История Балтики. От Ганзейского союза до монархий Нового времени

Но опала коснулась и Софьи: когда оба ее брата достигли совершеннолетия, ее положение регента оказалось в опасности. Иван рано женился, еще в период регентства, первая из его пяти дочерей родилась в 1689 г. В то же время мать Петра устроила помолвку своего шестнадцатилетнего сына с благочестивой, воспитанной в старинных обычаях молодой девушкой из знатной семьи Евдокией Лопухиной. Спустя несколько месяцев после его свадьбы сторонники Петра испугались, что Софья собирается обезопасить себя, устроив очередной стрелецкий переворот. Посреди ночи они спешно разбудили царя, сказали, что ему грозит опасность, и спешно увезли его в Троице-Сергиеву лавру, примерно в 70 км от Москвы. Петр бежал из столицы прямо в ночном белье. Потрясения детства и новые переживания, возможно, способствовали развитию у него эпилепсии, от которой он страдал всю оставшуюся жизнь. Что касается переворота Софьи, которым так напугали Петра, он не состоялся, а ее дни у власти были сочтены. Софью свергли и заточили в монастырь, хотя и не постригли в монахини.

Петр все еще был не готов взять на себя важную роль правителя страны, он оставил ее своей матери Наталье. Через год после свадьбы Евдокия Лопухина родила первенца, сына Алексея, единственного из троих детей пережившего младенчество. Однако вскоре стало ясно, что она и ее муж совершенно разные, и их брак оказался неудачным. Все больше игнорируя Евдокию, Петр стал много времени проводить в Немецкой слободе. В этом районе Москвы, недавно перенесенным его отцом за черту города, жили не только немцы, но и иностранцы других национальностей и народностей[35]. Во времена Ивана IV многие протестанты из немецких земель поселились в Москве. Отец Петра I Алексей, потрясенный казнью Карла I в Англии, предложил убежище эмигрантам-дворянам, независимо от того, были ли они англиканами или католиками. Софья, в свою очередь, предоставила убежище гугенотам, бежавшим от преследований из Франции после отмены Людовиком XIV Нантского эдикта о веротерпимости. Помимо эмигрантов, Россия открыла двери и для иностранных торговцев и различных специалистов, всех поставщиков необходимых зарубежных товаров и услуг, которых в стране не хватало. Таким образом, к тому времени, когда Петр побывал в Немецкой слободе, она представляла собой смешанное сообщество примерно из трех тысяч жителей, чей образ жизни сильно отличался от образа жизни остальной Москвы. Здесь у людей были кирпичные дома с новейшей по тем временам обстановкой, кухонные печи и декоративные украшения; они носили западную одежду, любили музыку, спектакли и другие развлечения, у них были светские встречи, где свободно общались мужчины и женщины. Петр часто бывал в слободе, заинтересованный новизной услышанного и увиденного, здесь он впервые начал перенимать европейскую одежду и изучать новые языки: голландский, немного немецкий и латынь. Он завел знакомства с иностранцами, особенно подружившись со старым шотландским католиком и сторонником якобитов генералом Патриком Гордоном и швейцарцем Францем Лефортом, умным и культурным человеком, который впоследствии стал одним из ближайших сподвижников Петра. Оба, и Петр, и он, страшно пили даже по меркам России, которая со времен самых первых путешественников прославилась высоким уровнем пьянства. Возможно, в доме Лефорта Петр встретил Анну Монс, симпатичную дочь голландского или немецкого виноторговца, которая, вероятно, была любовницей Лефорта. Взяв ее себе, Петр подарил ей дом в Немецкой слободе. Анна оставалась очень близка Петру на протяжении двенадцати лет, пока не попала в опалу из-за подозрений в неверности. Затем, после освобождения из-под временного ареста, она вышла замуж за прусского посла, но через три года после свадьбы умерла.

Со своими новоявленными друзьями, как иностранцами, так и соотечественниками, Петр организовал своеобразный клуб. Его называли по-разному – Всепьянейший синод, Всешутейший, всепьянейший и сумасброднейший собор, но его цели были ясны. Члены собора, как правило видавшие виды пьяницы, вели себя совершенно хамски, разъезжали по городу, цеплялись к жителям, оскорбляли их, бесчинствовали и высмеивали авторитеты[36]. Со временем появились Всешутейший король Речи Посполитой, Всешутейший патриарх и даже Всешутейший царь (князь-кесарь), роль которого взял на себя друг детства Петра, Федор Ромодановский. Хотя такое поведение не было редкостью в других правящих семьях того времени – достаточно вспомнить молодого Карла XII и его шального кузена герцога Гольштейн-Готторпского, в поведении Петра поражает тот факт, что этому развлечению он предавался не только в молодости, а на протяжении всей жизни. В зрелом возрасте он наслаждался розыгрышами, шутовством и проказами весьма сомнительного характера, такими как инсценированные свадьбы молодых со стариками, инвалидов и тех, чья внешность считалась смешной: заики, карлики и так далее. Эта сфера особенно ярко выделяет противоречивый характер Петра. Он был человеком колоссальных противоречий, способным на искреннюю доброту и щедрость и в то же время на невыразимую жестокость. Иногда он проявлял готовность прощать ошибки своих друзей, а порой – жестокую мстительность в отношении тех, кто его разозлил. Когда он был в Англии в 1698 г., то поражал людей утонченным пониманием красоты и образованностью, но затем потряс хозяев домов, где останавливался, пьяными дебошами, доведенными до крайности в Сайес-Корт в доме, который ему предоставил мемуарист Джон Ивлин из Дептфорда. Петр оставил дом в таком разрушенном состоянии, с разбитыми окнами, испорченными коврами и картинами, сожженной мебелью, что английскому правительству был предъявлен счет за ремонт в весьма крупном для того времени размере 350 фунтов стерлингов[37]. После отъезда русского посольства Ивлин лаконично назвал русских гостей «просто отвратительными».

Петр вырос за пределами Москвы, где вместе с другими мальчиками, жившими и работавшими в усадьбе его отца, развлекался созданием потешной армии из настоящих людей. Иногда игрушечные сражения становились более реалистичными и приводили к человеческим жертвам. Чтобы помочь Петру в этом занятии, Софья снабдила его пушками, которые стреляли по-настоящему, но в эпоху, когда правители должны были лично вести войска в бой, такая опасная игра считалась необходимой, хотя и неприятной частью обучения молодого человека. Потешные войска не были чем-то необычным – в течение многих лет молодые правители и их наследники занимались аналогичной деятельностью: так оттачивал свои военные навыки король Швеции Карл XII. Потешная армия Петра рано приобщила его к тонкостям ведения войны и со временем выросла до нескольких тысяч человек, став основой его знаменитых гвардейских полков, один из которых, Преображенский, получил название от того самого села, где и проходили игры.

Именно в это время Петр сделал важное открытие. Однажды он наткнулся на маленький гниющий парусный бот, отличавшийся от всех остальных, что он видел раньше. Он мог идти против ветра, в отличие от тех судов, которые традиционно использовались в России и предназначались только для путешествия по рекам страны. Происхождение этого судна окутано легендами; по одной из них, это был подарок английской королевы Елизаветы Ивану IV. Правда оказалась прозаичнее. Скорее всего, бот в России построил голландец, либо привез его уже готовым с собой. В любом случае Петр был очарован и сразу начал им пользоваться, а затем дошел до Плещеева озера, что в 140 км к северо-востоку от Москвы. Здесь безрассудно смелый царь с помощью других голландцев, в том числе выходцев из голландского города Саардама (Зандама), создал потешный флот, состоящий примерно из двенадцати кораблей, включая один или два, способные перевозить тридцать пушек. Так же как его потешная армия развивала его военные интересы и навыки, маленький потешный флот научил его первым основам судостроения и познакомил с военно-морской тактикой, которую он практиковал в потешных боях на озере. Страсть Петра к мореплаванию теперь пробудилась в полной мере, и он посещал верфь на Плещеевом озере в течение нескольких лет, когда его не отвлекали другие обязанности. Петр всегда дорожил этим первым найденным ботиком, который способствовал созданию русского флота и получил название его дедушки. На протяжении всего правления Петра он занимал почетное место на всех важных церемониях и сегодня остается главным экспонатом Музея Военно-морского флота в Санкт-Петербурге.

Благодаря пробудившемуся интересу к мореходству в 1693–1694 гг. Петр решил отправиться дальше на север и дойти до Архангельска на Белом море. Хотя его отец, царь Алексей, приложил некоторые усилия для открытия судоходства на Каспии, в то время Архангельск оставался единственным портом в России. Хотя на протяжении зимних месяцев он был скован льдом, летом он становился оживленным ульем с потоком иностранных кораблей, в основном прибывавших из торговых стран, таких как Англия и Нидерланды. Они приходили в основном в поисках товаров, столь необходимых для военно-морского дела: древесины, смолы, дегтя и пеньки, но они увозили с собой на родину еще пушнину и икру – предметы роскоши – в обмен на новые европейские товары, входившие в моду в России. Для Петра это был новый мир захватывающих открытий. В Архангельске он лично принимал участие в строительстве своего первого корабля «Святой Павел» и, несмотря на прежние мольбы своей матери, впервые вышел в море. Опасения Натальи Кирилловны почти оправдались, когда во время шторма корабль потерпел крушение, но даже это не поколебало любви Петра к кораблям. Наталья Кирилловна умерла зимой в промежутке между приездами Петра, поэтому не узнала о катастрофе.

После смерти матери Петр начал проявлять более серьезный интерес к управлению страной. После Архангельска Петр понял, что России нужен порт с незамерзающей гаванью. Каспий оставался уязвимым для татар, казаков и персов, но Петр осознавал потенциал Азова на юге. Если бы он смог захватить крепость у Османской империи, он мог бы получить в конечном итоге выход к Черному морю и, таким образом, к европейским рынкам, находящимся за его пределами. Первая попытка Петра взять крепость не удалась, в том числе из-за удаленности региона и сложностей со снабжением войск. Чтобы прибыть на место, русским пришлось спуститься вниз по Волге до Царицына – нынешнего Волгограда (многим лучше известного как Сталинград). Затем им пришлось тянуть корабли по суше, чтобы добраться до реки Дон, а потом идти вниз по течению. Первый штурм крепости окончился неудачей. После провала Петр решился на новую попытку и построил верфь к северу от Дона, в Воронеже. Здесь в течение следующей зимы он приказал построить небольшой флот из различных судов, включая галеры и брандеры. С наступлением весны русские на этих кораблях наконец смогли отплыть на юг и взять крепость Азов. После победы над османами Петр запланировал создание верфи и военно-морской базы дальше вдоль побережья в Таганроге. Проект был завершен два года спустя. Примерно в это же время Петр узнал, что его сводный брат, царь Иоанн, пять месяцев назад умер, и соответственно Петр остался единственным царем.

Вскоре после этих событий Петр впервые решил отправиться в большую поездку за границу. У него были две цели. Первая – в свете продолжающейся османской угрозы он стремился заключить союз с австрийскими Габсбургами. Вторая – он хотел научиться как можно большему в странах Западной Европы. По этой причине он решил, что несколько сопровождающих его молодых людей должны остаться за границей и не возвращаться до тех пор, пока не освоят необходимых навыков, – приказ, от которого большинство кандидатов были не в восторге. В целом экспедиция, известная как Великое посольство Петра, насчитывала около 250 человек, причем Лефорт значился одним из послов Петра, а сам царь путешествовал инкогнито под именем Петра Михайлова. Эта распространенная среди членов королевских семей и глав государств практика позволяла избегать большей части протокола, которого требовала дипломатия. В случае с Петром этот маневр вскоре все только усложнил.

Покинув Москву, в 1697 г. царь перешел границу шведской части Ливонии, прибыв в Ригу в авангарде посольства. Сначала губернатор города не подозревал, что Петр находится здесь, и, хотя позже он узнал царя, для него оставалось неясным, как ему принимать нежданного гостя. В результате губернатор не оказал пышного приема, которого Петр, возможно несправедливо, но ожидал. Кроме того, Рига еще не оправилась от недавнего голода и не имела возможности принять такой наплыв нежданных гостей, остановившихся там на несколько дней. Однако худшее было впереди. Ссора вспыхнула, когда караул потребовал пароль у неузнанного царя, внимательно осматривавшего их защитные укрепления. Из-за того что шведы недавно воевали с Россией, вполне понятно, что они с подозрением относились к его пристальному вниманию в отношении укреплений, но Петр пришел в ярость и вскоре покинул город, оскорбленный отсутствием гостеприимства жителей. Затаив обиду, он отомстил городу тринадцать лет спустя во время Северной войны.

Узнав, что Польша только что избрала нового короля, устранив спор французского и саксонского претендентов, Петр пересек границу соседнего герцогства Курляндского и Семигалии, полуавтономного польского владения. Царь не пожалел средств на развлечения у местного герцога, который произвел на царя столь благоприятное впечатление, что больше десяти лет спустя он выдал за сына герцога свою племянницу Анну. Так же хорошо Петра приняли в Кёнигсберге, где он семь недель гостил у курфюрста Фридриха Бранденбургского, вскоре ставшего первым королем Пруссии. Жены Фридриха, Софии Шарлотты, не было, поэтому позже, в августе, она и ее мать, курфюрстина Ганноверская, устроили собственный прием в Коппенбрюгге недалеко от Хамельна. Зная, что Петр застенчив, они ограничили количество приглашенных несколькими членами семьи, а именно братом Софии Шарлотты, Георгом Людвигом (будущим британским королем Георгом I) и его детьми – будущим Георгом II и Софией Доротеей, в дальнейшем королевой Пруссии. Петр сначала испытывал благоговение перед двумя высокообразованными и строгими аристократками, столь не похожими на тех, которых он раньше встречал у себя на родине. После того как он расслабился и разговорился, оказалось, что визит удался. Наслаждаясь его обществом, женщины даже протанцевали «по-московски» до четырех утра. Позже, рассказывая о событиях в письме к племяннице, старшая курфюрстина описывала Петра как необыкновенного, «от природы одаренного» человека с остроумными ответами и «огромной живостью ума». Хотя ему недоставало светской утонченности манер, он вопреки ожиданиям оставался в течение всего вечера совершенно трезвым – воздержанность, которую он «восполнил», по словам Софии, в своих апартаментах после ухода королевской семьи [1].

Наконец, в середине августа, через пять месяцев после отъезда из России, Петр прибыл в Амстердам, где приказал своим спутникам последовать его примеру и приступить к освоению нового мастерства и приемов. В поисках работы для себя на верфях Саардама на противоположном берегу от главного города, он случайно встретил голландца, который раньше участвовал в создании его небольшого флота на Плещеевом озере. Благодаря этой неожиданной встрече он нашел себе жилье в маленькой деревянной, состоящей из двух комнат, лачуге. Несмотря на свой исключительный рост – 2,04 метра, Петр никогда не возражал останавливаться в небольших, возможно, даже неудобных местах. Даже в собственных дворцах он предпочитал жить в небольших комнатах со скромной обстановкой.

Однако, к своему разочарованию, он почти сразу начал привлекать к себе лишнее внимание. Множество любопытных людей стекались в этот немодный район, чтобы увидеть приехавшего царя, о богатстве и экзотичной внешности которого уже ходили легенды. Вопреки их ожиданиям они увидели молодого человека в повседневной рабочей одежде и занятого физическим трудом. Его внешность, без сомнения необычная для людей, видевших его в то время, резко контрастировала с чопорным и формальным образом, который мы видим на портретах его отца, и это различие подчеркивает осуществленный Петром огромный переворот. Измученный глазеющей толпой, он чувствовал, что не может больше здесь оставаться, и через восемь дней после приезда принял предложение Голландской Ост-Индской компании перебраться на их верфи в самом Амстердаме. После приема, сопровождавшегося фейерверками и особенно восхитившим его потешным морским сражением, он смог спокойно трудиться на строительстве нового фрегата.

Помимо военно-морского дела, Петр использовал пребывание в Нидерландах, чтобы как можно больше узнать и о других сферах. Помимо посещения приютов и детских домов, типографий, ботанических садов, он посещал лекции в Лейденском университете. Петр наблюдал за операциями и вскрытиями, которые были доступны тогда для публики, желавшей расширить свои знания (или поглазеть на мертвеца). Петр никогда не был брезгливым, всегда жестко критиковал тех, кто таким был, а теперь начал проявлять интерес к тогдашней моде на кабинеты редкостей, или кунсткамеры. Эти кабинеты обычно содержали множество экспонатов, многие из которых обладали художественными, историческими или чисто научными достоинствами; другие, имеющие более сомнительные свойства, иллюстрировали псевдонаучные представления о мире своего времени. Не одинокий в своих увлечениях, наряду с такими коллекционерами, как Густав Адольф и Август Сильный из Саксонии, Петр был заинтригован и, приобретя первые экспонаты, отправил их в Россию, где они легли в основу его более поздней коллекции Кунсткамеры. В итоге он открыл этот музей для публики, заманивая туда людей за бесплатный стакан водки.

В Нидерландах Петр познакомился со штатгальтером Вильгельмом Оранским, который десятью годами ранее также стал королем Великобритании Вильгельмом III. Король, пригласив царя посетить его страну, затем послал за ним корабль. Все двадцать четыре часа, пока корабль пересекал Ла-Манш, Петр не сходил с палубы, решив, как обычно, не пропустить ни одной части этого опыта. Вскоре после его прибытия художник сэр Годфри Кнеллер, родившийся в Любеке, переехавший в Англию чуть более двадцати лет назад и ставший модным портретистом, написал его портрет. Он изобразил Петра в популярной тогда в европейских придворных кругах манере – в рыцарских доспехах на фоне стоящего на якоре флота. Эта картина, совершенно не похожая на более ранние изображения предшественников царя, снова показывает разрыв Петра с прошлым. Говорят, что художник тонко уловил сходство, портрет явно понравился царю, и, хотя он оставил его королю Вильгельму, он часто воспроизводил этот образ на гравюрах и медалях.

В Англии Петр снова воспользовался возможностью расширить свои познания. Он посетил парламент, Королевскую обсерваторию, Королевское общество и Монетный двор, который в то время находился в лондонском Тауэре. Петр побывал в Оксфорде, Виндзоре и Портсмуте. Он наблюдал за смотром флота в Спитхеде и, живя в доме Джона Ивлина[38], проводил бо́льшую часть своего времени, посещая верфи на Темзе в Дептфорде. Через три месяца Петр покинул Англию и направился в Дрезден. Когда он прибыл туда, курфюрста Саксонии Августа Сильного, недавно избранного королем Польши, не было, но царь смог осмотреть его знаменитый кабинет редкостей. Затем Петр поехал в Вену, где надеялся заключить союз против Османской империи со стареющим императором Священной Римской империи Фердинандом II, но, прежде чем какие-либо соглашения были достигнуты, Петр получил известие об очередном стрелецком бунте. Он понял, что нужно возвращаться домой. Когда царь добрался до Польши, он узнал, что восстание подавлено. Петр смог ненадолго остаться там, наслаждаясь несколькими днями в обществе Августа, с которым ему раньше не удалось встретиться в Саксонии. Эти мужчины, ровесники, одинаково любящие крепко выпить и пошутить, вскоре обнаружили, что у них есть много общего, в том числе интерес к наукам, искусству и архитектуре. Неудивительно, что они поладили, а вскоре согласились создать союз против их общего соседа и соперника – Швеции.

Несмотря на то что последний стрелецкий бунт уже закончился, по возвращении домой Петр решил внушить страх народу и укрепить свою власть. Он потребовал казнить всех причастных к восстанию. Демонстрируя средневековую жестокость, он приказал привести в исполнение различные формы казни примерно для двух тысяч человек. Из них 1200 были казнены в Москве за один день. Петр лично принимал участие в этой резне. Хотя он никогда не уклонялся от выполнения того, что приказывал делать другим, его личное участие в казнях снова показывает противоречивость его характера. Его поступки обнаруживают разительный контраст двух сторон его личности: просвещенный правитель, который так недавно восхищал народы Европы, и жестокий деспот, который по-прежнему оставался связан с варварскими обычаями Древней Руси. Когда эти новости достигли Европы, те, кто принимал царя у себя, были потрясены.

По возвращении в Россию Петр приступил к реформам. Он приказал боярам укоротить их одежды, что мужчины сочли кощунством[39]. Как и бороды, которые теперь тоже запрещались, традиционный стиль одежды обозначал аристократическое положение владельца, но в большей степени символизировал его личную связь с библейскими патриархами. Бороды разрешались духовенству и крестьянам, но налогом облагались те, кто все еще не подчинился приказу[40]. Помимо желания модернизировать страну, Петр стремился создать более равноправное общество, в котором положение зависело бы от службы, а не от рождения. За три года до своей смерти в 1722 г. он ввел Табель о рангах, подробно изложив свои намерения. Хотя требуемая им продолжительность службы позднее была сокращена до двадцати пяти лет при императрице Анне, а еще больше – при Екатерине II, Табель, точно определявшая связь между титулом, привилегиями и службой, оставалась в силе до падения монархии. Более того, проводя аналогичные реформы в православной церкви после смерти патриарха Адриана, он предпочел не назначать его преемника. Патриарший престол оставался пустым вплоть до XX в. Тем не менее в 1721 г. Петр создал Синод с обер-прокурором, вице-прокурором и восемью другими членами, который подчинялся царю и отвечал за все церковные вопросы, кроме религиозной доктрины.

Еще одно существенное изменение было введено 1 января 1700 г. (по старому стилю), когда Петр наконец отказался от старого календаря, ведшего счет от Сотворения мира и тогда достигшего 7206 г. Несмотря на огромные погрешности данного способа летосчисления, даже европейский юлианский календарь, первоначально разработанный Юлием Цезарем, был несовершенным, и поэтому в 1578 г. папа Григорий XIII, желая закрепить дату Пасхи, ввел более точную систему. Католические страны тут же это подхватили, но после Реформации протестантские страны сначала отказались последовать их примеру. Поскольку расхождение между календарями увеличивалось на один день каждое столетие, то эти страны постепенно признали необходимость изменений, и к 1700 г. большая часть Европы перешла на григорианский календарь. Великобритания, одна из последних стран, перешедших на новый календарь, сопротивлялась до 1752 г., и даже тогда вспыхнули беспорядки, ибо люди протестовали против потери восьми дней своей жизни, а скорее своей зарплаты.

Однако Петр, в отличие от остальной Европы, решил принять прежнюю, многими отвергнутую старую юлианскую систему. Причины этого неясны. Возможное объяснение состоит в том, что в некоторых областях России уже перешли на юлианский календарь. Впрочем, он мог считать, что навязывание папского календаря окажется для православных за гранью допустимого. Соперничество между двумя великими христианскими конфессиями оставалось очень сильным. Какой бы ни была причина решения царя, юлианский календарь использовался в России до революции и до сих пор в ходу в Русской православной церкви.

По возвращении в Россию из Великого посольства в личной жизни Петра произошли перемены. Полагая, что Софья стояла за последним стрелецким восстанием, он постриг ее в монахини. В то же время он решил развестись со своей женой и ее тоже отправил в монастырь. В 1699 г. случились трагедии, которые поразили лично Петра: умерли двое его ближайших соратников – Лефорт и старый шотландский генерал Гордон. Петр был убит горем. Однако Лефорта и Гордона вскоре заменил другой фаворит, Александр Меншиков, человек нового склада, каких Петр тогда продвигал по службе. Хотя истинное происхождение Меншикова неизвестно, его противники впоследствии утверждали, что он был сыном торговца пирогами, а отец, вполне возможно, происходил из Литвы и служил у царя Алексея конюхом. Когда Меншиков жил в Преображенском, он попал в потешные войска Петра, а потом вместе с Петром работал на верфях в Амстердаме. Хотя Меншиков всю свою жизнь оставался неграмотным, он был чрезвычайно честолюбивым и стал впоследствии самым богатым и влиятельным человеком в стране после царя. Он занимал высшие должности, удостоился множества почестей и наград и в конечном итоге был пожалован титулом светлейшего князя. Будучи нечист на руку, часто навлекал на себя гнев царя, но, умея чувством юмора расположить к себе Петра, всегда получал прощение, оставаясь фаворитом до конца петровского царствования.

Благодаря Меншикову Петр познакомился с молодой женщиной Мартой Скавронской, которую считали дочерью интенданта Ливонской армии Иоганна Рабе. Большинство историков считают, что «она родилась 5 апреля 1684 г. в Ливонии» [2]. Поскольку Ливония входила тогда в состав Швеции, это объясняло не только то, что она свободно говорила по-шведски, но и почему Петр указывал на ее шведские корни. О большей части ее жизни достоверно ничего не известно, но, по словам российского историка Е.В. Анисимова, вероятно, рано осиротев, она была отдана на попечение жившего в той области немецкого пастора. Она оставалась у пастора домашней служанкой до тех пор, пока не вышла замуж за шведского солдата, вероятно, трубача, правда на очень короткое время. Вскоре после этого разразилась война, русские захватили и разорили Мариенбург, и она попала в плен. Марта переходила из рук в руки, пока не попала к старому фельдмаршалу Шереметеву, у которого она прожила около шести месяцев в качестве прачки и, возможно, любовницы. Затем ее забрал себе Меншиков, а в 1703 г. познакомил ее с Петром, который сначала держал ее в качестве прислуги, а через год сделал ее своей любовницей вместо опальной Анны Монс. С этого времени Марта начала учить русский язык, а после крещения в православие получила новое имя – Екатерина Алексеевна.

Сила и терпение, полученные благодаря жизненному опыту, чувство юмора и здоровый прагматизм помогли Екатерине выдержать многочисленные трудности и разочарования, которые она испытывала из-за неистового и непредсказуемого поведения Петра. Он постоянно находился в движении, гонимый необычайной энергией и любознательностью, на протяжении их совместной жизни часто изменял ей и временами страдал от вызванных сексуальными похождениями неизбежных болезней. Екатерина принимала все его слабости с терпением и пониманием. Кроме того, ей удавалось справиться с его вспыльчивостью и повторяющимися припадками. Она оказалась единственным человеком, способным успокоить его в минуты приступа. Екатерина легко признавала свое незнатное происхождение и всегда оставалась в большей или меньшей степени неграмотной, но на протяжении следующих двадцати лет любящей и любимой спутницей Петра.

Екатерина попала в плен к русским во время Северной войны, которая завершилась только спустя двадцать лет. Через три года после смерти Карла XI в Швеции в 1697 г. соседние страны увидели возможность напасть на его маленького сына и вернуть территории, потерянные в прошлом столетии. Союзница Швеции Франция вскоре втянулась в другой спор с участием западноевропейских держав, где после смерти бездетного короля Испании Карла II усилилось противостояние французов и Габсбургов, в итоге приведшее к Войне за испанское наследство, разразившейся в 1701 г. Это предприятие французов помогло Петру и его союзникам. Он оставил прежнюю цель создать антиосманский союз с императором, договорился о перемирии с султаном и в течение нескольких недель после начала военных действий смог обратить свое внимание на Балтийский регион. В то время, забыв о родственных узах, два кузена Карла XII, король Дании Фредерик IV и король Польши Август II, присоединились к войне против него. Они недооценили своего врага, и за шесть недель Карл XII победил датчан. За этим успехом последовала еще одна неожиданная победа шведов над русскими у крепости Нарва (в современной Эстонии), где войска Петра осаждали шведский гарнизон. Несмотря на зиму, Карл сумел нанести молниеносный удар, закончившийся разгромом неопытной царской армии, что сделало шведского короля героем дня, а Петра оскорбило и выставило посмешищем всей Европы. Петра, покинувшего город в ночь перед битвой, обвинили в трусости. Р. Нисбет Бейн выдвигал такие обвинения против него и в 1895 г., утверждая, что царь пытался найти ложное оправдание своему бегству, «перебрав коньяку и обезумев от страха» [3]. Петр был еще новичком в войне, и поступки Петра, как и поступки Фридриха Великого в его первом сражении, отчасти могли быть вызваны недостатком опыта. Соответствует ли это действительности или нет, но современные исследователи менее категорично интерпретируют события, предполагая, что, хотя нападение шведов и было неожиданным, Петр отправился собрать подкрепление и обсудить военную ситуацию со своим союзником Августом. Как бы то ни было, его храбрость никогда больше не подвергалась сомнению, и в кратчайшее время он восстановил свою репутацию. Петр отвоевал Нарву в 1704 г., спустя всего два года после взятия шведской крепости Орешек (Нотебург) в Ладожском озере в истоке реки Невы – стратегическое укрепление, переименованное в Шлиссельбург (от немецкого слова Schlüssel – «ключ»), ставшее впоследствии печально известной тюрьмой, самым известным пленником которой был царь Иван VI.

Карл XII после победы под Нарвой нанес поражения саксонской и польской армиям, и после успешной кампании в Польше ему удалось наконец заставить Августа отречься от престола и заменить его молодым поляком Станиславом Лещинским. Чрезмерная гордыня и упорная решимость победить Петра подтолкнули его к губительному решению о вторжении в Россию. В итоге в 1709 г. Карл оказался в Полтаве на Украине. Здесь, встреченный Петром и его усовершенствованной армией, он потерпел сокрушительное поражение и после окончательного разгрома бежал в Османскую империю, где оставался в течение пяти лет гостем султана. Для Петра Полтавская битва стала огромным триумфом, положившим конец шведскому господству на Балтике и ознаменовавшим начало гегемонии России. Он стал новым героем Европы, и теперь его неофициально называли «Великий».

Радость Петра увеличилась, когда вскоре после Полтавской баталии он узнал о рождении дочери Елизаветы. Она и ее старшая сестра – единственные дети Петра и Екатерины, дожившие до взрослого возраста. Со временем Елизавета стала русской императрицей, а Анна – матерью Петра III, несчастного супруга Екатерины Великой.

Между тем война продолжалась, но не всегда так же удачно для Петра. Всего через два года после Полтавы Петр потерпел поражение от Османской империи, когда султан, подталкиваемый своим гостем Карлом XII, послал армию в Молдавию. Однако, к огорчению шведского короля, после капитуляции русских на реке Прут царь добился более щедрых условий мира, чем он мог ожидать. Хотя Петру пришлось вернуть Азов туркам и в то же время разрушить некоторые крепости, в том числе военно-морскую базу в Таганроге, и тем самым оставить надежды на выход к Черному морю, царю было дозволено отступить со сравнительно целой армией. Это позволило ему вернуться к борьбе и усилить влияние своей страны; в конце века османы дорого заплатили за упущенную возможность сокрушить русских соседей. Щедрость мирного соглашения стала возможной благодаря Екатерине, которая смогла убедить великого визиря смягчить его условия, возможно, подкупив его своими драгоценностями. Независимо от правды, этот человек поплатился за свою снисходительность[41].

При любой возможности Екатерина сопровождала Петра в его походах, проявляя выносливость и добродушие в самых неудобных и опасных ситуациях. Еще до Прутского похода Петр оценил эти качества и оказал ей честь, женившись на ней. Вскоре после возвращения в церкви Меншиковского дворца состоялась церемония венчания, за которой последовал закрытый банкет для небольшого числа избранных друзей и соратников Петра. Сделав своей женой иностранку незнатного происхождения, Петр в очередной раз нарушил общепринятые традиции предыдущих правителей России. Возможно, Петр и Екатерина тайно обвенчались еще в 1707 г., но теперь Екатерина официально стала женой царя, а их дети были узаконены. В качестве еще одного подтверждения ее храбрости во время опасного Прутского похода три года спустя, в 1714 г., Петр учредил в ее честь орден Святой Екатерины[42].

После поражения Карла XII король Польши Станислав I отрекся от престола, и трон снова занял Август. Между тем другие участники вступили в войну или снова к ней присоединились, среди них прусский король Фридрих I и король Дании Фредерик IV. Тем временем Россия продолжала завоевания земель вокруг Балтийского моря. В 1710 г. Рига пала первой, затем Ревель (Таллин), а вскоре была захвачена вся Эстония. Вдобавок к этим успехам, в 1714 г. недалеко от полуострова Ханко в Финском заливе Петр выиграл свое самое потрясающее морское сражение: его галеры оказались более удобными и маневренными, чем шведские корабли в неглубоких, защищенных от волнения водах залива. Русские чтят победу при Гангуте, и во флоте всегда есть судно, названное в ее честь. В конце боя десять захваченных шведских кораблей во главе с их флагманским кораблем были отбуксированы в Санкт-Петербург, праздник возглавлял «дедушка русского флота» ботик Петра. К удивлению шведских пленников, во время празднества председательствовал князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский. Он вручил Петру патент на чин вице-адмирала за победу при Гангуте, но на мероприятии царь оставался в мундире контр-адмирала, в котором он и выиграл баталию.

Наконец в 1721 г. война кончилась. Из-за смерти Карла XII тремя годами ранее и по причине того, что шведы устали от этой войны, на заключительных мирных переговорах Швеции пришлось отказаться от многих прежних владений, она утратила статус ведущей державы в регионе. Воспользовавшись крахом Швеции, Россия захватила все юго-восточные земли Балтийского региона, которые простирались от финской границы до Риги. Лично для Петра еще важнее было то, что ему удалось обеспечить будущее его новой столицы.

Законный победитель Петр теперь не только официально был признан Великим, но и стал называться императором – на слух более европейским титулом, чем царь. Все последующие Романовы использовали именно его. Слава Петра объяснялась не только его военными успехами, но и многочисленными реформами, которые он провел в своей огромной стране. Поскольку вскоре он обнаружил отсутствие карт, без которых невозможно эффективное управление, он приказал напечатать новый атлас знаменитым голландским картографам в Нидерландах, составившим большинство карт мира в XVII в. Желая для России лучшего, Петр привез в страну печатные станки, подобные увиденным в Голландии. На этих станках был напечатан широкий спектр учебников и руководств, чтобы обучать людей самым разным предметам, от строительных работ до этикета и хороших манер. Работа типографий упростилась, когда царь ввел новый упрощенный гражданский алфавит. Он создал различные отрасли промышленности, такие как бумажные фабрики и металлургические заводы, а также улучшил транспорт и связь, построив новые каналы.

Желая предотвратить мошенничество, он усовершенствовал систему чеканки монет, применив знания, полученные во время посещения монетного двора в Лондоне. И наконец, извлекая уроки из зарубежного опыта, он учредил ордена и медали, титулы князь и граф, что позволяло награждать людей с минимальными затратами. Учрежденный им новый орден Андрея Первозванного на голубой ленте, который присутствует на многих портретах, стал высшей наградой в России. Впрочем, из всех достижений Петра I, наверное, чаще всего вспоминают сегодня основание Санкт-Петербурга.

Выбор местоположения для города был необычным. Он находится далеко на севере, где зимы долгие и суровые, к тому же в устье реки Невы, и очень уязвим во время наводнений. В течение трех лет со дня своего основания Санкт-Петербург оказывался на глубине более 8 футов (2,4 м) под водой, и в последующие годы наводнение оставалось постоянной угрозой, окончательно решенной только в 2011 г., когда завершилось строительство дамбы через Финский залив в районе города Кронштадта. Климат в этом районе пагубно сказывается на здоровье: зимой сыро и холодно, летом – комары. На протяжении XIX в. болезни поражали императриц и их детей, вынуждая восстанавливать силы на юге или за границей. Не хватало камня для строительства, а почва была либо болотистой, либо бедной и не могла ничего произвести для снабжения города продовольствием. Наконец, эту территорию было трудно защищать. Страна находилась в состоянии войны, и в течение нескольких лет шведы оставались постоянной угрозой. В любое время они могли атаковать и уничтожить амбициозные постройки Петра и положить конец его мечтам. 16 (27) мая 1703 г., всего через несколько дней после изгнания шведов, он заложил крепость на небольшом Заячьем острове в устье Невы.

Поскольку Петр I был полон решимости идти вперед, то он выбрал место, где ранее, во время похода против врага, Меншиков построил небольшой деревянный форт. Здесь, согласно легенде, в день апостолов Петра и Павла, когда над головой пролетел орел, царь провозгласил строительство нового города Санкт-Петербурга. Замысел был реализован с выдающимся воображением и целеустремленностью всего за несколько лет. Петр приказал возвести новую фортецию на острове, которая со временем стала первым каменным сооружением города. Петр поручил швейцарско-итальянскому архитектору Доменико Трезини спроектировать в центре крепости собор, названный в честь двух апостолов Петропавловским. До завершения строительства собора император не дожил, но это здание было совершенно не похоже на то, что видели в России раньше. Мрачный, тяжелый древнерусский стиль с богато украшенными луковичными куполами исчез, ему на смену пришло светлое, с тонким золотым шпилем здание, построенное в европейской традиции. До сих пор – если не брать в расчет телевышку – Петропавловский собор остается самым высоким архитектурным сооружением исторического центра Санкт-Петербурга.

Петр I лично руководил всеми работами, каждый день переправляясь к крепости, чтобы проверить, как продвигается дело. Первоначально в летние месяцы он жил в маленьком деревянном домике, построенном за считаные дни и насчитывавшем всего три небольшие комнаты. Перенеся этот дом в 1711 г. на новое место на другом берегу реки, царь за два года до своей смерти распорядился построить над ним защитный «футляр». Хотя позже защитный футляр заменили, домик под ним всегда тщательно сохранялся, и он остается таким же, как в те первые дни, когда город только зарождался. Работая с невероятной скоростью, до конца года Петр I уже смог встретить в Санкт-Петербурге первое торговое судно и поощрял купцов приезжать в его город, жалуя денежные вознаграждения. В Петербурге начали воплощаться давние стремления Петра создать важный торговый флот и военно-морскую верфь. Царь создал первый арсенал, который в XIX в. перестроили. И хотя акватория Петербурга зимой обычно замерзает, теперь у России появилась морская база, которая могла действовать бо́льшую часть года. Новый город, благодаря графу Альгаротти известный как «окно в Европу», на самом деле открыл путь для более обширного двустороннего движения новых идей и товаров как для русских, так и для европейцев.

Вскоре началась работа и над другими сооружениями. Хотя ко времени смерти Петра I большая часть Петербурга оставалась деревянной, в городе появились первые каменные дворцы. Чтобы ускорить каменное строительство, Петр запретил строить из камня во всей стране, кроме Петербурга, и любой въезжающий в город должен был привезти этот необходимый материал. Контролируя каждый этап развития Санкт-Петербурга, царь ввел точные строительные нормы и правила, которые придали городу симметрию по высоте и творческому замыслу. Создавая город по образцу Амстердама и Венеции, Петр при этом выступал противником строительства мостов через Неву, заставляя людей использовать лодки, пока река не покрывалась льдом[43]. (Позже понтонные мосты наводили в летние месяцы, но даже сегодня части города отрезаны друг от друга большую часть ночи, когда мосты разведены для обеспечения беспрепятственного прохода речных судов.)

В 1708 г. Петр пригласил в Петербург сестру Наталью и других придворных, но фактически это был приказ. Хотя Наталья была страстной поклонницей всего европейского, в том числе моды и развлечений, она, как и многие другие, не пришла в восторг от идеи покинуть более старомодную Москву. Многие дворяне страшились дискомфорта и расходов, связанных с переездом, и жаловались на дороговизну строительства дворцов в соответствии со строгими требованиями Петра. Они ненавидели суровый климат, долгие зимы и неудобства жизни на стройке. Тем не менее их число стало теперь расти, а четыре года спустя, в 1712-м, Петр провозгласил Санкт-Петербург новой столицей. Очарованный своим так называемым Парадизом (раем), он мало беспокоился о большой цене своего творения, включавшей не только финансы, но и человеческие жизни. От несчастных случаев и болезней, вероятно, порядка тридцати тысяч человек погибли при строительстве Петербурга, что дало ему еще одно название – «город на костях».

Первоначально, в 1712 г., Петр I поручил спроектировать Свадебные палаты архитектору Доменико Трезини, но через четыре года, в 1716-м, Георг Иоганн Маттарнови построил в камне Зимний дворец. Здесь располагался знаменитый Янтарный кабинет, который Петр получил в 1716 г. в обмен на исключительно высоких солдат, подходящих для армии «великанов» прусского короля. Фридрих I, ставший королем Пруссии в 1700 г., хотел создать королевский двор по образцу Версаля и заказал весьма дорогостоящий Янтарный кабинет. Его грубоватый, практичный сын Фридрих Вильгельм I, убежденный военный, мечтал создать дисциплинированную армию, которая, по его мнению, будет выглядеть еще более внушительно, если добавить несколько высоких солдат. Когда Петр восхищался Янтарным кабинетом в гостях у Фридриха Вильгельма, король ему его подарил. Позже, при императрице Елизавете, Янтарный кабинет был перевезен и переделан для нового Екатерининского дворца под Петербургом, став прославленной Янтарной комнатой. Она находилась в Царском Селе вплоть до Второй мировой войны, во время которой исчезла и, вероятно, погибла где-то в Польше. До сих пор появляются люди, якобы знающие, где может быть спрятана Янтарная комната, а тем временем в Екатерининском дворце Царского Села создана ее реплика.

Петр заказал Трезини городской Летний дворец, здание которого недавно серьезно реставрировалось. Летний дворец располагается на берегу реки Фонтанки у ее истока, где она вытекает из Невы, в тени Летнего сада, специально созданного для отдыха и развлечения людей. Одно из первых открытых для публики мест, Летний сад и сейчас любят жители Санкт-Петербурга, которые летом могут отдохнуть там в тенистых аллеях со статуями и фонтанами. Что касается самого Летнего дворца, то он строился камерным, нижние комнаты обставлены в голландском стиле, который так понравился Петру I во время Великого посольства, но комнаты верхнего этажа, предназначенные для его жены, украшены более роскошно. Здесь супруги проводили тихие вечера наедине друг с другом или в узком кругу друзей; если же Петр хотел устроить пышный прием, он использовал для этого дворец Меншикова на другом берегу реки. В то время это было самое большое здание города, с несколькими приемными и танцевальным залом. Оформлен Меншиковский дворец в голландском вкусе, который так любил Петр I. Помимо голландских картин, обстановки и изразцовых печей Меншиков распорядился покрыть модными тогда дорогими дельфтскими изразцами и стены отдельных комнат.

Это было далеко не все, чем обладал Меншиков. Свои огромные богатства он использовал и для постройки роскошного дворца в Ораниенбауме на южном побережье Финского залива, всего в 12 км к западу от летней царской резиденции Петергофа. Большой дворец в Петергофе построен на возвышенности примерно в 100 метрах от берега, но соединен с морем каналом, что позволяло Петру I, преодолев каких-то 24 км по воде, причалить прямо к подножию лестницы дворца в Петербурге. Хотя дворец в Петергофе был перестроен и расширен при дочери Петра I Елизавете, в нем сохранились скромные личные покои, которые предпочитал ее отец. За последние шестьдесят лет была проведена выдающаяся реставрационная работа, устранившая ужасный, нанесенный войной ущерб. Эти разрушения – результат действий немецких оккупантов. Демонстрируемые в Петергофе фотографии показывают разрушения Большого дворца в 1940-х гг.

Построенный по образцу дворца Людовика XIV, Петергоф вскоре стал называться «русским Версалем», но на территории парка возведены другие здания и павильоны. Петр особенно любил дворец Монплезир у самой кромки воды. Кроме того, он распланировал усаженные деревьями аллеи, украшенные, как и Летний сад, статуями и фонтанами. Самый большой из них – Большой каскад и фонтан «Самсон», сооруженные у подножия Большого дворца в честь победы под Полтавой[44]. Струя воды фонтана «Самсон» бьет на высоту 21 метра, а происходит это за счет воды из естественных источников, накапливаемой в водоемах за несколько километров отсюда, на Ропшинской возвышенности. Этот замысел превосходит тот, который использовал французский король: фонтаны Версаля полностью зависят от сложной системы насосов. Даже в сложных условиях севера Петр I не отказался от своего пристрастия к розыгрышам и устроил фонтаны-шутихи, готовые окатить водой ни о чем не подозревающих гостей, – забава, которая продолжает доставлять радость детям, приходящим в парк сегодня.

Мысль о создании Петергофа пришла Петру I во время его визита во Францию в 1717 г. К тому времени, желая организовать полномасштабное наступление на Швецию, он предпринял шаги для создания альянса с другими врагами Карла XII, укрепив собственные позиции браком своей племянницы Екатерины Иоанновны с герцогом Мекленбург-Шверинским. Приведя свои войска вдоль берега к Ростоку, Петр затем навестил Фредерика IV в Копенгагене, где получил теплый прием. Товарищество было недолгим, и со временем коалиция, которую Петр надеялся сформировать, развалилась, поскольку возрастали сомнения по поводу его истинных намерений. Несмотря на возможный вывод его солдат из региона, многие правители этих областей опасались за свои земли, и только прусский король все еще был готов поддержать царя и согласился на встречу. В то время менялись и другие союзы, в частности, французы рассматривали возможность более тесных отношений с Великобританией, отказавшись от прежней поддержки Швеции. Более того, хотя Карл XII наконец вернулся домой из османского изгнания, Швеция находилась в состоянии упадка. Несмотря на то что еще бушевала Северная война, чаша весов склонилась теперь в сторону России. Петр I решил не возвращаться на родину немедленно, а совершить путешествие в Западную Европу. После времени, проведенного в Амстердаме, он впервые побывал во Франции, прибыв в ее столицу в мае (по новому стилю). Здесь Петра встретили триумфом и предложили остановиться в Лувре, но с его обычным предпочтением более скромной обстановки он отказался и выбрал менее помпезный отель «Ледигьер» (Hôtel Lesdiguières). Петр быстро очаровал хозяев дома, хотя и поразил французских придворных пренебрежением к строгому этикету, особенно когда поднимал на руки и целовал семилетнего короля Людовика XV. Во время пребывания во Франции Петр I, как всегда, собирался узнать как можно больше, ознакомившись с новыми идеями и посетив Академию наук, фабрику гобеленов и Национальный монетный двор. Перед отъездом состоялся обмен дорогими подарками, и визит в целом оказался успешным.

Но в то время, как Петр во время визита показал положительные стороны своего характера, его отношение к сыну Алексею было совершенно иным. Единственный оставшийся в живых ребенок от первого брака царя, со временем он все больше отдалялся от отца. Будучи более консервативным, религиозным и менее деятельным, он к тому же не тянулся к армии и военной службе. У молодого человека было мало общего со своим отцом. Противник многих реформ отца, Алексей получил поддержку тех, кто придерживался более реакционных взглядов, что заставило царя подозревать сына в заговоре против него. Петр I уже вынашивал планы отстранить сына от престолонаследия, а яростный нрав царя стал вызывать у Алексея страх за свою жизнь. Петр I хоть и с некоторым основанием, но и с известной долей лицемерия осудил сына за плохое обращение с женой, Шарлоттой-Кристиной Брауншвейг-Вольфенбюттельской, на которой тот женился в 1711 г. Эта молодая женщина, первая немецкая невеста в доме Романовых, родила мужу двоих детей: дочь Наталью, которая умерла в четырнадцать лет, и сына Петра, который впоследствии стал царем Петром II. Вскоре после рождения сына Шарлотта умерла, и Алексей решил, что ему нужно бежать из России и от своего крайне непредсказуемого отца. Со своей любовницей Ефросиньей он бежал в Вену искать защиты у императора Карла VI, который приходился зятем Шарлотте[45], с которой в России плохо обращались, что, впрочем, было обычным делом для того времени. Однако Карл, опасаясь гнева Петра I, отправил Алексея в Неаполь, город, перешедший под власть Священной Римской империи. Именно здесь царевича нашел посланец царя Петр Толстой. Он обманул молодого человека, заставив его думать, что можно безопасно вернуться в Россию, но в Санкт-Петербурге Алексей был арестован и после допроса отцом заключен в Петропавловскую крепость. Любовница предала его, заявив, что Алексей замышлял заговор против царя. Алексея обвинили в государственной измене, подвергли пыткам, а затем приговорили к смерти. Хотя все еще существуют сомнения относительно того, что стало с Алексеем после вынесения приговора, факт остается фактом: он вскоре умер. Одни были уверены, что это произошло в результате жестокого обращения с ним, другие поверили сомнительному рассказу гвардейского офицера Александра Румянцева, который утверждал, что лично задушил его по приказу царя – и что Петр с Екатериной были рядом. Как бы то ни было, ответственность за смерть сына лежит на Петре Великом.

Тем временем Екатерина продолжала рожать детей. Через две недели после появления на свет сына Алексея, будущего Петра II, она родила мальчика, также названного Петром. Петр и Екатерина были безмерно счастливы, и царь объявил его своим наследником. К их огорчению, как это случалось часто и раньше, мальчик умер в 1719 г., когда ему было три с половиной года. Тем не менее Петр I не терял надежды, что сыновья еще будут, а три года спустя закрепил право избирать наследников самому указом о престолонаследии. Этот указ лишал первенца мужского пола права автоматически наследовать престол. Однако в результате, когда сам Петр I скоропостижно скончался, порядок, который он стремился навести в стране, вновь оказался под угрозой.

Захватив Эстонию у шведов, Петр I начал строить порт в Ревеле, часто посещая эти места, и купил небольшой коттедж на четыре комнаты, в котором могли остановиться он и Екатерина. Отреставрированный в 2004 г. небольшой дом, а сегодня музей дает хорошее представление о простых вкусах и предпочтениях самодержца Всероссийского. Петр затем решил построить Екатерине дворцово-парковый комплекс Ка́дриорг (Екатериненталь) в барочном стиле, спроектированный итальянским архитектором Николо Микетти. Строительство дворца завершилось только после смерти царя, а в течение следующего столетия Кадриорг посещали лишь время от времени; коттедж тем временем был заброшен. Наконец, Кадриорг отреставрировал внук Екатерины Великой Николай I, который сделал его модной летней дачей. Двор и аристократия приезжали подышать свежим воздухом и искупаться в море. Ревель оставался важным курортом до тех пор, пока железнодорожное сообщение не открыло новые, более отдаленные районы, такие как Крым.

В 1722 г., уйдя в последний раз на войну, Петр вместе с Екатериной отправился к Каспийскому морю, где взял у персов Дербент. Несмотря на то что поход был трудный, усугубляемый чрезвычайной жарой, Екатерина переносила все с обычным благодушием, вплоть до того, что обрила голову, как и ее муж, чтобы облегчить себе жизнь. Петр, однако, заболел и был вынужден вернуться домой, поэтому армия продолжила путь без него. В следующем году русским удалось взять Баку, но это оказалось временной победой, поскольку вскоре русские были вынуждены отдать его обратно. Тем не менее Екатерина во время кампании еще раз зарекомендовала себя с лучшей стороны, а ее отношения с Петром I стали настолько крепкими, что в 1724 г. он заявил, что хочет сделать ее полноправной императрицей. Хотя император не любил пышные наряды и ненужную или легкомысленную расточительность, он не пожалел средств на коронацию Екатерины в Москве, заказав для нее роскошное красное платье и мантию и даже поменяв свою обычную (и предпочитаемую) изношенную повседневную одежду на изысканное придворное платье. Церемония прошла по прежнему обычаю в Успенском соборе Кремля.

Но вскоре Екатерина потеряла почти все, чего достигла. Некоторое время ходили слухи, что она слишком привязана к своему камергеру Уильяму Монсу, по совпадению, брату первой любовницы Петра Анны. Он и другая его сестра сблизились с Екатериной, и, хотя нет ни свидетельств, ни доказательств, ни опровержений того, был ли у него роман с императрицей, несомненно, он использовал свое положение в собственных интересах. Хотя многие его знали как человека чрезвычайно нечистого на руку – недостаток, который царь особенно ненавидел, – Петр далеко не сразу обратил внимание на слухи. Когда он их заметил, то пришел в ярость, злился на Екатерину и даже какое-то время отказывался с ней разговаривать. В то время как сестре Уильяма удалось избежать кнута, камергер был арестован, допрошен Петром Толстым и позже казнен. Последний гротескный штрих: его голова была потом заспиртована и добавлена в Кунсткамеру, где она присоединилась к другим «уродам» в царской коллекции. По некоторым версиям, Петр заставил Екатерину присутствовать при казни, по другим – что ей была подарена отрубленная голова. Как бы то ни было, Петр убедился, что она жестоко наказана за свое поведение. Чтобы уменьшить подозрение, что она испытывает к молодому человеку настоящую привязанность, в день его казни Екатерина сумела выглядеть веселой и равнодушной. Использовав свои несомненные таланты, в течение нескольких следующих недель ей удалось добиться прощения Петра, хотя, согласно последним исследованиям, он уничтожил свое прежнее завещание, в котором назначал ее своей наследницей.

К тому времени здоровье Петра постоянно ухудшалось. После безумной жизни, наполненной работой, путешествиями, пьянством, пиршествами, играми и боями, он в пятьдесят два года страдал от нескольких недугов, включая серьезные осложнения со стороны мочевого пузыря и простаты. На протяжении всего своего правления он редко останавливался, постоянно движимый огромной энергией и желанием браться за новые проекты. Видя свою роль в служении отчизне, он всегда был впереди, даже в свои последние месяцы. В ноябре 1724 г., когда лодка с солдатами перевернулась в устье реки, он пошел в ледяную воду, чтобы спасти тонущих людей. Хотя это событие стало частью русской мифологии, оно сильно подорвало и без того ухудшавшееся здоровье Петра.

К концу января следующего года царь явно находился при смерти. Он отчаянно боролся, даже обратился к некоторым суевериям давних лет, например, отпустил одних заключенных и помиловал других, веря в то, что это спасет его душу. По словам очевидцев, несмотря на часто кощунственное поведение, он оставался верующим человеком и неоднократно обращался к Богу и церкви. Тем не менее он не назначал преемника, и придворные, трепетавшие перед своим деспотичным правителем, не осмеливались злить его, боясь, что он может пойти на поправку. Его прежнее решение самостоятельно выбирать себе преемника теперь оказалось вопросом исключительной важности. Те, кто был с ним в последние дни, по-разному рассказывали о том времени; некоторые говорили, что он позвал свою дочь Анну, возможно намереваясь оставить корону ей. Другая апокрифическая история гласит, что он попросил письменные принадлежности и нацарапал: «Отдайте все…», а потом перо выпало из его пальцев. По более прозаической версии, он просто отклонил вопрос, нетерпеливо махнув рукой и пробормотав: «После». Вне зависимости от того, что произошло, после нескольких дней агонии Петр умер 28 января (8 февраля) 1725 г., оставив вопрос нерешенным, а страна снова оказалась под угрозой смуты.

После сорока дней прощания с телом в Зимнем дворце похоронная процессия отправилась в недостроенный Петропавловский собор, где и был погребен Петр I. Это положило начало традиции, по которой хоронили всех следующих правителей династии Романовых, кроме двух – его внука Петра II, похороненного в Москве, и убитого Ивана VI, чья могила неизвестна. Страна, которая так долго жила под властью Петра Великого, теперь осознала пустоту, которую принесла его смерть. Как писал историк Михаил Погодин более века спустя, влияние Петра I будет основательным и долговременным:

Мы просыпаемся. Каков ныне день? 1 января 1841 г. – Петр Великий велел считать годы от Рождества Христова, Петр Великий велел считать месяцы от января. Пора одеваться – наше платье сшито по фасону, данному Петром Первым, мундир по его форме. Сукно выткано на фабрике, которую завел он, шерсть настрижена с овец, которых развел он. Попадается на глаза книга – Петр Великий ввел в употребление этот шрифт и сам вырезал буквы. Вы начнете читать ее – этот язык при Петре Первом сделался письменным, литературным, вытеснив прежний, церковный. Приносят газеты – Петр Великий их начал. Вам нужно искупить разные вещи – все они, от шелкового платка до сапожной подошвы, будут напоминать вам о Петре Великом… За обедом, от соленых сельдей и картофеля, который указал он сеять, до виноградного вина, им разведенного, все блюда будут говорить вам о Петре Великом. После обеда вы едете в гости – это ассамблея Петра Великого. Встречаете там дам, допущенных до мужской компании по требованию Петра Великого…[46] [4]

Меншиков осознал угрозу как для страны, так и для него самого, вызванную нежеланием Петра принять окончательное решение о наследнике. Среди возможных претендентов было два прямых потомка императора: Анна, его дочь от Екатерины, и внук Петр Алексеевич, сын убитого Алексея[47]. Анна исключалась, поскольку к тому времени была помолвлена с герцогом Гольштейн-Готторпским, племянником врага Петра Карла XII и предполагаемым наследником шведской короны. Девятилетнего мальчика Петра поддерживали некоторые представители реакционной старой аристократии, которые надеялись вернуть свое прежнее положение, которое они занимали до прихода сподвижников Петра и проведения реформ. Однако Меншиков благодаря помощи Петра Толстого немедленно вызвал гвардию и при ее очевидной поддержке смог гарантировать корону своему давнему другу, царской вдове Екатерине. Таким образом, через три часа после смерти мужа, скорее всего, все еще неграмотная бывшая лифляндская служанка была провозглашена первой императрицей России Екатериной I. Теперь она вознаградила Толстого, сделав его графом, и с радостью передала государственные дела Меншикову, своему навечно преданному стороннику. Освободившись от подчиненной роли жены непредсказуемого деспота, она обрела возможность предаваться эгоистичным удовольствиям в окружении своих фаворитов и друзей. Расширив Зимний дворец Петра I, она предалась сомнительным развлечениям, с которыми ее когда-то познакомил муж, например соревнованиям по выпивке, представлениям карликов и другим подобным увеселениям. Императрица ненадолго пережила своего супруга: она умерла через два года после него, когда ей было чуть более сорока.

Стране вновь грозили потрясения, но вскоре, с одобрения дворян и Меншикова, корону получил юный Петр Алексеевич. Меншиков, предвидя скорую смерть Екатерины, предпринял шаги, чтобы укрепить свое положение, устроив помолвку Петра с собственной дочерью. Вскоре все его амбициозные планы рухнули. Меншиков оказался не только непопулярным среди тех, с кем раньше дружил, из-за своего последнего перехода на сторону внука Петра Великого, но его ненавидел и новоиспеченный царь, который после вступления на престол сослал фаворита своего деда в Сибирь. Опальный и лишенный всех своих званий и имений, Меншиков с семьей провел всю оставшуюся жизнь в ссылке. Граф Толстой точно так же поплатился за ту роль, которую он сыграл в возвращении отца Петра II из Неаполя навстречу своей верной гибели. Изгнанный, как и Меншиков, Толстой умер два года спустя на берегах Белого моря. Эти изменения предоставили семье Долгоруковых возможность осуществить собственные замыслы, и вскоре они подчинили своему влиянию юного Петра II.

Князь Иван Долгоруков, который был всего на семь лет старше молодого царя, стал его фаворитом и поощрял его вести гедонистический и разрушительный образ жизни. Проводя бо́льшую часть времени на охоте в подмосковных лесах, они думали только о развлечениях, и под пагубным влиянием Долгорукова поведение царя резко испортилось. Несмотря на его признанную привлекательность, вскоре заговорили, что в его характере «нет ничего ни привлекательного, ни приятного» [5]. Его правление было временем праздности и потакания своим прихотям, а изменился бы он, повзрослев, никто сказать не может. Долгоруковы объявили об обручении Петра II с Екатериной Долгоруковой, младшей сестрой Ивана. Их планы сорвались, когда царь заразился оспой и вскоре умер ранним утром 19 (30) января 1730 г., в тот самый день, на который была назначена свадьба. Как и его сестра до него, он умер в четырнадцать лет.

За короткое время царствования Петр II вернул ко двору свою бабку, первую отвергнутую жену Петра I Евдокию. Ее жизнь была более насыщенной, чем можно было бы предполагать, когда ее отправили в монастырь в Суздале. У нее был возлюбленный, которого казнили. Некоторое время после смерти Петра I представители церкви, ненавидевшие реформы покойного царя, даже провозглашали ее государыней. Проведя некоторое время под стражей в Шлиссельбурге, куда ее заключила Екатерина I, Евдокия смогла спокойно дожить свои дни при дворе внука в Москве, куда из Петербурга переехал ненавидевший его Петр II. Именно поэтому когда он умер, то был похоронен в Архангельском соборе Кремля, в усыпальнице своих более давних предков Романовых и их предшественников, – очередное расхождение с желанием его деда, чтобы все потомки покоились рядом с ним в соборе Петропавловской крепости в его новой столице.

Теперь казалось, дни славы Петербурга прошли. Это фактически уже была не столица, Петербург покинула знать, и он рисковал увянуть в забвении. Петр Великий многократно высказывал опасения за будущее своих революционных идей и реформ, и после его смерти сомнения только укрепились. Прямая мужская ветвь Романовых пресеклась, и стране вновь грозили перевороты и возвращение к смутным временам прошлого века. В поисках решения проблемы престолонаследия Верховный тайный совет избрал императрицей обедневшую племянницу Петра Великого, Анну Иоанновну, дочь несчастного Ивана V.

С воцарением Анны династия Романовых сохранилась по женской линии. Анна стала второй из плеяды женщин, правивших страной примерно две трети XVIII в. Предпочтя Петербург, в 1730 г. Анна подтвердила его столичный статус, а в 1732 г. переехала туда с двором и правительством. Санкт-Петербург оставался столицей России вплоть до 1918 г. Помимо нового Зимнего дворца, который строился рядом со старым, в городе возводили и другие здания. В правление Анны завершилось строительство здания Кунсткамеры, где хранилась столь любимая ее дядей коллекция редкостей. Таким образом, Санкт-Петербург не подвергся забвению, а постепенно превращался в одну из самых красивых столиц мира, вечный памятник своему исключительному и непростому основателю Петру Великому.

9. Король Швеции Карл XII: от триумфа к трагедии

Статуя Карла XII, указывающего в сторону России. По углам постамента четыре мортиры, захваченные в Дюнамюнде, когда король находился на пике своей воинской славы

С ранних лет Карл XII был хорошо образован, поскольку его отец хотел дать ему такое образование, которым сам не обладал. Карл много читал, был способным математиком и выдающимся полиглотом. Он немного знал греческий и свободно говорил по-шведски, по-немецки, по латыни и по-французски, но последним он обычно не пользовался, демонстрируя отвращение к французской культуре, унаследованное, вероятно, от отца. Кроме того, еще в детстве Карл стал отличным наездником и ловким охотником, убив своего первого волка в семь лет, а медведя – в двенадцать. Позже он сделал охоту еще более опасной, выходя на животных один на один только с деревянным оружием, а впоследствии принимал участие в таких же отважных испытаниях, как плавание в ледяной воде рек или спуск с крутых склонов на санях. Матери Карла не стало, когда ему было всего одиннадцать лет, и он стал проводить больше времени с отцом, часто сопровождая короля на смотры войск. Начав военную подготовку уже с детства, во время этих смотров Карл набирался опыта, получив несколько легких ранений во время рискованных армейских учений и военных игр. Поскольку эти официальные поездки позволили ему узнать о законах и об управлении страной, он лучше подготовился к роли правителя, которую ему вскоре пришлось взять на себя.

После вступления пятнадцатилетнего Карла на престол в 1697 г. стали задумываться о вариантах женитьбы для него и его сестры Гедвиги Софии. Карла предполагалось женить на дочери датского короля, его сестру – выдать замуж за его младшего сына. Этот план не осуществился, отчасти потому, что у бабки Карла были другие планы в отношении ее любимой внучки: кузен девушки герцог Фридрих IV Гольштейн-Готторпский. Соответственно, несмотря на сильные и обоснованные сомнения Гедвиги Софии в отношении ее суженого, помолвка состоялась. Намерения вдовствующей королевы женить внука на сестре герцога кончились неудачей, и, несмотря на дипломатические усилия других претенденток, Карл всю жизнь оставался холостым. За исключением своих сестер и бабки, к которым он был очень привязан, Карл не проявлял интереса к женщинам, к восемнадцати годам уже посвятил себя военной жизни. Он считал, что солдат счастливее без жены (позже это подтвердил другой полководец Мориц Саксонский, падкий до женщин).

Всего через год после вступления Карла на престол Фридриху Гольштейн-Готторпскому был оказан роскошный прием, когда он прибыл в Стокгольм на свадьбу с Гедвигой Софией. Став герцогом всего за три года до этого, Фридрих был одним из пяти молодых людей, которые добились известности за это десятилетие. Помимо Карла, это были король Дании Фредерик IV (1699), король Польши Август II (1697) и царь Петр I (после 1696 г.). Все они были моложе тридцати лет и из-за своего хвастовства и юношеского честолюбия скоро ввергли Европу в войну. Однако сейчас Швеция наслаждалась последними годами мирной жизни. В то время Карл и герцог стали близкими друзьями, предаваясь кутежу и диким розыгрышам, а также вандализму, – это буйное поведение вскоре принесло герцогу прозвище Готторпская Фурия[48]. В конце концов этот период, получивший название «голштинское безумие», завершился, когда Карл, очевидно пристыженный явно не одобрявшей таких выходок бабкой, наконец успокоился. Практически навсегда отказавшись от спиртного, он полностью посвятил себя государственным делам.

После свадьбы Фридрих и Гедвига София переехали в Готторп, где ее ожидала несчастная жизнь с диким и развратным мужем. На следующий год, опасаясь растущей напряженности по другую сторону границы, в Дании, они оба вернулись в Стокгольм и поселились в доме детства Гедвиги, в Карлберге. Именно здесь после ранней смерти матери она со своими братьями и сестрами росла под опекой своей бабки. Этот дворец, раньше одно из многочисленных владений богача Магнуса Делагарди, сейчас перестроен и расширен, в нем размещается военная академия, но надгробие в саду до сих пор указывает на место захоронения любимой собаки Карла.

В тот период придворная жизнь представляла собой вихрь маскарадов, игр и развлечений, во время которых, несмотря на беспокойство советников, молодой король растратил большую часть состояния, накопленного его скупым отцом. Принимая участие в регулярных балах и торжествах, Карл построил театр и пригласил артистов из-за границы. Однако затем все изменилось, и всего за несколько недель до рождения Гедвигой Софией сына[49], в 1700 г., разразилась Северная война. К тому времени Карл XII, столкнувшись с реалиями войны, отказался от гедонистического образа жизни и посвятил себя военной карьере, перейдя на спартанское существование аскета. Он отказался от всей роскоши и удобств, которыми пользовались его современники. Карл не носил модных тогда париков, коротко стригся и всю оставшуюся жизнь предпочитал невзрачную сине-желтую форму шведского солдата.

Северная война в течение двадцати лет охватывала все страны вокруг Балтийского моря и навсегда изменила расстановку сил в Европе. В течение года после восшествия на трон Карла XII его соседи создали союзы с целью вернуть территории, утраченные из-за неоднократных конфликтов в XVII в. Ошибочно сочтя восемнадцатилетнего Карла легкой добычей, соседи решили напасть на него с трех направлений. В феврале саксонская армия его кузена Августа вторглась в принадлежавшую шведам Лифляндию. Хотя Август не смог взять Ригу, в марте его войска захватили близлежащую крепость Дюнамюнде. Это произошло двумя неделями позже, после второй атаки, возглавляемой другим кузеном Карла XII, Фредериком IV Датским, который в то время начал осаду шведского гарнизона в Тённинге, в герцогстве Гольштейн-Готторп. Карл немедленно нанес ответный удар и, покинув в апреле Стокгольм, который он больше никогда не увидел, как и своих сестру с бабкой (снова назначенной регентом), отправился в Карлскруну для инспекции флота. К июлю он был готов соединиться с англо-голландскими силами, пришедшими ему на помощь и стоявшими на якоре севернее Хельсингера. Уже собрав 12 000 солдат для штурма Копенгагена, 24 июля (4 августа) войска начали переход через Эресунн, пройдя через шведский остров Вен, где на следующий день к ним присоединился Карл. Через пять часов после штормовой переправы король и его войско остановились примерно в 40 км севернее датской столицы. По прибытии молодой король без промедления повел войско за собой, что стало его отличительной чертой в ведении боя и принесло известность в последующие годы. С помощью объединенного флота он начал угрожать Копенгагену, но прежде, чем начались какие-либо действия, Фредерик IV отказался от оккупации Гольштейна и согласился начать мирные переговоры в Травентале. Всего в течение шести недель незамедлительная реакция Карла XII заставила Данию выйти из войны.

Тем временем в июле Август повел свои саксонские войска на повторный штурм Риги, чтобы уже в сентябре окончательно признать поражение и отправить армию на зимние квартиры к югу от города. Однако тогда русские стали представлять более серьезную опасность для Карла, поскольку они прекратили войну с турками. Хотя раньше это останавливало царя Петра от объявления войны Швеции, теперь, заключив мир с султаном, он был готов присоединиться к союзникам. В октябре его войска угрожали шведским территориям и после вторжения в Ингрию начали осаду Нарвы, стратегически важной крепости в шведской Эстонии.

В ответ Карл немедленно перебросил войска на помощь осажденным. Через пять дней после отплытия из Карлскруны, сквозь сильный шторм, в котором пострадали и люди, и лошади, 25 сентября (6 октября) его армия переправилась в Пернов (Пярну) в Рижском заливе. Получив известие о том, что угроза со стороны Августа миновала, Карл позволил своей армии оправиться после такого путешествия и переключил внимание на защиту своей крепости на севере. С наступлением зимы армия двинулась по раскисшим дорогам в Ревель, оттуда – в Везенберг (совр. Ра́квере), примерно в 110 км от их цели. Здесь король планировал ждать подкрепления, но вскоре, переживая за осажденный гарнизон, решил больше не мешкать. После еще одной недели пути по труднопроходимой сельской местности, опустошенной русскими, его измотанные и полуголодные люди достигли Нарвы 19 (30) ноября. Как показывают расчеты, в то время как шведская армия насчитывала около 9000 человек, силы русских включали в себя порядка 35 000–40 000 человек. Более того, они хорошо окопались в два ряда: окопы огибали крепость дугой к реке, которая защищала крепость с другой стороны. Поскольку их расположение было явно безопасным, русское командование не ожидало нападения небольшой шведской армии, предполагая, что шведы тоже выроют окопы и создадут еще один ряд укреплений. К их удивлению, в два часа дня Карл приказал начать штурм. К этому времени разыгралась снежная буря, но погода была только на руку шведам, ослепляя их противников. Когда шведы прорвались через центр вражеских укреплений, перебив всех на своем пути, русские солдаты в панике бежали к реке. Многие утонули, некоторые были сметены лошадьми при попытке перейти вброд, другие оказались в воде, когда рухнул мост, не выдержав большого скопления людей. Поскольку бо́льшая часть русской армии не имела достаточной подготовки, основные бои закончились спустя три часа, и, хотя какое-то время гвардейские полки Петра еще держались, они согласились сдаться в плен еще до окончания ночи. В то время как офицеры были взяты в плен, солдатам разрешили сложить оружие и отступить, поскольку русская армия была слишком велика, чтобы Карл мог оставить всех в плену.

Король участвовал в самой гуще сражения, дважды потеряв во время битвы лошадей, и теперь его почитали за отвагу и умение повести за собой. Об этой победе, одержанной над многократно превосходящими силами противника при сравнительно небольших потерях шведов, заговорила вся Европа. В то время как среди шведских солдат этот успех принес Карлу репутацию непобедимого, у самого короля он вызвал пренебрежение к русским войскам и недооценку их потенциала, что в итоге привело шведского правителя к краху. Однако пока он столкнулся с более серьезной проблемой. После битвы измученные солдаты Карла заняли брошенные вражеские палатки для желанного ночлега, не зная, что многие русские солдаты болели. В течение нескольких последующих дней и недель болезнь распространилась по шведскому лагерю, многие умерли. Короля болезнь обошла стороной, но в будущем он больше не совершал подобной ошибки, предпочитая ночевать под открытым небом вне зависимости от погоды.

Как только прошла зима и его армия оправилась, Карл начал готовиться к встрече со своим следующим врагом – Августом. В июле 1701 г. он прибыл в Дюнамюнде, где осуществил успешную переправу через Западную Двину (Даугаву), использовав лодки и плоты для переправы солдат через реку. Опираясь на опыт, полученный в Нарве, Карл приказал зажечь на авангардном судне влажную солому, используя попутный ветер, чтобы ослепить дымом врага. Достигнув переправы, он разбил саксонскую армию, которую Август привел в страну, – недавно избранный король еще не получил разрешения сейма использовать польские войска, – и с отступлением саксонцев Карл беспрепятственно двинулся в герцогство Курляндское.

К декабрю 1701 г. беспокойство Августа нарастало, и теперь он пытался убедить шляхту Варшавы поддержать его и позволить использовать польские войска в борьбе со шведами. Потерпев здесь неудачу, в следующем году он прибегнул к другому плану, послав свою бывшую любовницу Марию Аврору фон Кенигсмарк попытаться убедить Карла XII согласиться на его щедрые предложения мира. Король Польши ее очень любил, она была матерью одного из немногих признанных Августом незаконнорожденных детей, Морица Саксонского, и, хотя ей было почти сорок, все еще славилась своей красотой и обаянием. Тем не менее Карл отказался с ней встретиться; ей даже не удалось привлечь его внимание, когда она обратилась к Карлу, преклонив колени перед ним на дороге. Повернувшись к ней спиной, он уехал, а позже выразил свое отвращение к подобным женщинам, устраивая облавы солдатских спутниц, отправляя их на проповедь о благочестии, а затем изгоняя из лагеря. Август не сдался и продолжал предлагать мир, но Карл отклонял их вопреки советам своих министров. Презирая своего брата за его предательство и порочный образ жизни, король был полон решимости отстранить Августа от власти. Собираясь уговорить поляков свергнуть их короля, Карл вошел в Варшаву, но прежде, чем были достигнуты какие-либо соглашения, Август вопреки условиям, согласованным при его избрании, снова вошел в Польшу во главе своей саксонской армии. Когда оба кузена встретились при Клишове, шведский король одержал очередную победу над превосходящим противником. На сей раз его завоевания не обошлись без личных потерь: муж его сестры, Готторпская Фурия, оказался среди трехсот убитых со шведской стороны. Тем не менее данный военный успех дал возможность Карлу двинуться дальше и взять Краков.

Продолжая подозрительно относиться к Августу, Карл наконец убедил польский сейм свергнуть короля и заменить его одним из своих дворян Станиславом Лещинским. Несмотря на противостояние других соперничающих представителей шляхты, многие из которых намеренно бойкотировали выборы, в следующем году молодой человек короновался в Варшаве как Станислав I. Август при поддержке русских отказывался признать поражение, поэтому военные действия продолжались еще два года, Карл совершал зигзагообразные маневры по Польше, захватывая города и одерживая победы в очередных сражениях. В итоге, решив вторгнуться в Саксонию, в сентябре 1706 г. он прибыл в Альтранштедт близ Лейпцига. Многие, включая жену и мать короля, бежали в страхе за свою жизнь, но, когда ситуация разрешилась, многие вернулись. К концу месяца Карл уже составлял договор для подписания Августом, по которому тот официально отказывался от польского престола и признавал нового короля.

Этот договор включал дополнительное условие. Карл настоял на выдаче Иоганна Паткуля, честолюбивого лифляндского дворянина, который хотел добиться независимости своей страны от Швеции. Паткуль, ранее объявленный отцом короля предателем, на время бежал за границу и вернулся на территорию Швеции только после смерти Карла XI, в надежде получить прощение от нового короля. Поскольку эту просьбу отклонили, Паткуль предложил свои услуги Августу, действуя какое-то время как доверенное лицо в переговорах с царем Петром. По условиям договора Август теперь обязался выдать его, и шведы немедленно казнили Паткуля за измену. Несмотря на мольбы о помиловании младшей сестры Карла, король остался непреклонным и полным решимости отомстить человеку, осмелившемуся выступить против шведской короны, а также предупредить всех, кто собирался последовать примеру Паткуля. По приказу Карла казнь была жестокой. После того как Паткуля колесовали, его четвертованное тело выставили на всеобщее обозрение и убрали только шесть лет спустя, после возвращения на престол короля Августа. Хотя отныне Карла боялся народ, его осуждали и за границей, даже царь Петр, который сам поступал не лучшим образом, добавил свой голос к всеобщему возмущению. Хотя шведский король требовал дисциплины от своих войск, сдерживая грабеж на полях битвы в соответствии с законами того времени, тем не менее под его командованием войска часто действовали с невероятной жестокостью, и сам он проявлял совершенную безжалостность. В некоторых случаях Карл был великодушен к своим пленникам и предоставил провизию сдавшимся, но выжившим и голодавшим после осады Торна, но, как правило, он был безусловно хладнокровен, мало заботясь о побежденных. Он не гнушался призыва к жестоким репрессиям и резне целых сообществ, которые оказывали сопротивление его войскам.

В последние дни перед подписанием договора Август отчаянно торговался с союзниками. Даже во время мирных переговоров он тайно налаживал контакты с русскими, которые, в свою очередь, не знали о его сделке с Карлом. Однако, когда генерал Петра Меншиков прибыл со своей армией в Калиш, Август в последний момент осознал, какую опасную игру ведет, и попытался остановить боевые действия, сообщив шведскому командованию о мире, который должен был быть вскоре подписан. Не имея другого подтверждения этому и с подозрением относясь к Августу, шведский генерал А.А. Мардефельт отказался верить этой информации. Вместо этого, под давлением своих польских союзников, он решил вопреки здравому смыслу вступить в бой с противником, и поэтому всего через несколько дней после того, как соглашение было достигнуто, 18/29 октября 1706 г., началось сражение. Шведы уступали числом, а бегство многих из них с поля боя только усугубило их положение. В течение трех часов Меншиков одержал громкую победу, в результате которой в плен попало 5000 шведов и поляков и погибло около 2000 человек. Тем не менее, хотя известие об этом разгроме сильно разозлило Карла, который снова обвинил своего кузена в коварстве, к концу ноября отречение Августа стало общеизвестным, а вскоре двоюродные братья встретились в Альтранштедте. Теперь, когда договор был подписан, Карл решил остаться в городе почти на весь следующий год, присматривая за отдыхом и пополнением своих войск, а также используя возможность посетить поле битвы неподалеку, где погиб его предшественник Густав Адольф.

К этому времени в остальной части Европы после смерти в 1700 г. недееспособного и не имевшего детей короля Испании Карла II Безумного события приняли новый оборот. Пока Карл II оставался жив, дольше, чем ожидалось для такого инвалида, как он, конкурирующие претенденты на престол во Франции и Австрии с нетерпением ждали своего часа. В 1701 г. спор за трон обострился и вылился в тринадцатилетнюю Войну за испанское наследство. В это смутное время союзные страны забеспокоились, что события в Восточной Европе могут еще больше осложнить их положение, и, соответственно, иностранные сановники начали выстраиваться в очередь для встречи со знаменитым молодым шведским королем, находившимся в Саксонии. Одним из самых важных из них был Джон Черчилль, впоследствии герцог Мальборо, который в апреле 1707 г. прибыл в качестве представителя королевы Анны навестить Карла XII в его скромном жилище. Черчилль, как и Август, одевался пышно и носил полный парик обычного придворного, вел себя в соответствии с принятым в то время этикетом, резко контрастируя с лаконичностью, прямотой и нестандартной внешностью шведского короля. По словам британского посланника Джорджа Степни, форма Карла была всегда грязной, его коротко стриженные волосы – взъерошенными, а манеры за столом – варварскими. Во время встречи Черчилль увидел карты короля и пришел к убеждению, что Карл хочет выступить в Россию, а его предполагаемой целью была Москва.

За прошедшие годы, пока Карл был поглощен войной со своим двоюродным братом в Польше, он не смог отследить, до какой степени Петр улучшил военную подготовку русских войск. Добившись первых успехов в Лифляндии в 1701 г., всего через четыре года после поражения под Нарвой русские вернулись и захватили город в 1704 г. Ранее, осенью 1702 г., царю удалось взять шведскую крепость Нотебург (Шлиссельбург, русский Орешек) у истока Невы из Ладожского озера, немного выше по течению от того места, где вскоре он основал новый город Санкт-Петербург. Несмотря на эти достижения, Карл считал русских ничтожными противниками, завоевание которых он может отложить до тех пор, пока не разберется со своим причиняющим беспокойство саксонским родственником. По этой причине только в конце августа 1707 г. он выступил со своей недавно перевооруженной и хорошо подготовленной армией численностью порядка 44 000 человек. Затем, очевидно импульсивно, всего через пять дней после выхода из Альтранштедта, он ненадолго покинул войска, чтобы навестить родственников в Дрездене, получив теплый прием от Августа и его матери, – вполне обычное поведение в период сложных династических союзов. В то время война рассматривалась как рыцарская тренировка для благородных мужчин, правители часто могли разделять свои личные и политические отношения. Точно так же наемные солдаты и генералы того времени безнаказанно переходили на сторону противника, что большинству современных людей часто кажется странным.

После недолгого визита в Дрезден Карл возобновил продвижение на восток, двигаясь по труднопроходимой местности Польши и Литвы, намеренно опустошенной русскими. Этот поход усложняли множество крупных рек, которые пришлось пересечь армии, и враждебность местных крестьян. Решив обойти поджидающего врага, расположившегося лагерем в районе Варшавы, Карл XII выбрал значительно более сложный путь на севере через практически непроходимую болотистую местность Мазовии. Наконец, после небольших боев с русскими весной 1708 г., он прибыл в литовский город Гродно (ныне территория Белоруссии).

Здесь Петр, не желая вступать в бой, отвел свои войска, все еще не подозревая о планах короля о нападении и опасаясь за безопасность своего молодого города Санкт-Петербурга. Чтобы помешать продвижению врага, царь продолжал опустошать окрестные деревни, разрушая города, отравляя колодцы и уничтожая все, чем могла воспользоваться армия неприятеля. Шведы тем не менее торопились на восток через холодную и опустошенную страну, ненадолго остановившись в Сморгони, прежде чем двинуться дальше в поисках припасов. Наконец они остановились в Радошковичах, менее чем в 40 км от Минска. Здесь Карл позволил своим солдатам отдохнуть три месяца. Они пытались выжить, разыскивая закопанные крестьянами запасы под снегом. Поскольку солдаты Карла XII страдали от голода и болезней, Карл отдал приказ генералу Левенгаупту в Лифляндию доставить продовольствие и боеприпасы. Однако из-за задержки с доставкой этого приказа и транспортных проблем со сбором всего необходимого прошло несколько недель, прежде чем подкрепление вышло из Риги.

В июне, когда состояние дорог улучшилось, Карл оставил часть своих войск для поддержки своего ставленника, короля Станислава, и двинулся дальше на восток с другой частью армии. К июлю русские под командованием Меншикова, Шереметева и Репнина преградили ему путь, заняв позицию в Головчине, к западу от Могилева. Русская оборона простиралась вдоль одного берега небольшого притока Друта, оставляя незащищенной центральную болотистую местность, которая разделяла два фланга. Именно здесь Карл решил атаковать, ведя своих солдат через реку, уровень воды доходил до груди солдат, так что им пришлось нести оружие над головой. После того как шведам наконец удалось прорвать линию обороны, русские предпочли отступить. Хотя это принесло Карлу победу, которую он позже объявил своей «любимой битвой», это был его последний настоящий успех, и теперь он осознал, насколько Петр улучшил русскую армию. Однако, когда Петр после своего поражения предложил Карлу обсудить условия мира, король с обычным упрямством отклонил это предложение, заявив, что не будет вести переговоры, пока не доберется до Москвы. У Карла потом было много причин пожалеть об этом решении.

Удача начала отворачиваться от Карла XII. Подойдя к Могилеву, король месяц ждал, пока прибудет Левенгаупт с войском из 12 500 человек. В августе, потеряв терпение, он решил снова тронуться в погоню за русскими. Хотя Карл хотел вступить в бой, он не мог заставить врага противостоять ему. Шведам постоянно докучали мелкие атаки или засады петровских казаков. Тем не менее Карл продолжал преследовать врага в направлении Смоленска, пока наконец, в сентябре, в пределах досягаемости города и в 240 км от Москвы, он не отказался от своего первоначального плана. Столкнувшись с недавно построенной Петром линией обороны, протянувшейся на сотни километров от Пскова до Брянска, которая находилась прямо на его пути, и, обеспокоенный почти голодным состоянием своих войск, Карл решил, что Москва подождет его до следующего года. По этой причине, послав приказ Левенгаупту следовать за ним, он повернул на юг, к Северщине (Северской земле) и более богатым пастбищам Украины, которая простиралась за ней.

Тем временем, следуя приказу короля, Левенгаупт наконец отправился к нему, но 28 сентября (9 октября), когда он прибыл со своим огромным обозом в Лесную (ныне Беларусь), то обнаружил, что его поджидают русские, и ему пришлось вступить с ними в бой. Хотя ни с одной стороны не было безоговорочной победы, в последующие часы дисциплина в шведском лагере была нарушена, а в замешательстве и беспорядке генерал не видел другого выхода, кроме как поспешно отступить, предварительно уничтожив все припасы, чтобы они не достались врагу[50]. Используя упряжных лошадей для перевозки пехоты, потрепанный корпус Левенгаупта, несмотря на другие, более слабые атаки, добрался до лагеря Карла к 12 (23) октября. Однако здесь оставшиеся 6000 измученных и потрепанных солдат только усугубили сложности снабжения шведской армии.

Карлу XII посоветовал отправиться на Украину запорожский гетман Иван Мазепа, с которым он некоторое время вел переговоры на латыни, языке дипломатии того времени. Мазепа, чья яркая жизнь позже нашла отражение в поэмах Байрона, Пушкина и одноименной опере Чайковского, родился в районе Киева, когда он принадлежал Речи Посполитой. Получив образование в Варшаве и некоторое время послужив при польском дворе, Мазепа вернулся на родину, где стал гетманом левобережного казачества. Они контролировали автономную область на восточном берегу Днепра, полунезависимую территорию, которая после вторжения шведов в Речь Посполитую воссоединилась с Россией. Мазепа решил присоединиться к Карлу, бросив Петра, который – как полагал гетман – не смог предоставить независимость его людям. Мазепа обещал королю поддержку и три тысячи воинов с возможностью присоединения еще большего количества казаков из Запорожской Сечи (Гетманщины), а также припасы для шведской армии. Не позднее чем через месяц, в ноябре, Петр отомстил казакам Мазепы за предательство, приказав казнить сотни из них. Он потребовал разрушить укрепленную резиденцию гетмана в Батурине, город был взят и сожжен, а тысячи людей убиты.

Действия Петра привели к тому, что Карл лишился ценных запасов провизии Мазепы, а вскоре шведов стали терзать и другие сложности. К концу года началась самая суровая зима за всю историю наблюдений, а 5 января (по новому стилю) термометр опустился до нижней точки. Исключительно низкие температуры обрушились на всю Европу, пролив Эресунн и порт в Марселе замерзли, домашние и дикие животные погибали, где бы они ни укрывались. Поскольку эти ужасные условия сохранялись на протяжении трех месяцев, шведская армия была сильно обморожена, тысячи солдат лишились конечностей или умерли от холода. Как всегда, Карл разделял тяготы своих солдат и заслужил их преданность тем, что ел их простую еду, спал на голой земле и без жалоб переносил многочисленные ранения. Почитаемый за храбрость и всегда бесстрашный перед лицом опасности, он верил, что Бог защитит его до отведенного для него смертного часа.

На протяжении всей зимы шведы неоднократно пытались прогнать с Украины русских, при этом непрерывно продвигаясь на юг в поисках лучшего обеспечения питанием солдат и большего количества корма для лошадей. Наконец, в мае 1709 г. сильно истощенная армия Карла, которая еще больше уменьшилась из-за чумы, подошла к удерживаемой русскими крепости Полтава, чуть больше 300 км к юго-востоку от Киева, и здесь король начал осаду. Все больше русских войск прибывали на помощь осажденному гарнизону, и произошла незначительная стычка, во время которой 17 (27) июня, в свой двадцать седьмой день рождения, Карл был ранен в ногу. Вскоре начались осложнения, и он серьезно заболел, едва пойдя на поправку через десять дней 27 июня (8 июля), когда началась полномасштабная Полтавская битва. Король, обеспокоенный ухудшением состояния своей армии, решил, что больше ждать не может, и отдал приказ о начале атаки, надеясь застать врага врасплох – план, который вскоре потерпел неудачу из-за недостаточной подготовки его старшего командующего, что привело к задержке начала боевых действий. Из-за травмы Карлу пришлось наблюдать за развитием событий, лежа на носилках, передав руководство фельдмаршалу Реншильду и подчиненному ему генералу Левенгаупту. Еще больше усугубляло положение шведов численное превосходство русских в соотношении примерно два к одному, нехватка военного снаряжения и боеприпасов, что частично объясняет решение Карла оставить четыре артиллерийских орудия в резерве. Положение усугубили непонимание между командующими и потеря связи между ними. Со временем нарушилась дисциплина, и при ухудшении боевой обстановки солдаты пустились в бегство. После этого Карл приказал отступать. Он лично подвергся нападению, но его превосходная личная охрана осталась с ним, убив многих при защите короля. Его носилки были повреждены, поэтому он изо всех сил пытался с сильно кровоточащей ногой оседлать оказавшуюся без наездника лошадь, которую тут же ядро разорвало под ним на части. Солдаты посадили Карла на другого коня и вывезли с поля боя.

Покинув сражение, Карл по необходимости бежал, чтобы спасти свою жизнь, и вместе с Мазепой и примерно 1600 верными казаками переправился через Днепр, взяв с собой определенное количество сокровищ и золота. Из-за недостаточного количества лодок большая часть уцелевшей армии осталась под командованием Левенгаупта[51], которому Карл приказал отправиться в Крым, чтобы позже при возможности воссоединиться с королем. На следующий день примерно 8000–9000 русских догнали отступавших у Переволочны, и, хотя шведов было больше, около 14 000, они настолько были истощены и деморализованы, что генерал решил избежать дальнейшего кровопролития, сдав в плен всю армию. Позже, узнав о капитуляции Левенгаупта без боя, Карл пришел в ярость, но к тому времени пленные шведы уже двигались вглубь России. Казакам, которые не покинули Карла в сражении, не повезло еще больше – их немедленно убили. Хотя многие из 23 000 шведов, взятых в плен в битве и после сражения, осели в России, некоторые вернулись домой. Например, фельдмаршалу Реншильду, попавшему в плен в пылу сражения, разрешили вернуться в Швецию в 1718 г. Не было предпринято никаких попыток для освобождения несчастного Левенгаупта, который умер в Москве через десять лет после страшного поражения.

Эта победа полностью изменила политическую обстановку в Европе, а Карл оказался развенчанным кумиром. Петр, напротив, стал героем дня, которого на родине и в других странах провозгласили Великим. Через десять дней после переправы через Днепр шведский король и остатки его армии пересекли реку Буг и нашли убежище в Османской империи, поселившись в Бендерах (ныне в Молдавии). Там всего через два месяца Мазепа умер, но Карл уже перенес более тяжелую утрату, когда, прибыв в город в июле, узнал, что его любимая старшая сестра Гедвига София скончалась от оспы в декабре прошлого года. Король впал в отчаяние, что с ним случалось исключительно редко.

Карл XII теперь был гостем султана Ахмеда III, который гостеприимно встретил его как главу государства и обеспечил ему особую охрану – янычар. С прибытием новых шведских войск импровизированное поселение короля превратилось в настоящий лагерь, откуда он управлял своей страной на расстоянии. Карла, которого уже уважали как врага русских (давних врагов турок), стали здесь почитать еще больше за его доблесть и дисциплину. Тем не менее вскоре Карл стал чрезвычайно требовательным, и, обнаружив взяточничество великого визиря, который планировал его низвержение вместе с русским послом Петром Толстым в 1711 г., король убедил султана наказать обоих, уволив первого и посадив в тюрьму второго, проведшего впоследствии четыре года в крепости Семь Башен в Константинополе (в Едикуле). Такое обращение с послом было фактически объявлением войны. Ахмед послал нового великого визиря Балтаджи Мехмет-пашу в Молдавию с большой армией, чтобы начать войну против России (основным событием которой стал Прутский поход). Этот конфликт закончился поражением Петра Великого в четырехдневной битве при Станилешти (ныне территория Румынии), свидетелем которого стал Карл, хотя ему и не разрешили принимать участие в сражении, но он наблюдал за происходящим. Возмущенный щедрыми условиями мирного договора для России, Карл пожаловался султану, из-за чего великий визирь попал в опалу и был казнен.

Это было не единственное разногласие между королем и султаном. По мере того как Карл причинял все больше хлопот, от него страстно желали избавиться. Два года спустя, после слухов о том, что его собираются выслать в Швецию, как-то воскресным февральским утром произошло странное событие. Пока король молился, множество разгневанных турок и татар атаковали его ставку в Бендерах. Многие люди Карла в ужасе бежали, но в течение следующих восьми часов король и две-три дюжины его оставшихся сторонников не сдавались. Хотя точные данные неизвестны, эта небольшая группа людей сопротивлялась натиску сотен – некоторые утверждают, что даже тысяч, – нападавших. Дом подожгли, что вынудило Карла и его соратников уйти. Когда они выбирались из горящего здания, король споткнулся о шпоры и упал. Его немедленно арестовали и доставили в Тимурташ близ Адрианополя (совр. Эдирне), где Карл и оставался в плену. Этот случай, так называемый калабалык, что в переводе с турецкого означает шум и крики, вскоре стал известен в Европе, а преувеличенные слухи о нем усилили героический образ молодого короля Швеции.

Османская империя невероятно устала от неудобного и обходящегося слишком дорого гостя. Султан, услышав о победе шведских балтийских войск при Гадебуше близ Любека в декабре 1712 г., решил освободить короля, послав ему извинения за обращение с ним. Карл переехал в соседнюю Демотику, но зачах и много месяцев отказывался покидать свою комнату. Он вышел из нее только после получения известий о растущих беспорядках на родине. Воспрянув духом, Карл начал строить планы своего возвращения в Швецию. Наконец, в 1714 г., спустя пять лет после прибытия в Османскую империю, Карл покинул ее со всеми полагающимися почестями. В Питешти в Валахии (ныне территория Румынии), недалеко от границы с империей Габсбургов, к нему присоединились шведские войска, прибывшие из Бендер. Желая избежать плена, он вскоре решил, что разумнее продолжать путешествие в сопровождении всего двух соратников – их выбрали за умелое наездничество. Если верить широко известной истории, то втроем они проскользнули через границу и начали сумасшедший бросок на север через Венгрию, Австрию и немецкие земли. Путешествуя инкогнито под именем Петер Фриск, Карл усилил свою маскировку, впервые за много лет надев парик, который теперь вместе с его заляпанной грязью униформой экспонируется в Королевской сокровищнице в Стокгольме (Ливрусткаммарен). Редко останавливаясь и почти не отдыхая, всего за шестнадцать дней, проведенных в основном в седле, Карл XII преодолел свыше 2250 км.

Однако сейчас эта версия событий подвергается сомнению. Сесилия Норденкулл нашла доказательства того, что Карл лично распространил рассказ о героической поездке на север, чтобы не только укрепить свою репутацию, но и скрыть тайный визит к французскому двору. Покинув Османскую империю раньше, чем заявляют многие, он проехал через империю Габсбургов и территорию Пфальц-Цвейбрюккен в Версаль. При встрече с Людовиком XIV он согласился поддержать Джеймса Френсиса Эдварда Стюарта, Старого Самозванца, который планировал второе вторжение в Шотландию. Хотя прошло всего два месяца после смерти королевы Анны и вступления Георга I на престол как короля Британии, Карла уже давно беспокоили намерения ганноверцев по захвату немецких территорий Швеции. Людовик предложил финансовую поддержку, а Карл обещал помочь вторжению якобитов транспортом – договоренность, которая после смерти старого короля ни к чему не привела; ей не способствовало и ухудшение франко-шведских отношений в правление регента Филиппа Орлеанского [1]. После этого изменения маршрута ради Франции, 11 (21) ноября, Карл прибыл только с одним из двух своих спутников в хорошо защищенную балтийскую крепость Штральзунд в шведской Померании. Здесь он остался на следующий год, в надежде выиграть какое-нибудь сражение, чтобы вернуться к себе в страну героем.