Помоги проекту - поделись книгой:
А этот п…рекрасный со всех сторон человек, этот фрик недоделанный цепляется, не отстаёт. Кое-как бензопилой отмахались. Надо уже где-нибудь прибиться. Уж слишком мы видные парни, видно, для мальчиков в юбках. Особенно Леопольд со своей бензопилой. А я ещё и подзуживаю, на мозги падрам покапываю:
– Пацаны, я тут замечаю со всех сторон ТАКИЕ (!) взгляды – наповал!
– Где?
– Да везде: вокруг! И там на площади, и в переулке, и вот только что на углу и у кафе… Меня-то сегодня этот момент мало трогает, сами понимаете – от перманентного рона очередная изжога нарисовалась. Но за вас похлопочу, только команду дайте.
– Да иди ты к этому п[ом]идору гнойному. Задолбал уже! – не выдержал Бобби.
– Ну что вы, пацаны, я ж для вас. А вообще, такое чувство, будто это у вас изжога, а не у меня.
– Давайте не будем ссориться, а пойдём в музыкальное кафе и там задницы прижмём, – примирил стороны старый ребе Лео.
Про «прижать задницы», это он метко. В свете текущей обстановки.
Замкнув периметр центральной площади, мы таки вернулись к кафе с живой музыкой. Заметив очередную порцию прибывших «ходячих кошельков», местное население приободрилось. Из-за столика у импровизированной сцены выгнали бабушку:
Как это описать? Да невозможно! Играли они на инструментах того же возраста и состояния, что и сами. Соло-гитара кузбасслаком покрашена [39]! Усилители, собранные на коленке из подольской швейной машинки и белорусского трактора. А контрабас, тот и вовсе из лопаты. Я так подробно до винтика всё рассмотрел, потому что столик наш центровой был всего в метре от музыкантов.
Как они играли! Я пребывал в полнейшем аффектозе. Улыбку с лица пришлось отскребать весь остаток ночи. Я смотрю на Бадди Марка,
– Ты видишь, как дедушко на соляге лабает? Я хочу, чтобы у меня был такой дед!
– Марик, прости, но он МОЙ дед! Я же тоже когда-то вот так солы на гитаре пилил. Внук я его, понимаешь?
И солист цвета варёной свеклы и с голосом Робертино Лоретти [41]. А как они в припеве на «Сальсите» хором выстреливали:
Во время перекура стали брататься с дедушками: улыбками, обниманиями да денюжками. Бобба купил их диск, который натурально потом закрутили до дыр. И каждый раз, блаженно закрывая глаза, под их непритязательные песни мы уносились мыслями в этот прекрасный вечер. Пообщались. Один говорит, жаль, что русского уже не помнит. Зато вспомнил несколько аккордов «Катюши». Другой деда тычет в компашку: вот эту «Сальситу» я написал. А мы с Бадди Марли с трепетом жали руку соло-гитаристу:
«Завтра пятница – завтра тут будет настоящий рок-н-ролл и фиеста!»
Ещё одно яркое впечатление, полученное во время антракта от моего краткомоментного посещения «баньоса»
Во второй части выступления дедушки совсем распоясались: подмигивали нам, подшучивали друг над другом
Едва «прижав задницы» в кафе, мы заметили значительное повышение активности масс, молодой и наиболее активной её части:
«Нэт, я нэ Нэгоро. Меня зовут Себастьян Пэрэйра – торговец чёрным золотом» [45]
Снуп-Доги-Негоро весь «на цырлах», в какой-то умопомрачительной зелёной галлюциногенной футболке в обтяг. Трость опять же, цепи на шее… п[ом]идор, короче, очередной, или драгдилер гарлемский. В общем, весь цвет и сливки сантакларского полусвета и сексуального андеграунда пожаловали. Парад-алле!
Места в огромных колониальных окнах-проёмах, что за спиной, тоже перекрыты «предложениями услуг». Спинным мозгом чувствуем, как петля затягивается всё туже на наших чреслах [46]. В разгар выступления дедушек Падрэ Лео шепчет мне на ухо, бледный как полотно:
– Масса Дик, глянь: меня кто-то сзади… за ушко трогает. [47]
– ???
– Не знаю, я боюсь поворачиваться.
– Отец, не ссы. Это просто одна чёрненькая тётенька пытается обратить твоё внимание на своё присутствие. Очень, кстати, тактично пытается, – пытаюсь успокоить трепещущего на моём плече товарища.
А сам думаю:
А, теперь всё понятно с сигаретами: за могучей «мамкиной» спиной пара её шоколадных подопечниц цветёт пышным цветом. Чувствуем, и огородами через окно уже не уйти:
Тут лучик красный на лбу у меня остановился. Ловлю на себе пронзительный прицельный взгляд. Это одна из эскорта Снупи, жгучая «испанка», вылитая Кармен-сюита в исполнении Алисии Алонсо [49] начала свою кровавую охоту. Взгляд, что прицел лазерный: сначала до самых печёнок достал, потом на перекрестье сердца на мгновенье приостановился. А уже оттуда медленно стал прощупывать вниз, щекоча серпом по самому интимному – по кошельку.
Нет-нет-нет! Мы так не договаривались! Про такие взгляды. Это же игра ниже пояса, высоко поднявшейся клюшкой. Это вам не «гуд сигарс, чикас». После таких взглядов любой порядочный алеман за дело чести считает повести счастливицу под венец… или хотя бы раскошелиться на совместную почасовую жилплощадь. Вот какой взгляд у моей Кармен
Занавес. Посетители к выходу потянулись. И чики, как на праздничной первомайской демонстрации, стройными рядами шагают мимо, намеренно сбавляя ход у партийных трибун, тем демонстрируя все достижения своих народных хозяйств, и с таким же горячим комсомольским приветом:
– Всё, отцы, назад дороги нет. Хоть и велика ты, Россия-Мать, а отступать некуда. Пойдёмте сдаваться. [51]
А на выходе уже оцепление. И проход только по узкому живому коридору из френдов и чик. «Коридор» ведёт прямо в подворотню. А на том конце проулка, посверкивая красными огоньками прицелов-сигарет уже поджидает моя Изабелла Кастильская, моя Пенелопа Крус с придворными дамами, уже нервно постукивая веером по ладони [52]. Как счётчик в такси: тик-так, фоки-фок, кук-кук… А за спиной слышим, как мышеловка захлопнулась с характерным присвистом:
Ну вот наконец и мы услышали ТОТ САМЫЙ ЗВУК, о котором так долго твердили большевики в путеводителях да форумах. Нам бы радоваться. Только оптимизма этот чистый в своей сермяжной простоте и непорочной греховности звук в нас так и не вселил: страшно. Что же теперь? Сексуальное гетто на койко-галерах? Или сразу в печь страстей, дотла?
На счастье обнаружили брешь в оцеплении: прямо посреди улочки вход в забегаловку «Эль Рапидо». Куда и не замедлили укрыться. Лучше б не заходили – это не брешь в оцеплении, а очередные хитроумные силки: тут как раз их арьергард обосновался. На драфте. Вот уже во второй раз я чувствовал себя последним Плейшнером на Блюменштрассе, точней на Улице Роз. Падры в том же коматозе:
И тут на нас напал нервический смех. Мы сидели ночью в самом центре Кубы, посреди грязной улицы на бордюре. Смотрели друг на друга и ржали как оглашенные, до коликов. Мы валялись от смеха прямо на грязном и обоссаном тротуаре. Нашими устами смеялся сам Сатана. Ибо и ему было страшно.
Видимо, наше неадекватное поведение возымело действие и цепь поредела. Мы увидели небольшой свет в конце тоннеля, куда и устремились. Нам вослед ещё неслось «пс-пс», но уже довольно вяло. Только ненасытная троица с «бельэтажа» во главе с «мамкой» и пачкой сигарет наголо по-прежнему преследовала нас, ещё надеясь заманить пугливых алеманов в сети продажной любви. Вот какие вкусные ушки у нашего Дона Лео-Пэдро [54]! Но и эти ненасытницы, едва мы пересекли магическую черту центральной площади, оставили беглецов.
Да, этот бой при Санта-Кларе мы проиграли. Да и не битва это была: когда в койку загоняют как в колхоз, любое желание опадёт. Впору было залить наши выпяченные от ужаса квадратные «шары»: где «Чивас», пацаны? Вернувшись в «Сра Сисси» и всё ещё остро переживая своё позорное отступление, конкретно нарубили свои бледные от страха тяпки, устроив вечер откровений. Прямо по картине «Охотники на привале».
15.12.06, Пятница. День Девятый
На удивление хорошо выспались с Братом Мариком на совместной койке. По-братски, точней по-валетски: никто ни к кому за ночь так и не пристал
– Ты совсем, блин, офигел? А если это на всех? На середину ведь поставила.
– Падры, но ведь тут едва на одного…
– И думать об омлете не смей, пока всем остальным не подаст, рыга!
Это была прикольная «торжественная минута молчания», пока её не прервал бряк следующей тарелки с омлетом. Во всё это время тётя Марта как-то искоса посматривала на нас и думала, поди, «ну и рыги мне перепали на постой». Позже Марик высказал предположение, что наша Марта не такая уж и Клава, какой прикидывается. А, возможно, даже по-русски сечёт. Но возможности подловить тётку так и не представилось.
Настроение после вчерашних перипетий кефирное: прогулка по городу и в путь, проездом через монумент Че
Центр. А чего вчера вечером так срались-то: вокруг совершенно нормальные люди. Ни вышек, ни оцеплений. И всё вчерашнее светопреставление – не более чем страшный абстинентный сон. Но нет, не сон: на площади уже поджидает вчерашний велосипедист, со вчера «случайно проезжающий мимо». А мы про двадцатку-то уже знаем. Как зашипели мои гуси-лебеди, крыльями замахали на него. Прогнали супостата, в общем.
На центральной площади символ города – мальчик с одним снятым сапогом. Что сие значит? «Трабаха маньяна»? Или памятник Леониду Агутину? А вот и гостиница Центральная пресловутая. Всё-таки хорошо, что вчера смогли оторваться от «титьки» алеманской, и отдались на растерзание частному сектору [55].
Вальяжничаем на скамейке, в эпицентре. Подходит к нам неспешно дедушко и речь такую заводит на «аглицкой мове»:
– Послушайте, только не прогоняйте дедушку сразу. Я знаю, что все вокруг вам предлагают: сигар, девок. Уверен, что вы уже достаточно этого дерьма накушались. Вижу по кефирным лицам. Я не буду «втюхивать» вам ни того, ни другого. Ни чего бы ещё, что в большом количестве могут вам предложить другие несознательные и меркантильные элементы…
А мы, затаив дыхание, ждём ключевой связки его пламенной речи –
– …НО (вот она – связка!) я пенсионер. И денужек мне Фидель мало платит. Потому прошу вас вспоможить посильно мою кубинскую старость.
Эка дед завернул! Мы этому «случайно проезжавшему мимо» с Мариковского барского плеча двадцатку скинули, а деде не дадим? Дали, конечно. За образность речи и за стройный слог. И за благородную старость тоже дали. И за Фиделя. И за английский. А тут и бабка как из-под земли нарисовалась. Как лист перед травой. И вмиг обернулась старухой-процентщицей [57]. И совершила взаимовыгодный обмен с нашим денежным мешком, Мистером Боббой:
Зашли в лавку сувенирную. Футболки, кассеты, прочая дребедень алеманская. Леопольд мне:
– Не бери здесь майки.
– Бляха-муха, отец, а где тогда брать? И когда? Ты и на Варадеро меня отговорил. Так до сих пор без майки и хожу: «Папка старый, мамка старый. Каюм халат не был…»
– Щас не об этом…
Ох, мутит как всегда наш Лев Гурыч [58]. Ладно, подожду следующего случая. Тогда к музыке. Тёте за прилавком говорим, что под две кнопки официального астасьемпровского агитпропа по радио в авто сальсу не больно попляшешь.
– Ты, уж, дай нам, голубушка, пару кассет настоящих, аутентичных, зажигательных – вкусных.
В ответ она надиктовала целую лекцию по всем жанрам латинской музыки. Конечно, на кубано, то есть без единого пробела меж слов, на одном дыхании:
– Сальса-сон-самба-румба-мамба-нуэва-трова-хабанера-реггетон… чего изволите?
– Тётя, ты же видишь, что мы ненастоящие сталевары. И не знаем, что такое ваше сталеварское «эрекция» и «эякулят» означает. И из всего перечисленного только «рыги-тон» и слышали [59].
Тётенька, и впрямь, видит перед собой четвёрку пристяжных, но слабо вменяемых рыг:
– Тогда вот вам: это для ног, а это – для ушей! Так понятней?
– Ах ты, пэсонька наша! Мучо грасьяс.
И точно: та, что «для ушей» кассета сопровождала нас во всё наше путешествие. Вот и сейчас: пишу, а из колонок Habaname звучит. Она же была хорошим толчком к налаживанию контакта со взятыми в плен придорожными «языками», которые тут же начинали ей подпевать. Уже на обратной Гаване я купил этот самый альбом на двойном диске. Думаю, стоит озвучить, рекомендую:
«…del agua que bebimos. NUEVA TROVA CUBANA», 2003. Ciudad de La Habana, Cuba
На одном из перекрёстков встретили Деду «Сальситу». Обнялись как с родным:
– Ну что, руссо амигос, остаётесь на сегодняшний дедушкин рокенроль?
А у меня настроение, не в пример вечернему:
– Может, всё-таки останемся, а? – глаза той креолки до сих пор не отпускали. Испанки моей, Кармен-сюиты, – а, падры? Ну же?..
– Изжогу свою вовремя поправлять надо!
На пути следования какая-то скульптурная композиция. Ба! Отцы, пока мы спали, нашему вчерашнему сражению уже монумент успели воздвигнуть. Вот этот «катерпиллер» [60] – это Тёмные Силы в наступлении. А эти взорванные вагоны – это мы, разбегающиеся из кафе врассыпную. Что реально символизирует сия панорама, так и не узнали – принципиально не подходим к экскурсоводу, хоть и женщине, помня о Плане:
«Никаких музеев и цифр для запоминания! А истории придумываем сами!»
Напоследок заглянули под сень кондиционеров в записной алеманский бар при гостинице «Центральная». Той самой, участи заселения в которую вчера так счастливо избежали. Не успели и по глотку сэрбэсы хлебнуть, глядь: три чики за соседний столик примострячились. А у стойки «смотрящий». Делает вид, что с барменом разговаривает. А глаза на затылке. Что, опять за вчерашнее? Принципиальное противостояние «Катерпиллеры» vs «Вагоны»?
Пополнили на скорую дорогу запасы сигар, различных жидкостей и нехитрой закуси в местной инвалютной «Берёзке». Среди прочей снеди был закуплен и символически-закусочный маринованный лук в банке. Отметьте себе: этот «Эль Лук» ещё станет одним из ключевых и полноправных персонажей Саги. А пока мирно побрякивает в авоське о бутылки с роном.
Немного про жидкости и прочие ГСМ. Вода питьевая бутилированная очень дорогая, стоит как пиво: ван доллар бутылочка 0,25! Также в этот раз отошли от канонов, решив попробовать рон «Варадеро». Нет, коллеги: «Клуб», только «Гавана Клуб»!
Распрощались с милой Сра Мартой. Правда, случился очередной мелкий конфуз: я попытался объяснить ей, что «мучо бьен сеньора» – это «тётя» по-русски. Только вместо «БЬЕН» сказал вечно крутящееся на языке «ГРАНДЕ» [61]. Так и оставили её на пороге, растерянно улыбающейся «Грандиозной» Сра Мартой.
Уже на выезде из города остановились у величественного Мемориала Че. Впечатляет. Гудят разбитые о катерпиллер паровозы:
Доктор кубинских наук, профессор Бобби красочно живописал события тех далёких пламенных лет, когда
Попытка проникнуть на запятки мемориала была пресечена мамбисесом. Нельзя, говорит. А почему, не сказал. Но мы же тоже родом из военного коммунизма. Понимаем: нельзя, значит – нельзя. Сделали предположение, что отсюда по потайному лазу вылезают на свет божий местные партийные бонзы во время проведения парадов и демонстраций. Но позже я узнал, что именно здесь и покоятся останки Че, перевезённые в 1997 году из Боливии. Падры, да это же Мавзолей получается. Только мы, как всегда, последними в очереди.
Следующим городом, который должен пасть к нашим неверным ногам [65], был объявлен… нет, пока не скажу, томитесь. Намекну лишь, что название его уже фигурировало в повествовании. Назовём его временно «Уездный город N» [66]
Стороннему наблюдателю, наверняка, стал бы интересен процесс обсуждения нами маршрута, никак не описанного в Плане. На самом деле никакого обсуждения и не было: мы влеклись за нашим Вперёдсмотрящим. А бессменный наш Боббо Чавес [67] формулировал задачу предельно просто:
«Захотим – на Ямайку слетаем! Просто не хотим сейчас»
Имея уже некоторый практический опыт попадания впросак при передвижениях по Острову, сразу решили захватить придорожных «заливных языков». Случилась тут с нашим Заинькой-Паинькой Лео презабавная история. Прямо махровая толстовщина: ещё при выезде из Клары Леон самовольно занял штурманское кресло – позицию статусную и весьма почётную, но, вместе с тем, и очень ответственную. Ведь, во-первых, штурман должен быть ещё и привратником: дверь-то пассажирскую снаружи открывать надо. Она ж, сука, НЕ-РА-БО-ТА-ЕТ
Я лично на себе испытал, насколько должность требовательна к коммуникативным качествам кандидата. Ведь за тобой не просто твои безмолвные товарищи, безвольно бултыхающиеся среди бутылок рона где-то позади салона
«Я – Земля, я своих провожаю питомцев. Долетайте до самого солнца! Или хотя бы до Ямайки. Да, смотрите, не облажайтесь!» [69]
Так вот Лео в карту ещё как-то исправно смотрел, а про вторую свою ипостась забыл. И расслабился. И когда Бобби филигранно остановился в миллиграмме от контактуемых, прямо напротив окошка Лео, тот, презрев возложенную на него миссию и прижав все свои сакральные ухи, вихрем пронёсся в самый дальний и потаённый трюм машинного отделения, заняв до самого конца путешествия свою «скамейку штрафников». Единственно успев пробурчать извечное «…а то улетите», прежде чем окончательно обратиться в соляной столп. Как он такой большой просочился в щёль между кузовом и «языками» со своим 64-м размером? Одному Хосе Марти известно! Так он до сих пор там «на галёрке» и сидит, как каменное изваяние, в назидание потомкам.
«Все засмеялись, а Ваня заплакал» [70]
В «языки» с собой взяли двух девчушек. Но контакт получился только с одной, вторая после встречи с Лео в дверях была в таком же глубоком глушняке, что и горе-контактёр. Но ей хотя бы простительно в её 14, как выяснили.
– Так как ты говоришь тебя зовут? Выфафыфа? «Валюшка», значит, будешь.
Когда она поняла, что ни улыбка, ни количество сказанных ей слов не переходит в качество нашего разумения, она велела остановиться у заправки. Умница, дочка [72]. Местный работник нефтеперерабатывающей промышленности, вызвался указать нам верный путь. По карте. Он весьма живописно тараторил, водя по ней пальцем, помогая себе жестами и всем телом, объясняя прописное – умный в гору не пойдёт. В итоге, с каждым новым его движением наш дальнейший путь стал проясняться всё отчётливей: налево поедешь – лишнюю сотню пропахаешь. А прямо поедешь: вот такая дорога
Отсюда один очень-очень-очень важный вывод: можно обойтись одними интонациями и жестами. Для понимания и их достаточно. Разговаривай хоть на урду, хоть ужиком серпантин показывай. Главное – не бояться заговорить!
Валентина дождалась, пока мы дали отмашку, что нам всё «урду», и что теперь с её помощью мы уж точно не заблудимся. Подставила щёчку для поцелуев и помахала на прощанье платочком. Пэсонька!
Но аппетит к «языкам» приходит во время езды: не успев толком разогнаться, тут же взяли на борт ещё трёх селянок. Уже не в качестве «заливных», а только ради досужего интереса. Вот это явный прогресс! Одна из них слегка «ин инглиш»:
– Я девка крупная, потому никто не останавливается. И тогда мы её (указывает на миниатюрную подружку) выпускаем, а сами в засаде дожидаемся.
– Знаем мы эти засады. Обычно в засаде мужиков человек двадцать, а во фронт выставляют вот такую девчушку-симпампушку (указываем на миниатюрную подружку). Нога сама на тормоз давит.
– Сама-то я из N-ска…
– Так нам туда и надо! И именно такие заливные провожальщицы нам и нужны.
– …но сейчас мне не туда, еду к подруге в гости. Вон у того моста остановите.
– (………………………)
Так незаметно пролетели по Отописте до Города Святого Духа – Санкти Спиритус. Из окна Падрэмобиля – город как город: узкие улочки, колониальная застройка, Сентрал-сквер, сейба, памятник Марти… типичный кубинский расклад:
«Мы в самом сердце Кубы. Салу, пацаны!»
Поделиться книгой: