Группа Векслера

— В форме, на службе... Чего плачешь?!

— Да я так... В жилетку тебе пожалиться, дядь Жень, — откровенно заржал капитан.

Майор внимательно посмотрел на собаку. Рослая и крупная в груди, с мощным лбом и широкими лапами овчарка все это время неподвижно сидела чуть поодаль с диском смотанного в круг брезентового повода у ног. На шее красовался кожаный ошейник с толстыми стальными квадратами, словно черепица, приклепанными на него внахлест по кругу.

— Похоже, Фрида не только «в верхнее чутье» умеет? — отметил вслух Векслер.

— Фрося все работает, товарищ майор, — буркнул в ответ старшина.

— Фрося?

— То не я ее называл...

— Понятно, — Векслер дружески хлопнул его по плечу, — я тоже немецкое... не очень.

Он повернул голову к Дроботу:

— Бери Николая и собачку, дуй к себе, и чтобы они оба были устроены до начала совещания. Одна нога там, одна — здесь.

— Все будет путем, командир! Устроим в люксе шик-модерн, — засмеялся капитан, заводя свой мотоцикл.

Узлов неуловимым движением отдал какую-то команду. Собака, подхватив пастью поводок, аккуратно запрыгнула в коляску, а старшина, кинув туда еще и свой вещмешок, уселся на заднее сиденье.

***

— Давай знакомиться, капитан. Время есть. — Векслер, щелкнув кнопкой, протянул раскрытый портсигар Туманову.

Мельхиоровая коробочка с выдавленным на крышке борющимся с тигром витязем, судя по проступившей по всем углам желтизне, прошла бок о бок с владельцем немалый срок.

— Спасибо, не курю, — капитан, особо не прячась, рассматривал нового напарника. — Кстати, мы на «ты» или на «вы»?

— На «ты», конечно, что за вопрос, опер? — закуривая, улыбнулся майор.

Никита присмотрелся к наградным планкам.

— Что за медали после ЗБЗ*?

— Будапешт, Вена, Прага...

— А последняя внизу?

— «За победу над Японией».

— Да, точно! Ты был в Японии?

— В Маньчжурии...

— Круто. И в ногу там же?

Векслер, не сводивший до этого внимательных глаз с собеседника, затянулся и после краткой паузы ответил:

— Два осколка в Венгрии. Но то такое... Потом — пуля. Там же. Полтора сантиметра кости — в труху, ногу, как рождественскую утку, раскрыло. — Он помолчал. — Во дворце Хорти в госпитале лежал. Мраморные ванны. Красота... Но ты мне лучше скажи, чего Пэ-Пэ тебя макнул вместо «здрасьте»?

Капитан широко улыбнулся:

— Да то мы с ним разговор долгий поимели по поводу стиля работы. Он у вас предпочитает поле и ноги, а я считаю, что опер УГРО должен в первую очередь работать с делом, с вещдоками, вникать в малейшие детали и нюансы.

— Я понял. Ты у нас кабинетный ученый?

— Ну, где-то, может, и так, только если не утрировать, — примирительно улыбнулся Никита.

— В преф умеешь?

— Да нет, не очень, — удивился Туманов. — Семья, все такое... Жена, две девочки-погодки, свой бабский батальон.

— Семья — это хорошо. Правила-то хоть знаешь? Понимаешь, где игра втемную, а где карты на стол?

— Конечно!

— Тогда вскрываемся! — вдруг с нажимом отсек Векслер. — Пропали две девки молодые. Чую, что с концами. Убит замнач вокзала. И четко шлепнули, профи работал. Ты с Пэ-Пэ поговорил, но, видимо, не понял. Завтра с нас начнут снимать стружку, — он сделал гладящий по воздуху жест, — причем без наркоза, и подполкан вовсе не шутит про «больно». С него с первого спросят. Тогда уж не поздоровится всем — ты просто мало его знаешь и ведешься на эту ровную вежливость. Мне в группе астрономы не нужны. Или мы пашем и рвем садюгу, либо я тебя тупо снимаю с расследования. Таков весь сказ до копейки. Твой ход, капитан!

— Пашем и рвем, — спокойно глядя в глаза майору, ответил Туманов.

***

Когда сзади послышался шум автомобильного мотора, тяжело шедшая по проселку женщина остановилась, поставила корзину, опустила стоймя завернутые в простыню лопату и тяпку и, выставив козырьком ладошку, посмотрела на приближающуюся полуторку. Потом взяла свои вещи и сошла на обочину.

Машина сбавила ход и остановилась рядом. Совершенно седой старик, сидевший возле шофера, поздоровался. Она ответила, с интересом разглядывая двух мужчин.

Старик раскрыл карту и что-то спросил. Женщина улыбнулась, отирая пот со лба, а потом подошла к двери машины и заглянула в открытое окно. Седой ткнул пальцем в карту. Тетка махнула рукой по курсу, а потом, ласково тронув старика за плечо, о чем-то попросила. Он окинул ее взглядом и прикрикнул на водителя.

Шофер вылез, неторопливо потянулся, открыл задний борт и тоже внимательно посмотрел на женщину. После чего, ловко запрыгнув в кузов, протянул руку. Она подала ему тяпки, кошелку и, встав на стальную петлю, протянула руки. С усилием втянув женщину в кузов, он осмотрелся, потом дважды завернул сложенный на полу кузова брезентовый тент, помог ей сесть спиной к левому борту и показал рукой на угол кабины. Кивнув, она улыбнулась.

Водитель еще раз подоткнул под нее брезент и показал пальцем на край кузова перед кабиной. Женщина повернула голову. В это время шофер выдернул правой рукой из-под брезента плоскую киянку и наотмашь ударил ее в затылок. Тетка, охнув, стала сползать вниз. Он нагнулся и второй раз огрел ее по темечку. Тело, конвульсивно задрожав, тут же обмякло.

Шофер сложил рядом с женщиной вещи, накрыл все брезентом и, осматриваясь, встал в полный рост. Постоял, глядя по сторонам, потом закрыл кузов и забрался в кабину. Старик еще какое-то время осматривался в лобовое стекло, окна и зеркала заднего вида, после чего утвердительно кивнул. Машина поехала, оставив на месте стоянки едва заметную растянутую лужицу.

Глава 2. Железнодорожный вокзал

— Сейчас будут новости, — негромко сказал Векслер, так, чтобы его услышал только капитан.

От здания городского управления им навстречу быстро шагал Петр Петрович, по привычке придерживая левой рукой отсутствующую на боку шашку.

— Еще одна пропажа, встречаемся позже, — сообщил офицерам подполковник.

— Девушка?

— Нет, женщина. Пятьдесят восемь.

— Ух ты...

— Вот и я о том же... — Он махнул рукой старлею: — Садись в машину, Плакида, сейчас едем! — И, вновь повернувшись к операм, продолжил: — Сейчас солдатики прочесывают посадку между городом и Металлистом. Ушла на огороды и не вернулась.

— Затопчут...

— Давай ты это прокурору расскажешь, хорошо?! Меня есть кому... — он выразительно замолчал. — Ладно, перекурим. Ты со мной?

— Нет, Петр Петрович. Заберу своих, и поедем потрошить вокзал.

— Вот за что я тебя люблю, Женя, так это за умение слышать. Наизнанку и не стесняясь, вцепись в дело, как ты умеешь, — всей пастью.

Майор внимательно посмотрел на Туманова.

— Если вы не против, Петр Петрович, капитан от вашего имени даст команду собрать все дела о пропажах людей, начиная с момента освобождения города, и заодно попросит Сретенского, чтобы подобные дела свезли сюда со всех пяти городских районов, а также из Александровского и Славяносербского РОВД.

— Не против... — подполковник поднял лицо вверх, выпустив в небо столб дыма.

— На пару с Эдиком сравнишь, включая сегодняшнюю ориентировку по пропавшей. Работа для мыслителей. Накопайте хоть какую-то взаимосвязь, кроме Камброда. Как ты там говорил — нюансы и детали? Ну вот, как раз, — обратился майор к напарнику.

— Есть, — спокойно ответил Туманов. — Разрешите идти?

— Давай, капитан. Очень на тебя надеюсь, — ответил начальник ГОВД и, повернувшись к Векслеру, хлопнул того по предплечью. — Как вернешься, сразу ко мне. Удачи!

***

На платформу Ворошиловградского железнодорожного вокзала можно было попасть с двух сторон: между пустырем и брусчаткой подъезда, где, собственно, и было обнаружено тело Трофимова, или со стороны основной дороги с упиравшимся в саму платформу поворотом тупика.

Пока Векслер разглядывал разношерстную группу нищих, стоявших аккурат между подъездом и самым началом платформы, Дробот зацепился с торговками, оккупировавшими дальний выход на остановку.

— Сколько раз говорить: со своими оклунками на платформу не вылазить?! Схватили рухлядь и сдрыснули на фиг, как мухи с собачьей какашки!

Он развернулся к старшему сержанту с красной повязкой на рукаве:

— Тебе, сержант, сколько напоминать?! Они у тебя скоро самогоном в разлив торговать начнут.

— От домахався. Шоб у нього в горли пирья поросло, — негромко сказала своей товарке молодая, немного потасканная торговка.

— Что ты там сипишь, пердлявочка?! — развернулся к ней капитан. — Уля! Язык не с того места выдернула? Да, глистоноша?! Сейчас заведу такую умную в дежурку, задеру твое жизнерадостное платьице венерической расцветки и отхожу ремнем — до кровавых волдырей на плоской жопе! Поговори мне еще тут, овца базарная...

Он повернулся к сержанту:

— Всех за территорию вокзала. Быстро!

— Капитан, — окликнул его Векслер, в упор рассматривая нищих, — всех знаешь?

— А как же...

Немногочисленная группа вокзальных попрошаек выглядела достаточно живописно. Двое калек-ветеранов. Один, опираясь на костыль, стоял на ступе деревянного протеза согнутой в коленном суставе левой ногой. Короткая культя поверх поношенного галифе была затянута носком.

На груди тихо позвякивали две медали — «За оборону Ленинграда» и «За победу над Германией». У второго не хватало кисти правой руки, а красное, как вареный рак, предплечье, словно клешня, от запястья почти до самого локтя было разделено хирургом на два длинных пальца лучевой и локтевой костей, которыми он нервно тер теперь штанину никогда не глаженных брюк. На его рубахе вразнобой висели четыре наградные планки: две в сцепке и еще две порознь. Рядом топтались три испитые тетки, та, что помладше, — с синдромом Дауна, и несколько алкоголиков разной степени опущенности.

— Как жизнь, босота?!

— Сидим, пердим — небо коптим, начальник, — лениво ответил за всех инвалид с клешней и протяжно зевнул.

— Он ряженый, — вдруг сказал майор, не сводящий сверлящего взгляда с калеки.

— Конечно, дядь Жень! — заржал участковый. — Старый знакомый, в смысле состариться можно, его похождения пересказывая.

— А чего старый-то? Чего?! — взъерепенился вдруг мужик. — Я у тя шо-то крал?! Шо ты с меня жизню цедишь? — заорал он благим матом на весь вокзал.

Дробот чуть набычился, опустил голову и сделал ровно один шаг.

— Ща приморю, падаль... Захлопни поддувало!

Мужик тут же заткнулся и, как-то разом выдохнув и сгорбившись, полез в нагрудный карман рубахи за папиросами.

— Старшина! — повернув голову, позвал Векслер. И когда тот подошел, скомандовал: — Этого — в дежурку!

***

В полуподвальном помещении дежурной части линейного отдела железнодорожной милиции, ютившейся с противоположного от платформы глухого торца вокзала, осталось пятеро: два офицера, кинолог с собакой и истеричный инвалид.

— Ну, колись: из-за чего в этот раз кальсоны в жопу забились, а? Чё пасть разнуздал при людях? Просохнуть не успел или на кочергу сел, синяя рожа? — терзал капитан заметно трясущегося мужика.

— Валентиныч! Хлебом клянусь! Штырит меня... Траванулся вчера чемером*, паскудно мне... Прости, родной, бес попутал!

— Мне такую родню, как ты...

— Валек... — перебил его вдруг Векслер. — Тут спиртное продают где-нибудь?

Участковый удивленно посмотрел на майора.

— Конечно, дядь Жень, в буфете за кассами...

— Узлов, не в службу, а в дружбу... — отсчитывая деньги, обратился оперативник к старшине. — Метнись, пожалуйста, с Фросей на вокзал и купи один мерзавчик водочки. Прямо сейчас! — Векслер отдал ему деньги и добавил вслед уходящему кинологу: — И пирожок какой у бабок. Сейчас мы тебя полечим, — обратился майор к мужику.

Буквально через пару минут перед попрошайкой появился стограммовый пузырек и пирожок с капустой.

Отказавшись от стакана, тот буквально высосал водку из горлышка и лишь понюхал разломанный пополам пирожок.

— Харчами брезгуешь? — недовольно пробурчал Дробот.

— Закусь градус убивает, — пояснил нищий.

— Отпустило? — участливо поинтересовался Векслер.

— Ну, не так, шоб сразу, но дыхание в нашем организме теперь присутствует, — ощерился гнилым ртом собеседник.