Неизвестные герои

Мой смех не унимался, Тоня гневно на меня посмотрела и отвернулась к стене. Я перестала смеяться и начала звать Тоня чтобы она повернулась ко мне.

– Отстань, я спать хочу.

– Кто тебе не дает?

–Ты!

– Я тебя прошу всего лишь повернуться.

– Если я повернусь, то ты тогда отстанешь от меня?

– Да!

– Ладно, но учти, я не намерена разговаривать, я хочу спать, я устала, – пробубнив это, Тоня начала тих поворачиваться. Мы встретились взглядом, и её как будто передернуло, она уже хотела опять отвернуться, но остановилась и просто отвела взгляд на дверь.

Тишина длилась минут пятнадцать, именно настолько меня хватило. Я начала ее расспрашивать, о ее прошлой жизни, до войны. Я смогла ее разговорить, и при этом она даже не начала ругаться и словно забыла, что хотела спать.

– Деревня небольшая, домов двадцать, жители деревни занимаются рыбной ловлей, охотой. Мой дом находится на окраине деревни N, за домом лес, а справа степное поле. Если пройти лес можно увидеть вдали горы, я часто гуляю по лесу.

– По рассказу, там очень красиво, – впадая в дремоту, сказала, я представляла эту, деревню лес.

– Ты даже не представляешь на сколько…

– Как ты живешь одна? Это же скучно и домашние дела все на тебе. Вот у нас большая семья у каждого свои обязанности. Я самая старшая из детей, Леше девять лет, Анюте тринадцать. О… Боже, им уже больше. Это я назвала их года до войны. Четыре года – целая жизнь. Я не знаю, живы ли они вообще. А если и живы, вдруг они уже забыли меня и не узнают…

– Эй, ты чего? Я уверена они помнят такую прекрасную сестру, как ты…

– Правда? Но ведь, ведь я их и обидеть иногда могла…– я повернулась га Тоню и посмотрела на нее ожидая какого-то ответа.

– Все мы друг друга обещаем, милая… – При ее слове «милая» я аж подскочила и оперлась на локти, ласковое обращение от нее было услышать большая редкость, я повернула голову на нее чтобы посмотреть глаза и услышать, что она скажет дальше. – Но это не значит, что ты плохая и они тебя не любят.

– Надя, Надюш, просыпайся солнце, пора вставать. Мы с Тоней через две станции выходим.

– Ммм не, Тамара Васильевна дайте еще поспать, потом выйдете, – я перевернулась на другой бок и засунула руки под подушку и задремала, потом меня словно током ударило, и я подскочила, зацепилась за край одеяла и упала на пол. – Тамара Васильевна, я встала, все я встала!

Я встала с пола и осмотрелась, каюта была уже пуста: «Не уже ли сошли с поезда, не попрощавшись… надо их поискать, вдруг еще не поздно». Я выбежала, в чем была за дверку и побежала в сторону центрального выхода. Я пробегала вдоль прохода стояли люди, я не смотрела на них и бежала в перед и тут резко кто-то схватил меня за локоть, и я чуть ли не упала и повернулась в сторону того, кто меня дернул от моей цели:

– Дорогая, ты куда в таком виде путь держишь? – это была Тамар Васильевна, она все так же красиво и по-старчески свежо улыбалась

– О. Господи, я уже думала, что сошли…– Я прыгнула ей на шею и повисла, крепко обняв за шею, на глазах появились слезы.

– Милая ты чего плачешь то? Опять сон страшный приснился? – Она немного меня отодвинула и подняло лицо, чтобы посмотреть в глаза и с первого мига понять, что случилось.

– Нет, нет не снился. Я уже боялась, что не смогла попрощаться с вами…

– Я тебя будила, но ты так сладко спала, что мы решили прогуляться с Тоней по вагонам и дать тебе выспаться. Милая, мы выходим на следующей…

– Как уже? Зря вы меня не разбудили!

– Смотри те на неё! Будят – не нравится, не будят тоже не нравится, вы мадам определитесь уже что ли! – раздался громкий и напоминая свист голос Тони, она была в нескольких шагах от нас, я мгновенно отпустила шею Тамары и бросилась на неё, я весела на ней, как ребенок, а она стояла прямо, как солдат, хотя, она настоящий солдат. – Что это за нежности с самого утра? Слазь с меня!

– Неа, не отпущу. Я не знаю, когда мне доведется еще с вами увидится, так что не мешай мне обнимать тебя.

– Ладно, только не долго, – сказав то, она наконец тоже обняла меня.

– Хорошо.

– Вот и все кончился наш совместный путь, к твоей станции поезд приедет уже следующим утром, не скучай без нас. Приезжай, как -нибудь в гости, – мы обнялись с Тамарой Васильевной она уже ступила на паром станции, как я подошла к Тоне.

Она меня первая меня крепко обняла и прошептала на ухо: «Если твои дома тебя не примут, приезжай ко мне, у меня места хватит в доме на двоих»

– Что почему мои не примут меня?

– Потом поймешь и вспомнишь мои слова…– она грустно посмотрела на меня и быстро вышла с вагона.

– Стой! Тоня, что ты имеешь в виду?!

Но она не ответила и скрылась в толпе. Её слова потом еще долго крутились у меня в голове. «Почему меня не примут мои дома? Неужели мама с бабушкой на меня обиделись, что я убежала из дома и не писала. Ну я же не по своей прихоти не писал, а просто возможности не было. Интересно, отец узнал ли, что я убежала из дома.»

– Девушка, девушка вставайте, мы подъезжаем. – проводница уже устала меня будить и уже начала злится.

Я ели открыла глаза и сказала девушке, что встаю и поблагодарила, что она разбудила меня. Пробежав глазами по всей каюте, мне стало очень грустно, потому что я была одна в пустой каюте, ни тебе добрых слов Тамары «голубушка», «милая», ни подколов Тони.

Но грустить не было нужды, ведь я скоро буду дома и увижу родителей, бабушку и младшего брата и сестру, родную деревню и родные просторы.

Я начала собирать свои вещи в свой верный узелок и тут прогремел предупреждение граммофона о том, что через десять минут мы прибудем на станцию, сборы ускорились и я вышла в вагон. Проходила мимо окон голова была повернута влево, в сторону окон. Прекрасные пейзажи, на которые я любовалась все так называемое путешествие, сменялись сначала на одиночные дома, а уже потом целыми деревнями и городами.

«Я вернулась к жизнь, я жива. Много людей, кого-то встречают, кого-то провожают, кто-то на кого-то кричит. Гудок поезда, скрип колес и легкая дымка, которая их под них появляется. Маленький мальчик продает газеты за пару копеек, смеются дети, жены ругаются на своих мужей, потом обнимаются и целуются. Как прекрасно, надеюсь, когда – нибудь у меня тоже будет такая жизнь».

От города до небольшого села за городом, где я жила идти почти два часа. Я решила прогуляться, добавив себе километры и пойти через лес.

Там были деревья, с которыми я росла бок о бок. Они за годы войны как будто постарели на десять лет. Не было уже той свежей, ароматной и эластичной кары. Осталась грубая и потрескавшаяся. А ветки не тянулись выше к солнышку, чтобы поймать все самые теплые лучи. Теперь они были опущены, но как будто держались за другие ветви деревьев. Они будто семья, которая пережила войну вместе держась за руки. Но были те, у которых не было ветвей, их просто-напросто обрубили, как ворам обрубают кисти, так и деревьям. Но почему было вынесено такое наказание и за что. Никто не мог сказать.

Трава на маленьких полях не росла и как будто чего-то или кого-то боялась. Может она боялась наказания, как у деревьев? Зато бесстрашный сорняк рос, как не в себя и были на одной третью деревьев.

Первые дома деревни были тоже «постаревшими», сгорбленными и покосившимися. Я шла по своей родной улице, не узнавая ни дома, ни людей, ни они не я не узнавали друг друга. Как-то мне на встречу выбежали мальчишка и девчонка, но испугались меня и побежали в свой двор. Я их не могла вспомнить, жили ли они здесь раньше или приезжие.

По всему моему телу пробежал холодок, и я стала, как истукан. Стоял небольшой дом, вокруг забор, бегали гуси около маленького самодельного прудика. Какая-то девушка сидит на скамейке у ворот. Женщина уже не мало пожившая, но еще молода чтобы называться старенькой, вешала на веревку белье. Ветер подул в их сторону, гуси закричали еще громче. С голову девушки слетел платок и полетел в сторону женщины с бельем. Девушка кинулась в погоню за платочком и громко хихикала. Из-за стены повешенного белья выглянула. Та самая женщина и тоже начала смеяться.

– Вот, я и дома.

– Мам, там какая-то женщина стоит, – девчушка смотрела в мою сторону. Она все ж догнала свой платок и чуть не врезалась в свою матушку.

– Стой здесь, – женщина сразу поменялась в лице и двинулась в мою сторону.

У меня все перевернулось внутри, ноги начали подгибаться, я бросилась на встречу, я никогда так быстро не бегала, я бежала быстро, боясь, что сил не хватит. С разбега я обняла ее, я думала, мы упадем, но каким-то образом мы остались стоять на ногах. Я начала реветь, захлебываясь слезами начала бормотать:

– Мамочка, мама, как я рада тебя видеть, ч так скучала.

– Уходи.

–Что? Мам, ты, что такое говоришь?

– Уходи, ты мне больше не дочь…

–Что? Почему? Что я сделала? – Я не чувствовала под ногами землю и захлебывалась слезами. – Если ты это из-за того, что я убежала. Так я же пыталась нашим солдатам помочь.

– Знаю я такую помощь. Гитлеровская подстилка! Уходи!

– Мам как ты можешь!? Я пошла на фронт служить медсестрой, я помогала своей Родине.

– Я все сказала, Людка тоже, её все немцы хвалили, и продукты взамен на помощь приносили. А ты я вижу, даже и ни чуть не схуднула, тоже работала на немцев. Убирайся я сказала, твой брат и сестра думают, что тебя похитили и убили в лагере, пусть так и думают.

– Но как же, почему ты мне не веришь?!

Она не стала дальше меня слушать и просто ушла, грубо толкнула мою сестру, оставив меня опустошенную внутри и со слезами. Я как можно быстрее пошла от места, которое я раньше называла своим «дом». Было желание покончить жизнью. Мне снятся кошмары, родная мать меня отвергла, что с бабушкой и отцом я вообще не знала, родная сестра меня не узнала. У меня не осталось ровным счетом никого…

«Если твои дома тебя не примут, приезжай ко мне, у меня места хватит в доме на двоих» – эхом в моей голове раздался, теперь уже родной голос Тони. Я решила попробовать её найти, не хотелось умирать одной, теперь хотелось увидеть единственного родного человека.

Спустя два дня я добралась до дома Тони, ее я встретила на крыльце.

Я шла, шатаясь как одинокая береза на ветру, Тоня, увидев меня испугалась и сразу побежала ко мне. Слез я сдержать уже не могла, я начала реветь, Тоня меня крепко обняла и молчала ждала, когда мне станет легче и я могу говорить.

– Тоня, как она могла?!

– Милая моя, люди верят лишь плохому, ложь звучит убедительнее правды…

– Откуда? Откуда ты узнала, что меня мам из родного дома выгонит?..

– Ниоткуда, это лишь мое предположение было, которое оказалось верным, к сожалению…

– Почему верят, что медсестры были подружками у немцев, это бред и не справедливость…

– Такова наша доля – Героиней без медалей, преданных родными и близкими…

письмо солдату

Привет, папочка! У меня все хорошо. Жаль ты, опять пропустил мой день рождения, но я тебя за это не виню и не обижаюсь.

У нас без изменений: бомбы на нашу Поповку падают почти каждый день, к шуму я уже привыкла, да и голод уже не так чувствуется, я привыкла кушать немного, естественно стала привычка скучать по чуть- чуть. Моя любимая коровка Мурка совсем исхудала, молочка почти не дает, но я все равно ношу ей яблочки, которые срываю в лесу возле огорода.

Папочка я не видела тебя во снах уже несколько дней. Где же ты? Обещал ведь каждый день – приходить и ночью читать мне сказки. Я понимаю, ты – солдат, ты – воин, тебе некогда читать мне сказки, но ты же обещал!

Я хочу рассказать тебе секрет, про маму, только не говори ей, это будет наша общая тайна. К нам в село пришли немцы, они были страшные и громкие, я очень испугалась, но не стала прятаться. Я не какая- то там трусиха, чтобы прятаться. Все они поселились в наших домах, а наши односельчане и мы с мамой и бабушкой жили в сараях. У нас в доме жили два немца.

Они сначала хотели убить нашу корову, но потом ее пожалели, мама так громко плакала и просила их не трогать коровку. Мама постоянно стирала и кормила их. Мне не разрешали подходить к немцам и иногда не выпускали даже из сарая. Село как будто умерло: иногда смотря в щель в стене сарая, я никого не видела. Бросало в дрожь от мысли, что все умерли.

А один из немцев, живших у нас, дал мне шоколад, представляешь?! Настоящий шоколад. Ох папочка, какой же он был вкусный! Мама не хотела, чтобы я его кушала почему-то, но я ее не послушала. Кушая эту шоколадку, я представила, как мы с тобой сидим у кромки леса. Кушаем эту шоколадку и отгадываем, какая птичка поет.

А знаешь папа, они мне понравились: на вид хорошие, добрые, они играли со мной в мячик. Правда, пьют они много. Папа, может, не нужна все-таки эта война! Не убивай их, среди них ведь есть и хорошие. Папочка лучше возвращайся, война не нужна! Мы все – люди, мы все истощенны и устали, не надо войны, может хватить смертей!?

Твоя доченька Саша

прощальное письмо медсестры

Здравствуйте, мама и папа, братья и сестры, племянники мои любимые! Как же по всем вам я безумно скучаю! Прошу меня простить за то, что обещала писать вам каждый месяц по возможности. Но так сложились обстоятельства, что как раз последние эти восемь месяцев её и не было.

Сегодня 25 апреля. Письмо дойдет до вас как раз на майские праздники, поэтому заранее примите от меня поздравления. Уже почти все тяготы закончились, уже скоро пройдет война. Скоро вы все обреете душевный покой и спокойно заживете жизнью мирной, которую у вас когда- то отняли. Мне надо вам кое-что рассказать, то, что случилось со мной за последний год, почему я не писала целых восемь месяцев. Прошу быть ко мне снисходительными и понять меня.

Так вот, начну с того, что половину нашего отряда санитаров из города направили в область, а другую отправили южнее. Я была в первой половине, пошла в область. Мы шли с маленьким отрядом солдат, на место, где недавно была бомбежка близлежащих сел. Нас было около 20 женщин, а солдатики были молодые, только с армии отправили в Ленинград подчищать завалы и собирать трупы. Я привыкла уже давно к этим неожиданным военным приказам. Ни машин, ни телег, ни танков нам не предоставили, мы шли два дня до назначенного пункта. Хоть и близился май, было очень холодно ночью, в воздухе летал железный запах крови, пороха и железа. Мы делали короткие привалы, большой костер не было разрешено разжигать, перекусили и шли дальше. Нам оставалось несколько километров до этой деревушки, когда в небе увидели столб черного дыма. Все напряглись, начали переглядываться, замолчали и ускорили шаг. У всех в головах была только одна мысль: «Хоть бы кто… хоть пару человек выжили бы …». Мы уже три года служили в аду, но на смерти детей было все равно больно смотреть женским сердцам. Пришли. Дыма стало в три раза больше, как будто две дымовые гранаты бросили между домами. Деревня была небольшая, сараи и дома из дерева, точнее то, что от них осталось. Мы пошли искать выживших. От Ленинграда немцев отсюда прогнали три месяца назад, у кого-то уже заново появились быки, коровы и свиньи. Но сейчас я проходила и смотрела только на их трупы. Да трупы! Как никогда я стала воспринимать смерть «зверя», как смерть «человека». Теленок был черненький с белым пятном на затылке, при мне издал последний стон и на веки закрыл глаза. Как я устала смотреть на смерть и стоять, понимая, что вот в этот момент я была бессильна. Я устала быть бессильной!

В этой деревне выжило 9 детей, 40 мужчин, 50 женщин и 18 стариков. Мы их искали полдня, оказали первую помощь и пошли собирать и хоронить оставшихся бывших жителей. Возле елей расположено 113 безымянных могил. Я сама лично похоронила пятерых младенцев, им и года отроду не было. Еще маленькие, худенькие, одежды на них почти и не было. Как же я жалею иногда, что до войны не вышла замуж, как ты мне, мама, говорила, что нет у меня родных детей. Я себя считала молодой, энергичной, думала, что у меня полно времени… как же я ошибалась! Только в «аду» я поняла, что не мы управляем временем и своей судьбой, а они нами, и порой это бывает коварно и жестоко.

К ночи мы справились, поужинали. В уцелевших домах, оказывается, были мелкие запасы, кукурузные лепешки, какие-то разносолы и еще что-то. Это две девчонки 9-10 лет нашли и принесли нам. Они так похожи на Сашиных девчонок, Раису и Катю. В основном уцелевшие были здоровы, они прятались в своих погребах и домах, которые почти не задело, так что уже с рассветом наш отряд думал выдвигаться в город. Солдаты поставили палатки, в каждой – по пять человек. Получился целый палаточный лагерь. Легли спать.

Далее случилось то, чего почти никто не ожидал. Над нами пролетал немецкий самолет. Конечно, наши палатки было не трудно заметить. От шума самолета все подскочили как позвонку, мы выскочили из палаток, кто в чем был, но увидели лишь хвост самолета. Все стали собираться и надеялись, что это был лишь дозорный. Но мы ошибались! Через время он вернулся, и не один, а с «подарком»: нас начали бомбить. Я ринулась к детям, но не успела добежать до их палатки, снаряд добрался первым. Я стояла пред полыхающей палаткой в ступоре. Опять смерть, опять я ничего не сделала, скоро сойду от этого с ума!!! Я забыла об уцелевших, о стариках, женщинах, о своих товарищах. Я повернулась направо и увидела бежавшую и что-то кричавшую на меня Ленку, в недоумении смотрела в ту сторону, куда она указывала обеими руками – на меня летел снаряд, а мне было все равно. Я опять не смогла спасти детей и не видела смысла спасать свою жизнь. Она подбежала ко мне, сильно толкнула, и через секунду перед ней разорвался снаряд. Меня оглушило, все тело пронзила смертельная боль, жгло, было невыносимо больно, как будто в меня кинули тысячу ножей сразу, и темнота…

Очнулась я в госпитале. В голове билась лишь пронзительная мысль: «Кто? Когда меня спасли? Где я сейчас и живы ли мои товарищи?» Я охладела от ужаса и вдруг поняла, что я не чувствую правую руку и ногу. Слегка приподняла голову. Я калека. У меня нет ни руки, ни ноги, а теперь и здоровой психики.

Сейчас многие мои товарищи поедут домой, к мужьям, женам, детям и родителям. А я лежу в госпитале! В каком? Вам не нужно знать. 15 мая меня заберут в дом инвалидов, все бумаги я уже подписала. Простите, но где пансионат я вам никогда не скажу. Наш родной дом находится в селе, оголодавшем и разгромленном, 14 человек живут в одном доме, вы его восстановите и займетесь хозяйством. Но это уже будет без меня, я буду вам лишь мешать, я неполноценная, я буду обузой! Я всегда любила мечтать, трудиться, не любила сидеть на месте, а сейчас я буду лишь грузом и лишним для вас ртом. Моя гордость не позволит, чтобы вы надо мной тряслись и бегали, мне лучше не возвращаться. Не считайте это предательством, лицемерием, я просто не смогу так жить. Это последнее письмо, которое вы от меня получите. Прощайте, живите счастливо и не ссорьтесь.

Ваша дочь, сестра и тетя, Ксения Ивановна Белоусова.

P.S. Ксения Ивановна Белоусова – героиня, которую так и не нашла её награда ни при жизни, ни после смерти…У нее нет ни орденов, ни медалей. Да они ей и ни к чему, так как главной своей наградой она считала спасенные ею жизни детей, стариков, солдат на поле боя… Мой прадед ее нашел и, после долгих ссор, уговоров и истерик привез домой. По рассказам моих родственников, она прожила недолгую, но весьма счастливую жизнь, ведь она умерла в кругу любящих ее людей!

изгой времени

– Маленький фашист!

– Фашистенок!

– Немчонок поганый!

– Немецкая подстилка ты и твоя мать! – кричали дети, гоняя по селу маленького Мишу. Он падал, но тут же упрямо поднимался и снова бежал, размазывая слезы по измученном личику.

Послевоенное время – жестокое время. Люди потеряли все человеческое, что имели когда-то, осталась лишь горстка на всех; холод, голод, боль ожесточили взрослых и даже детей, которые, казалось, должны быть носителями доброты и душевной чистоты.

А мальчишка все бежал, гонимый руганью и кулаками. Наконец, впереди, показался лес, а вместе с ним и спасительный дом, в котором ждала мамочка.