Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Гетопадение - Мамкина Конина на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Часть 1. Глава 1: “Если захочу услышать твоё мнение, я тебе его скажу”

“Far from home, a man with a mission

In the heat of the glistening sun”

“Вдали от дома, человек с поручением

Под зноем палящего солнца”

Sabaton

Мигрень стала неотъемлемым спутником и извечным компаньоном господина Шульца в тот самый момент, когда ему удалось обрести самосознание и выделить себя из толпы. Именно тогда он понял, что словосочетание «жить в обществе» является лишь эвфемизмом к более точным «испытывать неудобства» и «страдать». Друге люди почему-то называли этот процесс «жизнью», но от них много и не ожидалось. На сей раз, однако, боль перешла все мыслимые границы и раздвинула все мнимые рамки, превратившись в настоящую пытку: она заставила его проснуться в реальный мир. Непростительное вероломство. А ведь Антон ещё считал её другом.

Врач почувствовал себя так, будто снова лежал на сковородке в аду – солнечные лучи отражались от нетронутого плодами технического прогресса снега, щипали глаза и обжигали пальцы. Антон сделал попытку заслониться, но руки дрожали и не слушались, а во рту было сухо, как в остатке.

Постепенно до господина Шульца начали долетать звуки различной частоты и различной же степени назойливости. Почти одновременно с этим вернулся контроль над телом, и врач почувствовал, что что-то давит на грудь, не давая нормально дышать. Если бы усилие воли имело единицы измерения, ему понадобилось бы два с половиной ледокола «Polarstern» мощностью порядка семидесяти пяти тысяч лошадиных сил, чтобы разлепить один глаз. Шульц договорился с мозгом и печенью, которые заведовали ресурсами в его организме, о кредите на столь нужные сейчас молекулы АДФ и приготовился вечером жалеть об этом опрометчивом решении: слишком велика окажется процентная ставка.

От яркого света у него засвербело в носу. Процесс чихания принял форму геноцида среди его нейронов. Мозг теперь можно было разливать в формочки в виде костей и продавать в зоомагазинах качестве собачьей версии холодца. Не то чтобы где-то была человеческая, но одним кредитором стало меньше. Так или иначе, его веки поднялись.

Первым, что увидел Антон, стали две полупрозрачны фигуры, возвышавшиеся над его бесполезным туловищем. Немного попрыгав, они слились в одну чёрную. Единый в двух лицах немного подвинулся и встал напротив солнца, прекратив страдания Шульца. Лицо и глаза перестало испепелять радиацией небесного светила, и теперь ему грозили лишь обморожение и удушение. Он постарался отвлечься от первого и прислушался: кто-то детским голосом лепетал над его ухом. Антон сделал попытку перевернуться на бок, но хруст снега, треск стекла и боль в переносице наложили вето на это решение: «А, ясно, я ношу очки».

– Ты как? – с его груди поднялась и радостно мурлыкнула ещё одна, но уже маленькая, фигурка. Кем они приходились друг другу, Антон вспомнить не мог, но ощущал к детёнышу смутную привязанность. Не может быть чужим ребёнок, который тоже носит очки, а потому он ещё крепче прижал малыша к себе.

Внезапный порыв ветра, спугнувший снежинки с земли, наконец унялся. Благодаря силе оптики Шульц разглядел ещё несколько рядов таких же силуэтов. Помимо почти одинаковых солдатских, его окружали ещё женские и детские. Доспехи горели на солнце, отражая свет прямо в глаза. «Отражающий» было сегодня словом дня. Антон снова упал на спину и проклял Оптическую Силу. Прокашлявшись, он попытался вступить в дискуссию: «А, э…Извините?».

Ребёнок повернул голову и что-то пропищал возвышавшейся над ними тени. Тень немного подумала и грозно плюнула вниз пару слов. Для Антона это прозвучало, как спор настроечной таблицы и помех, что привело его к выводу – язык родственника он бы знал. «Не мой», – заподозрил он.

– Пап? Я ему сказал, мы пришли с миром, а он такой: «Хватит врать», – пожаловался ребёнок. Из этого предложения он внезапно понял больше, чем в него закладывали, однако не то, что пытались донести.

«Мой, значит», – с гордостью заключил он, «Господи, я такой, получается, старый… рая?», – он прижал руку к шее и прочистил горло, – «Всё-таки "рый". Хвала богам». В этот момент Антон почувствовал себя одновременно сексистом и ослом: «Мда, мог бы и по "пап" догадаться». Но голова всё ещё трещала так, что он решил не сильно укорять себя за спутанность сознания.

А мы с миром, да, же пришли, – он понял, какие отношения их связывают, но решил не рисковать и не пытаться угадывать половую и гендерную принадлежность подростка, Этот… Дитя моё?

Дитя пропустило его слова мимо ушей и снова жалобно обратилось вверх к силуэту, стоявшему со скрещёнными на груди руками. Он нахмурился и склонил голову набок. Прежде чем ответить ребёнку, он поднял с земли рюкзак, брезгливо осмотрел и швырнул вперёд. Проскользив по снегу ещё около метра, он остановился прямо перед носом Антона. Врач, вдавивший голову в плечи, как черепаха, боязливо разлепил веки. Он приподнялся на локтях и обратился к новообретённому ребёнку с немым вопросом. Если бы вопрос не остался немым, с ним нельзя было бы обратиться к подростку. Или к кому бы то ни было.

– Я сказал, что ты врач и решил бескорыстно помочь местным жителям.

«Я врач? Где-то это уже слышал подобное», – Антон почему-то сразу решил, что "бескорыстно" совсем не то слово, которое он мог бы знать, А он что ответил? Если сказал уходить, то уйдём. Раз надо, значит, надо, без проблем.

– Он спросил, наше ли это.

Наше? – постарался угадать Антон.

Подросток произнёс очень короткое слово, состоявшее из одного звука и, видимо, означавшее утвердительный ответ. Господин Шульц решил на всякий случай запомнить его: нужно же было помнить хоть что-то. За этой беседой они не заметили, как в толпе начал нарастать гул, причиняя, врачу ещё большую головную боль.

Фигура снова дала о себе знать поворотом головы и жестом, заставившим всех замолчать.

– Он спрашивает, что человек здесь забыл, и почему он сопровождается детёнышем народа леса, – неумело перевёл подросток.

А и правда. Что?

На помощь отца рассчитывать не приходилось. Ребёнок снова ответил за него и продолжил переводить: "И что, хороший ты лекарь?"

Ё, – самоуверенно подтвердил Антон. Ему хотелось почувствовать под ногами хотя бы какую-то почву, кроме деревянных подмостков эшафота. Единственное, что почти не вызывало сомнений в этом стремительно меняющемся потоке жизни был утвердительный ответ, который он узнал полминуты назад.

Господин Шульц пошатываясь встал на ноги, но тут же вспомнил про оставленный на земле рюкзак. Не теряя достоинства и продолжая смотреть фигуре в глаза, врач присел на корточки, схватил его и снова поднялся.

Силуэт был почти на голову ниже Антона, и теперь именно ему приходилось смотреть снизу-вверх. Он оказался довольно коренастым мужчиной в белых доспехах странной и, казалось, не самой удобной конструкции. Всю нижнюю часть лица варвара закрывала маска, которая и придавала ему устрашающий вид. Такие врач уже видел в музее. В зале, посвящённом Древней Японии. Появилась ещё одна зацепка: он ходил в культурные заведения. Получалось, у него водились деньги и довольно стариковский вкус.

«Боже, так это что получается? Я отец японца, получается?» – но он тут же осёкся. Познания в культурологии и прикладном языкознании подсказывали, что это не мог быть японский. В нём "да" должно было звучать как "хай". Это Антон записал, чтобы не запомнить и никогда не произнести: в его родной стране старались не использовать это слово.

От размышлений его отвлекла правая рука незнакомца в доспехах: он неестественно крепко прижимал её к груди и, пошатываясь, переступал с ноги на ногу. Врач наклонился к мальчику и прошептал:

Как сказать, «Меня зовут…»?

– Я уже сказал ему, как нас зовут.

«Лучше бы мне сказал», – ругнулся про себя Антон, недовольный провалом средненького во всех отношениях плана. Но вслух он произнёс только: «Как будет "Я могу вылечить"?». Ребёнок наморщил лоб, немного подумал и, встав на цыпочки, шепнул ему на ухо: «Ij kæň hijljař».

Ещё в начале предложения Антон понял, что повторять это он не хочет, не может и не будет, а потому просто указал пальцем на руку воина. Тот вскинул брови и смущённо прижал её ближе к телу, его лицо покраснело. Он как бы против воли, достал меч, который едва ли мог сейчас держать.

В чём дело? Почему он сердится?

– Потому что ты указал пальцем на его грудь.

И? – Антон выпучил глаза, ожидая, от ребёнка более подробного объяснения.

– Я не совсем уверен, но у них считается, что, когда указываешь пальцем на что-то, то как бы заявляешь на это права. Он решил, ты хочешь вырвать его сердце и перебить весь народ, – подросток говорил медленно и спокойно, и у врача эта отстранённость вызывала панику. Он начал яростно мотать головой и махать руками. От такого поведения воин, казалось, рассвирепел только больше, а все, кто мог достать оружие, достали его. Остальные просто молча осуждали, но осуждение было чрезвычайно красноречиво.

Маленький дипломат понял, что пора брать ситуацию в свои руки.

Подросток несколько раз кивнул головой и начал щебетать что-то на своём языке. По раскатистому смеху толпы стало понятно, что ситуацию всё же удалось уладить, несмотря на все попытки Антона. Тень в белых доспехах сделала шаг вперёд. Врач рефлекторно протянул руку, но воин проигнорировал этот жест и мягко кивнул.

– Не стреляйте, – произнёс он не своим голосом. Было не совсем понятно, что именно послужило причиной: переход на чужой язык или отсутствие маски.

Ребёнок не стал ждать вопросов и объяснил: «Они думают, это значит "здравствуйте" на человеческом. Его, кстати, зовут Райден. Он военный чиновник, но здесь он временно выполняет обязанности вождя».

Вот как. Ну скажи, что мне тоже приятно познакомиться.

Райден поднял брови и покосился в сторону тропы, ведущей глубже в лес.

Это значит то, что должно значить, или что я украл его сердце-душу и теперь стану его партнёром-вождём?

– Он говорит, что отведёт тебя к оракулу. Она скажет, чисты ли твои намерения, и тогда уже Райден решит, что с нами делать. Ещё он сказал, что если ты действительно тот, за кого себя выдаёшь, то сначала разберёшься с его «личным составом», что бы это ни значило, потом с гражданскими, и только потом с ним.

«А за кого я себя выдаю, если не помню, кто я?» – задумался Антон. В любом случае, ему было нечего делать, кроме как последовать за воином. По крайней мере, была надежда хоть что-то узнать. Правда, была и вероятность резко и обидно умереть. Но он решил довериться судьбе: «В конце концов, зверски убьют какого-то другого человека, а мне сейчас минут семь». И он действительно почувствовал себя младенцем: он ничего и никого не понимал, мог говорить только с другим ребёнком, ему хотелось кричать и сменить штаны.

Тем временем толпа начала понемногу редеть: народ понял, что зрелища не будет и решил устроить его самостоятельно, уже в другом месте. Райден снова измерил взглядом отца с ребёнком, болезненно вздохнул и, шатаясь, поволочился к дороге. Антон заметил, что необычные крылатые доспехи перевешивают его, а амплитуда покачивания со временем только увеличивается. Они с ребёнком переглянулись и пошли по свежеутоптанному насту.

Райден доплёлся до тропинки, согнулся, чтобы отдышаться, но тут же выпрямился и в смущении обернулся. Маленький переводчик был слишком занят сражением с сугробами, а человек шёл, не останавливаясь, и смотрел на него в упор. Воевода поморщился и тут же отвёл взгляд.

Они следовали за ним всё глубже и глубже в лес и наконец вышли к ярко освещённой полянке. Снежная крупа блестела и переливалась на солнце. Проводник остановился, свистнул и выставил вперёд здоровую руку: послышался шелест листвы, и из чащи выскочил серый конь в яблоках. Он нёсся прямо на Райдена, но, резко затормозив прямо перед ним, упёрся мордой в раскрытую ладонь. Воин почесал его лоб, потрепал за уши, что-то ему прошептал и неуклюже вскарабкался на спину.

Узнай, почему она без седла.

Ребёнок обратился к нависшему над ними слиянию человека и лошади. Они казались далёким и непостижимыми монументом чистейшей силе, вылепленным из мышц, обтянутым кожей и затем отлитым в металле. Одновременно кентавр и пегас. Наездник внимательно выслушал вопрос, а затем коротко пояснил: «Контроль».

Над чем именно, Антон выяснять не стал и послушно залез на лошадь. Он вспомнил, что неплохо было бы помочь забраться ребёнку, но Райден уже усаживал его перед собой. Господину Шульцу было непривычно и неудобно находиться на спине коня, ещё и без седла, но по непрекращающемуся ёрзанью подростка он смог наконец сделать окончательные выводы о его половой принадлежности.

Ехали они бесконечно долго, хотя отголоски звуков города можно было услышать уже с поляны. Райден напряжённо вглядывался в клубки запутанных веток и, казалось, совершенно не торопился. Жалобы и предложения начинавшего раздражаться врача были переданы через мальчика и обстоятельно проигнорированы:

– Быстро – это медленно, но без перерывов, – не оборачиваясь прогудел воин.

Антону пришлось довольствоваться этим. Он откровенно скучал, а тот факт, что ему приходилось сидеть меж крыльев доспеха и смотреть либо на них, либо в спину своего спасителя и конвоира, удручал. По состоянию амуниции он сделал вывод, что она не раз побывала в бою, но там, где перья были потрёпаны или вырваны, он мог разглядеть отголоски изменчивого мира. Он поминутно обращал внимание на новые звуки и запахи, то есть все звуки и запахи вокруг. И тут врач чуть не поперхнулся: среди листвы он заметил гусеницу размером с собаку. Она встала на задние лапки и неуклюже помахала тремя парами передних. Антон несколько раз быстро моргнул, но существо уже скрылось под землёй. Он посмотрел на спутников, чтобы убедиться, что ему не показалось, но они, похоже, ничего не заметили.

В городе им наконец удалось спешиться, что безмерно обрадовало господина Шульца. Райден повёл их через рынок, где рядами стояли криво сколоченные прилавки, пахло рыбой и пряностями. Продавцы лениво предлагали свой товар, зная, что его итак купят, какую цену не назови. Здесь никто уже не обращал внимания ни на ребёнка, ни на человека, ни на крылатого война. Но среди этого букета ароматов, Антон, словно гончая, почувствовал тот самый, единственный запах, который он скорее назвал бы благоуханием. Сигареты. Врач оторвался от своих спутников и через несколько секунд едва нашёл их в толпе.

Они подолгу задерживались у каждого прилавка, рассматривая, экзотические и не очень товары. Антон замечал неудовольствие на лице проводника, но тот безропотно останавливался, когда его просили.

Извините, что так получается, я просто вижу это место в первый раз, – смущённо проговорил врач. Мальчик перевёл.

– Ты не в том положении, чтобы обманывать, чужак, – Райден сдвинул брови, – Я даю тебе время насладиться жизнью, на случай, если это твои последние часы. Ври больше, и мне не нужна будет Оракул, чтобы убедиться в твоей нечестивости.

Господин Шульц почувствовал, что его осадили и пристыженно замолчал. Мальчик тряхнул кудрявой головой и вопросительно посмотрел на отца, но тот ничего не заметил.

Почему-то во время этой пламенной речи Антон думал не о том, как его отчитывают и даже не о страшном смысле слов Райдена, а о его лице: оно было каким-то нездешним – широким и квадратным, разрез глаз – явно азиатским, но не узким, как у остальных. К тому же, кожа чуть смуглее. И жар, с которым он говорил о благочестии. По-видимому, его культура немного отличалась от местной.

Прошло около получаса, и они наконец дошли до пещеры на окраине села. Райден встал, опершись о стену, аккуратно сложил руки на груди. Это не помогло, и он всё же сморщился от боли. Затем он широко расставил ноги, от чего стал казаться ещё ниже. «Всё покатушки без седла», – заметил про себя Шульц. Воин всем видом показывал, что врач может войти, когда будет готов, но что рано или поздно они это сделают, и бегство бесполезно. Антон не стал откладывать и зашёл сразу.

В довольно обжитой пещере, изнутри больше похожей на комнату в избушке, на пушистом ковре лежала женщина и причитала что-то под нос. Она ударила кулаком по полу. При виде посетителей она вздрогнула и попыталась спрятать телефон, но он выпал из рук, и экране Антон увидел очередную вариацию мобильной «три в ряд». Она выглядела шокировано, совсем не так, как подобралось «всезнающей».

У женщины были довольно приятные мягкие черты лица, на смуглой коже, виднелись крупные белые пятна, но всё же первым, на что обратил внимание врач была её видовая принадлежность: «Она тоже человек. Какое облегчение».

Гостей тут же окружили три гусеницы. Они вертелись вокруг них, громко дышали, похрюкивали, но, по всей видимости, их боеспособность на этом исчерпывалась. Оракул свистнула, и они громко затопали к ней по деревянному полу косыми лапками.

Райден что-то объяснил, мальчик что-то пробормотал, и Антону ничего не оставалось, кроме как сделать единственное возможное в подобной ситуации – сказал: «Да». Женщина попросила ребёнка подождать снаружи, несмотря на все его возмущения, достала из кармана карамельную конфету, всучила ему и выставила за дверь. Она указала Райдену на дальний угол и помогла накинуть на плечи плед. Когда Шульц уже окончательно расслабился, Оракул неожиданно повернулась к нему и заговорила на чистом немецком:

– Так, послушай, голубчик, это моя территория. Я здесь всемогущая.

Я не всемогущий! Я просто врач.

– Ещё лучше! Я тут целительствую, – она игриво вскинула брови, улыбнулась и посмотрела на Райдена, – А намерения у тебя ой, какие корыстные…

Нет, пожалуйста, я всё понял, я не претендую, – Антон на всякий случай спрятал руки, чтобы случайно не показать пальцем куда-нибудь, Послушай, просто скажи, что всё хорошо, и ты меня никогда не увидишь.

Оракул подозвала Райдена и начала что-то объяснять. Всё это время воевода не отрывал глаз от врача и серьёзно кивал. Женщина села посреди комнаты, закрыла глаза и сделала удовлетворённое лицо, показывая, что они «съебодны». На вопрос, что это значит, она ответила: «свободны, только как можно быстрее. Пшёл вон!».

Когда они уже уходили, Оракул обратилась к Антону:

– Ничего я ему не сказала, но ваш рассудок трещит по швам, а душа проклята, господин Шульц. Ещё раз попадёшься мне, флюгер – сдам, как стеклотару.

Антон не понял, откуда она могла знать его фамилию, учитывая, что он пока сам её не знал, но решил подумать об этом позже. У него были проблемы посерьёзнее: воин молча вёл их в неизвестном направлении, а что на самом деле сказала ему колдунья, врач не знал.

Мальчик уже не мог идти, и Райден принял решение остановиться. Они сделали привал и уселись на постамент статуи человека с оленьей головой. Антон почувствовал смутную тревогу, как только увидел её, и потому решил встать поодаль, пока не разузнал об идоле больше.

– Людолень. Бог местный, – рассеянно пробормотал вождь и обхватил голову руками, – Кидай задницу, лекарь, это важно. Ты чего-то недоговариваешь и разводишь меня, – он указал мизинцем на свой нос, – как чай в стакане. Я или расколю тебя, или прирежу. Ты можешь обмануть небеса, но меня ты не проведёшь.

Антон послушно сел рядом, и протянул Райдену сигарету. Тот замешкался, но всё же взял. Щёлкнув пальцами он, зажёг свою и дал прикурить доктору. Через секунду, все трое поняли, что только что произошло. По виску воеводы скатилась капля пота. Он в смятении уставился на человека.

Дело обстоит так, что я ничего не помню, – Антон мягко улыбнулся. «Хорошее воспитание не в том, что ты не зажжёшь сигарету собственной рукой, а в том, что ты не заметишь, если это сделает кто-нибудь другой», по крайней мере, пока это не выгодно. К тому же, он итак чувствовал, что весь день только и занимался тем, что в его родном языке называлось «löcher in den Bauch fragen» (спрашивать до дыр в животе). Как-нибудь в другой раз. Или никогда.

– Когда мы с ребятами вернулись из похода, наткнулись толпу, которая чуть ли не с факелами шла к поляне. Судя по их рассказу, вы заявились сюда, сказали, что, якобы целители, и готовы бесплатно лечить местных. Большая часть испугалась, но кто-то всё-таки повёлся. А потом растрезвонил всем, что ему сделали больно, и что вы пришли травить народ и наводить порчу.

При слове «бесплатно» Антона скривило, как бараний рог. Он отметил этот рефлексный инстинкт для себя как подсказку, с которой тоже разберётся чуть попозже.

– Насколько я понимаю, вас прогнали на окраину города и хотели выбить всю дурь, – он замолчал и провёл кулаком по лицу вверх, – Ваши показания более-менее совпадали, похоже, ты правда лекарь, и либо запредельно ушлый, что смог обмануть знахарку, либо, – Райден поднёс кулак к виску и резко раскрыл ладонь, – В любом случае, меня ты без последствий не обманешь. Пока поверю тебе, но только потому, что видел тогда твои обосравшиеся глазёнки. Но мой тебе совет: уходи прочь с этой проклятой земли, пока память – самая большая твоя потеря. Чтобы здесь жить, пришельцам нужно дорого платить, – он сглотнул и чуть слышно добавил, не обращаясь ни к кому, – И с каждым днём цена становится только выше.

Мальчик яростно пытался напомнить отцу о том, кем он был, тысячу раз повторил, что его зовут Октай и какой сам Антон благородный и хороший. Всё это время врачу было грустно и нестерпимо больно: да, он теперь мог припомнить множество мелких фактов, и сопоставить их с тем, что уже выяснил сам, но помимо этого он почувствовал абсолютную искренность ребёнка, считавшего его моральным ориентиром. Антон, который теперь вспомнил, что он, вообще-то господин Шульц, почувствовал, как ускользает последняя надежда: сын знал его совершенно другим, честным и высокоморальным человеком, а теперь пытается убедить его снова стать таким. Но, похоже, ни о каком «снова» речи не шло.

Неожиданно со стороны рынка послышался лязг огнив, треск факелов и крики «круши, ломай, грабь, убивай». Райден и Октай насторожили пушистые уши. Это точно было связано с Антоном. Это не могло быть не связано с ним. Но, по крайней мере, у него сейчас есть время докурить. Этот день доказал, что если Шульц продолжит удивляться, «то остолбенеет и в удивлении и так до смерти столбом и простоит». А она итак была слишком близко. Считай, просто за сигаретами отпустила.

«Стоп, “покурить”, “сигаретами”? Ай, чёрт…».

Часть 1. Глава 2: “Когда смерти приходится нагибаться”

Dem Vater grauset’s, er reitet geschwind,

Er hält in den Armen das ächzende Kind,

Erreicht den Hof mit Mühe und Not,

In seinen Armen das Kind war tot

Иоганн Вольфганг фон Гёте

Отцу стало страшно, он гонит коня,



Поделиться книгой:

На главную
Назад