Заложница в академии

Всё слишком далеко зашло.

— Иди. И попроси Масон зайти ко мне через пять минут, она ждёт в коридоре, — декан смотрит будто сквозь стену, и Рейв не сомневается, что, когда выйдет, действительно увидит там Масон.

Он срывается с места, ему жизненно необходимы эти пять минут, чтобы вправить идиотке мозги.

Она мешает, лезет, куда не просят, ведёт себя, как не должна. Одевается неправильно. Она Иная, в конце концов.

Масон сидит на пухлом диванчике в тёмном коридоре и изучает свои худые коленки торчащие из-под бордовой юбки нейромодификатора. Они на одном факультете, как иронично… его новая головная боль ещё и под его «защитой» и «опекой».

Масон выглядит так, будто перепугана насмерть. Шмыгает носом, комкает подол.

— Ну, привет, — его голос звенит сталью, словно заговорили схлестнувшиеся клинки.

Сейчас они впервые заговорят.

А хочется подойти, схватить за плечи и трясти, пока глаза Масон не позеленеют, а волосы не станут белыми. Так было бы проще жить.

Паразитка дёргается и поднимает свои розовые глаза, в них блестят слезинки, делая радужку прозрачной, ещё более мистической.

У Рейва опять есть пара секунд, чтобы её изучить, и она совершенно другая.

В их первую встречу щёки Масон лихорадочно горели, а адреналин делал взгляд диким. Во вторую встречу она была убийственно спокойна. Стояла на крыльце с чашкой кофе и смотрела на проходящих мимо, как на животных в зоопарке. С интересом.

Третья встреча — взрыв. В нём не было лиц, был дикий взгляд и чуть дрожащая верхняя губа.

Сейчас она будто обнажена. Неуверенно встаёт с диванчика и отпускает край юбки.

— Какого чёрта ты ворвалась в аудиторию? — вопрос слетает с губ быстрее, чем ему придумывается объяснение.

— Я думала меня зв-звали… — она не заикается, но ей будто не хватает воздуха.

Она не выглядит жалкой, а Рейву так хочется увидеть, что она просто обычная трусливая Иная, которая не стоит его внимания.

Просто. Самая. Обычная. Иная. С розовыми. Глазами.

— Какого чёрта напала на старост?

— Это был вз-взрыв магии, я этим не управляю…

— Какого чёрта ты, нестабильная Иная, забыла в академии целителей?

Она молчит.

Он делает к ней шаг. Она задирает подбородок, глядя ему прямо в глаза, и тут же со стоном отворачивается.

— Что?

Она будто не может выдержать взгляд, ей будто физически больно это делать.

— Я спросил…

— Ничего. Просто мерзко смотреть на вас, чёртовых расистов, — из её горла вырывается смешок. Ледяной и ядовитый. — Знаешь, — она слишком спокойна. — Я никогда не была нестабильной, — медленно поднимает голову и делает вид, что смотрит ему в глаза, но это на самом деле не так.

Смотрит сквозь него, на губах играет улыбка.

— Но в вашем волчьем логове и не так запоёшь.

— Так убирайся…

— Тебе ли не знать, что убираться мне некуда, пока мой отец в подвалах у твоей семейки.

Она это выплёвывает с такой яростью, что Рейв дёргает подбородком вверх.

Скажи ей всё! Ну! Отчитай, вправь мозги, назови грязью, чокнутой Иной. Угрожай. Пригрози, что если она будет соваться, куда не просят, её отец… пострадает. Ну?

— Декан тебя ждёт.

Сухо говорит он, разворачивается на каблуках и уходит.

Глава девятая. Разговор

|РАЗГОВО́Р, — а, м.

Словесный обмен сведениями, мнениями, беседа.|

Декан выглядит так, будто собирается отчитывать, но очень этого не хочет. Его поведение подкупает.

Он произносит до боли знакомую фразу:

— Будьте осторожны, Брайт, — и из-за неё возникает ощущение, что рядом отец.

Брайт сначала даже дёргается, чтобы начать задавать вопросы, но декан Гаджи тепло улыбается и качает головой.

— Конечно ваш отец общался со мной, прежде чем вы сюда приехали. Я знаю всё о студентах своего факультета. Но я не поддерживаю с вашим отцом связь.

Надежда в глазах Брайт тает.

А потом декан Гаджи назначает наказание за срыв, и Брайт печально тащится в деревню, чтобы переодеться и поесть перед общественно полезными работами.

Первый учебный день слит в полном объёме из-за метаний по этажам то ради кабинета медсестры, то ради декана, то ради наведения беспорядков. И где была Нимея со своей бутылкой, когда была так нужна? Тюкнула бы по макушке и не случилось бы ничего.

Брайт выходит из академии и с наслаждением отмечает, что в парке ни одного студента. Аллея пуста, путь свободен. Никаких споров, никаких ссор.

А потом хлопок за спиной, и приходится сжаться в ожидании очередной необходимости говорить.

— Проводить?

Она оборачивается и качает головой, но губы против воли изгибаются.

Раскрасневшийся, с расстёгнутой на две пуговицы рубашкой и кое-как намотанным шарфом.

— У меня есть выбор?

Уголки его губ сначала опускаются вниз, а потом появляется широкая, обнажающая ровный ряд белых зубов улыбка.

— Брось, — смеётся он. — Неужели не ясно, что я тебе не враг.

— Но с чего ты взял, что мне нужны не враги?.. — бормочет себе под нос Брайт и всё равно кивает.

— Нет сил сопротивляться…

— Правильное решение, Госпожа Сирена.

Энграм Хардин бросается по ступеням к ней, берёт её рюкзак и закидывает его себе на плечо.

— Ты противный, — констатирует Брайт.

— Не преувеличивай, — хохочет он. — Я очень даже привлекательный по мнению абсолютного большинства, и даже если ты скажешь, что это не так, я тебе не поверю. Тебе уже снилось, как я тебя целую? Нет? Ну я подожду.

Брайт закатывает глаза и предпочитает не отвечать, пока Энграм Хардин нагло рассматривает её рюкзак.

На его идеальном кукольно-красивом личике следы взрыва магии Брайт, кажется, неудачно отлетевшая щепка послужила невольной виновницей глубокого пореза.

Самой Брайт потребовалось только успокоительное, ни одной травмы. А старосты пострадали прилично, по крайней мере, им всем необходимы душ и стирка формы.

— Так та-ак… — тянет он. — Кто-то любит грязную музыку?

— Тебе откуда знать, Истинный Аристократ? — Брайт качает головой, не обращая внимания на Энграма, который нагло ковыряет нашивки, тянет лямки рюкзака, будто проверяя на прочность.

— Чего ты там рассматриваешь? Он не в твоём стиле, присмотри представительский кожаный портфельчик.

— Не делай вид, что знаешь меня, Госпожа Сирена, — заявляет Энг и снова закидывает рюкзак на плечо. — Ты интересная особа. Тебя не исключили за вспышку магии?

— Нет.

— Почему?

— Меня не могут исключить, — Брайт мрачнеет.

Глубоко вдыхает пряный воздух и разминает шею, будто та затекла. Кутается в пальто.

Сильно пахнет сладкой выпечкой, и Брайт невольно крутит головой. В животе урчит от голода, и хочется кофе, приходится прибавить шагу, чтобы не свалиться в обморок. После такого всплеска магии организм истощён.

— Это как?

— Я тут в тюрьме, — из её горла вырывается насмешливое «ха», а Энг хмурится.

Он вдруг сворачивает с аллеи, ведущей в деревню, и усаживает Брайт на холодную деревянную лавочку.

— Что? Я вообще-то хотела пообедать и идти отбывать принудительные работы.

— Пикник? — улыбается Энг.

— Не интересует.

Но с Энграмом спорить невозможно, он машет руками и призывает к тишине.

— Одна нога здесь, другая — там, — в центре парка стоит крошечный деревянный лоток, за которым пухлая волшебница продаёт сладкие пышные булочки посыпанные хлопьями миндаля и политые солёной карамелью.

Вот откуда божественный запах. И, кажется, волшебница готова обогатиться на обеде, когда студенты вывалят из Академии в поисках еды. Она расставляет на прилавке, которому неведома осенняя прохлада, подносы со сдобой.

— Какой кофе пьёшь? — на ходу спрашивает Энграм.

— Чёрный без сахара, — очень тихо отвечает Брайт и неуверенно улыбается.

За ней никогда не ухаживали. И это оказалось очень просто. Никаких вопросов, обещаний, долгов. А как теперь поступать? Вернуть Энграму деньги за кофе и булочку? Или друзья такое делают бесплатно? А они друзья? Нет. Они даже не знакомые.

Но очень хочется всё ему рассказать, чтобы сбросить с больной головы на здоровую, освободить мозги от мусора, так что нужно принять неожиданные дары и заткнуть совесть.

А ещё душит невероятная благодарность, потому что через пару минут замёрзшие пальцы греет стаканчик чёрного кофе, а на колени тёплым котёнком ложится бумажный пакетик с тремя булочками.

— Ну что? Я волшебник?

— Нет, — вздыхает Брайт, с наслаждением глядя на булочку. — Ты Богатенький мальчишка, который всё делает по-своему.

— А ты ешь и плати мне за булочки рассказами, — смеётся он, хоть ничего смешного никто и не сказал.

— Ты всё время смеёшься? Это странно.

— Я не пойму, Госпожа Сирена, ты что никогда не влюблялась?

Брайт давится кусочком миндаля и отставляет на лавочку кофе.

— Ты что несёшь?

Хочется схватить вещи и бежать, но кофе с булочкой хочется куда больше.

— Ладно, понял, не время для страстных признаний.

Он издевается.

Но Брайт даже в шутку не готова слушать такую чепуху.

— Так почему ты в тюрьме? Нас же тут никто особо не держит.

— Вас тут никто не держит.

Брайт не думает, можно ли такое рассказывать, ей плевать. Она никогда не собиралась ничего ни от кого скрывать, уж точно не от Истинных, которые живут в своём прекрасном розовом медовом мире.