Возможно

Калиниград пленил Настю. Им дали один день для ознакомления, и дипломники из разных городов, перезнакомившись, дружной толпой отправились на экскурс по городу. Необычный город, со своей архитектурой, настроением, близостью моря и янтарём проник в Настино сердце, завоевав его навсегда. После обеда Настя улизнула и поехала в авиаклуб. Её встретили две весёлые девушки, уже лётчицы, чуть постарше, всё объяснили, рассказали, показали. Они сразу нашли общий язык, и девчонки взяли над Настей шефство. Но экзамены и допуски пришлось сдавать заново. Это только отсрочило старт, Настя управилась за три дня. Нужно было посещать ещё и занятия исторических секций.

День был назначен. Воскресенье. В паре с ней летела Леночка, одна их девочек-лётчиц. Настя волновалась страшно, поэтому решили первый полёт совершить в качестве второго пилота. А первым полетит Лена. Насте полагалось внимательно ещё раз проследить за всем процессом. И возможно, второй вылет будет её. Так и случилось. Почувствовав послушность штурвала, подчинение самолёта, у Насти чуть не вылетело сердце от восторга. Мечта маленькой девочки, летающей во сне, в реалиях оказалась такой упоительной, такой торжественной, такой бередящей душу и сердце! Просто восторг! После приземления, у Анастасии не было ни слов, ни букв, ни точек с запятыми. А только сияющие глаза, нечленораздельные звуки и рвущиеся наружу эмоции. Все присутствующие поздравляли её, улыбались, девчонки обнимали, целовали, тянули в кафешку. И уже там началось настоящее веселье. Команда авиаторов оказалась очень сплочённой во всём. И на отдыхе тоже. Пели, танцевали, шутили, немного выпивали, подначивая друг друга. В общежитие Настя вернулась совершенно без сил. В следующее воскресенье её опять ждут, какое счастье…

Половина практики позади. Из дома приходят постоянные отчёты о Викуське, перезвоны, передачки, посылочки. И ни слова от Сергея. Настя сломала голову, ничего не понимала. Пока не пришло письмо. Видимо, воочую, ему было трудно всё это сказать.

" Настюша, привет, моя дорогая! Я долго думал, как правильно поступить в сложившейся ситуации, как не потерять тебя и Викуську. Вывод оказался плачевным. Ведь ты знала с самого начала, что девочка Вика, моя любимая, не моя. Почему не сказала сразу, тогда, когда мы решили жить вместе? Мне нужна была ты, только ты, с ребёнком или без, неважно. Я бы принял любые условия. Но не враньё! Ненавижу твоего Егорова. Ничего не могу с этим поделать. Завидую ему. За что ему твоя любовь, да ещё и Викуля в подарок? Не могу с этим смириться. Дарую тебе свободу. Меня не ищи. Мне предложили очень интересную работу, буду много ездить, передавать опыт, так сказать. Надеюсь, это поможет мне примириться с миром. Будьте счастливы, любимые мои девочки! "

Настя чуть не сдохла, ревела всю ночь и весь день вдогонку. Как она виновата перед Серёжкой… Как ей жить с таким грузом, как не сломаться? Постепенно до неё стало доходить, что он прав. Сто раз прав. Как почувствовал? Какими фибрами души? Когда Настя смотрела в глаза своей дочери, видела глаза её отца. И если сначала в душе поднимался шторм и метались гром и молнии, то со временем затишье и лёгкий бриз заменили зашкаливающие эмоции. Этот чёртов дьявол с голубыми глазами жил в дочке, половина её была его. И никуда от этого не денешься. Даже отец Насти окончательно понял, кто настоящий родитель его внучки. Они долго разговаривали. Настя вырвала у него клятвенное обещание – никогда не проговориться Егорову о наличии у него дочери. Генерал пообещал, хотя считал это неправильным решением. От него Настя узнала, что закончив академию, Егор отправился к новому месту службы на должность командира полка, получать очередную звёздочку. Его очень хвалили, служака он был хоть куда. Ну и женился. Привёз с собой москвичку, красивую бабу. Она рассекает по городу на крутой машине, нигде не работает, получает какую-то ренту, живёт в своё удовольствие. Офицерские жёны её не любят, а им плевать. И ей, и её мужу, тянущему лямку и днём, и ночью. Больше ничего слушать Настя не захотела и в дальнейшем разговоров на этот счёт не допускала.

А Иван Михайлович оформил практику своей дочери именно туда, где служил Егор Егоров, очень надеясь… Да фиг его знает, на что. Просто Егоров "защищал родину", именно, в Калининграде…

И Настя, кое-как примирившись со своей совестью, стала называть себя матерью-одиночкой, не первой, и не последней…

"Ну что же, Серёжа, будем жить дальше. У тебя всё будет хорошо, я чувствую это. И очень желаю этого тебе. Да услышит меня господь."

В очередное воскресенье Настя уже совершенно самостоятельно вышла на старт. Комбинезон, синий-синий, с красно-белыми вставками, шёл ей изумительно. Девчонки-лётчицы обзавидовались. Они, по-доброму, бросались и восторгами, и подколками. Таким образом, настроение перед полётом всегда было хорошее. Да ещё пообещали пару прыжков с парашютом. День представлялся шикарным. На аэродроме было полно солдат. Они проходили парашютную подготовку. Но когда увидели проходящую мимо изящную лётчицу, засмотрелись и забросали Настю комплиментами, предложениями всяческого рода, просто, возможностью познакомиться с ней. Их приструнили, и девушка в относительной тишине запрыгнула в самолёт. И почувствовала дискомфорт. В душе. Как будто зацараполо, как будто она что-то забыла. Ещё раз осмотрев кабину, приборы, проверив связь в шлемофоне, немного успокоилась и вырулила на взлётную полосу. Вперёд, Настя!

В этот раз её попросили сесть чуть раньше. Это раздосадовало. И вылезала она, страшно недовольная. Вместо Степана Ильича, механика, ей помог какой-то высокий военный в полевой форме, перетянутой портупеей. Причём, он стащил её прямо к себе в руки, она даже не успела снять наушники.

– Это кто это тебе разрешил этим заниматься? А? – голос Егорова ударил Насте прямо в голову, взорвав мозг.

Она опять висела на его руках. Вид у подполковника был устрашающий: глаза горели дьявольским огнём, губы сжаты до ниточек, по лицу расползались пятна. Настя так растерялась, что не могла выдавить из себя ни слова. Егоров сильнее сжал лётчицу в районе талии, выровнял и пристроил её глаза прямо напротив своих. Нос к носу.

– Я задал вопрос? Иван Михайлович знает об этом? А муж твой куда смотрит? Ты же мать, совсем обалдела? – его голос гремел, как набат.

– Поставьте меня на землю, пожалуйста, – с ударением на последнем слове выдавила из себя, наконец, Настя.

Вместо этого её начали трясти, как грушу, ругая и понося на чём свет стоит. Это уже ни в какие ворота, да кто он такой? Она схватила Егорова за погоны и сильно упёрлась в плечи.

– Сейчас же отпустите! Слышите? Мне больно. Вы сломаете меня.

Егор и правда сильно сдавил её талию своими ручищами. На одной Настя заметила обалденные котлы, брендовые часы. И это показалось ей так сексуально: мужская ладонь, крепкие пальцы, прожилки вен и металл часов. Ты что, Настя, обалдела, что ли? Что за мысли? Какая сексуальность? Да и у настоящего полковника должны быть командирские, как у отца.

– Я закричу, товарищ подполковник!

Он разжал руки, сообразив, что действительно делает ей больно. Да он бы убил её! Это ж надо такое придумать?

– Этот полёт был последним. Я никогда не поверю, что Иван Михайлович в курсе. Шагом марш переодеваться и в песочницу, куличики строить. Можешь бумажные самолётики позапускать. Я тебе даже помогу.

Настя усмехнулась, оставив без комментариев его слова, отвернулась и пошла прочь, постепенно приходя в себя.

Я не шучу, слышишь? – он всё ещё, как тот дракон, метал огонь и плевался молниями…

Нет, ну это ж надо, лётчица-налётчица!? Егоров не поверил своим глазам, когда увидел Настю, уже в самолёте, на старте. Он узнал её сразу, хотя было довольно далеко, да и экипировка лётчика изменяла человека до неузнаваемости. Как? Он и сам бы не смог объяснить. Но то, что эта птичка – Настя, понял сразу. Откуда она взялась? Зачем? Что вообще происходит? А когда узнал, что она здесь уже больше месяца, просто развёл руками…

Леночка и Наташка, подружки-лётчицы, вылупили глаза в немом удивлении. Их новоиспечённая коллега, так сказать, имеет какое-то отношение к Егорову, которого тут все боялись и уважали, и слушались беспрекословно. Этот красавец подполковник, командир полка, и его породистая, ухоженная и высокомерная жена, совершенно не подходившая ему, по версии других офицерских жён, были центровыми в военном городке, их обсуждали с утра до вечера. И, конечно, знали о донжуанской натуре эталона мужской красоты. И хихикали за спиной у московской дивы, надеясь увидеть её с чемоданом в аэропорту "Храброво". Но ей, как будто, всё было пофиг. С другими мужиками она замечена не была (видимо, понимала, что сразу же вылетит из постели Егорова). А во всём остальном вела свободный, независимый образ жизни. Причём, шикарная машина, самые лучшие шмотки, ювелирные украшения, косметические салоны и кабаки с вкусной едой – это и была её среда обитания. Несколько подружек, молодых лейтенантш, не имеющих ещё детей, вот и вся её команда. Но уж если эта парочка выбиралась куда-то вместе, москвичка висела на муже, прижималась к нему, нацеловывала, всем своим видом показывая своё единоличное право на него. А он был и не против, любое внимание со стороны женского пола воспринимал, как должное, будь то жена, любовница или буфетчица тётя Дуся. И вдруг, вот так раз, молодая девчонка вызвала у их мачо такой взрыв негодования, что стены, за малым, чуть не рассыпались от вибрации командирского голоса. Как он орал на их начальника!? Но тот – молодец, дал отпор. У девушки всё в порядке, возраст, все допуски, отличная предполётная подготовка. В чём проблема? Она ещё и прыгать сегодня будет, по плану. Егоров собрался сломать этот план, разогнать к чёртовой матери шарашкину авиаконтору…

Но пока отстраивал своих солдат, Настя с девчонками прошмыгнула в кукурузник, затерявшись среди парашютистов. Она была очень напряжена, мысль о том, что Егор расскажет отцу, не давала покоя. С одной стороны, давно пора, а с другой – надо избежать серьёзных осложнений со здоровьем, у генерала уже были звоночки. Так, ладно, надо собраться. И сразу же поплыли картинки с весёлой девочкой, напевающей под нос только ей известную мелодию. Возможно, Егоров прав?

Внизу неожиданно поднялся ветер, и Настю отнесло довольно далеко от места приземления. Перед прыжками на неё надевали тяжёлый бронежилет, увеличивая таким образом массу тела. Но даже это не помогло. Обычно, хорошо управляемый стропами парашют, несло на дачные домики. Настя приготовилась к очень жёсткой посадке. Только бы не опозориться перед этим самоуверенным болваном в дорогущих часах. И, чудо, она уселась на чей-то дачный участок, вернее на задворки, в последний момент чуть отклонившись от уже высаженных растений. К ней бежал дед, очень колоритный, с бородой, в безрукавочке и твидовых штанах рыжего цвета. Настя даже засмотрелась на него.

– Рад приветствовать вас, о неземная богиня! Каким ветром вас занесло в наш огород?

– Наверное, попутным. Извините, ради бога, что-то пошло не так. Меня Настей зовут.

– Унесённая ветром, как романтично. Давай-ка, я тебе помогу, – и снял с неё, наконец, тяжёлый броник , отцепил парашют. – Ну что, пошли звонить, а то там твои уже спасательную операцию развернули.

– Да? А откуда…

–Я сам летаю, иногда. Разрешите представиться, Трофим Сидорович, подполковник запаса, лётчик-истребитель, тридцать лет выслуги. У меня есть связь с авиаклубом, они меня периодически вызывают, для консультаций.

– Я вас вспомнила. Это же вы проводили разбор полёта, когда чуть не погиб один из молодых лётчиков? Только борода месяц назад у вас была совсем маленькая.

– Глазастая. Она у меня быстро растёт. Ну пошли чай пить, только заварил. Как знал.

Ну, Трофим Сидорович… Рот у Насти не закрывался от смеха. Он оказался таким интереснейшим рассказчиком, балагуром, остроумным и юморным, что даже попить чайку никак не удавалось. Не занесло же её в курятник к бабе Шуре, или на крышу к деду Василию, а ещё хуже, на скотный двор коллективного хозяйства, а именно к нему, лётчику от бога, имеющему что сказать маленькой авиаторше. Они не заметили, как подъехала машина и в дом вошёл, конечно, Егоров.

– Что, ржёшь? Доигралась, паршивка? – Грозный окрик прозвенел, рассекая воздух.

– А ну, полегче, молодой человек! Вы у меня в доме! Не хотите здороваться, не надо. Я вас не приглашал, так что засуньте свой командирский тон себе в… Прости, Настя.

– Трофимыч, я тебя не узнал. Прости, ради бога. Как ты здесь? Это твоя дача, что ли? Ну прости, ещё раз, перепугался я очень за эту дурочку.

– Это же дачный кооператив "Авиатор". Здесь все дачи лётные. Вот она и прилетела туда, куда надо. Чё переживать? Девчонка всё сделала грамотно, тебе не понять, пехота. Да, Насть? – И подмигнул ей. – Ну допивай чай, а то так и не попробуешь лимонник. Ну и ты садись, что стоишь? У нас девушка на выданье, не видишь, что ли?

Настя с Егором переглянулись, но промолчали. Они ничего друг о друге не знали последние два года. Кроме того, что поменялись сердцами, уже давным-давно…

Она так устала, что когда Егоров силой усадил её в военный газик, заснула почти сразу. Букетик ландышей, подаренный каким-то солдатиком, зажатый в руке, упал и запах умопомрачительно. В заднем зеркале было хорошо видно её лицо, и он всё время отвлекался от дороги, рискуя воткнуться в одно из деревьев, насаженных вдоль узкого шоссе и красиво нависающих кронами. Остановился, повернулся, засмотрелся…

"Красота моя ненаглядная, свет очей моих, Настасьюшка! Как же я люблю тебя, единственную и неповторимую. Живёшь ты во мне, сама того не зная, заставляя ещё ощущать себя живой тварью, правда, без пары. Как мне одиноко и паршиво, Настя…"

Он произнёс последнее предложение вслух, машинально.

– Что? Приехали? Вы что-то сказали? – вылупив глазищи, промямлила девушка.

– Ну хватит выкать, Настя. Мы одни, выпендриваться не надо. Я и так устал от тебя сегодня настолько…

– Так в чём же дело? Вы сами усадили меня в машину, я не просила. Довезите до какой-нибудь остановки и езжайте домой, под бочок к своей москвичке.

– Я так и сделаю. Вылезай.

Настя сгребла рюкзачок, нагнулась собрать ландыши, и слёзы закапали сами собой. Только не это, ради всего святого. Смахнула мокроту и стала выползать спиной, чтобы не зацепиться за Егорова взглядом. Он обхватил девушку руками, сцепив в замок под её грудью, сильно прижал спиной к себе, зарылся в волосах, тяжело дыша. И опять эта рука, закованная в металл часов, приковала её внимание, вызывая острое желание переплести с ней свою руку…

– Неужели ты думала, что я оставлю тебя здесь, посреди леса? Настенька…

– А тебе не привыкать, не в первый раз. Подумаешь, бросил, выкарабкается девчонка, опыт есть. Оставь меня в покое, Егоров! – Она попыталась высвободиться, но куда там, стальная хватка. – Конечно, справиться со мной легко. Но насилие – не наш метод. Да, знаток женских душ и прелестей? Мы же сначала доводим до умопомрачения, а потом кидаем. Так же интереснее      , да? Нечего сказать? Гад, откуда ты только взялся?

– Это ты упала мне на голову…

– Жаль, что не отшибла тебе мозги. Или себе. Не лезь в мою жизнь, ты уже достаточно в ней потоптался, ты…

– Остановись, девочка моя…

– Я не твоя и до… – она зажала себе рот, чуть не проболталась, идиотка. – Всё, не хочу ничего, домой хочу, к маме…

– Ты хотела что-то сказать про дочку?

– Достал ты меня, хотела я сказать.

Егоров запихал её на переднее сидение, чтобы не отвлекаться на зеркало, довёз, из машины не вышел.

Следующие два дня Настя просидела в интереснейшей библиотеке Канта, познакомилась со старичком-библиотекарем, заслушиваясь его глубочайшими пересказами исторических событий. Он поил её чаем, подносил книги, помогал найти нужные данные. Так не хотелось уходить, она просидела почти до полуночи, а часов в шесть-семь утра была уже у входа, поджидая своего помощника.

На второй день, увлёкшись до такой степени, что даже ничего не ела, заснула прямо за столом, положив голову на руки. Ей снился дурацкий сон: Егоров в форме гусара, с саблей, на коне, нёсся быстрее ветра, пытаясь догнать её, Анастасию. Поравнявшись, выдернул из седла и стал целовать, почему-то очень нежно, даже трепетно, совершенно не похоже на него. Открыв глаза, ощутила физически эти поцелуи, сидя на коленях бравого офицера.

– Настя, я не могу без тебя. Даже двух дней не выдержал. Поехали ко мне, я тебя накормлю, спать уложу. Трогать не буду, честное слово.

– Но ты же уже трогаешь, без спроса. Тебе же есть кого? Присытился? Московское тело поднадоело? – Из неё так и пёрло. – Да, надо домой, поздно уже. Как такси вызвать?

– Ну, пожалуйста, девочка моя…

– … дай мне одну ночь, да?

– Нет, не одну, а все оставшиеся в нашей жизни. Все. На другое не согласен.

– Что ты несёшь? А как же жена?

– Так же, как и твой Сергей. Я знаю, что вы не расписаны. Я даже знаю, что ты не любишь его. Ты. Любишь. Меня.

– А ты?

– А я тебя. Совсем не сложная арифметика.

– Уравнение с одним неизвестным, вернее, неизвестной, твоей любимой столичной женщиной. Это уже математика. Тем более, что она обещала стереть меня с лица земли. А мне нельзя так рисковать. Я выберу дочь, и идите вы все к чёрту.

– Мою дочь, правда?

У Насти похолодело в груди… Откуда? Как? Зачем? Почему? Егоров даже засмеялся потихоньку, настолько всё можно было прочитать на её лице. Он вытащил из кармана кителя фотографию Викуськи и приложил к лицу.

– Похожи? Какое ты имела право скрыть это от меня?

– Это моя девочка. Моя! Ты даже не дёрнулся в её сторону. Мог бы просто посчитать, догадаться, хотя бы предположить, а вдруг? Но зачем же. Москва, академия, красавица жена, перспективы. Всё же отлично. На черта тебе это недоразумение! Ненавижу тебя, врун, предатель, гад, гад, гад!!! – она громким шёпотом выплёвывала обидные слова, помня, что находится в библиотеке.

Вырвав из руки отца своего ребёнка фотографию, понеслась на выход. Настя летела по небольшому парку, прижимая сумку и фотку, туда, не знаю куда. Остановилась уже около поручней набережной и поняла, что бежала совсем не в ту сторону. Господи, час ночи, куда ж теперь? Если бы не Викуля, утопиться было бы в самый раз. Мамочка поцеловала мордашку дочери на фотке. Как же Настя соскучилась… Она прижала снимок к лицу и застыла, отгоняя непрошенные слёзы. Что-то много воды в последнее время.

– Ты не поняла, что третьего раза не будет? Я и так отказал себе во многом, надо навёрствывать. Мне ещё сын нужен. И ещё одна дочечка не помешает.

Настя вздрогнула от неожиданности. Злость тяжёлой волной опять накрыла её.

– А что, московская жена не в состоянии? Времени у неё было предостаточно, да и возможностей забеременеть – уйма. Что так? Фигуру бережёт? Так наймите суррогат, или ЭКО. Ну не мне вам рассказывать. В конце концов, заведи себе матку-производительницу с хорошими показателями и…

Рот зажат горячими губами, её руки грубо стиснуты одной его рукой, талия зажата другой. Даже дёрнуться нет никакой возможности. Западня. Тогда Настя сильно укусила Егорова за губу. Он от неожиданности отдёрнулся ровно на пол секунды и впился в губы девушки с новой силой, разнося по её рту привкус своей крови…

Утром страшный карьерист и отпетый бабник проснулся только потому, что тоненькие пальчики поглаживали его распухшую губу, и ему было больновато. Но почувствовав привкус лекарства, понял, что Настя, его любимая Настенька, врачует его, прикладывая очередной компресс. И с удовольствием вспомнил, как тащил свою Настьку к машине, почти ничего не видя, потому что она целовала его, зажав ладонями мужское лицо. А потом в машине, усевшись к нему на колени, ловила его губы, кусалась и вонзалась ногтями в плечи, шею, скулы. Вся её страсть, любовь и запрятанное на самом дне желание заграбастать его всего, до самого последнего атомика, выплёскивались через край, не давая возможности передохнуть, глотнуть кислорода. Егоров думал, они уже не доедут до дома. Но звук нажатого клаксона немного отрезвил, и, добравшись, наконец, занеся Настю в квартиру, прилипнув к ней намертво, он унёс свою девочку в райские сады, где можно было напиться живой воды, нарвать любви взаимной, наесться любимым человеком до краёв. На минуточку, а потом опять лопать и пить … Раздев уже Настю окончательно, Егор уволок её в душ, а потом в кровать, изнывая от желания вновь и вновь ощутить этот пропитавший его насквозь вкус неземного удовольствия, делясь им со своей маленькой девочкой, матерью его дочки, непослушной и такой рискованной дурочкой… Они заснули уже под утро. Получается, почти не спали. А дел по горло. Причём и у него, и у неё. Хочешь, не хочешь, надо вставать. А не хочется, просто жуть.

– Мне бы корочку хлеба, – жалобно пропиликала Настька. – С позавчерашнего дня ничего не ела. А у тебя в холодильнике даже мыши повешенной нет. Наверное, у неё сил не хватило скамеечку подставить.

Егор улыбнулся одной стороной, поморщившись от боли. Сначала получить подарочек от любимой женщины, а потом процеловаться всю ночь – ну а что он хотел?

– Больно? Ну извини, извини меня, я не хотела так сильно. Или хотела? Всё равно, прости. Обычно, я – белая и пушистая. – И полезла целоваться, задевая его голой грудью.

Он тут же зацепил, высасывая эту вкуснотищу. Деликатес, только его, только ему, только по егоровскому рецепту. Да он готов был быть покусанным тридцать три раза подряд, лишь бы эта желанная до каждого миллиметрика женщина вот так просыпалась рядом с ним всегда.

– Да осторожнее ты, я же только замазала. Ну вот, и пластырь отвалился.

Подскочила, гибкая, быстрая, тоненькая и обнажённая. И не смущается. Господи, от чего он отказывался столько лет?

Нехотя поднялся, вспомнив, что Настя голодная. Значит, нужно успеть позавтракать в кафешке, а времени мало.

Одеваясь, Настя всё-таки спросила.

– А где твоя жена? Я просто так спрашиваю, из любопытства. Никакого уюта, холодильник пустой, даже посуда, явно, не используется. Или вы всё время в ресторанах харчуетесь?

– Она живёт в коттедже. Здесь всем командирам их дают. А эта моя личная, я её купил, ещё не зная про дом. И правильно сделал, теперь ей можно будет откупиться от Ольги.

– Откупиться? От жены? Но у неё же есть квартира… Ой, извини, это не моё дело, я всё равно в этом ничего не понимаю.

– Тебе и не надо, милая моя. Я всё устрою сам.

И он устроил. Слетал вместе с ней к её родителям, поклялся холить и лелеять свою будущую жену, свадьбу наметили на август, Иван Михайлович попросил не лишать его праздника. И всё это время, почувствовав себя отцом, Егоров не спускал с рук свою дочечку. У Насти дух захватывало, когда она смотрела на Викуську, сидящую на крепкой руке Егора, зацепившись ручкой за часы. Викуся быстро прочувствовала родственную душу и не слезала с папы Егора, даже, когда ела. И заснула у него под крылом, чем очень умилила настину маму.

Через день он улетел, звонил, ждал, скучал. И сразу же после получения диплома Настя умотала в Калининград.

Их никто не встретил. Соседка по квартире очень удивилась, что Настя пытается попасть в квартиру Ольги. Ведь, уезжая с мужем отдыхать, они поменяли замки, и запасной оставили ей. Но пустить Настю, хоть и с ребёнком, она не может.

В это невозможно было поверить, и Настя не поверила. Леночка из аэроклуба связалась с кем-то, и там подтвердили, что Егоров на пару недель взял отпуск по семейным обстоятельствам. Наверное, захотелось отдохнуть с женой, их видели вместе в аэропорту. Настя обняла Викусю и застыла, сидя на скамеечке перед проходной. В голове не было ни одной мысли, она ещё толком ничего не поняла. Ведь теперь он бросил сразу двух. Как такое возможно?

Леночка вынесла им воды, присела перед девочкой, что-то мурлыкала и с тревогой посматривала на Настю.

– О, " унесённая ветром", какими судьбами к нам опять? Да ещё с такой лапулечкой -красотулечкой, – Трофим Сидорович улыбался во все двенадцать зубов, совершенно не стесняясь их большим отсутствием.

И тут Настя заревела, а следом и Викулька. Леночка что-то говорила ему в ухо, сильно жестикулируя руками, а он хмурился и подёргивал бородку.

– А ну-ка девоньки, давайте в машину. Дело к вечеру, да и устали вы с дороги, надо отдыхать. Ко мне поедем. Я сегодня опять один на даче, так что никто не помешает. Утро вечера мудренее. Переспите, а дальше посмотрим.

Настя не стала расшаркиваться и пузыриться. Поцеловала Леночку, и они уехали.

Уложив Вику, она вышла в сад. Чудная летняя ночь, ни ветра, ни облачка. Серп луны и море звёзд, как всегда за городом.