы так холодно отнеслись ко мне. Да как же вы злы. Вы злы. Да если бы я все-таки Вас любил, – кричал он в пустой комнате, – надо, наверное, щадить мои чувства, Вы не правы, не правы. Это случайность, что именно сейчас я признаюсь Вам в любви.

Твардовский ворвался в ту комнату, где сидела Нерукавина. Посмотрел на нее зловеще и вышел из дома вон. Она слышала каждое его слово и все же почувствовала себя дурой, что зря обидела Твардовского, ведь он был так любезен и при случае, решила попросить у него прощения.

Твардовский пулей вылетел из дома. Макрат с удивлением смотрел на него и неуверенно спросил:

– Куда едем-с сейчас-с? – Макрат краем глаза взглянул на взорвавшегося Твардовского.

– К Милону, к Милону, к этому чертенышу.

– Он то на что Вам? Но! Но! – крикнул Макрат на коня.

– Что за вопрос?! Он солдат, стреляет метко, убьет его. Она все равно будет моей, она все равно его любит.

Позже в пути Андрей Семенович расскажет, что дома у Нерукавиной шла речь о дуэли и что произошло буквально сейчас.

А в доме у Нерукавиных царила тишина, за окном было слышно как дул ветер. Дома была служанка и Нерукавин, спящий в своем кабинете. Сумерки совсем легли, служанка все же решила зажечь лампу и проведать Нерукавина. Служанка в тайне любила господина всем сердцем и ничего не могла с этим поделать. Она зажгла свет в лампе и прошептала:

– Петр Афанасьевич! Петр Афанасьевич!

– Да я не сплю, чего хотела? – его голова лежала на столе, так и не поворачиваясь.

– Не желаете чаю? – но не успев договорить.

– Присядь со мной. – наконец подняв голову и красными газам взглянув на нее. – Я одинок, я один, присядь со мной, и говори мне на ты.

– Да что Вы?! – приседая, – Что Вы?! Да я вижу Вы… Ты… совсем одинок и помогла бы Вам, да чем?

– Расскажи же мне чего-нибудь, жизнь моя скучной стала, можешь проклинать меня вслух, мне от этого только легче станет. Хоть кому-то для чего-то я нужен.

– Кто? Вы? Да не убивайтесь уж так. Ты… Вы… Ты… хороший хозяин. За что проклинать?

– Ты знаешь, служишь у нас три месяца, а я тебя имени не знаю. – оба посмеялись.

– Меня Анной звать. – робко взяв за его плечо.

– Откуда ты, Анечка, дорогая, откуда ты?

– Да я отсюда, у маменьки одна была, работала горничной у знатного человека в центре. А кто такой я и не помню, – засмеялась. Нерукавин в ответ улыбнулся.

Служанка продолжила свой рассказ:

– Затем маменька моя померла, а меня в приют, оттуда к Вам попала. Вот и вся моя биография.

– Чем интересуешься? Науками может какими?

– На звездочки, – улыбаясь, – Люблю смотреть, бывало с маменькой ходили на небо глядели, то бишь и звезда упадет. Мне вот сейчас девятнадцать, а звезд падающих и не видала.

Тут Нерукавин вспомнил, что еще до гимназии на чердаке у него телескоп был:

– Пойдем со мной, я тебе кое-что покажу.

Нерукавин и служанка поднялись на чердак, около получаса провели на нем, рассматривая звезды. Служанка начала говорить теплым тоном:

– А знаете, если звезда упадет, надо желание загадать и оно сбудется, – говорила смотря в телескоп. – О, падает звезда.

Нерукавин ничего не смыслил в звездах и здесь они были на равных, весело смеялись и вдруг служанка сделала серьезный вид и заговорила:

– Извините меня за нескромность, но я знаю почему ваша жена Елизавета Владимировна уехала.

Нерукавин побледнел.

– На днях посыльный передал записку в ней было написано кое-что, Вы ее найдете, я убирала комнату сегодня и прочла, – они прошли в комнату Нерукавиной. Петр Афанасьевич взял записку, много раз перечитывал и вчитывался в каждое слово, Анне не хотелось уходить и уже пожалела, что усугубила обстановку. Нерукавин опять впал в забвенье, как же ему не хотелось об этом думать. Служанка поняла что в этих думах, она лишняя. Все же решила покинуть господина.

– Да-да. Идите. – холодно сказал Нерукавин. – Милон… -проговорил он шёпотом.

И самое страшное было то, что на записке были срезаны буквы казармы, что выдавало адресата. Нерукавин долго еще изучал записку, пока не уснул.

Поспать хорошо Милону не дали, стук в дверь прервал его сон. Он лениво поспешил открывать дверь. Приоткрыв дверь, ворвался разгневанный Твардовский. Схватил его за шею и прошипел:

– Убью.

Милон откинул его и закричал:

– Прежде чем лезть в драку, объясните в чем тут дело.

Твардовский путался сам в своей правде:

– Ах, вот как, Вы расхаживаете с женой моего лучшего друга. А еще, а еще, ну что Вы так вылупили свои глаза? Вы за это поплатитесь, ох, как поплатитесь.

– Вернее Вы в пять утра врываетесь в мой дом, оскорбляете, унизить пытаетесь, и во имя моего светлого имени говорю убирайтесь из моего дома.