Некоторую пикантность панамской истории, конечно, придает сочетание украинских и российских фамилий.
Выходит, что Дмитрий Песков и правитель Украины Петр Порошенко обслуживались в одной и той же финансовой компании. Но опять же, о том, что у кремлевских и киевских элит никогда не прекращался — несмотря на любую «геополитику» — общий бизнес, писали уже неоднократно.
Может быть это европейцев шокирует, но не нас. По большому счету, разве это такая уже беда — вместе отмывать неизвестно откуда взявшиеся деньги и общими усилиями уходить от налогов? Поставки из России военного оборудования и запчастей для украинской армии в разгар военных действий в Новороссии — это куда более серьезное дело. Но ведь и это не вызвало особого потрясения. Патриоты погрустили, либералы позлорадствовали и все остались при своем.
Нет, Россия не только не Панама, но и не Исландия. Это у них там, на острове нет ни истории, ни культуры, нет даже ни одного достойного сатирика. Нашему народу, который дал миру Гоголя и Салтыкова-Щедрина, остается только смеяться. Бедные, наивные скандинавы! Как серьезно они всё это принимают, как близко к сердцу! Они не знали, что власть только для того и существует, чтобы «пилить бабки». У нас же это знает каждый школьник. И именно потому политический порядок в стране пока стабилен. Такими мелочами, как скандалы и разоблачения его не пошатнешь. Вся российская власть вместе с оппозицией это просто один большой скандал.
Если бы в России нашелся хотя бы один влиятельный политик любого окраса, который бы интересовался именно властью как таковой, видя в ней инструмент для реализации каких-либо (пусть и сомнительных) целей или амбиций, а не способ присосаться к кормушке, то этот деятель уже давно совершил бы успешный государственный переворот или устранил бы своих соперников каким-либо иным, более мирным путем. Но в том-то и дело, что среди российской элиты, по крайней мере, в её московско-питерском составе ни одного такого человека нет. Нет у них воли к власти, есть только жадность к деньгам. Что, может быть, и к лучшему. Ведь автор подобного переворота совершенно не обязательно оказался бы гуманистом, патриотом и прогрессистом.
Что касается низов общества, то они по-настоящему возмутятся лишь в том случае, если власть начнет обижать котов. Даже собаки, если судить по общественному мнению, не могут мобилизовать подобного сочувствия. Только котики! И непременно пушистые. Потому что коты, не обладающие достаточно степенью пушистости, в России тоже уважения не вызывают, это я могу утверждать с полной уверенностью.
Нет, народное восстание в современной России возможно лишь при одном обстоятельстве — если президентский кортеж на полном ходу врежется в переходящих улицу пушистых котов.
В этом случае я власти не завидую. Народный гнев будет страшен. И тут уже никакая национальная гвардия не поможет.
Тем более, что национальные гвардейцы у нас тоже любят котов.
Боги жаждут
Программа реновации в Москве предполагает выселение из своих домов почти полутора миллионов человек. Последний раз нечто подобное предпринимал Пол Пот в Кампучии. Хотя Собянин, конечно, не Пол Пот. Он не жил во Франции, не увлекался Руссо и не ходил в семинар к Самиру Амину...
Многие журналисты уже заметили, что если бы кто-то специально поставил перед собой задачу создать в нынешней и без того накаленной социальной обстановке условия для развития протестного движения с разветвленными структурами, объединяющими людей по месту жительства, то ничего лучше, чем попытку массового одновременного сноса пятиэтажек, всё равно бы не придумали. Создаются почти идеальные условия для массовой мобилизации. Обещаниям власти никто не верит, поскольку все знают, как эти обещания постоянно нарушают. А главное, сами чиновники постоянно путаются в показаниях, поправляют себя, явно что-то скрывают и регулярно попадаются на вранье.
Критическими статьями, анализирующими проект реновации, уже пестрит интернет, так что подробно останавливаться на этом нет необходимости. Списки, публикованные мэрией, говорят сами за себя.
«Развалюх», которые давно ждут сноса, в этом списке не оказалось. Зато туда угодили здания, считающиеся выдающимися с архитектурной точки зрения, дореволюционные дома и добротные постройки сталинской эпохи, дома, созданные по индивидуальным проектам.
«Чтобы не понести убытки, — отмечают специалисты, — девелоперам нужно будет построить в полтора-три раза больше жилья на месте сносимого. Таким образом, в срединном поясе Москвы поселится до трех миллионов новых жителей, а попавшие под реконструкцию кварталы надолго превратятся в зону большой стройки. Если новая застройка будет высотной, облик города может полностью измениться, а все исторические панорамы Москвы будут окончательно искажены. Внешний вид новых домов тоже вызывает у экспертов вопросы, так как правительство разрешило массово использовать экономичные типовые проекты».
Про качество новых квартир говорить не приходится. Вопреки рекламе, современные здания строятся не слишком основательно, а по многим параметрам уступают даже сооружениям хрущевской эпохи.
Даже если бы мы поверили в полную и безупречную искренность начальства, пришлось бы признать, что многие обещания, сделанные чиновниками, технически невыполнимы — по крайней мере в те сроки, которые ими названы. Можно теоретически переселить всех граждан, теряющих своё жилье, в новые квартиры, которые будут не хуже ни по качеству зданий, ни по размерам, ни по местоположению. Подобное переселение, основанное на неукоснительном соблюдении всех интересов и прав граждан, может быть и пошло бы на пользу городу, только сроки для этого потребовались бы совершенно иные.
Приходилось бы двигаться очень медленно, расчищая площадку за площадкой, переселяя дом за домом, учитывая все обстоятельства, создавая новые парки, детские площадки, реорганизуя транспортную инфраструктуру, строя новые станции метро, обустраивая помещения для мелкого бизнеса, формируя новую экономическую и культурную среду для города. Закончить подобную программу удалось бы примерно к середине текущего века к всеобщей радости будущих поколений.
Но в данном случае речь идет о чем-то совершенно ином. И здесь главное — освоить неимоверно большие деньги в неимоверно короткие сроки.
Такими темпами и по таким правилам можно устроить только разгром. Столичные власти в собственном городе действуют как вандалы в захваченном Риме — схватить и утащить всё, что можно, разрушив и испортив по ходу дела всё, что мешает. Фактически нашествие варваров.
Ясно, что в основе всего проекта лежит безудержная жажда наживы, пересиливающая любые рациональные соображения, включая даже политические. Жадность оказывается сильнее чувства самосохранения. Огромная сумма в три с половиной триллиона рублей, в которую оценивают проект специалисты, буквально застит глаза. Это же почти в 100 раз больше, чем «Зенит-Арена», это по меньшей мере дюжина мостов в Крым... И Москва здесь уже ни при чем. Ни один город, даже самый богатый, покрыть такие расходы не в состоянии, так что заплатить за банкет должна будет вся страна.
Всё тут ясно и просто кроме одного. Почему сейчас?
Рассуждения о том, что аппетит приходит во время еды, а люди наглеют постепенно, по мере того как обнаруживается безнаказанность их действий, конечно, верны. Но это не объясняет качественный скачок в масштабах происходящего. Если вчера спокойно воровали на дорожном строительстве или на расширении тротуаров, не выходя за рамки привычной рутины, то на сей раз резко меняются и ставки, и правила игры. Что произошло?
Разворачивающуюся перед нашими глазами драму невозможно понять, если не учитывать общую логику системного кризиса. Говорят, что когда боги хотят кого-то погубить, они лишают его разума. Но если всё же поискать более рациональное объяснение, то становится ясно: внезапный приступ политического и экономического безумия у правящего класса вызван тем, что обычные условия воспроизводства нарушены.
Те правила, по которым система жила и благополучно поддерживала себя в течение многих лет, больше не работают. Критически не хватает ресурсов, решительно не получается действовать привычными методами. Надо что-то менять.
Начинаются отчаянные импровизации, выдающие отсутствие психологической готовности к переменам и отсутствие моральных принципов, позволяющих уловить границы допустимого и недопустимого. Именно в тот самый момент, когда народ беднеет, власти в каком-то приступе агрессивного безумия пытаются отнять последнее. Не потому, что они ненавидят своих сограждан, а потому, что самим не хватает.
Политэкономия текущего кризиса сводится к тому, что для поддержания экономического и социального равновесия (в том числе и внутри правящего класса) требовался постоянный избыток ресурсов, обеспеченный постоянно растущими ценами на нефть. Как только цены перестали расти и стабилизировались на не самом низком, но явно недостаточном для данной системы уровне, началось постепенное разложение. Не только экономическое, но и морально-политическое.
Демонстрируя неспособность системы продолжать игру по правилам, кризис подталкивает различные группы элиты к тому, чтобы наспех пересмотреть правила и воспользоваться происходящим, пытаясь не только компенсировать свои потери, но и урвать что-то новое. И непременно побыстрее. Ведь кризис — это неминуемо ускоряющийся процесс, когда важно не упустить свой момент. Вопрос о быстроте решений и действий становится не менее важен, чем вопрос о выгоде. Правда, принимаемые впопыхах решения то и дело оказываются контрпродуктивными и даже идиотскими. Но это уже не важно. Как в известном анекдоте: «Зачем думать? Прыгать надо!»
Однако непременно допрыгаются. Боги свою часть работы сделали. Правящие круги явно утратили остатки здравого смысла и способность учитывать последствия своих решений. Не только долгосрочные и среднесрочные, но даже и немедленные. Они сами своими действиями создают ситуацию необратимого хаоса.
Медведев и Аль Капоне
Знаете ли вы, на чем погорел знаменитый американский гангстер Аль Капоне? Это почти все знают — на налогах. Власти не могли его поймать много лет, пока не подловили на неуплате налогов, после чего главарь преступного мира Чикаго сел всерьез и надолго в тюрьму Алькатрас.
Однако в действительности речь шла не о налогах. Речь шла о недвижимости. Чикагский гангстер деньги, нажитые своим преступным трудом, вкладывал в различные объекты по всему городу, которые он записывал на третьих лиц. Формально ему ничего не принадлежало. И тем не менее никому из тех многочисленных людей, на которых имущество было записано, не пришло бы в голову отжать в свою пользу данную собственность. Всякий, кто рискнул бы на такую попытку, неминуемо закончил бы свою жизнь на дне Великих Озер. Так что Аль Капоне не имел основания сомневаться в лояльности своих доверенных лиц.
Винить в собственных неприятностях он мог только самого себя. Когда в одном из купленных им зданий вспыхнул пожар, он бросился собирать народ тушить огонь, крича, что горит его собственность.
Слышали это десятки людей, так что у полиции проблем с поиском свидетелей не было. И Аль Капоне сел за неуплату налогов с принадлежавшей ему недвижимости.
А какое всё это имеет отношение к нашему премьер-министру Дмитрию Анатольевичу Медведеву?
Может быть и никакого.
Но вот беда, Фонд борьбы с коррупцией, возглавляемый Алексеем Навальным, утверждает, что огромная собственность, записанная на бизнесмена Илью Елисеева и возглавляемые им фонды, принадлежит в действительности премьер-министру. Глава правительства сперва молчит, потом как-то неуклюже оправдывается, не отрицая сказанного напрямую, а затем на сцену выходит сам Елисеев, который в интервью газете «КоммерсантЪ» заявляет, что вся собственность и в самом деле его, ну, или принадлежит контролируемым им фондам. И поместье в Мансурово, и особняк в Плесе и даже вилла в Тоскане, по которой, если верить интервью, бродят привидения эпохи позднего Ренессанса...
И Елисеев не только говорит об этом журналистам. Он подает в суд на Алексея Навального. Так что очень скоро, надо думать, заручится официальным судебным решением, подтверждающим его права.
В общем, если Дмитрий Анатольевич и имел когда-то какое-то отношение к этой собственности, то сейчас он может с ней раз и навсегда попрощаться.
Елисеева за его действия и заявления не только никто не накажет, но наоборот похвалят. И сам премьер должен будет его поддерживать. Ведь бизнесмен спасает репутацию главы кабинета министров. И даже самого правительства. А репутация, как известно, стоит дорого!
Забавно, что Алексей Навальный, вдохновляемый либеральными идеями, несмотря на весь свой обличительный пафос, на частную собственность покуситься не решился. И слово «конфискация» так и не произнес. Слово это для него слишком страшное, слишком якобинское и даже, в некотором смысле, напоминает про революционные события столетней давности, о которых благонамеренные российские оппозиционеры не могут вспоминать без ужаса.
А между тем, похоже, конфискации начались сами собой и уже идут полным ходом. Ни один чиновник, записавший свои добросовестно наворованные миллионы, здания и предприятия на подставное лицо, уже не может быть уверен, что дотянется до этого имущества после того, как потеряет должность или окажется под огнем общественной критики. И даже в том случае, если владельцем всего этого богатства является собственная любимая жена, все может обернуться не самым лучшим образом. Потому что женская любовь переменчива, а развода у нас в стране никто ещё не отменял.
Аль Капоне не нужен был формальный статус, чтобы его боялись. В отличие от него российские чиновники вряд ли кого-то смогут напугать и наказать после того, как утратят свои правительственные и административные позиции. Собственность будет отжата окончательно и бесповоротно. Боятся у нас государства. А отдельный чиновник, сколь угодно злобный и жадный, никому у нас не страшен.
Рано или поздно историки выяснят, насколько полными и справедливыми были обвинения Навального в адрес премьера. Что касается суда, то в его решении не заинтересован сейчас, по большому счету, ни Медведев, ни Навальный. Выиграет лишь один человек — Илья Елисеев, чьи права теперь будут надежно защищены законом.
И как бы потом ни складывалась дальнейшая судьба Дмитрия Медведева, не видать ему больше ни домика с уточкой, ни замка с привидениями.
Итак, процесс конфискации собственности коррупционеров уже начался. Только, к несчастью, переходит это конфискованное имущество не к народу, не к государству, а из из рук чиновников в частные руки «удачливых бизнесменов». Либеральных оппозиционеров это несомненно должно радовать.
Что же касается других граждан, настроенных менее либерально, то для нас очевидно, что серьезная борьба с коррупцией должна предполагать в качестве главного, принципиального и основного требования именно конфискацию собственности, нажитой незаконным путем, вне зависимости от того, какими юридическими схемами все эти операции прикрываются и кто становится итоговым выгодоприобретателем на конце коррупционной цепочки.
Тролли, боты, идиоты
Обнаружив, что общество на дух не принимает повышение пенсионного возраста, власть взялась за обработку общественного мнения. Не знаю, сколько денег на это было выделено, какие пиар-команды сформированы, но результаты пока не впечатляют. Людей убедить не удается просто потому, что всё говоримое правительственными пропагандистами явно, очевидно и наглядно противоречит не только собственному жизненному опыту любого человека, живущего в России, но элементарной логике.
Главный аргумент, приводимый правительственными чиновниками, состоит в том, что, повысив пенсионный возраст, они дают людям возможность трудиться дольше. Лощеные господа с откормленными мордами и ухоженные дамочки с телеэкранов пытаются, запинаясь и путаясь, объяснить пользу труда рабочим, врачам, учителям или фермерам. Элегантная госпожа жалуется в эфир, что ей стыдно показывать пенсионное удостоверение в 55 лет. Мадам, вас никто не принуждает! Не показывайте. Говорите, что вам хоть 35, хоть 15 лет. И если уж на то пошло: не хотите оформлять пенсию — не оформляйте. Закон не принуждает. Он лишь дает право выйти на пенсию тем, кто в ней нуждается.
Да, господа пропагандисты! Помогите Пенсионному фонду первыми. Подпишитесь под обязательством о добровольном отказе от пенсии. Будьте первыми, подайте пример шахтерам, грузчикам, водителям грузовиков!
Однако дело даже не в том, у кого какой труд. Говорящие головы старательно делают вид, будто забыли, что в среднем россияне и так работают до 65-67 лет! Если вы хотите и можете трудиться (а в большинстве случаев у вас всё равно нет иного выхода), вы будете это делать. Никто не препятствует. Пусть топ-менеджер «Роснефти» Михаил Леонтьев не переживает. Даже при сохранении нынешнего законодательства его никто не сможет уволить, когда он оформит пенсию. Если, конечно, более высокое начальство не решит почему-либо от него избавиться. В этом случае всё равно уволят. Независимо от возраста и заслуг.
Всё просто. Россияне работают столько, сколько физически могут. Но при нынешнем законодательстве им после 55 или 60 лет соответственно дают небольшое денежное пособие, называемое у нас «пенсией по возрасту», и некоторые льготы (субсидии по жилищно-коммунальным платежам, бесплатный проезд в транспорте). Сейчас эти деньги и льготы хотят отобрать. Сначала у тех, кто ещё не успел. Потом доберутся уже и до работающих пенсионеров. Об этом уже договорились.
Проблема пенсии в России — это не проблема возраста. И не проблема людей, которые не могут либо не хотят работать. Это проблема тех, кто работает.
Из людей, получающих пенсии, у нас легально трудится не менее 40% (неофициально — гораздо больше). Эти люди продолжают формировать поступления в Пенсионный фонд. При этом мы имеем Фонд национального благосостояния, который по уставу должен финансировать дефицит Пенсионного Фонда. Там больше четырёх триллионов рублей. Этих денег хватит на оплату существующих дефицитов в течение 15-20 лет! А ещё нам что-то плетут про профицит бюджета (1 - 1,3 триллиона рублей). Денег нет? Да если при таком (уникальном в Европе) положении дел власть не может обеспечить достаточный для жизни уровень выплат оставшимся примерно 20 миллионам пожилых людей, ответ один — деньги куда-то делись. Куда?
Вы же сами их украли, господа!
И именно поэтому никакого примирения не будет, не будет никакого компромисса.
Вопрос о пенсионной реформе — вопрос классовый, ибо он определяет жесткое и непримиримое противостояние тех, кто трудится и тех, кто крадет наши деньги, паразитирует на нашем труде.
Вы можете, господа, выпустить на просторы интернета и в телевизионный эфир любые полчища троллей и ботов, это вам не поможет.
Россияне добродушны, терпимы и политически пассивны. Но они, по крайней мере, в большинстве своём — не идиоты. Люди умеют считать не только до трех, но и до шестидесяти.
2018 г.
Тень Суркова
Политологи (и все кому не лень) обсуждают статью Владислава Суркова, опубликованную в «Независимой газете». Смеялись весело и от души. В самом деле: текст помощника президента, изобилующий высокопарными выражениями и странными словосочетаниями, явственно говорил об отсутствии у человека какого-либо контакта с реальностью и свидетельствовал о том, что представления его о стране, где он живет и даже некоторое время стоял у руля, являются, по меньшей мере, весьма смутными, почерпнутыми в основном из реакционных философских трактатов двухсотлетней давности.
Однако причины подобной неадекватности как раз и представляют интерес. Недостаточно констатировать, что страной управляют люди, ничего о ней не знающие и не желающие знать. Куда важнее понять, как и почему подобная публика умудряется сохранять свою власть.
Будучи постмодернистом (и в этом смысле типичным продуктом поверхностного отечественного западничества), Сурков считает себя специалистом по «конструированию смыслов». Данная деятельность, к несчастью, находится в прямом противоречии с логикой русского языка, согласно которому смысл существует только в единственном числе. И не случайно. В наших словах и делах смысл либо есть, либо его нет. А конструировать и выдумывать его задним числом (вместо того, чтобы понять, анализируя происходящее), это и есть характерная постмодернистская игра, устраняющая из политики реальное содержание.
Вместо содержательного обсуждения проблем (пенсионная реформа, потеря управляемости, массовое недовольство, деградация промышленности и т. д.) помощник президента философствует на тему особого русского пути, который, впрочем, и не особый вовсе, а является предметом подражания и зависти всего остального мира. Особенность этого пути, по Суркову, в том, что не только демократия, но и работающие государственные институты и даже уважение поданных к власти нам не требуются, поскольку есть религиозное по своей сути доверие и мистическое непосредственное взаимодействие между президентом (которым всегда будет Путин, даже если ныне существующий Путин умрет) и неким «глубинным народом».
К этой категории — «глубинный народ» — надо присмотреться немного внимательнее. Как и все смыслы, сконструированные отечественными постмодернистами, эта категория в основе своей заимствованная, но одновременно вывернутая наизнанку. В основе её лежит понятие «глубинного государства» (deep state), используемое американскими публицистами, склонными к конспирологии. Глубинное государство, по их мнению, представляет собой сеть неформальных связей между спецслужбами, профессиональной правительственной бюрократией и корпоративными элитами. Эта система связей обеспечивает неофициальный и непубличный, но совершенно реальный процесс принятия решений, которые потом тем или иным способом навязываются публичной выборной власти.
Совершенно очевидно, что роль «глубинного государства» в подобных интерпретациях сильно преувеличена и как часто бывает с конспирологией, поиски «тайной власти» как раз помогают замутнить и скрыть из виду весьма неприглядные стороны власти реальной, причем лежащие совершенно на поверхности. А именно прямое лоббирование и подкуп политиков или чиновников крупнейшими корпорациями. Информация об этом лоббировании, о внесенных суммах и договоренностях совершено открыта, доступна и легко отслеживается, но именно о данной стороне дела нам предпочитают не рассказывать.
Тем не менее мы хотя бы знаем из кого состоит глубинное государство, его можно локализовать и оно реально существует, хотя значение его существенно преувеличивается. Напротив, «глубинный народ» Суркова локализовать невозможно. Это не описание какой-то определенной социальной группы, у него нет никаких профессиональных, демографических или локальных характеристик, а есть только характеристики культурные, причем опять же заимствованные из текстов монархических публицистов середины XIX века. Именно эти авторы формировали образ малограмотного, но мудрого русского мужика, консервативного и патриотичного, преданного монархии, терпеливого, покорного и нетребовательного. Реальные русские крестьяне, правда, периодически «выходили из образа» и начинали то усадьбы помещичьи жечь, то чиновников убивать, то и вовсе уходить в разбой или в революцию. Тем не менее эту систему патриархальных ценностей удавалось раз за разом восстанавливать с помощью армейских подразделений, карательных экспедиций, расстрелов или отдельных попыток гуманного управления, пока система не дала основательный сбой в 1905 и не рухнула окончательно в 1917 году. Тем не менее патриархальный крестьянский мир, описываемый монархической публицистикой в сильно идеализированном виде, всё таки реально существовал. А вот «глубинный народ», спрятан где-то так далеко и так глубоко, что его никто никогда не видел.
И не случайно. Этого «глубинного народа», обладающего в XXI веке теми же социально-культурными характеристиками, что и в XVII-XVIII веках, просто не существует.
Даже сильно деградировавшая по сравнению с позднесоветскими временами сегодняшняя Россия представляет собой урбанизированное общество, где пользователей интернета на душу населения едва ли не больше чем в некоторых странах Запада, где потребление давно уже стало (нравится нам или нет) важным поведенческим стимулом, а высшее образование перестало быть роскошью для избранных. Жители больших и средних городов, составляющие огромное большинство нашего населения, — служащие, рабочие, мелкие предприниматели, научные работники, богатые и бедные, мужчины и женщины, интеллектуалы и маргиналы — все эти люди составляют в совокупности весьма разношерстную массу, сложную и пеструю социальную мозаику, нередко приводящую в ступор сторонников упрощенной версии классового анализа. Но единственное, что объединяет данную массу, это то, что никто из её представителей не имеет ничего общего с тем патриархальным «глубинным народом», который существует в воображении идеологов.
Как же тогда быть с официальной пропагандой, которая не просто ретранслирует архаично-патриархальные ценности, но и делает это во всё более агрессивном виде, пытаясь некоторые меры проводить уже на практике (от попыток загнать женщин назад в семью до законов об ограничении свободы интернета)? Вот тут-то мы и подходим к самому интересному. До недавнего времени сила пропаганды состояла как раз в том, что она никак не была связана с реальностью.
Как мы относимся к героям и сюжетам волшебных сказок? Они могут нам быть симпатичны или безразличны. Но в любом случае они не могут вызвать у нас отторжения, ненависти, протеста, просто потому, что не являются частью нашей реальности. Эта фантасмагорическая реальность, сконструированная Владиславом Сурковым и его политтехнологами в начале нынешнего века, остается источником идеологического вдохновения для всех последующих призывов президентской администрации. И хотя самого Суркова на прежнем месте давно уже нет, тень его по-прежнему накрывает виртуальное пространство в котором живут кремлевские обитатели.
На фоне относительного успеха России в 2000-е годы идеологический шум из телевизора воспринимался массами людей с благожелательным равнодушием. Он не только не мешал их жизни, которая выстраивалась по собственной параллельной логике массовой (и на первых порах успешной) адаптации к последствиям рыночных реформ 1990-х, но и воспринимался как своего рода рефрен, контрапункт повседневности. Люди, занятые карьерой и повседневным бытом, с удовольствием слушали с экрана льстивые рассуждения о том, что на самом деле они все как один — патриоты и высоко духовные личности. Индивидуализм рядового потребителя компенсировался рассказами о соборности. Это ни от кого ничего не требовало и ничему не мешало.
Либералы воображали себе битву «холодильника и телевизора», но и это было не более, чем мифом. Холодильник и телевизор существовали в двух параллельных плоскостях, в параллельных реальностях.
Власть видела, что дела идут неплохо, но не понимала — почему. Кремлевские начальники искренне принимали равнодушие и безразличие за поддержку и одобрение. Что, впрочем, было ошибкой лишь отчасти. Ведь безразличие до поры и вправду было добродушным и нетребовательным.
Вторая половина 2010-х резко изменила ситуацию. Ухудшающаяся экономическая обстановка заставила людей взглянуть на происходящее не столько более критически, сколько более внимательно. Социологам, проводящим опросы для ФОМа, ВЦИОМа или Левада-Центра, кажется, будто политические взгляды у людей меняются. На самом деле они появляются. Жители России не переосмыслили свою отношение к власти, у них просто появилось к власти некоторое осмысленное отношение. Точнее, начинает появляться.
И вполне понятно, что это именно такое отношение, которого нынешняя власть заслуживает.
Вот тут-то и случается самое страшное. Не понимая причины происходящего, не осознавая, что пропаганда и раньше работала вхолостую, правящие круги начинают судорожно искать источники своих внезапных идеологических неудач. Поскольку нельзя ни обвинить самих себя, ни признать, что есть объективные, непреодолимые обстоятельства, исправить которые власть не может, не изменив (вернее, не отменив) свои же порядки, они направляют гнев на идейных противников или на безобидные электронные устройства, с помощью которых передается неугодная для начальников информация. Бороться начинают с интернетом.
Если бы наши чиновники и депутаты были людьми хоть немного более грамотными, они бы знали, что и Бастилию, и Зимний Дворец взяли люди, не умевшие ещё пользоваться фейсбуком. Но сегодняшние поклонники Бурбонов и Романовых, похоже, искренне считают, будто нынешние Бастилии будут стоять вечно, если только удастся отключить социальные сети.
Действуя таким образом они достигают обратного эффекта. Пытаясь блокировать мессенджеры, залезая в частную жизнь граждан, принимая всё новые и новые репрессивные законы и произнося лозунги, адресованные воображаемому «глубинному народу», они провоцируют раздражение и политизацию народа реального. Жители России разобщены, не привыкли к самоорганизации и борьбе за свои права. Но провокации власти их пробуждают и потенциально сплачивают.
Однако, есть ещё нечто в самом деле «глубинное», что пока что работает на стабилизацию существующего порядка. Это глубинный страх российского обывателя — не перед репрессивными органами, не перед ФСБ, Росгвардией и полицией, а перед самим собой. Зная собственный опыт и помня хоть немного национальную историю, среднестатистический обыватель не без оснований опасается. что сорвавшись, выйдя за рамки привычного бытового поведения, он может натворить такое, о чем потом сам пожалеет. События на соседней Украине подталкивают к такому же выводу. Формула «нам не нужен Майдан» заменяет сегодня привычную советскую присказку «лишь бы не было войны».
И всё же у страха есть такие же границы, как у терпения. Постоянные и многосторонние провокации власть имущих рано или поздно создадут ситуацию, когда возмущение и презрение станут сильнее любых, даже обоснованных, страхов. Формула «так дальше нельзя» отнюдь не подразумевает, будто потом будет лучше. Она просто констатирует невыносимость текущего состояния.
Собственно это и есть психологическая основа революционной ситуации.
«Открытое правительство» закрыли
Каждый раз, когда заводят уголовное дело на какого-нибудь чиновника, пусть даже и бывшего, Интернет наполняется политологическими версиями. Охранители-оптимисты в очередной, сто первый раз обещают, что начинается война с коррупцией, на этот-то раз уж точно всерьез. Популярные политологи рассуждают на тему извечной борьбы силовиков с либералами, борьбы, в которой силовики всегда побеждают, а либералы всё равно сохраняют все ключевые посты, определяя экономический и социальный курс государства. А более продвинутые и изощренные политологи-кремлинологи составляют сложные схемы, объясняющие, какая группировка во власти усилилась, а какая ослабела.
В итоге все остаются на прежних местах. Коррупционеры — при власти и при кормушке, силовики при оружии, либералы при деньгах, а кремлевские кланы при своих интересах. Выбывают из игры две-три фигуры, которые тут же заменяются новыми (как заменили Алексея Улюкаева на Максима Орешкина) и игра продолжается как будто с прежнего уровня.
Вот и на сей раз в связи с арестом Михаила Абызова и Виктора Ишаева сеть буквально взорвали комментарии. Мы же помним как Дмитрий Медведев поручал Абызову создавать «открытое правительство». А теперь вот и открытого правительства нет, и самого Абызова закрыли. Удар по премьеру Медведеву и либералам? Но как же быть с бывшим губернатором Хабаровского края Ишаевым? Он вроде бы к либеральной клике не относится. Может быть дело в его сотрудничестве с новым губернатором края Сергеем Фургалом? Ведь действующего главу избрали, пользуясь терминологией сотрудников администрации президента, «случайно» (иными словами, без их ведома). Но вроде бы власть не заинтересована дестабилизировать стратегически важный регион, да и сам Фургал не похож на человека, создающего для Кремля особые проблемы.
Разумеется, в условиях, когда все решения принимаются тайно, когда публичная дискуссия не имеет никакого отношения к вопросам, реально обсуждаемым в коридорах власти, очень трудно давать достоверные оценки происходящего. И всё же есть достаточные основания утверждать, что нынешние аресты, как и аналогичные предыдущие акции, не являются актом политической борьбы. Это даже не способ успокоить раздраженное и «жаждущее крови» население. Скорее это симптом болезни, которая время от времени прорывается наружу.
Серьезная антикоррупционная зачистка при сегодняшнем уровне воровства и безответственности в российских верхах привела бы к репрессиям, сопоставимым по масштабам с арестами 1937 года. Другое дело, что успешная борьба с коррупцией не может сводиться к посадкам чиновников. Нужно менять систему, что, как мы прекрасно понимаем, невозможно сделать, пока существует нынешний режим.
Да, в верхах развивается склока, даже драка. Да, есть пострадавшие. Но эта потасовка похожа на борьбу за власть не больше, чем куча-мала в детской песочнице на битву при Фермопилах. Пострадать, кстати, можно и в песочнице из-за неосторожного обращения с совком и кубиком. А тут в ход идут инструменты потяжелее. Оценивая аресты Ишаева и Абызова, колумнист «Новой газеты» Кирилл Мартынов заметил, что «закон и правоохранительные органы используются для сведения счетов на любом уровне, вплоть до самого высшего. Это уголовная война всех против всех».
Оценка совершенно верная. Но в том-то и дело, что подобные стихийные и бессмысленные разборки порождены не противостоянием организованных групп или фракций внутри власти, не их претензиями на конкретные ресурсы, а личными счетами и обидами на фоне общего распада и дезорганизации системы управления снизу доверху.
Перед нами стохастический процесс, не имеющий никакого политического смысла и содержания, агрессивно-хаотичная толкотня, похожая на общение пауков в банке. Нечто такое, что может сопутствовать политике, но само по себе ещё никак не является политикой в понимании Аристотеля, Макиавелли или Гоббса. Не борьба за власть, а просто злобная стычка людей, оказавшихся рядом с властью. Без цели, без правил, без какого-либо сюжета, а потому и без развития.
Кто-то ударил первым, кто-то дал сдачи, кто-то случайно подвернулся под руку. Как у Михаила Зощенко: «А кухонька, знаете, узкая. Драться неспособно. Тесно. Кругом кастрюли и примуса. Повернуться негде. А тут двенадцать человек впёрлось. Хочешь, например, одного по харе смазать — троих кроешь».
Кремлевская политическая кухонька тоже маленькая. И похоже, в последнее время даже ещё больше сокращается в размерах.