Помоги проекту - поделись книгой:
– Януш – Албер разобиделся и даже слегка перепугался. С такой лютой злобой на него посмотрел поп, какой никогда в нем до этого не бывало – Так ведь спорить нам не о чем. Бери дерево. Празднуй! То не беда. Только дай мне сперва его ветви собрать. Я все сделаю сам, а Всеятворец ведь против не будет.
Януш засомневался, а взгляд его смягчился. Он подумал – ведь и в самом же деле, вдруг дерево святое и если по воле знахаря не поступить придут беды. Да и праздника ворожба не попортит… Ворожба? В ней то и есть все беды! – на той мысли все и решилось.
– Я верный служитель Всеятворца, и много яр этому служению посвятил – спокойно заговорил поп – Мне лучше знать, чего он хочет. А ветви с дерева собирать я не позволю. Не ворожи старче и людей не тревожь да праздник не порть. А не то, не сносить тебе головы!
Поп вихрем вылетел из хаты захлопнув за собой дверь. Но через мгновение дверь снова отворилась, он взял свой тулуп мышиного цвета – Тьфу! Поганая ворожба! Прогони дождь, а не то и верно – Всеятворец разгневается! – дверь снова захлопнулась.
Поп Януш ушел, оставив на душе у старичка Албер неприятный осадок. Обиженный и опечаленный, в одиночестве он присел у открытой печи и стал размышлять, глядя на тлеющие угольки.
На утро дня ясного, навстречу солнышку светлому вышли девы прекрасные. К холмам вышли те девицы али на стога сена и крыши хат родных по забирались. Стали девицы голосистые песенки запевать солнцу красному. И просили они солнышко просыпаться раненько, говорили солнышку греть тепленько. Зазывали девицы эстас жаркий, чтоб пришел скоренько.
Так встречают утро на Благотворице.
Утро наступило – время праздник праздновать. Мужики крепкие, витязи могучие выходили на поляну зеленую да широкую под праздничным древом расстеленную. С собою они столы и скамьи приносили, крепкие все – дубовые. А за ними жены шли, караваи несли. Юноши утварь столовую да длинные скатерти волокли, девушки кувшины несли с молоком и с компотами да киселями, и медом сладким. А за ними дети вприпрыжку следовали и маленьких птичек из теста печенных в небо подбрасывали да все приговаривали: «Кукушки, жаворонки, стрижи и ласточки, дрозды да зяблики летите-прилетите, с собой тепло принесите! Вас дома ждут, леса тоскуют, прилетите-пропойте как рады вернутся в края свои родные!»
На широкой поляне столы все накрыты – к застолью готовы. Явились соседи со своим угощеньем. И боярин явился с семьёй своею, он людям привез напитков праздничных – веселящих. Их народ будет потчевать вечером, сейчас все на кушанье собрались. Уселись за стол – широк как поляна, все кушанья, сбереженные после хейма, на нем разлеглись. Шутя и общаясь в веселом гулянье люд кушал, пока не наелись – тогда опустело уже пол стола.
Раз пир остановлен, значит время подарков. И вот все спешат по домам ненадолго, потом быстро к соседям подарки дарить. Чем сподручней подарок, тем он ценнее – ненужную вещь не дари никогда. Подарки дарили, братались, любились и снова к поляне, под празднично древо все воротились, нарвав по дороге цветов полевых. Цветы вокруг древа горой уложили, по ветвям его цветные ленточки обвязали, а ствол могучий витыми узорами обстругали – украсили дерево, и стали вокруг хороводы водить.
Они все плясали и песни все пели, а солнце уже наклонилось к земле. И холодеть на поляне той стало. Мужчины в дома разошлись, а как воротились, с собою дрова принесли. И снова народ весь вернулся за стол. Костры разожгли, юный фиюн греть стали, и у огня веселясь пировали. Под сладкие песни вино разливали, да кушали люди, пока не наелись – тогда уж весь стол оказался пустым. Сыты, веселы, костры распаливши народ вокруг них пустился плясать, да прыгать чрез пламя удальцы не боялись.
Вот ночь опустилась, лишь звезды на небе. И люди притихли костры окружив. Прижавшись друг к другу и пламенем греясь народ запел тихие песни о прекрасных порах. Всеятворца прославляя те песни кончались, а люди на звезды взирая у него вопрошали. И верили, что этой ночью он с неба взирает на всех и слушает просьбы, а потом исполняет желанья людей.
Так проводят ночь на Благотворице, прощаясь с прошлым и встречая новый яр.
Благотворица выдалась знатная. Народ Всеятворца славил да веселился, и юный Остахан в празднике участвовал и со всеми праздновал. И кисели пил, и хороводы водил и песни пел. Ну и в подготовке к Благотворице как мог родителям помогал да после праздника подсобил. От того и не навещал старичка Албера. Только через три дня после праздника отпустили мальчика в гости к знахарю. Он очень рад был, соскучился. В гору чуть ли не бежал, вот только старичка он в хижине не застал. Странно это было. В такое время, утро раннее, дедушка обычно дома сидит да в огороде хлопочет. Куда же он деться то мог? Разве по делу важному ушел? Да куда? Решил Остахан подождать. Авось и явится дедушка.
Ждал долго. Скучно стало мальчику, и принялся он в дедовских закромах рыться, да в тумбах копаться. Содержимое некоторых Остахан знал хорошо. Осмотрел полочку с травками и грибочками, да все по названиям перечел. За ними проверил порошки и камешки, их тоже мальчик все знал. Затем дедовы записочки нашел и осмотрел. Среди них рецепты полезные были, мальчик почти все выучил. Он обвел взглядом всю хатку, вспоминая не забыл ли чего проверить. И нашел. Самая верхняя полочка для малыша была недосягаемой даже со скамейки. Пришлось проявить сообразительность и сноровку. Соорудил башенку из скамейки, табурета и покрывала толстого, в шесть раз сложенного.
На полочке верхней юный Остахан нашел тяжелый мешок. Мальчику пришлось поднапрячься, чтобы снять его с полки, а башенка из скамьи, табурета и одеяла от такого усилия пошатнулась. Мальчугану чудом удалось не упасть, сохранив шаткое равновесие. Облегченно вздохнув, он ослабил шнурок, которым был перетянут мешочек, и раскрыл узелок. В нем был двойной рулон пергамента намотанный на две гладкие палки с утолщенными концами и спрятанный в кожух. Который теперь завладел всем интересом мальчишеским. В нетерпении он спустился со своей башенки.
Усевшись на скамью, перед этим подложив под себя досточку, чтобы выше сидеть, Остахан достал рулон из кожуха и стал разматывать одну из его сторон. Пергамент показался мальчику очень странным, словно состоял из сетки, которая особенно хорошо была видна, если просветить ее солнечным лучом. Весь этот пергамент был исписан витиеватыми рукописями. На листах этих он отыскал много удивительных вещей, много ему не понятных и совсем неизвестных. Что-то было записано на незнакомых ему языках, что-то казалось было на его родном языке, но мальчик ничего не понимал, он не знал таких слов. Было так же много картин с волшебными знаками, кругами и рисунками. Остахан знал о волшебных кругах, дедушка Албер ему рассказывал и показывал, но он и представить не мог, что они могут быть настолько большими и сложными.
Новые знания стремительным потоком стали переполнять его голову. Он страстно хотел их приумножить и понять. Мальчик отыскал листы пергамента и начал переписывать все что понимал и даже то, что понять не мог. Он так увлекся, что не заметил, как солнце перевалило за полдень, а усталость нахлынула на него. Из-за больших стараний и через-чур большой нагрузки молодой организм переутомился. Остахан так и уснул, сидя за столом и с пером в руке.
День прошел. Закат был красен и красив. Старичок Албер возвратился домой поздно вечером. И как отворил дверь сильно удивился, встретив у себя дома юного Остахана. И не меньше удивился Остахан, разбуженный скрипом двери. Он подскочил и завертел головой. Повернул туда – где? – вспыхнул вопрос у него в голове. Повернул сюда – что? – новый вопрос себе задал. Посмотрел на деда Албера – как? – ненароком спросил он в слух. Спросонок мальчик растерялся.
– Ой! Дедушка Албер, вы вернулись. А я кажется уснул пока вас ждал. И вот… – он вспомнил, что залез на верхнюю полку без спроса, и кажется сейчас ему надерут уши. Однако стоило посмотреть на стол, как он удивился еще сильнее прежнего – Где волшебные рукописи? – чуть не вырвалось у него из уст. Ведь их то на столе не было, зато стоял ужин: буханка хлеба, несколько горячих картофелин, соленые огурчики и два стакана компота, чтобы запить.
– Прости Ханик, я ходил по важным делам. Много забот у меня появилось и будет их еще больше. А ты чего застыл? Испужался кого?
Мальчик на несколько мгновений лишился дара речи. Когда он засыпал, стол, за исключением рукописи, пергамента с чернилами да пера, был пуст. А сейчас на нем не было ни того, ни другого, но был ужин. А башенка, сооруженная из скамьи, табурета и покрывала, была вся разобрана. И табурет, и скамья, и одеяло – все на своих местах лежало. Кто же это сделал? Быть может старичок вернулся чуть раньше, когда мальчик спал, и все лишнее спрятал, порядок навел, а затем состряпал ужин и вышел не на долго из хаты? Тогда он все знает о бесстыжей проделке, и решил так по хитрости наказать подлеца. Мальчонка с испугом спрятал глаза, готовый признаться во всем. А старик, как ни в чем ни бывало, снял сумку, разделся с дороги и сел на скамью откушать желая.
– Ханик, ну ты чего так поник? Недоброе что случилось?
Мальчонка смелости набрался, но глаз не поднял.
– Дедушка, а это вы стол накрыли, кушать приготовили?
– Нет – спокойно ответил старик – Я же только вернулся. То домовик нам подал еду.
– Домовик? – удивленно воскликнул мальчик, осмелившись поднять взгляд на старичка.
– Хрум его имя. Он мне помогает теперь, за домом следит. Я сам о помощи попросил. Некогда мне теперь за хозяйством приглядывать. Хлопот выше крыши.
– Домовик? – мальчик присел за стол – Как же он это? Я и не заметил ничего.
– Не диво – старичок принялся за еду, а за одно и рассказывать стал – Домовички тихони, на глаза попадаться не любят. Все тихо и незаметно делают, пока хозяин спит или того дома нет. Домовичка никогда не увидишь и не приметишь. Он дух добрый, хранитель очага домашнего, и существо волшебное – невидимое. И даже если волшебство видишь он на глаза не явится, прятаться будет. Но коль волшебник попросит, домовик, с большой неохотой, все же появится – дедушка откусил хлеба и запил компотом – вот я его позвал и теперь Хрум каждые утро и вечер мне стол накрывает, а для обеда лукошко с едой подготавливает. И за порядком следит и за огородом ухаживает да на сад посматривает. А мне нынче некогда. Ухожу теперича рано-рано утром, а возвращаюсь под вечер. Тебе кстати Ханик домой пора торопиться, скоро совсем уж стемнеет. Давай, съешь картофелину, подкрепись да допивай компот и бегом в крепость.
– Дедушка Албер – Остахан к еде не притронулся – а куда же ты ходишь, и что ж за заботы у тебя такие новые и важные?
– Ой не морочься пустяками мой мальчик. Поешь и в крепость.
– Дедушка, но ты же говорил, что хлопоты у тебя нынче важные и неотложные. А разве может быть важное и неотложное пустяком? Скажи деда, что тяготит тебя?
– Это мое дело, а тебе не досуг совать в него нос.
– Как не досуг? Я ж теперь и домой не уйду, пока всего не узнаю.
– Не досуг, так не досуг! Чаво меня донимать? Вишь устал старче, и тебе отдыхать пора… Иди домой! А не то отец трепку устроит.
– А я дома скажу, что ты меня не пускал и ночи дожидался. Авось Ягу угостить хотел.
Ягу! – Дедушка вскочил на ноги – Не поминай бабку, беду накликаешь! Она ведьма проклятая, али дух, али чудище дикое и коварное. Вдруг она услышала, а она может услышать коль ее имя кличут, и тогда старая злодейство замыслить захочет. Под вечер из чащи выберется и тебя прихватит. А я нынче так устал, что уберечь не смогу.
– Тогда дедушка расскажи скорее о своей беде, чтобы я бабу в потемках не встретил.
Старичок скрестил руки на груди и нахмурился.
– Ничего то ты не упустишь, ничего от тебя не утаишь. Упертый! Пф… Ладно – Албер снова уселся за стол и подтолкнул оставшуюся картофелину и хлеб ближе к мальчику – Ешь. Я тебе все расскажу. Обещаю. Но не сегодня, потому как рассказ долгий, а солнце низко.
– Ну… – недовольно потянул Ханик.
– Завтра приходи, да по ране. И оденься плотнее, по лесам ходить будем.
– Будем что-то интересное искать? – мальчуган от радости раскинул руки в разные стороны.
– Да, поищем. А пока ешь и слушай как бабу-Ягу отпугивать следует… – мальчик, ободренный хорошей новостью, наконец притронулся к еде и уплетая за обе щеки внимал советам старичка.
На следующее утро Остахан застал старичка Албера с хмурым лицом и строгим взглядом. Он сидел за столом и держал в руке деревяшку похожую на маленький пенек с корешком. Из пенька тонко струился дым, но и сам дедушка выпускал ртом клубки дыма, словно внутри него тлел костер. А хмурился он из-за лежащих на столе листов пергамента и волшебного свитка. Конечно мальчик не позабыл о своем проступке, хоть и надеялся, что домовик не станет выдавать молодого проныру. Остахан за ночь уже успел придумать, что скажет старичку, однако дедушка Албер даже не дал ему шанса отбрехаться, начав браниться и причитать едва только мальчик ступил на порог.
– Хрум мне все рассказал – его тон был необычно строг, а взгляд остер и казалось пронизывал все насквозь, мальчик опустил глаза, неспособный вынести такого взгляда – как ты вошел в дом пока меня не было, как ты обыскал и осмотрел все шкафчики и полки – Остахан попытался возразить, но дедушка его перебил, а тон старичка стал и вовсе пугающим, молодой пройдоха покраснел от стыда и страха – И как ты копался в знаниях в которых не следовало бы совать носу ни тебе, ни кому бы то ни было из людей! – с каждым словом напряжение в голосе нарастало, несчастному мальчику казалось, что он вот-вот задохнется – И как ты только мог небрежно уснуть оставив на виду, столь опасные тайны, и… – тон старичка неожиданно стал мягким – и я не сержусь на тебя.
Мальчик удивленно посмотрел на волшебника, он приготовился к тому, что дедушка Албер станет гневно кричать, лупить кулаками по столу или даже всыплет пару плетей, как обычно поступает старый Димир. Остахан никак не ожидал, что будет прощен. Старый волшебник пригубил корешок, в его глазах заиграла веселость, Дедушка вдохнул и выпустив плотный клубок дыма и продолжил:
– С самой первой нашей встречи ты ко всему проявлял огромное любопытство, и я знал, что однажды, хоть не так скоро, ты доберешься до моего свитка, моего гримуара если угодно. Гримуар – так некоторые ведьмы и колдуны называют сборники своих секретов – Албер указал пальцем вверх подчеркивая важность сказанного – Этот свиток очень старый, почти мой ровесник – старичок ухмыльнулся – сделанный из папируса. Очень полезная вещь этот свиток. Каждый раз когда в голове возникает интересная идея я ее туда записываю. Так поступаю не только я, все великие волшебники так делают, а так же мыслители, пророки и даже правители – старый волшебник бодро улыбнулся – начни писать свой, не обязательно о волшебстве, пиши о чем угодно – дедушка выпустил копну дыма, улучив возможность Остахан попытался ответить, однако снова старичок ему помешал – только не думай Ханик будто бы то что я говорил ранее было шуткой! – он снова заговорил серьезно – Без должной осторожности эти знания могут представлять опасность даже для волшебников и тем более они опасны для людей волшебством неодаренных. Я не ожидал, что кому бы то ни было взбредет в голову копаться в моих стариковских пожитках, а хуже всего то, что я недооценил твою молодецкую прыть. Я сам виноват, что оставил гримуар без присмотра, и только поэтому ты не наказан. Впредь я не буду относиться к твоей любознательности так легкомысленно и тебе тоже более не позволено легкомысленно относиться к волшебству. Если конечно ты хочешь продолжить перенимать мои знания?
– Хочу, конечно хочу, у меня столько новых вопросов, что…
И опять Старичок остановил его.
– Не торопись так Ханик. Гримуар я пока спрячу. Мы начали с малого, на малом будем продолжать. Однако с другой стороны твоя выходка тоже может принести нам пользу, ведь перво-наперво, как выяснилось, мне стоит предостеречь тебя от опасностей, которые таит в себе необузданная волшебная сила. И в таком деле нам поможет то, что ты уже успел выписать из гримуара. И к слову выбрал удивительно удачно – дедушка улыбнулся и передал юноше заранее отложенный отдельно от остальных листок пергамента – Тут описано то, как следует создавать волшебные обереги. Ты конечно же не до конца понимаешь написанное, но кое-что выглядит знакомо. Я прав?
– Да дедушка. Я узнаю слова… но все это как-то… как-то неправильно написано. Непонятно как читается…
– Это древний язык, он зовется магрид. Сейчас на нем мало кто говорит и пишет. Наш собственный язык произошел из него, потому то ты видишь знакомые слова и буквы. Первым делом, ты должен научиться его понимать. И когда сможешь прочесть этот листок, тебе хватит умений сделать для себя оберег даже без волшебного дара ну или вернее почти без него, я тебе чуток помогу. А затем, ради изучения языка конечно, ты переведешь и прочие сделанные тобой записи… И… Ой… Ну да это потом… Засиделись мы – старичок поднялся и накинул на плече сумку – нет нынче времени так рассиживаться, идем Ханик, придется учить магрид в пути.
– Как? Дедушка Албер, зачем нам куда то идти?
– Ой! Я же тебе так и не рассказал…
– И точно! О нынешних ваших заботах … Я и сам чуть не забыл.
– Да. Ну… все равно уже пора идти, путь не близкий. Магрид подождет. Сперва расскажу о нашей беде…
Старичок шел вместе с мальчиком по лесной тропинке и рассказывал историю о беде, приключившейся с ним. Рассказал о живо-цвете срубленном и дровосеках-раскольниках, о старом попе и о ссоре их. Мальчик эту историю услышал и разобиделся, осерчал. Стал дровосеков и попа бранить и ругать.
– Дураки бесстыжие! Ох уж они у меня получат! Как отцу расскажу, так и… – горячился Остахан. Но дедушка Албер его не поддержал, и даже заступился за бедокуров.
– Виноваты – это может быть. Но стоит ли их ругать, да наказывать? Люди добра желали, и по совести поступали. Они и не знавали о сути живо-цвета, для них то дерево обычное, только очень красивое, и на праздник сгодится и людей, и детей порадует. И тебя дровосеки радовать хотели да порадовали – праздник то удался веселый и славный. А живо-цвета в праздничном древе даже ты не смог разглядеть.
– А вот и нет! – вспылил мальчуган – Узнал. Ну… Оно мне знакомым показалось – добавил он потупив глаза от стыда – И какая разница! Праздник, радость – благо они совершить хотели видите ли и людей порадовать, а совершили то зло! И край наш губят, и людей которых радовать хотели голодом сморят!
– И чего корить несчастных? Такова уж суть, что никто из дровосеков не ведал, что хороший поступок худым поступком обратится. Те ж не первые и тем более не последние из людей, что поневоле благо во зло обращают. Мать природа всех одаривает, вот только ежели взять с лихвой, она и наказать может – сурова наша матушка. Эта ее строгость всех людей роднит. Али если бы не на праздник срубили бы наше деревце, так на постройку дома, али на дрова, и не эти дровосеки а другие, и не сейчас так во времена грядущие. То все было бы благо для человека, что семью согревает и от опасности защищает. А семьи защита бесспорно является поступком хорошим. Все в мире люди заботятся о благе настоящего, но к сожалению, иногда это сулит вред благу грядущему. От того я и считаю, что мужиков винить не стоит.
– А кого тогда стоит?
– Почем знать? Да никого. Случай! Он проказник великий.
– Значит дедушка, говоришь не винить и не казнить дровосеков, но ведь их руки, их топоры зло совершили. Они, пусть и поневоле – злодеи, а за свои дела не ответят!
– Ответят, но не пыткой тяжкой и наказанием суровым, а по-другому. Ибо нам простить их нужно за незнание и не корить об этом. А мужики должны бы прощение заслужить, взяв за свой поступок ответственность. Так как правильно ты говоришь, что их руки и топоры худо дело свершили, и этими же руками худые дела поправить следует, и тем самым у матушки природы прощения выпросить. Ведь исправление всегда важнее наказания. Такова ответственность человеческая – коль сотворил злодеяние, должен в себе силы найти покаяться – ошибку свою признать и переправить. Деяние такое воистину достойно прощения. А признание вины – самое важное, от него все добрые дела начинаются, и оно самых больших усилий требует. Потому что только человек по-настоящему сильный волей, своего недостатка не испугается. Ну а слабак воспротивится и не признает, только слабость свою гордостью оправдывать будет.
– А дровосеки ошибку признали? Готовы ответственность взять?
– А то как! Конечно признали, сразу покаялись и меня послушались. Но вот в чем беда, поп Януш вмешался и не велит им помогать мне.
– Ах он гадкий! Каяться не хочет!
– Нет, с братом Янушем совсем другие дела обстоят, он ведь живо-цвета не рубил – дедушка вздохнул – старый думает будто его Всеятворец направил. Оно может конечно так и быть, но только если Всеятворец всемогущий наших бед пожелал. А я в это не верю. Брат Януш конечно же мнит себя правым, да и тут его упрекнуть не в чем. Столкнувшись с полным незнанием любой человек вынужден полагаться на мнение. Но как понять верно ли это мнение или это мнение ошибочно, ведь ни того ни другого не докажешь не обретя полного и уверенного знания. У меня такого знания нет, но его нет и у Януша. О помыслах Всеятворца мнений великое множество, зато знаний о них нет и не было ни у кого, кроме Пророков. А убеждать старика следует разумными способами, чтоб сам свою ошибку понял, а иначе не уразумеет и мнения не поменяет. Ну а как уж Януша убедить я не знаю. В мои слова он не верит и в волшебство тоже. Для него только Всеятворец чудеса сотворить сможет, а моих он не признает.
Старичок, утомившийся в пути, уселся на пень передохнуть и пригласил мальчика посидеть рядом с ним.
– Ох уж времечко. Когда я был совсем юн, в людские чудеса верили все, ну а о существовании Всеятворца и вовсе не ведали.
– Ха-ха, как это о Всеятворце не ведали. Об нем все люди знаю и даже дети, ну а птицы да животные и подавно. А горы его помнят, он же их из камней и глины лепил.
– В то время люди другие были и о другом говорили. Пока не явились Пророки, люди Всеятворца не знали и в Великих Владык веровали. Повелителей небес, земли, воды и подземного мира, куда только мертвые ступают.
– Что? Я о древних владыках ничего не слышал. Кто они?
Поделиться книгой: