Сидящий на кромке стола майор накренился к самому его лицу.
— Рассказывай. Почему ты так испугался, когда нас увидел?
Нищий заерзал на кресле.
— Твой испуг как-то связан с убийством замначальника вокзала?
Тот замер.
— Да я тут ваще не при делах, начальник! — чуть согнувшись, просипел он.
— Чего шепотом, кого боишься? — поднял брови Векслер.
— Не томи, гунявый! — вмешался участковый. — Ты не партизан в гестапо. С твоей-то красной рожей и глазами срущего лесника выглядишь совсем жидко. Будешь косить на вольтанутого — закрою в пердильник, посмотрим, сколько ты протянешь без своего стенолаза, — кивнул он на пузырек.
Мужика заметно трясло.
— Еще соточку? — участливо спросил майор.
Тот, икнув, лихорадочно качнул головой.
— Командир, расслабься, — остановил полезшего вновь в карман майора Дробот.
Офицер вышел на перрон и буквально через минуту вернулся с дежурным старшиной. Тот, густо покраснев, полез рукой за настенную панель и выволок оттуда запечатанную сургучом чекушку.
— Соточка сейчас, остаток с собой, премия... Но ты нам рассказываешь все и не пытаешься соврать. Договорились? — приготовился налить в чистый стакан Векслер. — Или, клянусь, мы тебе жизнь капитально испортим.
Мужик опять судорожно кивнул и впился глазами в пузырик.
Опергруппа, умостившись в легковушке областного отдела УГРО, легко катила по весеннему Ворошиловграду.
— Шила?
— Ага, Юрок Шилин, босяк с Горской. Все никак не закрою утырка. — Дробот недобро улыбнулся. — Чую ж ведь, крутится мелкий выпердыш в какой-то гнилой теме, а прихватить повода не было. Да... И за вокзал я не подумал, а его оттуда калачом не выманишь. Ну, теперь не спрыгнет. Душу с этого сучонка я сегодня-таки выну... И пусть молится, чтоб взад поставил, — заржал участковый.
— Валек!.. — начал было Векслер.
— Да помню я, помню, командир!
— Смотри мне... — Оперативник вдруг повернул голову к Узлову: — Старшина, почему у тебя собака все время с правой стороны?
— Левша я, товарищ майор.
— Это я заметил. Как же ты наган вытаскиваешь?
— Да вот мой наган, — кивнул он на Фросю. — Сорок два патрона в обойме.
Собака, понимая, что речь о ней, чуть наклонила голову и впилась в хозяина преданным взглядом.
— Лады, уверен, что найдешь?
— Да что его искать-то? — хмыкнул капитан. — Раз не на вокзале, значит, или в Горького, либо у стадиона пиво дует. Ты не волнуйся, все сделаем, дядь Жень.
Высадив Векслера у Каменнобродского РОВД, участковый не вытерпел и высунулся в окно.
— Палыч! А как ты понял, что Клешня — ряженый?
— У него одновременно за Берлин и Прагу, — бросил на ходу майор.
— Вот же ж, — засмеялся капитан, и группа укатила в сторону городского парка.
Скромно приютившаяся с угла стоянки парка имени Максима Горького, прямо напротив декоративной колоннады, машина оперативников не была видна целиком со стороны немногочисленных гуляющих, зато вход и центральная аллея парка из автомобильных окон просматривались милиционерами просто насквозь.
— Вон он, наш герой, — участковый кивнул головой на шумную группу молодежи возле пивной палатки. — Восемь, девять, десять... Нет, этот не с ними... Девять... Девять рыл, — подытожил он.
— Не похожи на уголовников, — подумал вслух Узлов.
— Та то мы, дружбанчик, прямо сейчас выясним. Ты со стволом, Владушка?
— Да, товарищ капитан... У вас за сидушкой.
Участковый перегнулся через заднее сиденье, выволок ППШ и, отдав его сержанту, напомнил:
— Еще раз, бойцы! Владлен кладет толпу харей вниз, если кто возбухнет — очередь над головой и команда «лежать-бояться». Я нежно беру Шилу за жопу. Он в сером пиджачке и картузике — всем видно? Да, да — вот это жидкое, кручено-верченое, чернявое. Если пойдем в нештатную, то Фрося работает только по подозреваемому.
Капитан осмотрел группу:
— Да, надо было нам в цивильном выходить... Ну да ладно, пошли...
Выйдя из машины и неспешно переговариваясь, они двинулись по центральной аллее.
Дробот занял позицию слева — со стороны группы с Шилой. Влад чуть приотстал справа, чтобы раньше времени не светить автомат, висевший на правом плече по-охотничьи, стволом вниз. В центре возвышался Узлов с собакой.
Метров за пятьдесят до пивной их заметили, компания притихла, а шагов за двадцать Фрося вдруг выступила чуть вперед и, подняв нос, шумно потянула воздух. И тут у Шилина не выдержали нервы.
— Шухер! — взвизгнул он и рванул наискось по парку.
— Стоять! — дико заорал капитан и кинулся за ним, придерживая на ходу фуражку и вырывая из кобуры наган.
В ту же секунду, стелясь около его ног, мелькнула черно-бурая тень Фроси.
За спиной участкового остались крики милиционеров и лязг передернутого затвора ППШ.
Овчарка и правда умела многое. На невероятном, пружинистом галопе быстро догнав мчавшегося сломя голову парня, она без единого звука, буквально выстрелив, пролетела пару метров и, словно городошной битой, снесла его с ног, успев на лету основательно вцепиться в ляжку — взяла всей пастью чуть выше колена.
Парень истошно взвыл, но, не растерявшись, тут же попытался со всего замаха засадить ей меж лопаток выдернутую из-за пазухи заточку. Фрося все видела. В неуловимое мгновение она отпрянула чуть назад и в сторону и тут же с хрустом ухватила парня за вооруженную руку. И рванула на себя с такой звериной мощью, что тот вначале захлебнулся собственным криком, а потом, словно борец на ковре, начал, вереща, плашмя молотить левой ладошкой по траве.
Дробот и старшина подлетели практически одновременно.
— Сторожи его, пока я со шпаной разберусь, — на ходу убирая револьвер, скомандовал участковый Узлову, бравшему на привязь собаку.
Шила, скрутившись калачиком, тихо поскуливал на травке.
Восемь парней с руками на затылках молча лежали в кружок на залитом пивом асфальте под прицелом Владлена, и ни о каком неповиновении или попытках разбежаться речи больше не шло.
Перевязанный бинтами Шилин со спущенными штанами и окровавленной, скомканной рубашкой совершенно не походил на преступника. Двадцатилетний худощавый, среднего роста мальчишка производил впечатление типичного обитателя послевоенного Камброда — такой себе молодой работяга паровозостроительного или патронного завода.
Войдя в коридор камер предварительного заключения, майор остановился, разглядывая задержанного. Тот, ссутулившись, сидел боком на табурете, баюкая порванную руку.
— Нарядно! — оценил старший группы внешний вид парня и его багрово-лиловую половину лица с отекшим до узкой щелочки правым глазом. — Валек, мы ж договорились вроде...
— Кхм... Дядь Жень, вооруженное сопротивление, попытка к бегству, покушение на убийство... — неуверенно начал участковый.
Тут кашлянул вытянувшийся по стойке «смирно» кинолог.
— Виноват, товарищ майор. Моя вина. Осерчал, — пробубнил Узлов.
Векслер вопросительно повернул голову к Дроботу.
— Да эта шелупонь чуть Фросю не пришила, ну, наш старшина ему свет и потушил... — И, повернувшись к кинологу, участковый взвился с пол-оборота: — Колян, ты лопатой в следующий раз по роже лупи, а не своей грабаркой, хорошо?! Со всех меньше спроса будет!
— Тихо, — негромко остановил их оперативник и, подойдя к столу, поднял за острие и торец рукоятки заточку.
— Видал, с какими свиноколами шпана ныне ходит? — повернулся он к участковому.
В руках опасно темнел штык от трехлинейки, переделанный в подобие стилета. Роль рукояти выполнял пропитанный мебельным лаком шнур, намотанный сразу за спиленным креплением, а вместо гарды была насаженная по горячему шайба с загнутыми к лезвию боковыми дужками. Вторая сплюснутая шайба выполняла роль импровизированного навершия.
— Практически мизерикордия, или как оно там, в ляд, называется, — оценил поделку капитан.
— Угу... Вызови сюда Эдуарда Константиновича, — кинул старший группы дежурному и подошел к заметно сжавшемуся Шилину.
— У тебя ровно пять минут, чтобы подумать, а потом быстро ответить на несколько моих вопросов. Или продолжить знакомство с нашей собачкой и ее хозяином. Понял меня?
Задержанный затравленно смотрел на оперативника.
— Эдик на выезде, что нужно сделать? — раздался сзади женский голос.
— Возьми заточку на столе и пиджак. За пазухой, под левым рукавом, по шву вшиты брезентовые ножны. Сними с клинка пальчики и исследуй брезент на предмет следов крови. Только все это надо сделать очень быстро, — кинул Векслер вошедшей Зое.
— Все прям сейчас отработаю, Евгений Павлович.
Подождав, пока она выйдет, майор повернулся к дежурному:
— Перекур пять минут, сержант.
Взяв второй табурет, сел напротив Шилы. Опершись обеими руками на тросточку и немного наклонившись вперед, спросил:
— Почему ты зарезал Трофимова?
Шилин диковато оглядел офицеров, комнату, кинолога с собакой и с широко раскрытыми глазами прошептал:
— Я его не резал...
— Хорошо подумал?
— Клянусь мамой, не я. Мы с ним собачились пару раз, но это не мой грех. Не я его колол.
— Так кто? Скажи.
Парень вдруг сжался и опустил глаза.
— Я понял, — вставая, отрезал опер. И, повернувшись к участковому, отрывисто бросил: — Не бить. В рапорте укажете три атакованные конечности.
Он мотнул головой Дроботу: мол, идем.
Перед самой дверью их остановил истошный вой. Шила, корчась от боли, на коленях полз к ним и, мешая сопли с юшкой, голосил:
— Все, все расскажу, начальник, все!!!
Фрося, подобравшись, замерла в своем углу, вопросительно пожирая глазами Узлова.
Отдышавшись и выпив подряд три стакана сырой воды, Шилин с ходу заявил:
— Убил не я, кто — не знаю... Но это Криндычихина работа, больше некому.
Векслер посмотрел на участкового.
— Криндычева, тварина жирная. Самогонная герцогиня Камброда. Все уворачивалась, теперь не отпетляет...
— Я ее знаю?
— Может, и знаешь, — неопределенно пожал плечами Дробот, — такая гренадер-баба типа «ходячий сортир». Старая лярва...
— Дальше?! — повернулся майор к задержанному.
— Он, как пришел на вокзал, сразу стал порядки наводить, ну и нам всю работу ломать...
— Какую работу, Шила?!
— Ну, торговлю... Самогон, снедь всякую, нэп наш ломать...