Помоги проекту - поделись книгой:
20 марта 1925 г. председатели союзов и начальник II отдела генерал фон Лампе направили поздравления генералу Врангелю в связи с пятилетием пребывания его в должности главнокомандующего. В телеграмме офицеров-конногвардейцев были особо теплые слова: «Офицеры конной гвардии, находящиеся в Берлине, шлют дорогому однополчанину, к пятой годовщине командования славной Русской армией, самые горячие поздравления и пожелания!»[185]
Между тем атмосфера в «русском Берлине» была далека от нормальной. Вечером 31 марта 1925 г. в квартиру генерала фон Лампе нагрянули трое сотрудников немецкой полиции, они арестовали генерала и изъяли более 100 документов и папок[186]. В этот же день прошли обыски и у других русских эмигрантов – С. Д. Боткина, Б. В. Андреева, А. А. Врангеля, А. О. Гамма, барона В. Л. Остен-Сакена, Н. Н. Субботина, Г. В. Шульце и у полковника фон Гагмана. Основанием для обыска послужил донос из кирилловских кругов и подделанное письмо Миллера к фон Лампе. Суть обвинений – эмигрантские организации управляются и финансируются из Франции, а значит, собирают информацию для французских спецслужб. Абсурдность и надуманность обвинений была настолько очевидна, что многие немецкие газеты вышли с материалами в защиту эмигрантов, к примеру, газета «Дойче цайтунг» опубликовала заметку «Борьба против беззащитных русских»[187]. Позднее к генералу фон Лампе явится с повинной один из участников составления злополучного доноса.
С годами поступление ассигнований сокращалось, а вместе с этим урезалась и смета II отдела. Из-за недостатка средств Союз офицеров был вынужден отказаться от своего помещения с 1 апреля 1925 г. и переехать в помещение управления отдела[188]. В сентябре 1926 г. смета отдела составляла 153,74 немецкие марки (или 949 французских франков) в месяц, из них 899 франков выделяло руководство РОВСа, а 50 франков были частными пожертвованиями. В последующем смета продолжала урезаться, это привело к сокращению помощников фон Лампе, отказу от помещений. 4–6 апреля 1925 г. эмигрантам были возвращены все изъятые документы.
В мае русские эмигранты в Берлине были вновь встревожены: 4-11 мая в прусской прессе появились статьи депутата прусского ландтага Эдуарда Кенкеля «Русская эмиграция как политическая опасность для Германии»[189]. Шумиха заставила прусскую полицию перейти к активным действиям против русских эмигрантов. 18 июля 1925 г. дела на С. Д. Боткина и А. А. фон Лампе были переданы в суд. Им было предъявлено обвинение в государственной измене[190]. Учитывая всю серьезность ситуации, Боткин, фон Лампе и барон Ф. В. фон Шлиппе обратились с содержательной запиской к президенту и правительству Германской республики. В своем меморандуме русские эмигранты разоблачили все выдвинутые против них обвинения, закончив его словами: «Вся эта гнусная газетная травля, которая выразилась в большом количестве статей в разных газетах, естественно тревожит ответственных руководителей затронутых русских учреждений, стоящих на страже доброго имени своих организаций. Но с еще большей тревогой они учитывают то обстоятельство, что подобными действиями подрываются установившиеся хорошие отношения между широкими кругами русского беженства и германскими правительственными и общественными группами»[191]. Авторы записки также обратились в ландтаг с просьбой снять депутатскую неприкосновенность с Кенкеля для подачи против него иска.
На волне сложностей с полицией генерал фон Лампе узнал, что великий князь не был доволен им как начальником отдела и летом 1925 г. готовил ему замену в лице генерала П. Н. Краснова. Однако генерал Врангель смог отстоять своего протеже, и все осталось без изменений. 15 июля 1925 г. в Берлине состоялось совместное заседание всех союзов, помимо обсуждения текущей обстановки был выбран новый состав судов чести на второе полугодие 1925 г. Дефицит бюджета сохранялся, и поэтому продолжались и сокращения в штате управления отдела: сначала был сокращен секретарь генерала фон Лампе – барон В. Каульбарс, а затем и помощник генерала – полковник А. А. фон Гагман.
К концу 1926 г. прекратил свое существование недавно образованный немецкий отдел Союза взаимопомощи офицеров технических и инженерных войск. Председателем отдела был генерал-майор В. В. Погосский, а в его рядах числилось всего лишь 10 человек. Зато существованию основных союзов почти ничего не грозило.
Численность Союза офицеров составляла 770 человек (по уставу организации в ней продолжали числиться члены, выбывшие за пределы Германии), при этом 20–25 человек проживало в общежитии. Председателем союза был избран генерал от инфантерии В. П. Роде (заменил умершего флота генерала Г. Н. Папа-Федорова), в состав правления входили генерал-майоры В. П. Бресслер, фон Лампе и Н. А. Елагин, полковники фон Гоерц и Купчинский, подполковник Наместник, капитан Розенбах, ротмистры Блесков и Каульбарс и доктор Аксенов; в суд чести – генерал-майоры Н. И. Глобачев, В. П. Бресслер, полковники фон Гагман, Доможиров, Беккер, П. П. Чайковский, фон Гоерц, Купчинский, подполковники Наместник, Хвалынский, ротмистры К. К. Кнорринг и Блесков, капитан Розенбах, мичман В. С. Касаткин; в ревизионную комиссию – Чайковский, Беккер, фон Гагман, Р. К. Баумгартен, капитан Воейков и мичман В. С. Касаткин.
В других союзах существенных изменений в руководстве и составе не было. В Союзе взаимопомощи служивших в Российском флоте числился 81 человек, около 20 из них постоянно проживало в Берлине. В рядах Союза увечных воинов насчитывалось 200 человек, включая инвалидов, проживающих в общежитии, и бывших сестер милосердия. Численность германского отдела Общества офицеров Генерального штаба составляла 13 человек, 9 из которых были генералами.
К концу 1927 г. становление и организационное оформление союзов было закончено, что и нашло отражение в письме генерала фон Лампе: «Необходимо прийти к выводу, что в Центральной Европе почти все офицерство стабилизировалось в союзах и все, что осталось вне их, либо политиканствует (кириллисты, республиканцы, социалисты, сменовеховцы), либо настолько опустилось, что перестало быть похожим на офицера! Исключения в этом вопросе были наблюдаемы довольно редко! Все это касается главным образом именно Германии, так как в остальных странах II отдела число офицеров сравнительно мало, состав офицерства почти не меняется и поэтому вопроса о новых приемах почти не существует»[192].
В сентябре 1927 г. П. Н. Врангель переехал в Брюссель, чтобы находится ближе к центру интриг – Франции. Переезд не улучшил его взаимоотношений с генералом Кутеповым и великим князем Николаем Николаевичем.
18 января 1925 г. генералом Врангелем был подписан приказ № 7: «За упразднением с 1-го января сего года должности председателя Третьего отдела Русского Обще-Воинского Союза, управление его расформировано 13 сего января. Офицерские союзы и общества и воинские организации, входившие в состав Третьего отдела Русского Обще-Воинского Союза, включаю в состав Первого отдела Русского Обще-Воинского Союза»[193].
Несмотря на расформирование отдела, руководство РОВСа продолжало рассматривать Польшу как важное направление деятельности, и на прежней территории отдела был образован Польско-Прибалтийской район РОВСа, начальником которого 9 февраля 1925 г. был утвержден генерал Махров[194]. Рапорты о положении дел в районе Махров отправлял главе I отдела генерал-лейтенанту И. А. Хольмсену, а тот, собрав сведения по отделу, направлял их в канцелярию РОВС. Главенствующая роль данцигского союза заметно снизилась, к примеру, организации в Ковно отказались с марта 1925 г. вести работу через Данциг. Правда, это не спасло их от репрессий литовских властей: у главы ковенской группы подполковника И. В. Протопопова в ночь с 17 на 18 сентября 1925 г. состоялся обыск, его членство в данцигском союзе было трактовано литовцами как антигосударственная деятельность, и Протопопов был выслан из Литвы. Со слов Протопопова в Ковно осталось 5–7 членов данцигского союза, но продолжать работу в Литве он настоятельно не рекомендовал.
Отъезд эмигрантов на работы во Францию продолжался и в 1925 г., по данным Попечительского комитета, за год из Польши во Францию выехало 9 рабочих партий (всего 301 мужчина, 45 женщин и 21 ребенок)[195]. Еще около 9000 человек из числа бывших антисоветских формирований вернулись в СССР к этому времени. Уменьшение численности обусловило изменения в структуре района: из его состава был выделен Эстонский район (как независимый), собственно Польско-Прибалтийский район был разделен на более мелкие районы:
Волынский – генерал-майор Волховский
Виленский – полковник Гофман
Галицийский – подполковник Табуре
Варшавский – генерал-майор В. В. Мирович
Познаньский – полковник Хухаев
Беловежский – генерал-лейтенант Янушевский[196].
Ячейки организации кирилловцев (КИАФ – Корпус императорских армии и флота) продолжали находиться в зачаточном состоянии на территории Польши. В разговоре с английским офицером они так объясняли эту ситуацию: «Польша – сфера французского влияния, там орудует Врангель, мы не можем принять участие в вооруженном столкновении Польши с Россией на стороне Польши, однако располагаем там военным материалом, который может быть использован в др‹угих› странах и для др‹угих› целей»[197].
Общее положение в Польше быстро менялось, и не в лучшую сторону. Отъезд генерала Махрова во Францию еще более осложнил ситуацию. В декабре 1925 г. генерал Хольмсен докладывал в канцелярию РОВС:. «Польша – никаких организаций нет. Имеются четыре начальника районов, непосредственно сносящихся со мной. В Польше начальник района – это офицер для связи или еще правильнее – корреспондент начальника отдела.
Латвия – никаких организаций нет. Нет даже корреспондента.
Литва – никаких организаций нет. Был представитель Данцигского союза подполковник ‹И. В.› Протопопов, объединивший небольшую группу офицеров, живущих в Ковно, но ныне он выслан из пределов Литвы за связь с Данцигским союзом. Существует в Ковно небольшой союз инвалидов, но он в РОВС не входит.
Эстония – никаких организаций нет. Связь через Данцигский союз. Летом этого года генерал ‹А. К.› Байов был назначен начальником района»[198].
Таким образом, связующую роль в жизни Польско-Прибалтийского района играл данцигский союз, но, по мнению руководства РОВС, и он был «очень малочисленный»[199]. В начале 1926 г. в нем, по сведениям руководства РОВС, оставалось лишь 15 членов, однако в феврале 1926 г. польские власти зарегистрировали его устав. Однако своим приказом № 13 от 6 апреля 1926 г. П. Н. Врангель освободил от занимаемой должности председателя данцигского союза генерал-майора Лебедева.
Майский переворот Юзефа Пилсудского (12–14 мая 1926 г.) вселил определенную надежду в русскую военную эмиграцию: большинство надеялось, что возвращение старого маршала изменит отношение польских политиков к русскому меньшинству. По ряду свидетельств генерал Булак-Балахович принимал самое активное участие в перевороте.
В конце 1926 г. при Виленском русском обществе было принято решение образовать Секцию русских военных инвалидов. Главой секции (председателем) был генерал-лейтенант Ю. Ю. Белозор. В апреле 1927 г. секция вошла в состав Зарубежного союза русских военных инвалидов. Организаторы секции планировали распространить свою деятельность на всю территорию Польши, вне зависимости от места проживания. Вскоре главой секции стал полковник Л. Т. Матвеев.
В том же Вильно был образован Кружок воспитанников бывших русских кадетских корпусов со штаб-квартирой на ул. Адама Мицкевича, д. 22–45. Организация оказалось очень жизнеспособной и существовала до середины 1930-х гг. Целью кружка были поддержание связи между бывшими кадетами в Виленском воеводстве и материальная и моральная взаимопомощь членов.
В 1927 г. русская эмиграция в Польше была потрясена двумя происшествиями, серьезно осложнившими советско-польские отношения. Весной 1927 г. стали известны подробности громкой операции советских спецслужб: ОГПУ создало легендированную организацию – Монархическое объединение Центральной России, которая вошла в активный контакт с монархическими кругами и РОВС. В кругах русской эмиграции эта история получила название «операция «Трест». Значительную роль в «Тресте» играли II отдел польского Генерального штаба, РОВС и русская диаспора в Варшаве. В апреле 1927 г. в Финляндию нелегально перешел советский агент А. О. Опперпут-Стауниц. Он рассказал финнам обо всех деталях «Треста» и о том, как советские спецслужбы водили за нос эмиграцию и пользующиеся их сведениями разведки. Большие интервью Опперпута вышли в финской прессе и рижской русскоязычной газете «Сегодня».
Вторым событием, взорвавшим мирную атмосферу Польши, стало убийство на варшавском вокзале полномочного представителя СССР в Польской республике П. Л. Войкова 7 июня 1927 г. По совпадению в этот же день боевая группа РОВСа во главе с капитаном В. А. Ларионовым устроила взрыв в партийном клубе в Ленинграде, а рядом с польской границей был убит глава минского ГПУ И. К. Опанский.
Убийцей Войкова был 19-летний русский эмигрант Б. С. Коверда из Вильно. В подготовке покушения ему, по ряду свидетельств, помогал уже известный нам есаул М. И. Яковлев, он же организовал сбор средств для помощи убийце через свою газету «Новая Россия» (г. Вильно). Сразу после покушения польские власти «арестовали в Вильно двадцать девять монархистов – среди них генералы: Викторов, Румянцев, Кениг»[200]. Были арестованы и другие известные русские эмигранты в Варшаве и других городах, у ряда лиц прошли обыски. Связи Коверды с арестованными доказаны не были, и все они были вскоре выпущены. Тем не менее русская диаспора ожидала дальнейшего ухудшения отношения к себе со стороны польских властей. Несмотря на это, русское офицерство в Варшаве собирало деньги на побег Коверды. Суд над убийцей начался 15 июня в Варшаве в 10.45 утра, а закончился в 00.45 минут 16 июня. Коверда был осужден польским судом на бессрочную каторгу, но в 1937 г. был освобожден по амнистии. Поступок Бориса Коверды вызвал волну воодушевления среди русской эмиграции, поэтесса Марианна Колосова посвятила ему одно из своих стихотворений, закончив его словами:
Эти события привели к ужесточению контроля польских властей за эмигрантскими организациями. Вскоре в их поле зрения попало образовавшееся в Данциге Объединение ливенцев, щедро финансируемое князем А. П. Ливеном. В 1929–1930 гг. объединение издавало свой журнал «Служба связи Ливенцев и Северо-западников».
Советские спецслужбы не отставали от польских и с усердием разрабатывали эмигрантские организации. В связи с убийством Войкова была проведена тщательная разработка группы есаула М. И. Яковлева в Вильно. Среди ее источников финансирования были выявлены Национально-революционный союз, польские монархисты, II отдел польского Генерального штаба. В состав группы входило 30 человек[201].
Утром 2 сентября 1927 г. русский эмигрант Иосиф Тройкович (по другим данным, П. Трайкович) совершил попытку добраться до нового советского полпреда А. Ульянова, но был при этом застрелен в посольстве. ОГПУ считало, что Трайкович тоже принадлежит к группе есаула Яковлева, которая также готовила покушение на советского консула в Данциге[202]. Косвенно это подтверждала и советская пресса, перепечатавшая заметки польских газет, в которых утверждалось, что «убитый в сов. Посольстве в Варшаве – друг Каверды»[203]. В той же публикации указывалось, что убитый (1907 г. р.) был председателем Союза русской молодежи в Вильно.
К середине 1927 г. на территории Польши стало распространяться влияние кирилловцев. Первым военным представителем Корпуса императорских армии и флота в Данциге был назначен М. Я. Соболевский, но вскоре он отошел от активной деятельности и был заменен полковником Ф. Д. Николаевым. Ряд офицеров присоединился к кирилловским кругам в надежде получить финансовую помощь от свежеиспеченного императора Кирилла.
С каждым годом пребывание в вынужденной эмиграции негативно отражалось на членах союзов: падала дисциплина, исчезала вера в победу и скорое возвращение домой. Незадолго до своей трагической смерти Главнокомандующий П. Н. Врангель издал приказ по РОВСу № 36 от 5 февраля 1928 г. со словами: «Принять все возможные меры для борьбы с упадническими настроениями, проникающими, в связи с затянувшимся нашим пребыванием за рубежом России, в среду чинов Русского Обще-Воинского Союза»[204]. Единственной доступной союзам мерой по укреплению внутренней дисциплины было более частое проведение собраний членов союзов и более активное вовлечение их в деятельность организаций. Нередко проведение общих собраний было сопряжено с дополнительными финансовыми затратами (аренда помещений, обязательная «чашка чая»[205]), что сделало проведение более частых собраний невозможным.
4 мая 1928 г. глава русской молодежной организации Ю. Л. Войцеховский покушался на советского торгового представителя в Варшаве А. С. Лизарева. Легко ранив чиновника, Ю. Л. Войцеховский был задержан, судим и приговорен к 10 годам заключения. Результатом этого теракта стало закрытие польскими властями Российского комитета и высылка его председателя В. И. Семенова за пределы Польши.
Виленский союз инвалидов распространил свою деятельность на всю Польшу и теперь именовался Союзом инвалидов в Польше. В рядах союза насчитывалось 147 членов, на их иждивении находилось 118 детей и 86 жен[206]. Правительство Польши выделяло на содержание инвалидов 48 000 злотых в год.
В КСХС жизнь союзов шла своим чередом. Руководство РОВСа уделяло большое внимание хранению знамен в храме Святой Троицы в Белграде. Приказом № 13 начальника IV отдела РОВСа от 5 октября 1925 г. устанавливался особый порядок охраны знамен и регалий, находящихся в русской церкви[207]. Охрану святынь должны были нести все общества (союзы), входящие в состав IV отдела, а также офицеры, не входящие в состав обществ, но добровольно присоединившиеся к этой миссии. Ответственным за распределение нарядов на охрану был назначен полковник В. И. Базаревич. Внутри обществ наряды распределяли их председатели. Дежурства длились с 18.00 вечера до 6 утра. В состав одной смены входило 3 офицера, один из которых являлся старшим поста и осуществлял смену дежурств и давал поручения другим офицерам. Охрана неслась снаружи церкви, в ненастную погоду использовалось караульное помещение. Инструкция предписывала дежурным при заступлении наряда проверять сохранность окон и дверей, следить за порядком на праздничных богослужениях, присутствовать при запирании дверей храма, поддерживать связь с ближайшим постом жандармерии. В качестве основного оружия против нарушителей использовался… свисток. Проверять охрану церкви имели право начальник IV отдела РОВСа, председатели обществ (несущих охрану), полковник Базаревич, генералы или штаб-офицеры, имеющие от указанных лиц соответствующее предписание.
В случае невозможности прибыть на дежурство офицеры должны были заблаговременно уведомить председателя своего общества. 18 декабря 1925 г. приказом № 14 начальника IV отдела РОВСа число офицеров в одной смене было уменьшено до 2 человек[208]. Постепенно затея с дежурствами сошла на нет, и вновь к ней вернулись лишь после перенесения праха Главнокомандующего П. Н. Врангеля в Белград.
1 февраля 1926 г. генерал П. Н. Врангель подал рапорт № 157/П Верховному главнокомандующему великому князю Николаю Николаевичу, в котором представил «подробную опись знамен и регалий, размещенных в Русской Церкви в Белграде…»[209].
В феврале 1926 г. Кубанская казачья дивизия продолжала работать на строительстве дороги. 4-я Запорожская сотня вела строительство на участке дороги Штип – Кочане, там уже трудились корниловцы (Корниловский конный полк Кубанского казачьего войска) и кубанцы, в то время как часть Технической роты перешла на работы в Смедерево. В Прекупле трудилась 1-я Уманская сотня.
Приказом по РОВСу № 48 от 18 августа 1926 г. генерал-лейтенант Мустафин был освобожден от должности председателя местного отделения Общества русских офицеров в КСХС в Любляне, а на его место назначен генерал-майор В. Жолтенко.
Несмотря на кажущуюся монолитность, галлиполийцев сотрясали и дрязги. Так, 3 октября 1926 г. генерал-майор Б. А. Штейфон на заседании совета Общества галлиполийцев в Белграде выступил с обвинениями в адрес генерал-лейтенанта Мартынова и главного правления в ряде упущений[210].
Большая роль в культурной жизни эмигрантов отводилась непрофессиональным театрам. Первый самодеятельный театр был образован еще в Галлиполи, на Балканах же театры или студии возникали в местах массового скопления эмигрантов – в Белграде, Софии и т. д. Особую славу имел галлиполийский театр на мине Перник. Его состав образовался из артистов бывшего галлиполийского театра. Днем актеры работали на шахтах, а вечерами и в выходные давали представления. Театр вмещал 300 зрителей. Стоимость билетов колебалась от 5 до 25 левов. В труппе насчитывалось более 20 человек. В репертуаре театра были постановки «Без вины виноватые», «Бешеные деньги», «В горах Кавказа», «Вера Мирцева», «Война», «Гроза», «Дорога в ад», «Женитьба Белугина», «Змейка», «Касатка», «На бойком месте», «Начало карьеры», «Не все коту масленица», «Свадьба Кречинского», «Тетка Чарлея», «Торговый дом» и пр.
14 января 1926 г. генерал Врангель подписал приказ № 1 с проникновенными словами: «Шлю зарубежной Русской армии к Новому году мой горячий привет. Как в бою развертывается полк, разбивается на батальоны, роты, взводы, звенья, принимает рассыпной строй, так армия-изгнанница из лагерей Галлиполи, Лемноса, Кабакджи разошлась по братским славянским странам, рассыпалась по горам Македонии, шахтам Болгарии, заводам Франции, Бельгии, Нового Света.
Рассыпалась, но осталась армией, воинами, спаянными единой волей, связанными между собою и со своими начальниками, одушевленными одним порывом, одной жертвенной готовностью. Среди тяжелых испытаний армия устояла. Не ослабла воля. Не угас дух.
Придет день, протрубит сбор, сомкнуться ряды и вновь пойдем мы служить Родине.
Бог не оставит нас, Россия не забудет.
Генерал Врангель»[211].
5 января 1926 г. генерал Врангель в своем приказе отметил исключительно полезную работу председателя Союза автомобильных войск во Франции генерал-майора Секретева. Весьма успешно армейской группой в городе Кнютанже руководил генерал-майор Буров, возглавлявший кадр Александровского военного училища там же. Но помимо «общественной» нагрузки по РОВСу генералы были вынуждены и зарабатывать на хлеб насущный. Так, генерал-майор Пешня трудился на заводе «Рено» с 7 до 19 часов[212]. Возможно, работа на заводе подорвала его здоровье и привела к смерти.
В 1926 г. кризис в Европе продолжал набирать обороты. Руководство РОВСа пыталось экономить практически на всем. В продолжение сокращения расходов 12 октября 1926 г. генерал Врангель подписал приказ № 914, в котором констатировал, что в связи с сокращением ассигнований чинам управлений РОВС придется искать работу на стороне, что приведет к сокращению времени отпускаемого на работу по линии союза. В целях сокращения занятости чинов управлений генерал П. Н. Врангель распорядился упростить делопроизводство в союзе, изменив порядок переписки. В соответствии с приказом начальникам отделов РОВСа предоставлялось право назначения председателей местных отделов и отделений офицерских обществ и союзов в подведомственной им стране (ранее председателей назначал П. Н. Врангель) и сокращалось количество срочных донесений, сроки их подачи, содержание и ответственные оговаривались в прилагаемом к приказу табеле[213].
Помимо этого, приказом П. Н. Врангеля № 30 от 14 октября 1926 г. штаб Главнокомандующего Русской армией расформировывался и к 1 ноября обязывался передать дела и архивы начальнику I отдела РОВС. Исполнявший должность начальника штаба Главнокомандующего Русской армией Генерального штаба генерал-лейтенанта Кусонского и его помощника Генерального штаба генерал-лейтенанта Архангельского Врангель переводил в свое распоряжение без содержания[214].
В различных странах начальники отделов сокращали свои расходы, пересматривали условия аренды штабных помещений, несколько организаций объединялись для удешевления аренды, перераспределяли финансовую нагрузку. К примеру, начальник III отдела союза распределил бремя аренды (1000 болгарских левов) за помещение Русского офицерского собрания в Софии на 10 организаций следующим образом:
Управление начальника III отдела РОВС – 100,
Группа 1-го армейского корпуса – 200,
Лемносская группа в Болгарии – 200,
Союз русских офицеров в Болгарии – 100,
Союз Георгиевских кавалеров в Болгарии – 100,
Общество офицеров Генерального штаба – 50,
Объединение офицеров армейской кавалерии – 50,
Общество офицеров-артиллеристов – 50,
Союз русских инвалидов в Болгарии – 100,
Объединение офицеров технических войск – 50 левов[215].
Подводя итоги года, генерал Врангель издал приказ № 42 от 12 декабря 1926 г., в котором указал: «Прошло шесть лет нашего изгнания. Дети стали юношами, юноши взрослыми. Здоровая молодежь тянется духом к национальному ядру за рубежом России – русской армии, олицетворяющей в ее глазах славу и мощь России. Жизнь сама создает связь молодежи с армией»[216].
Наряду с работой с молодежью по линии РОВСа руководство союза делало попытки интегрировать в него и молодых эмигрантов – выпускников военных училищ иностранных армий (бельгийской, польской, французской и югославской). В ряде случаев полученные в училищах звания подтверждались РОВСом. Так, казачья молодежь, окончившая французскую Военную школу Сен-Сир, получала в РОВСе чины хорунжих, например, сын Донского атамана вольноопределяющийся Лейб-гвардии Атаманского полка Е. А. Богаевский[217] был произведен в хорунжие.
Служба русских во французском Иностранном легионе продолжалась. В 1924–1926 гг. русские легионеры составляли 75 % от численности всего легиона, а в 1927 г. лишь 25 %[218]. Многие русские эмигранты были в легионе на офицерских должностях, более молодые эмигранты получили образование во французских военных училищах, преимущественно в Сен-Сире. Однако в 1927 г. военный министр Франции распорядился выпускать русских не су-лейтенантами в армию, а сержантами в Иностранный легион[219].
Численность русских военных эмигрантов в Бельгии продолжала постепенно расти. Это наглядно видно по изменению числа членов областного отдела Общества галлиполийцев в Бельгии. В январе 1926 г. в нем насчитывалось 62 члена и 9 соревнователей, а к декабрю 1927 г. было уже 89 членов и 8 соревнователей[220].
В связи с сокращением финансирования в феврале 1926 г. генерал-лейтенант Ронжин был освобожден от должности русского военного представителя в Болгарии и зачислен в распоряжение генерала П. Н. Врангеля[221].
В марте 1926 г. приказом по III отделу РОВСа было объявлено переизбранное правление Общества русских офицеров ГШ в Болгарии: генерал-лейтенант Бредов, генерал-майор Никольский, генерал-майор М. М. Зинкевич, полковник Алатырцев[222]. Приказами П. Н. Врангеля были также утверждены представитель Главного правления Союза участников 1-го Кубанского похода в Болгарии статский советник Ф. Трейман и председатель сливенского отделения Союза русских офицеров в Болгарии полковник Первозванский. На время отсутствия генерала Ф. Ф. Абрамова временно исполняющим должность начальника III отдела назначался генерал-лейтенант Рерберг[223].
В Болгарии, где находилось значительное число чинов Донского корпуса в связи с образованием казачьих станиц и хуторов, в ряде случаев возникло двойное подчинение военнослужащих. Распоряжением № 285 по III от 25 марта 1926 г. генерал Ф. Ф. Абрамов запретил «одновременное нахождение чинов корпуса в составе войсковых частей (в войсковых рабочих группах и партиях) и в местных «станицах» и «хуторах», – во избежание одновременного подчинения в одном и том же пункте двум начальникам…»[224]
В августе 1926 г. генерал Врангель посещал русские части в Болгарии и КСХС. Его наиболее яркие впечатления нашли отражение в приказе № 23 «8 августа смотрел дивизион Лейб-гвардии кубанских и терских сотен и взвод запорожцев… По прошествии шести лет изгнаннической трудовой жизни живы славные части старой Российской Императорской армии, крепок воинский дух, жива внутренняя спайка…»[225].
К лету 1926 г. Союз увечных воинов был переименован в отделение Союза русских инвалидов в Болгарии. По состоянию на 16 июня 1926 г. в отделении числились филиалы:
София – председатель полковник Калиновский
Варна – председатель полковник Мельников
Шумен – председатель полковник Худашев
Тырново – председатель ротмистр Арсеньев
Г. Ореховцы – председатель полковник Чебышев
Плевна – председатель поручик Воловик
Д. Ореховцы – председатель полковник Русаков
Руса – председатель генерал Бухгольц
Казанлык – председатель полковник Жиров
Шипка – председатель полковник Ревуцкий
Н. Загора – председатель генерал Ананьев
Пловдив – председатель генерал Ковалевский
Кочеринов – председатель полковник Корниенко
Мина Плачковцы – председатель генерал Александров[226].
Отпуск денежных средств от болгарского правительства на оказание помощи русским инвалидам поступал в распоряжение Центрального правления Союза русских инвалидов в Болгарии и частично в Русский Красный Крест, который содержал инвалидные дома на Шипке и в Новой Загоре.
Для получения помощи от союза было необходимо иметь членский билет. Для зачисления в союз также было необходимо соблюсти ряд формальностей: написать заявление на имя председателя ближайшего отделения, приложить к заявлению краткую аттестацию от командира своей части или поручительство двух действительных членов Союза инвалидов об общей благонадежности и нравственной порядочности, приложить медицинское свидетельство Центральной комиссии при Главном управлении Русского Красного Креста в Болгарии об инвалидности или медицинское свидетельство об инвалидности и потере трудоспособности, выданное местной комиссией из двух врачей (один болгарский) и одного русского офицера по назначению командира или старшего армейской группы[227]. Лица, не вносящие ежемесячные членские взносы, исключались из состава союза.
9 января 1927 г. на мине Перник болгарскими гражданами – членами националистической организации «Родна защита» (позже Союз «Българска родна защита») были совершены нападения на русских. В нападениях участвовали 8-10 человек, были среди них и солдаты болгарской армии (1 человек из 1-й дружины (София) и 2–3 человека из конного полка (Брезник), нападавшие были вооружены огнестрельным и холодным оружием, палками и дубинками. В одном случае полковник Керманов и 5 корниловцев были вынуждены, добравшись до казармы, вооружиться и применить огнестрельное оружие[228]. Мотивы нападавших при этом неясны.
Во второй половине 1927 г. генерал Врангель провел ряд кадровых перемен в руководстве союзов в КСХС. Приказом № 23 от 28 июля генерал-лейтенант Мартынов был назначен председателем областного правления Общества галлиполийцев в КСХС, приказом № 36 от 1 декабря вместо Генерального штаба генерал-майора Георгиевича начальником Корниловского военного училища был назначен полковник Керманов, приказом № 49 от 27 декабря вместо полковника Дьяченко командиром Технического батальона 1-го Армейского корпуса был объявлен полковник Е. Д. Лукин[229].
Чуть ранее генерал Врангель преобразовал Технический батальон. Приказом № 34 от 4 октября 1927 г. из его состава были выделены 1-я генерала Маркова железнодорожная и 2-я сводная железнодорожная роты, вместе образовавшие Железнодорожный батальон. Приказом № 46 от 1 декабря 1927 г. командиром Железнодорожного батальона был назначен полковник Осипов[230].
Из тайной организации III отдела РОВСа – «Долг Родине» – была образована так называемая «Внутренняя линия»[231]. Эта организация была особенно сильна в Болгарии и Франции. Приоритетным направлением в деятельности РОВСа стали антисоветские акции, в том числе террористические. Молодые офицеры РОВСа неоднократно проникали на территорию Советской России с различными заданиями. Пожалуй, самой громкой диверсией боевиков Кутепова был взрыв Ленинградского центрального партийного клуба 7 июня 1927 г. Все успехи боевиков советские спецслужбы связывали с именем А. П. Кутепова, кроме того, в военных кругах эмиграции он был признан безусловным лидером. Это стало главными причинами для физического устранения генерала.
Жизнь офицерских союзов в Болгарии шла своим чередом – менялись начальники и председатели союзов, количество организаций и их численность. 1 сентября 1927 г. начальником рабочей партии 1-й Галлиполийской роты в Софии был назначен военный чиновник Погожев. В составе партии находилось лишь 35 чинов, но за год ее численность снизилась лишь на 2 человека[232].
6 ноября 1927 г. в Тырнове чинами 1-го Армейского корпуса на русском участке местного кладбища воздвигнут и освящен памятник-часовня всем чинам корпуса, умершим и похороненным в Болгарии в 1921–1927 гг. Памятник построен на добровольные пожертвования чинов 1-го Армейского корпуса.
Поделиться книгой: