Слёзы гарпий

Я выжал педаль газа, и машина рванула в ночь.

Глава 4

Мой дом – моя крепость. Двухэтажный коттедж в спальном районе города – более чем скромно. Но это место, где я могу сделать выдох и уснуть, не опасаясь быть растерзанным крикливыми, вечно голодными тварями.

Дорога от гаража вела по заросшему сорняком саду. Мимо прекрасного куста белых роз, будто светящегося в лунной ночи.

Это было год назад. Одетая в коротенькие шорты и сексапильно расстёгнутую рубашку, Элизабет усердно вкапывала свежий куст в землю. Я сидел за её спиной в инвалидном кресле, бледный, заросший щетиной, с вытянутой на специальной подложке ногой, и пустым взглядом наблюдал за кипящей работой супруги.

Заметив мой взгляд, Элизабет тут же вскочила, отряхнула шорты и игриво обвила мою шею руками, помахав грязными перчатками.

– Не боишься, что испачкаю тебя землёй? – прошептала мне на ушко любимая.

– Наоборот, – я старательно выдавил из себя улыбку. – Я мечтаю об этом!

Я усадил жену к себе на колени, и перчатки полетели на землю.

– Раз у тебя сегодня хорошее настроение, то, может, мы всё же подумаем насчёт ребёнка? Любимый?

Элизабет села на корточки и взяла меня за руки. Я отвернулся.

– Я… Я не хочу. Не говори больше об этом.

– Ну пожалуйста, Звой! Послушай меня! – затараторила Элизабет в исступлении. – У нас родится ребёнок, и тогда ты найдёшь в себе силы жить дальше! Быть счастливым! Я так хочу этого!

Меня бросило в жар. Лицо исказилось от ярости и отчаяния, смешанных в одной бочке.

– Да о чём ты говоришь??? Какое такое счастье, Лиз??? Если у нас будет мальчик, то я не смогу играть с ним в футбол. А если девочка – не смогу надрать задницу тому, кто захочет обидеть мою принцессу!

Горячая слеза предательски защипала уголок глаза.

– Пойми ты! Я не смогу встать и надрать ему зад! Прости… Прости, Лиз…

Приходилось не моргать, чтобы солёная засранка не скатилась по щеке. Элизабет сдержанно поцеловала меня в волосы и направилась к дому, делая вид, что ей абсолютно не больно от моих слов.

– Ничего. Это ты прости меня. Схожу тебе за соком.

Да, сейчас она проревётся в ванной, включив сильный напор воды, затем умоется, нальёт сок и вернётся ко мне, продолжая нести с собой свет в моё жалкое существование. Я ненавижу себя за то, что она до сих пор меня любит…

Я отвлёкся от тяжёлых воспоминаний и поднялся на второй этаж, волоча рюкзак по ступенькам. Упав на широкую двуспальную кровать, застеленную красивым шёлковым бельём, я крепко зажмурил глаза…

В тот роковой день она была одета в блузку цвета шампанского и обтягивающую юбку-карандаш цвета кофе с молоком. На ногах, в тон юбке и сумочке были обуты обалденные туфли на высоком каблуке. Я обожал точёную фигуру своей жены и теперь лежал, охраняя её сумочку, точно собака, и наблюдал за тем, как Лиз поправляет белокурый локон, выпавший из аккуратно собранных вверх волос. Застёгивая чемодан, Лиз послала мне воздушный поцелуй и вдруг резко побледнела. Шатаясь, словно пьяная, она поспешно зашла в ванную комнату и захлопнула за собой дверь.

Я взволнованно заворочался, приподнявшись на локтях и вытянув шею, точно страус, позвал жену:

– Лиз! Лиз! Что с тобой, дорогая? Тебе плохо?

В ответ на мои вопли дверь ванной распахнулась, и Элизабет прошла к комоду, на котором стояла бутылка с водой.

– Ты был прав, дорогой. Вчерашние устрицы не пошли мне на пользу. Отравилась перед самым отъездом.

Лиз непринуждённо улыбнулась и сделала глоток воды.

– Выпью таблетку и буду через час как новенькая. Ты чего вскочил? Не переживай за меня. Томми вот-вот приедет и поможет тебе меня проводить.

– Эти устрицы – явный знак, чтобы ты осталась, – проворчал я. – Может, отменишь? Ты всё-таки в отпуске. Неужели эти остолопы не могут найти того, кто сможет вместо тебя оформить сделку с покупателями?

– Я выпью таблетку, – твёрдо повторила жена. – Мы уже говорили об этом. За контракт мне заплатят круглую сумму. Тогда мы сможем наконец-то сделать тебе операцию. Я обещала тебе, что ты сможешь стоять. И ты сможешь!

Звонок в дверь прервал их дискуссию, и Элизабет торопливо спустилась вниз, громко цокая каблуками.

– Вот и братик пришёл! – радостно сообщила мне жена с первого этажа. – Иду я, иду!

Я сразу представил тяжёлую для меня картину того, как худой светловолосый парнишка двадцати четырёх лет в очередной раз тащит меня по ступенькам, стараясь изо всех сил не показывать, насколько сильно ему жаль свою сестру.

Спускаясь, я старательно передвигал правой ногой, потея и сжимая челюсти. Конечно же, от моих усилий особого толку не было. Наконец Томми усадил меня в инвалидную коляску и с облегчением выдохнул. И снова пошёл наверх, чтобы забрать чемодан Элизабет. Я с ненавистью уставился на колёсики своего транспорта. Как я устал быть в тягость! Устал видеть эти переполненные жалостью лица. Здесь меня держит лишь надежда на положительный исход сложной операции. И все мои мысли поглощены лишь этим. Если я не встану, то не буду более отягощать Элизабет своим присутствием. Я понимаю, что огромная любовь ко мне мешает ей двигаться дальше. Я ведь инвалид, но не идиот.

Проехав через сад к припаркованной у калитки синей Тойоте, я принялся наблюдать за тем, как Томми загружает чемоданы в багажник.

– Что-то ты бледновата, сестрёнка, – заметил Томми, закончив с погрузкой. – Может, тебе забить на работу?

– Не сидите за телевизором до ночи, мальчики, – Лиз чмокнула брата в щёку и бросила сумочку на сиденье. – В десять баиньки!

– Ну очень смешно, – повел бровью Томми, кисло улыбаясь.

Поцеловав меня в губы, Лиз села за руль.

В небе собирались тёмные тучи, а вдалеке загремел гром. Отговаривать жену было бесполезно, поэтому я молча проводил взглядом отъезжающую машину и направил коляску к дому. Въехав по специальному пандусу на крыльцо, я повернулся к идущему рядом Томми.

– Может, зря отпустили её одну? Нехорошее предчувствие у меня.

– Не накручивай себя. Щас футбол начнётся, пошли.

Томми зашел в дом, беззаботно насвистывая себе что-то под нос. Почувствовав себя параноиком, я собирался было последовать за родственничком, но порывистый ветер заставил вздрогнуть и обернуться. Синяя Тойота уходила вдаль, мелькая за деревьями длинной аллеи. На фоне нависших туч блеснула молния, освещая расстилающиеся зелёным ковром поля…

Резко завопивший мобильник вырвал меня из глубокого сна. Я сел на кровати и глянул на экран. Звонил Томми.

– Привет, Томми. Как ты?

– Здорово! Нормалёк. Ты где?!

– Пока дома, но скоро улетаю. Давай встретимся через час в кафе, где всегда.

– Чувак, возьми меня с собой! Я помогу найти золотую страшилищу. Мы её грохнем, добудем слёзы и спасём сестрёнку вместе!

– Мы уже обсуждали эту тему. Исключено. Лучше будь рядом с Элизабет. На острове очень опасно.

– Поздно. В общем, я уже на Крите. В жилой части. Предлагаю встретиться вечером в кафе «Престиж». Ты должен знать, где оно. Часам к восьми вечера как раз успеваешь подрулить.

В комнату пробились первые лучи солнца. Я непонимающе заморгал и потёр глаза.

– Ты?! На острове?! Какого чёрта ты там делаешь, Томми?!

– Припорхал туристическим рейсом поутру. В данный момент осматриваю местные достопримечательности. Ууууххх… я тебе скажу. И почему ты молчал, что здесь так много сексапильных загорелых туземок?!

– Томми, блин. У тебя с головой плохо? Какие, к чертям, туземки?! Жди. Где-то через двенадцать часов я тебя убью.

– Отлично! Видишь, какой у тебя сразу стимул появился шевелиться быстрее? Я закажу тебе кофе пораньше. К семи.

Я нажал на отбой и устало поднял глаза к потолку. Пора собирать рюкзак.

Приняв душ, побрившись и надев свежие джинсы с футболкой, я кинул в рюкзак большую горсть мандаринов и нектаринов. Готово.

Я подхватил рюкзак и заковылял вниз по лестнице. Добравшись до ангара, я поздоровался с игравшими в карты пилотами и торопливо прошёл к своему двухместному самолёту цвета хаки. Я кожей чувствовал, как сидящие за пасьянсом мужики бросали на меня сочувствующие взгляды, что каждый раз сильно раздражало. Я резко открыл скрипучую дверцу и закинул рюкзак поверх лежащих за сиденьями пледов. Ну, что ж, синяя ампула, пришло твоё время. Переждав, пока утихнет боль от укола, я вывел самолёт из ангара и плавно поднял в голубое небо.

Многолюдные улицы острова Крит ярко освещались горячими лучами вечернего солнца. Люди здесь всегда приветливо улыбаются друг другу, дороги аккуратны и чисты, а балконы домов украшены шикарными цветами. Я спешно прохромал мимо фотографировавшихся туристов, старательно смотря перед собой. Чёрные круги под глазами слишком явно выдавали отсутствие простых радостей в жизни. Зайдя внутрь кафе, я осмотрелся. За дальним столом сидела супружеская чета, а за барной стойкой пожилой мужчина, увлечённо читающий газету. Я усмехнулся. Ну, конечно же, дымящий сигаретой парень, вальяжно развалившийся за угловым столиком в глубине зала, ждал именно меня. Резные часы на стене пробили ровно семь. Тоже мне, предсказатель. Томми радостно подскочил с места, торопливо затушив бычок. Мы крепко обнялись и пожали друг другу руки.

– Сто лет не виделись, брат! – с лица Томми не сходила улыбка. – Я уже успел соскучиться по твоей бритой физиономии и железной ноге.

– Ты чего припёрся на остров? Я же сказал: будь в городе. Вдруг будут новости от Элизабет.

– У меня уже есть новости: я буду помогать в поисках.

Едва мы успели сесть за стол, к нам приблизилась пышнобёдрая официантка с блокнотом в руке и прелестной улыбкой на лице.

– Добрый вечер, джентльмены. Что будем заказывать?

– Два кофе с молоком и пару горячих бутербродов, – ответил я, – будьте любезны.

– Сию минуту.

Томми проводил официантку заинтересованным взглядом.

– Вчера, перед самым вылетом, сгонял в больницу и пообщался с местным эскулапом.

– Ну и чем нас обрадовал наследник Гиппократа? – я прервался.

Подошедшая официантка поставила две чашки кофе и заигрывающе мне улыбнулась. Я нахмурился и положил сахар в свою порцию напитка. Официантка расстроенно отвернулась и поспешила уйти.

– Звой.

Я поднял взгляд на Томми. Он нервно закурил, а моё сердце провалилось в пятки от плохого предчувствия.

– Врач сказал, что мозговая активность снижается. Скажу тебе без заумных фраз. Ещё несколько дней, и уже не будет смысла поддерживать жизнь, – Томми выдержал паузу. – Мне настойчиво предложили отключить аппарат. А пока они наблюдают до понедельника. Если мы дотянем до понедельника!..

Я с громким стуком поставил чашку на стол. Посетители кафе начали оглядываться на наш столик, но сдержать свои эмоции я не мог.

– До понедельника? Это же послезавтра!!! Передай этим мясникам, что аппарат будет работать столько, сколько я посчитаю нужным!

Я выудил из кармана пачку наличных и положил перед Томми.

– Отдай сразу по прилёту. Нам надо, чтобы аппарат работал в любом случае! Золотые слёзы полностью восстановят функции мозга и вернут нам Лиз.

– Тогда какого хрена, Звой?! – Томми возмущенно выпучил глаза. – Почему ты не хочешь брать меня с собой, чувак?! Вспомни: мы же были как братья! После долбаной авиакатастрофы ты совсем одичал! А после беды с Лизи и вовсе с катушек съехал.

Я слушал Томми, глядя застывшим взглядом на разноцветную скатерть стола.

– Томми. Я только сейчас понимаю, что время с Элизабет – самое большое богатство, которым я обладал. Но я этого не ценил и не видел. А сейчас меня заставляет идти вперёд только одно: хочу, чтобы она снова посмотрела на меня. И я должен сделать это сам.

– Идиотизм, – в сердцах рыкнул Томми.

Я залпом опустошил чашку и положил на стол несколько купюр в счёт заказа.

– Ешь бутерброды и возвращайся в Индианаполис как можно скорее.

Я поднялся с места и в упор посмотрел на багрового от ярости родственника.

– Я успею, Томми.

Выходя из заведения, я случайно бросил взгляд на настенные часы и вдруг увидел, как стрелки на механизме остановились. В тот же миг мужчина, сидящий у бара, отложил газету в сторону. Нет. Это не может быть Виктор!

Я как ошпаренный вылетел на улицу и принялся глубоко вдыхать свежий воздух в надежде избавиться от паранойи. Мне необходимо отвлечься от поглощающего меня страха. Иначе сойду с ума.

Смеркалось. Я медленно шел по нарядным улицам, смотря на весело смеющихся и поющих песни прохожих. С главной площади доносилась громкая музыка, а в небо поднимались воздушные фонарики. Видимо, на острове был праздник.

Я угрюмо двигался вперёд, бельмом выделяясь среди отдыхающих. Проходя мимо арки, украшенной живыми цветами, я заметил целующуюся парочку. Мужчина поднял женщину на руки, и она громко рассмеялась. О, Боже, как же она похожа на мою Элизабет.

Торопливо прохромав к ближайшему прилавку, я приобрёл у улыбчивого продавца глиняный кувшин с вином. Как раз вовремя. Мимо меня прошла семья: мужчина посадил маленькую дочку себе на шею и крепко обнял довольную жену. Я затравленно вжал голову в плечи и спешно опрокинул содержимое кувшина в свою глотку. Всё до последней капли.

Когда я добрёл до кафе, стоящего под открытым небом, меня почему-то сильно шатало, а танцующие люди двоились. Я исподлобья глянул на возникший возле меня образ Элизабет.

– Что?! Да, раньше не пил, а щас захотел напиться! Станешь осуждать?!

С ближайших столиков на меня оглянулись. Да плевать!

– Ты – там, я – здесь. Шанс один на миллион, что я найду эту вонючую золотую полукрысу в забытых Богом руинах. Я устал. Устал хромать за временем. Уже полгода я думаю лишь об одном: а успею ли я?! Изо дня в день. Изо дня в день! Кто сказал, что пары дней сейчас мне будет достаточно?!

Облик Элизабет стал растворяться. Издав рык злости и отчаяния, я в сердцах отшвырнул кувшин, который попал ровно в центр открытой крышки мусорного бака и разбился вдребезги. Икнув, я прочитал надпись: для неперегнивающих отходов.

Загнувшись от смеха, я едва не упал и принялся отплясывать победный танец.

– О, да! Смотрите, я жуткий плохиш!

Мой пьяный взгляд наткнулся на охранника кафе, подошедшего ко мне почти вплотную. Пришлось задрать голову, чтобы осмотреть как следует его стрижку под бокс. Квадратные челюсти задвигались.

– Какие-то проблемы, сэр?

Узрев на моём лице выражение крайней иронии, люди ретировались из-за столиков на безопасное расстояние. Я пьяно оскалился.