Возможно

– Знаешь, мать, я совершил страшную ошибку. – Иван Михайлович сидел на кухне перед бутылкой коньяка.

– Ты что, Ваня, что-то случилось? С Настей?

– Наша дочь собирается замуж. Она, правда, ещё не решила, когда именно. Скорее всего летом, когда будут каникулы.

– Кто тебе сказал, откуда ты взял?

– Мне сказал Сергей. Он тоже немного обеспокоен, наша дочь сама предложила себя ему. А до этого они даже не целовались. Нет, он её любит, и очень рад. Но отвечает ли она ему взаимностью? Он сомневается. И это его тревожит. А меня так, просто, вышибло из седла.

– Подожди, а что за ошибка, чего ты там совершил?

И отец двух обожаемых дочерей, муж любимой жены поведал, как нечестно поступил с Егором, а значит, и с дочерью. Он не должен был влезать в их отношения. А то, что там пахло именно симпатиями, он понял давно.

– Ты хочешь сказать, что он испугался последствий и отказался от Насти? Ради чего? Карьеры? Так она у него, дай бог каждому. Ради другой женщины? Так их у него воз и маленькая тележка, и все мимо. Ради чего? Испугался папу-генерала? Так он сам в этом году уже подполковника получит. Даже тебя обгоняет, чего ему бояться?

– Самого себя. Он испугался самого себя. Я же тебе говорю, что пригрозил ему именно Настей, жёстко пригрозил, но по-отцовски. Карьера здесь ни при чём. Он струсил. С Настей ведь гораздо сложнее, чем с его проститутками и профурсетками. А наша дурочка влюбилась в него. Я тебе говорю.

– Да я и сама это уже поняла, хотя она со мной не разговаривает на эту тему.       Честно сказать, мне этот Егор, как муж для дочери, совсем не нравится. То ли дело Сергей. Может стерпится – слюбится?

– Ну ты, мать, даёшь. Она чья дочь? А мы с тобой однолюбы.

– Давай отправим её куда-нибудь отдохнуть. Она почти все экзамены досрочно сдала. А практика только в июле начнётся.

– В наш санаторий в Крым.

– Да там одни старики. Ты чего?

– Как раз в этом году организовали молодёжный сектор. В основном, молодые офицеры , пострадавшие на службе, с жёнами и детьми, но и просто дети, нуждающиеся в морском климате. А наша, как раз нуждается, ведь да?

– Если она ещё согласится.

И Настя согласилась. Причём вместе с Сергеем, по-настоящему пострадавшим на военной службе. Как невеста. Заявление было подано, свадьба назначена на август. Всё как-то приуспокоилось. Родители вздохнули. И стали готовиться к торжеству.

Егор узнал о бракосочетании случайно. Из разговора двух сослуживцев на обмывании его очередного звания. И услышал много хорошего в адрес Сергея, жениха Насти. И то, что родители уже перезнакомились и ведут подготовку к свадьбе, пока дети отдыхают на море. У него тоже была сессия, которую он мог сдать за полчаса. А в этом санатории есть парочка девчонок, которые примут его с руками и ногами. Почему-то ему захотелось пошухарить, сделать себе нервы. Или это что-то другое? А почему нет? Имеет право, хоть на недельку, а то и две.

Он увидел её на пляже. Начало лета, купаются далеко не все. Но только не она, Настенька. Сильно высоко заколотые волосы, очень открытый бикини, прикрытый прозрачным парео. Она выходила из раздевалки, видимо меняла купальник. Сейчас многие так делают, чтобы не валяться в мокром. Особенно, когда не слишком жарит. Егор сидел в кафешке при пляже, попивал пивко и ждал одну из своих пассий. Он ещё не решил, с какой из них будет проводить время, может, с обеими сразу. А может найдёт третью, например, вон ту, рядом с Настей, явно, одиночку. У него на таких нюх. С другой стороны быстро шёл черноволосый парень, сложен как бог. Ну почти как он, Егоров. Подошёл к Насте, поцеловал в щёчку, оставил мороженое, какие-то бумажки и ускакал обратно. Девушка села под зонтик и уставилась в писанину. Открыв мороженое, стала слизывать его, накланяя голову то вправо, то влево. У Егорова засосало под ложечкой, так ему захотелось поменяться местами с этим счастливым стаканчиком. Нервно поведя плечиками, Настя собрала листки и засунула небрежно в сумку. Потянулась… Боже, богиня. Она что-то делает со своей фигурой, это точно. Талия ещё уже, а попа шире. И ему не кажется. Так и есть. Девушка разбежалась и бухнулась в воду, поплыла в открытое море. Пошухарим? Егоров быстро разделся и рванул за ней. Подплывая, поднырнул под Настю, и вынырнул с другой стороны прямо перед её лицом.

– Привет! Как ты здесь? Заболела?

– Уже выздоровела. А вы? – Никакой реакции, ни плохой, ни хорошей, полное равнодушие.

– А я после экзаменов решил отдохнуть. Крым – самое место, тем более начало сезона, нет столпотворения, я этого не люблю.

– Ну да, ну да. Вы же у нас себя уж больно любите, дорогого нашего.

И повернувшись на спину, улеглась морской звездой с закрытыми глазами. Аудиенция закончена.

А Егоров начал тонуть… Сквозь полосочки бикини угадывались напряжённые от прохладной воды сосочки… А переход от талии к бёдрам, как крутой изгиб ивового прутика, а животик, а раздвинутые стройные ножки…

– Смотри не простынь, вода ещё не очень. – Еле выдавил из себя Егор, немного предыхая.

– А вы, смотрите, от заботы о ближнем не сбейте себе, любимому, дыхалку. Вам ещё на берег возвращаться.

– Я, пожалуй, воспользуюсь твоим предложением насчёт заботы. А на берег ещё рановато, – и уплыл дальше в открытое море.

Настя выдохнула. Она чуть не потеряла сознание, когда увидела выплывающие перед ней из морской воды, такого же цвета глаза Егорова. На мгновение подумалось, не сошла ли она с ума? Вот и отдохнули… Как такое возможно? И что теперь делать? А ничего. Надо учиться не реагировать на него. Самое время. Как говорится, попрактикуемся. А сейчас к Серёжке. Они с ним, наконец-то, поцеловались вчера вечером, на берегу, а потом в море. И ей не было противно. То, чего Настя больше всего боялась, не случилось. У неё перед лицом не встали егоровские глаза и губы, ощущение их страстности и нежности одновременно, преследовавшие её даже во сне. Как она радовалась, что смогла перенастроить себя. И вот вам. Да Настя не получила и сотой доли наслаждения от поцелуя Сергея, как просто от прикосновения егоровских губ. С этим надо что-то делать. И срочно. Отдаться Сергею, что ли? Чтобы не строить никаких иллюзий и не иметь возможности отступать, ни на шаг.

Егоров постоянно находился в поле зрения Анастасии. С разными бабами, в вечном подпитии, в шикарном настроении. Не реагировать не получалось, злость и ревность (не может быть, разве это возможно, после того, что он сделал с ней в Москве…) отравляли её существование. И она решилась. Сегодня же подарит себя Серёжке. Он столько сделал для неё, столько помогал, поддерживал. Да этот парень просто любит её, дрянную девчонку. С Егоровым, развратником и б…ном, надо заканчивать уже навсегда. И становиться хорошей девочкой для своего будущего мужа.

В ресторане, где Настя немного подпила, для храбрости, они танцевали в полумраке почти одни. Сергей что-то почувствовал в настроении девушки, разхрабрился, целовал её, прижимал более интимно, чем раньше, скользил руками по бёдрам, талии, груди. И она не отстранялась, а даже наоборот. "Неужели, правда? Правда, что эта замечательная девушка скоро станет его женой?" – Он никак не может поверить в это до конца. Возможно ли это?

Ввалился Егоров, шумно, нахраписто. Две барышни висели на нём, как сосиски, хохотали, как дурочки, заглядывая в глаза своему… кому? Ну не кавалеру же. Жеребцу. Они, две лошадиные особи, заглядывали в … своему мерину, сивому мерину. И это было так противно, как будто запах разврата и порочных сексуальных утех повис в воздухе и не давал дышать полной грудью.

– Пойдём, Серёжа, погуляем. Подышим свежим воздухом. А то тут не хватает кислорода. – Довольно громко сказала Настя.

Егоров услышал и полыхнул в её сторону тёмноголубым блеском. Сердце девушки забилось, как крылышки маленькой птички, пойманной в силки. Что же это такое? Почему мозги всё время проигрывают в битве с сердцем?      Настя обняла Сергея, зацепилась своей ногой за его ногу и поцеловала, крепко-крепко. А он, поймав кураж, впился в губы девушки с явным удовольствием. Она еле отлепилась от него, сразу же почувствовав на своей талии руки… Егора. Он повернул её, нахально улыбаясь прямо в лицо.

– Ты так и не научилась целоваться, принцесса. Давай напомню, – и не дав Насте опомниться, больно всосался в её губы, выворачивая их наизнанку своим горячим языком.

Её оторвали, она со всего маху влепила пощёчину Егорову, и в следующий момент он получил в поддых уже от Сергея. Настя быстро сообразила, что жениха нужно уводить отсюда, ему могут вменить применение неразрешённых приёмов в гражданской жизни. Никто не будет разбираться, ведь пострадал целый подполковник, который хоть физически и был силён, но в драке уступил бы Сергею, профессионалу, точно. Кое-как вытащив его на улицу, поймала такси и увезла. А в номере целовала неистово, ей нужно было избавиться от вкуса егоровских губ, который она совсем недавно извела, вырвала, уничтожила, растоптала, заменила серёжкиными. Настя осыпала своего будущего мужа нежными и ласковыми словами, потащила в душ, раздела, разделась сама. И только тогда крутой спецназовец понял, что Настя его. Его девочка, а не этого щёголя. Вот так тебе, Егоров!

Маленькая женщина заставила себя улыбнуться, вспомнив как бережно Сергей занимался с ней любовью. Именно, любовью, с его стороны. Разогрев Настю поцелуями и ласками, очень аккуратно проник в неё, она почти ничего не ощутила, только дискомфорт. Серёжка зацеловал её до дыр, извинялся и ронял скупую мужскую слезу, носил на руках, кормил "клубникой, поил сливками", укачивая, пел песенки про усталые игрушки. Перед глазами поплыла Москва, сияние лампочек, отчего лицо Егорова окрашивалось в разные цвета , и белая медведица. С Умкой. Господи, ведь она обманула Серёжку, такого замечательного парня. Где-то же живёт и ждёт встречи с ним его половинка. А он тратит время на неё. А она любит Егорова. И это уже давно поставленный диагноз, на всю жизнь…

На утро Настя чуть не рассказала Сергею всю правду о себе. Но увидев его сияющие глаза, услышав горячие слова любви, вырывающиеся прямо из его души, ощутив вкус его губ, нежно ласкающих её губёшки, не смогла. Не хватило духу. В голове сложился пазл: Егоров никогда не будет с ней, даже если захочет. Она не собирается прощать его, а просто отпустит восвояси. И будет жить с Сергеем, станет ему хорошей верной женой, другом, а может и полюбит, когда-нибудь. Ну что ей остаётся? Возможно… Ничего не возможно. Точка.

Настя не выходила из номера весь день. Сергей принёс обед, кормил её как маленькую, укладывал отдохнуть, гладил животик, тихонечко целовал. Берёг. А ночью, зацепив в кольцо своих стальных бицепсов, целовал, целовал, пока они не заснули, переплетясь руками и ногами. Так и проснулись. И Настя ощутила такой покой и надёжность рядом с этим человеком, что принятое решение укрепилось втройне. Она будет с ним, с Сергеем.

А ему надо было уезжать. Объявили какие-то сборы, его ждали для консультаций и практических занятий. Да и процедуры все закончились, оздоровился парень. А у Насти расписано было ещё на пару дней. И Сергей уговорил её остаться, закончить всё, ну что такое два дня, тьфу. Тем более, что он будет занят с утра до позднего вечера. В эту ночь он уволок свою Настю в мир наслаждения, и она испытала что-то подобное московскому приключению. Господи, если бы с Сергеем была любящая по настоящему женщина, какой восторг ждал бы её, какое упоение! А не просто благодарность," всем спасибо". Настя заставит себя полюбить его, заставит. Он уже пробуждает в ней женщину, её первый мужчина…

Вечерняя ванна, жемчужная, тёплая, расслабляла и обволакивала все нервные окончания покоем, негой. Приглушённый свет, стойка с цветами, красивые шторки, шуршащие от дуновения ветерка… Балдёж. Настя напросилась на поздний вечер, чтобы потом сразу уснуть. Ей, как-то одной уже было неуютно. Хороший знак, неужели скучает? В кабинет кто-то вошёл.

– Что? Разве уже пора? – не открывая глаз, спросила девушка.

– Давно пора! – голос Егорова, как электрический ток, пронзил с головы до ног.

Она открыла глаза. В полумраке Егор выглядел, как бог, весь в светлом, и даже нимб над головой от бликов воды… И глаза, пронзительно голубого цвета с зелёными искорками… Он смотрел в глаза Насти и улыбался, дьявол во плоти. Всё смешалось в этом мире, и ангелы и бесы… Эта его улыбочка, искусительница, мучительница и предмет её ночных грёз, вызвала у девушки чувство раздражения. Гад, наглый, ещё и ухмыляется. Ах, так! Она совершенно не испытывала стыд за свою наготу. У Насти созрел план, мгновенно. Ну, держись, подполковник. А он, закрывая дверь на ключ, не спускал с неё глаз.

– Тебе надо отмыться от своих шлюх? Причём хлоркой.

– Можешь мне не верить, но всё это время, здесь, в санатории, у меня никого не было. Не хотелось, ты мешала. И твой жених, спасибо ему за тот апперкот. Поделом. Он опустил меня на грешную землю. Настя, я прошу, дай мне только одну ночь, и я исчезну из твоей жизни навсегда. Клянусь. Пожалей меня.

– Как ты меня, там, в Москве?

– Я сам себя наказал. Как тот деревянный солдатик, живу и трахаюсь, уж прости, слов из песни не выкинешь. Ничего живого рядом.

– А как же твоя москвичка, твоя "будущая жена"? Не получилось? А жаль, очень даже эффектная, и такая-же наглая, как и ты.

Она встала, потянулась за полотенцем и угодила прямо в руки Егорову, берите меня, я вся ваша. Нет, дорогой, так просто эта задачка не решится. Мозги заработали в тревожном режиме, а сердце выпрыгивало и норовило встретиться с его сердцем, бившемся в таком же ритме почти напротив. Если она хоть чуть-чуть не успокоится, ничего не получится.

– Она и сейчас есть. Мне же надо справлять свою мужскую нужду. Я же крепкий мужик со здоровыми инстинктами. Но в сердце только ты, и никого там уже не будет. Как и у тебя. Ведь, правда? Ты не любишь своего парня, даже не спорь.

– С тобой? Спорить? Напомнить тебе, что ты сам отказался от меня?

– А ты спроси, чего мне это стоило? Как я живу? Зачем? – В голосе Егорова прозвенела такая тоска, такая безнадёга, что у Насти заныло сердце, вызывая жалость и сострадание, и пробуждая запрятанные в самые дальние уголки чувства к этому мужчине .

А эти глаза… Они имели свойство изменять цвет с тёмноголубого на цвет морской волны и, даже, синели от проявления сильных чувств. Вот и сейчас, прожигали всё её существо, искрами ранили самые укромные уголочки души, отвлекающейся на любые действия с его стороны. Ей захотелось прижать его к своей груди, успокоить, зацеловать. Ну что она делает? План-то совсем другой. Настя…

А Настя тонула в синих глазах, её тело, так и прижатое к нему, начинало свои пляски. И когда Егор вонзился своими губищами в её, завладев ими сразу, как будто пытался сожрать их, оставить при себе навсегда, у мстительницы белый свет померк, уступив радужным и таким блаженным, желанным, каким-то космическим утехам. Она опомнилась только тогда, когда поняла, что дело сделано. Боже, что он сотворил с ней? В какую Галактику унёс, на какие планеты? Найдёт ли Настя путь туда ещё? А ведь, следуя плану, она должна была довести Егорова до вожделения и не дать этому свершиться, не пустить его в себя, заставить прочувствовать то, что она испытала там, в комнате общежития. И чтобы мучился всю оставшуюся жизнь, что так и не получил Настю. А теперь мучиться будет она. Ну вот что наделала? И как же дальше жить?

– Не жалей ни о чём, – как будто услышал её мысли Егоров. – Это мне надо дальше жить, зная, что ты принадлежишь другому. Ведь да? У вас всё уже было?

Настя молчала. Где-то капала вода, кожа диванчика холодила, возвращая её в реальность. Не успев выйти замуж, она уже изменила своему будущему мужу. Ну вот кто она после этого?

– Я хочу на море, кофе хочу, напиться какого-нибудь алкоголя хочу. Я сдохнуть хочу! – уже почти кричала Анастасия – Я тебя хочу. Хочу! Хочу!

Егор зажал ей рот своими губами, сильно прижал к себе, ощущая как её трясёт.

– Тихо, тихо, Настя. У нас ещё вся ночь впереди…

И стал одевать, как маленькую девчонку. А потом себя. Егор взял свою богиню за талию, гибкую, тонкую и подсадил на подоконник. Сам выскочил из окна и принял свою ношу, очень похоже на дачный вариант. Они вместе захихикали, вспомнив об этом. Ну, слава богу, улыбается любимая девочка…

Ночь, море, звёзды, дикий пляж… И двое, высокий, брутальный мужчина и тоненькая с высокой грудью, стройными длинными ногами и порхающими нежными ручками женщина… Как упоительны в России вечера, сладостны поцелуи, обнажены до самой высокой точки чувства. Они, как дельфины, плавали и ныряли, окружённые фосфорисцирующими пузырьками, поднимающимися со дна, как жемчужинки. И получали новые ощущения от прикосновения друг к другу, от солёных поцелуев, от объятий, переплетаясь руками, ногами, губами. Егор поднимал Настю над водой , её голова попадала в круг луны, как в золотую оправу, и любовался – Настька была чудо как хороша, просто сказочная принцесса, необыкновенная, непохожая ни на кого, его любимая девочка. А она опять погружалась в его глаза, в которых отражались лунные пейзажи, и выплыть со дна этих глаз было невозможно, только тонуть дальше. Поднимая над головой её ручки, он цеплял их в замок одной рукой и "надевал" Настю на себя, на свою крепкую шею, другой рукой прижимая к себе, сильно-сильно. Прикосновение женской груди, упругой, с затвердевшими чувственными бугорками, доставляло им обоим наслаждение, уносило в состояние невиданного удовольствия…Обоюдное желание рождало почти животную страсть, поцелуи, сплетения языков усиливали влечение, возбуждая отдать любимому человеку себя полностью, до последней капельки. И доводило до экстаза…Любовь царствовала, вера процветала, надежда…

А потом пили кофе и вкусное красное вино. И почти не разговаривали, а только целовались. И улетали в ту самую Галактику, на те самые планеты. Эта парочка никак не могла утолить жажду, упиваясь друг другом. В Насте распускался бутон женственности, будоражил сознание, она всё больше и больше ощущала, на что способна любовь. И всё больше понимала, что никто, кроме этого мужчины, не сможет вызвать в ней такую бурю страстей, разбудить женщину.

А утром он уехал… Умерла надежда… Он опять бросил её. Да что за чёрт!!!

" Моя дорогая, моя любимая, моя принцесса! Я желаю тебе счастья, большого, настоящего. Буду молиться за тебя, девочка моя. Ни о чём не жалей. У тебя всё будет хорошо. Не поминай лихом. Твой дурак, Егор."

В глаза сказать духу не хватило. Трус. Получил своё, потешил эго, успокоился, теперь будет искать что-то новенькое, опять высосав её до донышка. Опять воспользовался, как хотел. Но ведь Настя не была против. Как ей надоели разборки с самой собой. Как ей хотелось просто жить. С ним. С Егоровым. С мужчиной всей её жизни… А ей только будет девятнадцать.

Вернувшись, она отменила свадьбу и на следующий день уехала в очередную экспедицию. Сергей ничего не понял, мама тоже. А папа, узнавший, где последнее время обитал Егоров, терялся в догадках. Но решил не говорить, пока, жене. Понаблюдать.

А чего наблюдать? Егоров остался там, в том море, в том драйве, в зашкаливающем накале страстей. Ночь любви… Ничего даже отдалённо похожего не было в его жизни… Настя, Настя, Настенька… Не его женщина, она отдала себя другому. И он, ловелас и похититель женских сердец, сам столько раз спавший и с замужними, и с молоденькими , как Настюша, и даже с девственницами, конечно, по их желанию, бесился, бесновался от ревности. Да, он страшно ревновал к тому парню, которому отдала себя его девочка. Она заснула ещё на руках, когда Егор нёс её к корпусу, эта ночь забрала у них много сил… Настенька спала на его плече и улыбалась. Его счастье… А когда он уложил её, такую свою, почти домашнюю, с разлетевшимися волосами, ещё чуть мокрыми и пахнущими морем, представил свою русалку с тем, другим, с тем, которому она подарила себя. В настином случае это могло произойти только по любви, это уж точно. И? Какое он имеет право влезать в её жизнь? Просил ночь? Всё, она закончилась. Шуруй, Егоров, оставь девочку в покое. Отвали, старый хрен…

Ну, а что тогда было этой ночью? Разве не любовь танцевала и пела с ними? Разве в глазах Насти не светилось счастье?

А Настя продлила практику, хотя интересного они ничего не нашли. Но зато побывали во многих исторических местах, объехали пол страны. Вернулась она к своему дню рождения и объявила всем, что ждёт ребёнка. Кто отец, осталось тайной. Она даже попыталась снять квартиру, чтобы не позорить родителей, получила по башке и заткнулась. Вообще не разговаривала. И не ела. Даже фрукты.

– Ну вот что, Настасья, свет Ивановна. Со своей жизнью делай, что хочешь. Ребёнок здесь при чём? – Иван Михайлович еле сдерживался. – Или ты начинаешь есть, пить, разговаривать, гулять по вечерам, посещать врача сама, или я уложу тебя в пансионат насильно. Это понятно? Не девочка уже, неужели не понимаешь, что бедное дитя страдает от такой дуры-мамы. И кто отец, наконец? Почему не разговариваешь с Сергеем? Он в чём-то виноват перед тобой? Или ребёнок Егорова?

У Насти подкосились ноги, отец что-то знает. Не дай бог. Спасительное молчание сыграло на руку. Ну а чей у неё ребёнок, кто подскажет? Кошмар, она ненавидела сама себя. И Егорова. Вот уж наворотила, так наворотила, девочка. Но сердце убеждало, что та ночь любви неземной не может пройти даром. Не может! Но уверенности не было. Возможно, два варианта.

Сергей всё-таки выловил её после лекций и затащил в машину насильно. Несколько раз он пытался уговорить её, но Настя только таращила глаза и молчала. И уходила. Дальше так продолжаться не могло.

– Послушай, я ведь не железный. Переживаю, рву на себе последние волосёнки, что оставил тебя в этом чёртовом санатории. Ну объясни, что произошло? Настя, любимая моя, ребёнок же не виноват в наших с тобой разборках. Хотя, о чём это я? Мы же не ругались с тобой. Я сделал что-то не так? Неужели обидел чем-то? Настя, умоляю, любая правда, даже горькая, от тебя будет принята как должное. Я не могу существовать в подвешенном состоянии, пойми!

Боже, ну в чём виноват этот сильный и очень-очень хороший человек? Он осунулся, глаза потухшие, растерянные. Настя была уверена, что он ради неё пойдёт на многое, даже простит ей Егорова. Она не простит. Себе. Значит, надо сказать правду. Сергей – парень видный, подружки завидовали ей, найдёт своё счастье. Может, уже бы и нашёл, если бы Настя не морочила ему голову.

– Серёжа, – шёпотом начала она, – я была бы самой счастливой на свете, если бы полюбила тебя. Создавать семью даже ради ребёнка, это неправильно. Ну согласись.

– Но я люблю тебя, Настя! А после того, что случилось между нами, вообще не представляю жизни без тебя. Мне-то что делать? А родится ребёнок, куда мне деваться? Он будет расти без отца? Так, по-твоему?

Слёзы ручьями потекли по девичьим щекам. Сергей схватил будущую мать и стал целовать её солёные глаза, щёки, губы.

– Настенька, ну что ты, девочка моя маленькая. Сама ещё ребёнок… Я буду хорошим отцом, Настя, честное слово! Не отталкивай меня, не лишай возможности заботиться о тебе и нашей крошке. Ну не хочешь расписываться, не надо. Будем просто жить и радоваться каждому дню, приближающему нас к рождению нашей девочки.

– А почему девочки? – Всхлипывала будущая мамаша.

– Потому что мне очень хочется, чтобы на свете появилась маленькая копия Настеньки, очень красивой и замечательной мамы. Поедем домой, а?

Он даже не представлял, насколько его слова легли на благодатную почву. И действительно, ребёнок будет похож на мать, кем бы ни был его отец.

И Настя переехала к Сергею. Главной причиной этого поступка было сознание того, что Егоров, даже если и отец биологически, фактически им не будет. Зачем ему это? Вот где он? Со своей москвичкой? Или ещё с кем? Ну и чёрт с ним. Настя устала от своих же дум, от неопределённости, от косых взглядов родных и знакомых. Будь, что будет. Тем более, что Сергей окружил её вниманием и заботой, создал вокруг неё комфорт и уют, возможность спокойно учиться, а, главное, успокоил родителей Насти, за что она была ему безмерно благодарна.

Виктория, Викочка, Викуля, Викуся, Вика, Кулёчек появилась в марте. Ровно через девять месяцев с той ночи. Настя ещё надеялась на чудо, пока не увидела свою дочь: сквозь детскую синеватую плёночку проступали тёмноголубые, немного приподнятые во внешнем уголке, глаза Егорова…                                                                                                 Анастасия заканчивала университет, параллельно обучаясь в аэроклубе. Никто не знал об этом. Она посещала клуб, прикрываясь лекциями на тему истории авиационного спорта и чего-то ещё. Инструктор, посвящённый в тайну, немолодой отставной лётчик, не приветствовал этот её порыв. Всё-таки у Насти маленькая дочечка, зачем ей это? Но не мог не отметить, что молодая мамочка схватывает всё на лету. И ей очень нравится, она просто повёрнута к небу, к полётам. Теория пройдена, парашютная подготовка сдана, медицинская комиссия тоже. Настя сидела на авиатренажёрах, предвкушая близкий практикум. Всё складывалось на редкость удачно. Преддипломная практика намечена в Калининград, папа настоял на этом. И там есть свой авиаклуб. Настя уже связывалась с ним, её примут с удовольствием, спасибо инструктору. И папе. И если бы он узнал за что, убил бы…

Расстраивала разлука с Кулёчком, маленькой дочечкой. Ей исполнилось два года, и она отправилась в ясли, расположенные в соседнем доме бабушки с дедушкой. В семье генерала, папы Насти, работали все. Даже бабушка Маша, переехавшая к ним год назад, целыми днями вязала кружева, салфетки, носки и шапочки. Часть продавала, часть раздаривала, а самое лучшее оставляла для своих внучек и, особенно, правнучки. Девочка Вика являлась центром Вселенной для семьи Насти. Весёлая, жизнерадостная, смешная непоседа с беленькими косичками и очень красивыми, необычными глазами. В садике её звали Инопланетянкой, красивенькой и умненькой. На первом же утреннике, к восьмому марта, она звонко и чётко читала почти половину стихов и пела все песенки приготовленной постановки. И посылала воздушные поцелуйчики маме и бабушке, вызывая у них слёзы умиления. А потом неслась к папе Серёже, залезала к нему на руки, поворачивала его лицо ладошками к себе и что-то рассказывала, задыхаясь от восторга. И радуясь реакции отца, восторгающегося своей дочерью, хохотала на все лады, заражая своим настроением всех. Забрать у отца девочку мог только дед, с которым Виктория готова была идти куда угодно, лишь бы на ручках, или за ручку.

Настя с Сергеем почти не виделись последнее время. Сразу после нового года он попал в госпиталь, ему сделали небольшую операцию по восстановлению коленного сустава и отправили в центр реабилитации в Москву. Настя не могла уехать с ним на всё время. Она приезжала один раз сама, другой – с Викусей. Они ходили в кино, пиццерию, на Красную площадь, гуляли немного, Сергей уже хорошо двигался. Но радости, как раньше, приехав во второй раз, Настя не ощутила. Он натянуто улыбался, мало говорил. А о том, что скучает, вообще ни слова. Она перепугалась, решила, что Сергей что-то скрывает от неё. Но лечащий врач успокоил, всё шло своим чередом, скоро его отпустят под контроль жены. И уже в последний день, заскочив незапланированно к нему в палату с фруктами и сладостями и не застав его там, Настя увидела Сергея в обществе симпатичной медсестрички, которую он держал за талию и прижимал к себе, недвусмысленно заглядывая ей в глаза. Она спряталась за колонну и ушла, огорошенная и немного прибитая. А потом, в самолёте, убедила себя в том, что он имеет на это право. Ведь она ему никто, они не расписаны. И даже то, что дочка записана на него, не уменьшает его свободы. Конечно, Настя привыкла к заботе и крепкому плечу. Лёгкий нрав и патологическая порядочность во всём, даже в пустяках, очень ей импонировали. Как и всем. Серёжку полюбили в их семье, приняли, доверяли ему. Что же теперь, сейчас? Чего ей ждать? Куда же делась его порядочность? И она ещё смеет что-то требовать от него? Опомнись, Настя!!! Не кощунствуй…

Но вернулся он, как ни в чём не бывало. Привёз подарки, московские вкусности, новости для Ивана Михайловича. Мужики проговорили весь вечер, и Настя с Сергеем на ночь остались в доме родителей.

– Серёжа, я заходила к тебе в последний день, – не выдержала Настя. – Ты разве не понял? Ничего не хочешь мне сказать?

– Ничего, Настя. Ну не сегодня, это точно.

– Надо ли понимать, что сказать есть что, только не сегодня? Только не ври. Помнишь ты говорил, что любая правда…

– Я всё помню, Настёна. Но только и ты вспомни, сказала ли ты правду?

– Ну не обманывала, это точно. Не сказать и сбрехать – это разные вещи. – Всё мимо, её слова неубедительны, как будто оправдывается. – Ты – вольный человек, Сергей. Поступай, как знаешь. Я тебе не судья.

– То есть, тебе всё равно.

– Нет, но я постараюсь понять. Если ты полюбил, я буду очень рада за тебя, честное слово.

– А как же ты? Вика? Мне без вас… – голос сорвался.

– Решай, Серёжа. Но знай, фальшь я почувствую…

Сергей стал проводить почти всё время в спортзале, восстанавливая себя и своих ребят, расслабившихся без него. Настю не звал. Да она и сама не хотела. Они сохраняли видимость хороших отношений, когда не находились рядом. Она занялась аэробикой, потом плавала в бассейне, ей хватало нагрузки. После спорта часто оставалась у родителей, объясняя это ранним вставанием и близостью детского садика.

Серёжка молчал. Настя тоже, прекрасно понимая, что долго это не продлится. Но никаких медсестричек не появлялось, и Сергей никуда не уезжал, даже в их городе был в поле видимости. Они спали вместе, но он старался заснуть раньше Насти, а ей это было на руку. В последнюю ночь перед отлётом в Калининград, Настя решила поставить все точки над "и". Она решительно разбудила, якобы, спавшего Сергея.

– Не придуривайся, ты не спишь. Твои мозги шевелятся так, что мешают спать мне. Неужели всё так сложно, Серёжа? – Она обняла его, насколько хватило рук, прижалась к нему, заглядывая в тоскливые глаза. – Я завтра уезжаю, ты же знаешь. Что мне делать? Ты ждёшь освобождения? На целых два месяца? Да мы с тобой уже сколько не прикасаемся друг к другу? Ты боишься испачкаться мной после своей московской подружки? Да? Я тебе противна, Серёжа? Скажи, пожалуйста, не бойся меня. Каждый человек имеет право быть счастливым, и если я тебе уже не нужна…

Как он целовал её!? Пополам со слезами. Он не дал Насте ни минуты передыха между бешеными приступами обладания ею и коктейлем из поцелуев, ласк, страстных признаний в любви. Не осталось ни одного миллиметрика на её теле, не облизанного, не обцелованного, не заласканного. Заснули уже под утро, совершенно без сил. А поздним утром Сергей, буквально, затаскал Настю, перенося её сначала на кухню, потом в машину, а потом и в самолёт. Он улетал вместе с ней, чтобы устроить, проверить условия работы, помочь чем-нибудь, если нужно. И опять ночь принесла им бешеный секс пополам с малиновым вареньем. Но нужно было улетать. Сергей опять смахивал скупую мужскую слезу, чтобы Настя не заметила. Еле оторвался. Улетел. Что это было? И почему слёзы? Какая-то недосказанность, недопонимание висели в воздухе…