– Милости прошу, – фон Ланге снисходительно улыбнулся и приготовился слушать, не исключая, что даже внимательно.
И тогда Антон рассказал историю, после которой Отто предельно ясно понял, с каким человеком имеет дело. Закинув ногу на ногу, медэксперт достал портсигар и предложил адвокату закурить. Фон Ланге отказался, презрительно поморщившись. Шульц сделал вид, что не обратил на это движение никакого внимания, и затянулся сам:
– Очевидно, на то имя, под которым он известен.
Незаметно для себя они вышли из офиса и отправились искать доказательства.
К вечеру вместо улик детективы с удивлением обнаружили, что на них обоих составили рапорты о неявке на работу. Отто попытался оправдаться, тем, что нашёл неопровержимые доказательства насильственной смерти жертвы. Однако его даже слушать не стали, заявив, что это было понятно уже на третьей секунде расследования.
Они вышли из кабинета комиссара. Дверь за ними захлопнулась и протяжно зазвенела. Всех находившихся в радиусе трёх метров контузило. Антон по-дружески положил ладонь на плечо коллеги и театрально вздохнул. Какой-то офицер горько усмехнулся в усы и сочувственно посмотрел на юнцов, которым за шесть лет обучения так и не объяснили, в чём конкретно заключалась их работа.
– Эм, куда? Ну, я, – он отвёл глаза,
Отто прошиб холодный пот. Он почувствовал, как в глазах потемнело, сглотнул слюну и слабо спросил: «Как..?». Антон подхватил его под руки и усадил на скамейку.
Отто кивнул и закрыл лицо руками: он ещё не знал, что его ждёт впереди, но чувствовал грядущие перемены тем местом, которому доверять привык. Нет, лучше, всё-таки, быть врагом хорошего человека, чем другом плохого.
***
Набравшись опыта, Шульц решил, что пора бы ему вернуться в alma mater и начать использовать полученный опыт и накопленные знания на практике. В голову врача пришёл масштабный план по внедрению криминальных практик в областную клиническую больницу на гос. обеспечении.
Единственное, что он не учёл, была неявная, но, тем не менее, истина: о лучших приступных схемах не пишут в полицейских отчётах. Лучшие приступные схемы так и остаются нераскрытыми.
Пролог. Глава 3: “Пей по праздникам, кури – по неприятностям”
Антон открыл дверь и уже готовился запрыгнуть в машину Отто, когда вдруг почувствовал, что во рту стало сухо, а ноги подкосились. Ему вдруг показалось, что из-за здания суда на него неодобрительно смотрит отец. Взгляд Шульца старшего упёрся прямо в сына и растаял.
Врач не мог уверенно сказать, видел ли его на самом деле, или же просто почудилось, но ощутил, как к горлу подступает рвота, как заложило уши и закружилась голова. Он болезненно поморщился и упал на пассажирское сидение.
Адвокат сел за руль, пристегнулся и повернулся к клиенту, – Шульц, ты чего?
***
Он поблагодарил кассира, забрал у него хрустящие бумажные пакеты с жирными пятнами и протянул один Антону. Врач сидел, обернувшись к окну, и не обратил на зов ровным счётом никакого внимания. Пакет с картошкой и сэндвичем слегка ударился о его голову, затем упал на колени.
– Не знаю, как по мне, так даже жарко. Включить печку?
– Да, – буркнул под нос фон Ланге, – Да, конечно. А, вот ещё, – он достал полулитровую бутылку воды и протянул клиенту, – Странно выглядите, Шульц. Всё хорошо?
Антон несколько раз кашлянул, прочистил горло, сделал глубокий вдох и вытер слёзы,
– Вы точно здоровы? – не отпуская руля, Отто коснулся его лба тыльной стороной ладони, затем внимательно посмотрел на друга, который заканчивал выливать в себя воду из бутылки, – Возьми мой чай, я не буду, – он спокойно снял с себя куртку и, не глядя на Антона, потянул ему. Врач благодарно кивнул и набросил на плечи согретую им вещь. Отто включил печку, – Может тебя сразу в больницу отвезти?
Адвокат хотел сказать, что-то вроде «так тебе и надо», но вместо этого только похлопал его по плечу.
Когда они добрались, Отто помог клиенту зайти в дом. Внутри было темно, холодно и тихо. Единственное растение в доме помахало завившими листьями в сторону двери. И тут оба внезапно вспомнили, что в обязанности следствия не входит последующая уборка обыскиваемого помещения. И оба же решили, что это – проблема завтрашнего Антона.
Адвокат с врачом поднялись по лестнице. Отто довёл друга до спальни и усадил на постель.
– Я вызову доктора, а ты пока раздевайся и залезай под одеяло, – фон Ланге достал телефон и бросил беглый взгляд на Шульца, – Ничего не говори! Ты меня понял.
Адвокат пропустил его слова мимо ушей и отметил ещё один тревожный симптом – полную потерю вкуса и седьмого чувства – чувства юмора. Антон послушно переоделся в домашнее и залез под одеяло. Отто вышел на кухню, прислушиваясь к длинным гудкам:
– …Глэдис, да… да, я всё понимаю, но ему сейчас и правда плохо… Нет, я не скидываю его на… Нет, останусь. Ты приедешь?.. Он не сильно горячий, вроде.
– … Слышишь, да? Да, как всегда. И тошнит… Пить ещё просит всё время… спасибо. Да, согласен, подожди две минутки, я проверю, – Отто заглянул в комнату, где под одеялом, поджав под себя ноги и дрожа, свернулся калачиком его «хладнокровный» клиент, – Антон? Эй! – Он потряс друга за плечо, тот застонал, и попытался отбиться, – Эм, Глэд, ты ещё здесь? Ну, у него теперь официально озноб и жар.
На другом конце трубки послышалось усталое
****
Господин Шульц разлепил веки, и сначала почувствовал только тупую боль в шее и мышцах. Затем к ней присоединились колющая в рёбрах и ноющая – в левом виске. И вдруг наконец он ощутил что-то другое. Что-то приятное: запах домашней пищи.
Врач обхватил живот левой рукой, обнаружил, что вторую заботливо перевязали, глухо застонал и задрожал от боли. Антон поднял футболку, потёр повязку, из-под которой выглядывали бордово-синие пятна, и продолжил экспериментировать. Он зажмурился и ощупал своё лицо: глаза впали, а губы высохли и потрескались. Приподнявшись на локтях, он поморщился, нащупал очки и огляделся. Это не сильно помогло, и перед глазами всё по-прежнему плыло, но на тумбочке он заметил три стакана воды, горстку таблеток и записку:
На обратной стороне чуть менее аккуратными печатными буквами было выведено:
«С тебя ДВА обеда, и ты всё равно мне должен. “Dein Schwuchtel Wichser“ фон Ланге».
Антон с горечью выдохнул из себя остатки надежды на лучшее. Понял, что его ждёт долгий и нелёгкий разговор, он схватился за голову. Господин Шульц посидел так несколько минут, поднялся и, пошатываясь, поплёлся в сторону ослепляющего света, лёгкого мелодичного женского и простодушно-раскатистого мужского смеха.
– А, проснулся! Как себя чувствуешь? – искренне обрадовался Отто. Он всплеснул руками и оторвался от тарелки с пирогом.
Отто поспешно встал и усадил Антона на своё место, стараясь не задевать перевязанную руку. Затем он вышел из кухни и вернулся уже с пледом, которым укрыл больного. Адвокат достал ещё одну суповую миску и налил другу бульона.
На время, пока Шульц ел, кухня утонула в безмолвии. Слышно было только как звонко стучала о дно керамической тарелки ложка да как глухо тикали часы.
Антон сглотнул ком, трясущейся рукой размазал пот по лбу и почувствовал, как похолодели конечности,
– Как ребёнок! – улыбнулся Отто.
Антон подавился супом, откашлялся и, покусывая губы, задумался,
– Шульц, я засажу тебя, как только появится шанс, помяни моё слово, – серьёзно заявил адвокат.
Так они и сидели, пока топливо сарказма и иронии не иссякло. И всё это время каждый чувствовал необоснованный и несанкционированный прилив тепла в душе.
Когда друзья разошлись, Антон снова огляделся, чтобы оценить масштаб грядущей уборки и попасть в её цепкие объятия на несколько… десятков…сот…часов. Нужно было перестать себя успокаивать и взглянуть правде в лицо – за решёткой он бы просидел столько же, сколько будет это убирать. Но гор хлама и выпотрошенной из шкафа одежды он уже не застал, а вместо них была только записка:
«САМ ТЫ SCHWULER.