Новолуние

– Во-во, – поддержал Игорь.

– И куда вы после девятого собирались? – поинтересовался крёстный. – Отучиться в техникуме, потом идти за высшим. Вечными студентами хотите быть? Или неучами, как мы?

– Высшее образование – нужная вещь. Лишним уж точно не будет, – поддержала мысль мужа тётя Лиля.

– Успешные люди не ходили в университеты, – вставил своё Игорь.

– Ну так у них своя голова на плечах была. Идеи какие-то, которые и принесли успех, – сказал его отец.

– Может, у меня тоже есть!?

– Ну так реализуйся. Что ж ты сидишь рядом с нами? Иди, делай бизнес, богатей.

– Не хочу учиться, хочу жениться, – передразнила своего сына тётя Лиля и погладила его по голове. – Мы же вам добра желаем, волнуемся за вас, сынок.

Глядя на эту семью, мне стало даже завидно. Вот она семья-то, где со временем ничего не меняется: тот же отец, который хочет сделать из непослушного сына человека, та же мать, которая боится сказать лишнего, только бы не потерять общения с тем самым непослушным сыном, та же старшая сестра, которая считает своего брата всего лишь избалованным мальчишкой. Как же мне хотелось стать частью этой семьи, как же мне хотелось, чтобы и мне время от времени прилетали подзатыльники от отца, а сестра по-настоящему ко мне придиралась.

Я рос в этой семье, но ко мне всегда все относились с добротой и уважением. Никто из них никогда не был ко мне строг. Крёстный всегда пытался до меня достучаться, как до взрослого. Он никогда не давал мне подзатыльников, как своему родному сыну, всегда пытался объяснить мне причины и спросить моего мнения и моих способов решения проблемы. С его родным сыном такого не получалось. Игорь с самого рождения был твердолобым, решающим проблемы только физической силой. Тётя Лиля всегда была ко всем добра одинаково и старалась делить свою любовь между всеми. Но когда Игорь начинал бунтовать, она подшучивала над ним, дразнила его, а потом крепко обнимала и не отпускала, пока тот не успокаивался. Мне тоже так хотелось, но я всегда был ребёнком спокойным и уравновешенным. А Маша хоть и шутила над нами обоими, никогда со мной не переходила черту, как часто это делала с Игорем.

Меня любили в этом доме, как не любил родной отец, обо мне заботились ничуть не хуже, чем о родном сыне, но я никогда не становился кем-то большим, чем сторонним наблюдателем, время от времени принимающим участие.

– Сынок, всё хорошо? – вдруг отвлекла меня тётя Лиля, потянувшаяся своей рукой к моему лицу.

– Да, всё нормально, – фальшиво улыбнулся я.

– Ну ладно, – попыталась улыбнуться она, заботливо вытирая слезу с моей щеки.

Я даже не заметил, как пустил слезу! Как же стыдно.

– Я просто не прожевал кусок мяса, – пытался оправдаться я. – Чуть было не подавился.

– Смотри осторожнее, – сказала тётя Лиля.

Глаза этой женщины говорили обратное. Она, естественно, поняла мою глупую ложь и не хотела теперь этого показывать, чтобы не смущать меня. Она быстро обратилась к Свете, желая узнать, как поживают её родители, затем к Арине, и всё же время от времени поглядывая в мою сторону.

* * *

– Игорь, ты ничего не хочешь мне рассказать? – посмотрел я на своего друга, когда мы остались наедине.

После того как все закончили с трапезой, мы сразу же поехали в Красную Звезду. Сергей и Игорь с вечера замариновали мясо, и после бани мы хотели заняться шашлыками.

– Что именно ты хочешь от меня услышать? – пряча глаза, поинтересовался мой друг.

– Что у вас там случилось с Леной?

– Решили, что не сошлись характерами.

– Не сошлись характерами? Серьёзно? Вам понадобилось четыре года, чтобы это выяснить? Темнишь друг, темнишь.

– К ней начал клеиться кто-то другой. Кто-то, видимо, круче меня. Ну я и послал её куда подальше, пообещав найти того говнюка и морду ему набить.

– В твоём стиле, – сказал я, закатывая глаза. – Я думаю, может быть, оно и к лучшему. Найдёшь себе девушку лучше, чем Лена.

– Да, конечно, найду. Тоже нашлась мне королева. Да я могу пальцем щёлкнуть, и тут же очередь выстроится.

– Я и не сомневаюсь, – усмехнулся я.

– Да и вообще, она никогда не найдёт никого, кто бы её так же на руках носил, – самоуверенно сказал мой друг.

Мда, Игорь, ты не исправим. Уверен, Лена сейчас тоже самое кому-то втирает.

– Елизар, – появилась откуда ни возьмись Света, – твоя женщина, кроме макарон и яичницы, совсем ничего другого готовить не умеет?

– Это называется паста, Света, – сделал замечание своей подруге я.

– Ещё одна, – закатил глаза Игорь. – Пойду встречу Юрца. Он обещал сегодня что-то принести.

– Давай, иди-иди, – заняла его место Света.

– Не могла бы ты относиться к Арине уважительнее? – строгим голосом обратился я к своей подруге детства.

– Могла бы, если бы это того стоило, – сказала Света, протягивая мне тарелку с готовым шашлыком. – Но как бы вы оба с голода не померли.

– Уверен, не помрём, – сказал я, пытаясь скрыть свою злость.

– Хорошо, – уголком губ улыбнулась Света, – Игорь убеждал тебя и себя, что сможет без проблем найти замену Лене?

– Именно.

– Другого не следовало и ожидать. Как же он бывает чертовски самоуверен и противен. Ведь, на самом деле, неплохой он парень. Но временами я готова его задушить.

– Нам, как его друзьям, суждено терпеть и любить.

– Ой, да и не говори! Одно дело, что мы привыкли и знаем его как облупленного. За этим разгильдяем прячется маленький добрый ребёнок. Уверена, через пару дней придёт и скажет, что любит Лену и жить без неё не может.

– Не пару, сегодня вечером, когда на ногах стоять не сможет, язык у него развяжется. Ещё позвонит ей.

– Надеюсь, хоть у неё ума хватит не брать телефон.

– Если Лена решила, то это окончательно. Она упёртая, как баран.

– Это точно.

– Солнце, а я тебя потерял, – появился из-за спины Светы Женя.

– Батюшки, а чем это от нас пахнет? Ну теперь ясно, что тебе искать-то мешало. Пойдём, хоть поешь немного, а то опять свалишься на полпути, – с иронией сказала Света, обнимая своего парня за талию.

– Елизар, там Юрец пришёл. Что-то новое принёс. Говорит тот ещё отвал башки, – подбежала моя Арина. – Ты идёшь?

– Да, – улыбнулся при виде неё я, – вот только посижу минут десять.

– Хорошо, а могу я попробовать? – скорчила невинное выражение лица Арина.

– Да, конечно, – дал своё согласие я.

И тут понеслось. Это решение было моей фатальной ошибкой.

Глава 8

Он опустился в заросли малины и принялся ждать. Весь день он ждал этой ночи, чтобы снова увидеть свою дочь. Он весь день изводил себя, не находя места, думая о предстоящей встрече. Он попытался подремать на утёсе, наслаждаясь шумом прибоя и прохладным осенним ветром, но камни казались ему неудобно острыми, а беспокоящие его голову думы не давали окунуться в объятия прекрасного Морфея. В охоте его волчья сущность не нуждалась. К тому же истребление животных в лесу лишь для забавы он не мог себе позволить. Он осознавал, что такой хищник, как он, может пошатнуть естественный порядок в этих лесах и свести некоторые виды животных к минимуму. Уже сейчас, спустя всего лишь два полнолуния, он стал замечать, что хищники мигрировали подальше от его временной ночлежки, чувствуя кого-то сильнее и опаснее. Но он никогда не тронет своих собратьев.

Временами ему хотелось попробовать поиграть с естественным устройством какой-нибудь лесной широты. Что произошло бы, истреби он всех хищников или всю добычу в лесу? Много времени ему для этого не потребуется, а наблюдать за последствиями ему его жизни точно хватит. Он уже убедился в своём долголетии, хоть и не раскрыл его секрета. Стоило бы рискнуть оставить свою дочь на некоторое время и отправиться на поиски тех самых существ с телом человека и головой собаки или волка, о которых он уже не раз слышал. На поиски своего отца. Если эти истории повторяются не в одном месте, может быть, они не очередная пустая сказка глупых людей? Но для того чтобы их найти, ему придётся рисковать жизнью его дочери. Он не может её взять с собой, не может позволить ей знать больше, чем он сам. Но оставлять её с людьми, опасаясь всё время за её жизнь… к тому же всё больше и больше новостей приходит о том, что где-то на юге вспыхивают войны за власть в мире людей.

Что-то старательно бесшумно пробиралось через бурелом в малинник. Минуя поляну по окраине, чёрная тень проползла под огромным поваленным ураганом дубом и затаилась. В темноте сверкнула пара серо-голубых глаз. Пришла.

– Я здесь, – как можно заботливее прорычал он.

Ему всегда было сложнее передавать свои эмоции будучи в шкуре волка. Но он не мог позволить себе предстать перед ней в своём истинном обличье. Она никогда не видела своего отца в образе человека.

Она не могла говорить, как он, когда оборачивалась волчицей, поэтому она положила голову на его лапы и устало выдохнула. Он тут же почувствовал её беспокойство за него. Почувствовал страх, когда она видела охотников, направляющихся в лес и радость, когда добычей охотников были лишь кабаны. Её забота о нём тронула его. Он в очередной раз постыдился мыслей об её убийстве. Нет. Её он убить не мог. Не может эта девочка нести ему опасности.

Он потёрся своим носом об её морду, ласково, как может это сделать любящий отец. Эта девочка не должна чувствовать себя одинокой, даже если её отец находится далеко от неё.

– Я должен оставить тебя. На время. Я не буду далеко, но в следующее обращение луны мы не сможем встретиться.

Волчица испуганно подняла голову и навострила уши, посмотрела на него своими ясными серо-голубыми глазами и уткнулась ему в морду. Его накрыло страхом, беспокойством, мыслями о какой-то неизвестной войне, где мужчины получают славу, а женщины горе. Она пыталась ему сказать, но не могла. Но он знал, что она боится за него. Беспокоится. Не верила, что война может быть чём-то хорошим. Боялась, что эта самая война может захватить и его. Глупенькая. Но как он может оставлять это наивное дитя? Не может, но должен. По крайней мере, если с ней что-то произойдёт, он может создать ей замену.

Он не должен так думать о ней. Но думает. Пока он даже не знает, как длительна будет её жизнь в сравнении с его. Быть может, она начнёт стареть по-человечески. Как один из его детей. В таком случае ей ничего не угрожает.

– Я вернусь, как можно скорее.

Ткнувшись в мягкую чёрную шерсть своей мордой, он внушил своей дочери спокойствие и уверенность. Он старался передать свои эмоции настолько сильно, чтобы она почувствовала их, как свои, и в ней не осталось и тени сомнения в том, что он скоро придёт и всё будет хорошо. Хотелось бы ему верить в это. Он не знал, насколько затянутся его поиски и обвенчаются ли они успехом. Найдёт ли он своего отца и узнает ли тайну своего происхождения, которую унесла его мать в могилу.

* * *

Моя малышка спит, уткнувшись в подушку носом, пряча миленькое личико от восходящего солнца. Утренние лучи ласкают её обнаженное плечо. Как же она пахнет, просто не описать, я узнаю её запах из тысячи – манящий меня запах тела, как манит мотылька свет фонаря в темноте. Я пьянею, чувствуя этот сладковатый запах роз, чувствуя запах её рыжих волос.

Из-под тонкого одеяла вырисовываются соблазнительные формы обнаженного тела, которого так и хочется коснуться. Но я боюсь её разбудить, продолжая оставаться лишь сторонним наблюдателем.

Словно шёлк, её бледно-розовая кожа искрится под солнцем, а в её вьющихся огненно-рыжих волосах пляшут солнечные блики. Она лежит ко мне спиной с оголённым плечом и спиной. Мои глаза не могут оторваться от этой бархатистой кожи, от её родинки на правом плече. Руки так и тянутся, чтобы провести пальцем по изгибу её спины и спуститься до самого низа. Я множество раз касался её мягкой попы, множество раз целовал и покусывал её соски, чувствую под подушечками пальцев, как мурашки волной пробегают по этой бледно-розовой коже, но, кажется, мне всегда будет мало. Я всегда буду желать её телом и душой.

Осторожно, чтобы не нарушить её хрупкий сон, я опускаюсь к её шее и вдыхаю. Вдыхаю запах её разогретого теплом солнца тела. Меня тут же переполняет наслаждение. Да-да, наслаждение и возбуждение. Сердце начинает учащенно биться, а голова кружиться. Желание обнять Арину так сильно, чтобы её кости захрустели под моими руками, овладевает мной. Я хочу обнять её так сильно, чтобы мы стали одним целым. Но я не смогу сделать ей больно. Запах моей возлюбленной невозможно спутать ни с чьим другим. Этот нежный тёплый запах роз уже впитался в подушку, на которой она спит. Пока Арины не было в Красной Звезде, я никогда не давал стирать её наволочку. Даже когда она приезжала, я старался отсрочить стирку, после чего вознаграждался осуждающим взглядом или словами «нюхающий маньяк».

Не совладав с чувствами, я уткнулся носом прямо в ключицу, жадно, но тихо вдыхая её запах. Чем больше её проникало в меня, тем тупее становилась моя голова, и я просто наслаждался ею. Я становлюсь подобен чёрной дыре, мне так мало её. Она для меня, как самый дорогой наркотик, лучший сорт героина, отравляющий и в то же время дарующий самые прекрасные чувства, её любовь для меня, как наркотик, наши отношения для меня, как наркотик.

Мои губы уже на её мягкой коже. Хочу разбудить её, но не могу. Знаю, что увижу в очередной раз её грустные глаза или хуже того, получу по лицу подушкой.

Но я не могу избавиться от хаотично крутящихся в моей голове воспоминаний о её обнаженном теле, о её плоском животе, о округлых бёдрах, о маленьких сосках, о её тонкой шее, когда она откидывает голову назад и с наслаждением стонет подо мной. Ох, снова голова кругом, а рука уже на внутренней части её бедра. Я провожу ею, и она еле заметно шевелится.

Забыв о страхе получить от неё подушкой и потревожить её сон, я просовываю руку под её телом и прижимаю её к себе, чтобы она почувствовала меня. Она не сопротивляется. Мои губы ползут по её шее и встречаются с её губами.

* * *

То, во что превратилась наша жизнь дальше, нельзя никак назвать иначе, как «секс, наркотики и рок-н-ролл». Началось лето, а вместе с ним наша совместная жизнь в Красной Звезде, где в основном никого, кроме нас, не было. И когда нас никто не тревожил и не прерывал, мы будто срывались с цепи. Страсть и похоть витали в доме и стали физически ощутимы. А под воздействием наркотиков наши слова и мысли больше не подчинялись нам. Наши тела будто парили в воздухе, охваченные потоком той самой страсти, ставшей осязаемой и плотной. Будь то лестница, то балкон, то даже качели в саду, стоило поддаться потокам страсти, как мы плыли вместе в воздухе, не стесняясь ничего и никого. Для нас перестали существовать часы, перестали играть роль день и ночь. «Всегда и везде» – было нашим девизом того лета. Круговорот запахов, звуков, ощущений уносил нас прочь с этой планеты, перенося на новый уровень. Даже музыка возбуждала нас и заставляла снова уноситься навстречу наслаждению.

Тяжелый рок, дешёвая попса, льющаяся дерьмом по радио, хип-хоп и даже классическая музыка были саундтреками нашей страсти. А когда мы обессиленные падали на подушку, в тумане страсти, мы смеялись, целовались и обнимались.

Иногда мы прерывались лишь на еду и снова продолжали. А чего ждать от подростков, в которых гормоны бьют через край, с каждым ударом барабана? Мы молоды и безрассудны. Мы не загружены проблемами мира в этом укромном местечке на окраине леса.

А когда мы уставали, мы ложились обнаженные на пол и курили, наблюдая, как кольца дыма поднимаются к потолку и растворяются. В такие моменты мы ни о чём не говорили, старались не нарушить транс друг друга. Это было сродни медитации. Мы уносились в веренице своих мыслей в космическую пустоту и, освободившись от всего, что угнетало нас, возвращались обратно на Землю лёгкими и чистыми.

Когда к нам приезжали друзья, нам приходилось снова облачаться в эти грубые ткани, называемые одеждой, закрываться от космоса и становиться от него дальше обычного. Мы снова становились серой массой, которая в своей трусости натягивает на себя одежду и прячется под этими шмотками. Когда мы были одни, мы такими не были. Мы были чисты и невинны, как Адам и Ева в раю.

Истинное наслаждение и перевоплощение заканчивалось с приходом в наш дом других людей. Мы прятали свои желания и открытия до той поры, пока не оставались одни.

Она танцевала для меня, кружилась в диком вихре вокруг меня, прыгала по траве, вставала на носочки и резко опускалась на влажную от росы траву, хохоча от радости. Я смеялся её диким обнажённым танцам и был счастлив просто быть рядом с ней, ничего не стесняясь и никого не опасаясь. Обычно её танцы оканчивались песней, симфонией её стонов подо мной. Они всегда заканчивались именно этим. Секс, наркотики и рок-н-ролл. Наслаждение, страсть и свобода. Мы были свободны, и этого у нас тогда не мог отнять никто. Арина была подобна огромному костру или пожару, который не остановить ничем. И она была моей и только моей.

Нас не останавливали ни дожди, ни зной, ни грозы. Мы стали одержимы друг другом, пока ночи не стали холоднее, а солнце не начало уходить за горизонт намного раньше. Дыхание осени будто принесло нам пробуждение от этого сна. Мы будто проснулись после потрясающего сна, будто окрылённые очутились на земле. Мы пытались взлетать, но у нас не получалось. Мы пытались поймать поток страсти, но он куда-то исчез, оставив нас одних с приближающейся осенью и осознанием, что нас снова разлучит обыденность. Наши прежние обряды, танцы и полёты останутся лишь воспоминаниями и пикселями в телефоне, которые мы будем пересматривать, находясь далеко друг от друга.

В двадцатых числах августа мы разъехались. Она уехала к себе, чтобы подготовиться к учебному году, я остался ещё на пару дней в Красной Звезде и позже тоже уехал. Вот и закончилось самое потрясающее в моей жизни лето. Я даже не мог представить, что такое бывает. Даже подумать не мог, что наслаждение и страсть настолько осязаемы. А потом я понял фразу, что за любое счастье нужно платить. И, видимо, моё счастье было настолько велико, что плата была неимоверно высока. Невообразимо и беспощадно велика.

Глава 9

Всё закончилось. Закончилась наша история, оставив за собой множество невыполненных планов, невысказанных слов, тысячи приключений и обрядов. Будто кто-то просто нажал на паузу. Но в этот раз продолжения уже не будет. По крайней мере, не с нами. Уже не с нами в главных ролях. История закончилась. Я потерян. А её просто не стало.

Когда я узнал эту ужасную новость, я не мог поверить своим ушам. У меня не было дикой вспышки эмоций, я не метался из угла в угол, проклиная всё и вся. Я просто продолжил подбирать аккорды для новой песни. Продолжал поиски идеальной последовательности звуков на своей гитаре, ожидая увидеть её, когда закончится этот день.

В какой-то момент мне стало смешно, будто кто-то только что рассказал мне шутку. Просто смешно. Но то была далеко не неудачная шутка. Потом я буду молиться, чтобы это была чья-то дурацкая шутка.

Я засмеялся. Пальцы стали бегать по струнам, издавая дикие звуки, мало похожие на музыку, пока я просто не заорал. Орал я громко. А они продолжали мне рассказывать, как это произошло, будто не видя и не слыша меня. Я не хотел их слушать, не хотел признавать этой правды. Я кричал, отказывался от этой правды, пока не понял, что замер и не издаю никаких звуков. Буря была внутри меня, а снаружи полное безразличие, поэтому они и продолжали мне рассказывать, как это с ней произошло.

Меня ударило в жар. Мысли вдруг переключились на другую тему. Хаотично. Быстро и без разбора. Я думал о том, что нужно купить продукты на все каникулы, что нужно скинуть свои идеи Булату, может быть, он предложит что-то своё для новой песни. Думал, что нужно позвонить ей и спросить, правда ли это. Правда ли, что она разбилась насмерть.

Насмерть. Она. Моя Арина.

Вот так всё закончилось. Закончилась наша история. А потом я просто упал на плечо Светы и зарыдал.

– Пожалуйста, не надо, – говорил я. – Зачем так со мной.

Света произносила только моё имя и гладила меня по голове, пока я становился слабее и беспомощнее. Вскоре к ней присоединились и остальные. Они ничего не говорили, просто обняли меня со всех сторон. Но мне хотелось быть сейчас одному. Быть с ней. Теперь это одно и тоже.

– Ты не любила её! – заорал я, глядя в испуганные глаза Светы. – Ты, должно быть, рада этому! Ты не имеешь никакого права произносить её имени. Лицемерка.

– Елизар, что ты говоришь? – оцепенела от моих слов Света.

– Ты всячески упрекала её! Она была хорошей. Наверное, сейчас ты рада, что её не стало.

– Елизар, пожалуйста, не говори так. Ты не прав! – через слёзы закричала Света и закрыла лицо руками.