Бадди Фазуллин
Дневники мотоциклиста. Часть Вторая
DIARIOS DE MOTOCICLETA, Сага
Куба, 07 декабря – 24 декабря 2006
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
14.12.06, Четверг. День Восьмой
Вот оно, начало настоящих Странствий, вот они, настоящие Приключения:
«VIVA LA CUBA! CUBA LIBRE! VIVA LOS CUATRO LIBRE JOERRIGOS!» [1]
Ветер странствий взъерошил уже изрядно поредевшие локоны четырёх «грозных альбатросов революции» [2], которые устремили свои орлиные взоры навстречу грядущим подвигам. Первым вольным крестиком на карте Странствий решено было обозначить город Санта-Клару. Это примерно 11 сантиметров от Варадеро по карте. Не больше дня на разграбление! Пока разворачивались в марше, Бобби выискал в путеводителе, что где-то на Варадеро растёт самый старый Мучо Грандэ Кактус. Вот так всегда: узнаём уже после драки.
– Ничего, у нас ведь тоже есть свой «Мучо Грандэ Кактус» – Падрэ Лео, как живой!
(От гогота даже пьяный Марик проснулся)
– …а то улетите! – вяло рыкает Лео с галерки.
При прокладывании маршрута периодически возникали некоторые сложности и трения. Оно и понятно: знаков и указателей на дороге за неделю так и не появилось. Да и от карты толку не больше: там же все эти потайные тропки меж апельсиновых плантаций и банановых кущ не указаны. После истории с поисками «Оазиса» и последующей расплаты в виде «Ограбления Вьеха» я уж боюсь отсвечивать, дабы не навлечь на себя справедливые громы и молнии товарищей. И молчу себе в тряпку. Пусть теперь другие отдуваются! Но и другие теперь отдуваться за Верный Путь не особо рвутся.
Вот и на этот раз то же, Падрэ Боббо у очередной развилки орёт из-за штурвала:
– Куда дальше ехать?
А мы сидим, заткнувшись в тряпочки, путеводители и контурные карты, боясь поднять глаза на строгого кормчего. Сидим, засунув языки в… рты
– Куда ехать-то?! – негодует Бобба и, не дождавшись ответа, делает очередной судьбоносный манёвр.
Тут просыпается Лео с задней парты:
– Мне кажется, тут надо было в другую сторону.
– ……………! Ну и рыги мне в попутчики достались. А раньше-то, где был?
Так и едем: до очередной проверки домашнего задания нашей «классной дамой». Строгой, но справедливой.
Путь-дорожка фронтовая [4] лежала через уже знакомый по кокодрильскому прорыву город Хувельянос
– Ну что, Гамаюн [5], иди спрашивай, где твоя глупая Отописта, – и выпнул меня в открытый космос из нашего уютного космического челнока: «Привет Лунатикам!» [6]
Подхожу к Бабушко на обочине. Улыбаюсь, здороваюсь. А бабка мне:
– Чавой?
Я снова её «Олей» на разные лады величаю. Та в полной несознанке. Я собираю оставшиеся слюни и шепелявлю
– Хольо! [7]
– И тебе привет, касатик. Чавой кричишь, к баушке пристаёшь, некрофил треклятый?
Я ей на чистейшем кубано толкую, что я вовсе не про то, чего она себе на радостях надумала. Что я «мучач» да «линд» больше полюбливаю. Ты только скажи, бабуля, где их до сих пор черти носят? Буквально моя тирада звучала следующе:
– А дондэ эста ля Отописта? [8]
История повторяется: бабка в отказ, не колется. Зойка, блин, Космодемьянка [9]:
– Не пойму, – говорит, – гражданин начальник, пошто бабку тиранишь. Ты скажи, милок, какой грех на мне [10]? Нешто я не понимаю – работа у тя така. Вижу, измена лютая. Я вот тоже, когда молодкою была, и-е-э-эх, зажигала!
Опять пришлось копить слюни
– Фэфэпыфа! – изрыгнул я последнюю влагу, всю что было.
– Ты б сразу так и сказал, так тебя перетак. Не знаю я, о чём толдонишь, вот те крест. А если ты на счёт шмали рубишься – так не брала я [11]. И фэфэпыфу твою тоже не трогала, извращенец тебя дери. Езжал бы ты подобру отседова, ась! А коль дорогу дальнюю отсель никак не сыщешь, так вон туда тебе, милок. Только не туда, дурья твоя башка, и не сюда, а во-о-он туда! – начала бабка обильно брызгать слюнями, жестами подкрепляя сказанное.
И как давеча гаишники, опять на все четыре стороны указала. Это у них национальная традиция, наверно, посылать добрым словом во все четыре стороны. Но по каким-то едва уловимым интонациям я всё-таки смекнул, что надо
Я-то понял, а вот падры ни за что не хотели верить моим достовернейшим агентурным сведениям. А ведь какую операцию провёл, и как лихо шпиёнку на фэфэпыфе расколол. Хоть сейчас в учебники! Не поверили. Но всё же поехали по наводке.
…не поверили. Кому не поверили? Мне?! Да вот же, смотрите: вот выезд и при нём даже указатель имеется «Вам не туда, и не сюда, а прям во-о-от сюда». В смысле так прямо и написано: «Отописта». Кому: мне, Мистеру Чистая Правда не поверили? Ещё, говорят, «языков» брать надо. Нет, говорят, доверия к твоей партизанской резидентуре. А я, меж прочим, больше года в «Смерше» стройбатовцем оттрубил. От кайла до кайла. От забоя до отбоя. И награды имеются – четыре комсомольских значка на кителе. Да нам, если хотите знать, даже оружие боялись выдавать, только лопаты. Боялись потому что нас, «военных истребителей».
Для подкрепления
– Гоните его нах, от него помойкой несёт!
Но Падрэ Марк уже развёл с новым путейцем антимонии с политесами [14]. Сей жизнерадостный кадр всё время улыбался, весьма довольный знакомством со столь славными мужами и их героическим прошлым. И не менее геройским будущим. А, может, был просто рад, что сам попал в историю – сам стал полноправным героем этой Саги [15]. А разговаривал он в точности, как бабка давешняя – сквозь слюни. Видно, такой местный ху[ё]вельянский диалект. Вообще, во время путешествия я влюбился в этот страстный и горячий, как и его носители
Странник забрызгивал нас всю дорогу слюнями про «фиефу»
………
Проезжаем мимо плантаций. Друг наш с гордостью
– Ораньо! [19]
– Ну что за название «оранжевый»? У нас, цивилизованных индоевропейцев этот плод зовётся «апельсин», значит «китайское яблоко». «Апель» – яблоко, «Син» – Китай, – провожу я краткий культурологический ликбез для детей подземелий [20].
Бродяжка сквозь слюни пытается воспроизвести мудрёное слово, но тщетно. Я нервничаю, что ученик попался бестолковый:
– А! ПЕЛЬ! СИН! надо говорить, дурында!
Как они все надо мной потешались во главе с моим нерадивым, дурно пахнущим школяром. Всякий раз, что меня тянуло понудеть, падры хором повторяли:
Оставшийся отрезок пути прошёл без приключений: Отописта и газ до отказа! А пока мы совершаем этот ничем не примечательный прогон, предлагаю вашему вниманию эссе мастера похмельного жанра – Марика Твена. Эссе под названием:
Надо непременно упомянуть о классовом различии в сфере пития. Семилетний ром – нектар для алеманов. Реальные кубинские пацаны предпочитают травиться прозрачной «Единичкой». «Трёшка» – только по праздникам. Естественно, не прихоти ради:
Теперь о личном. У меня с той самой «бабой» сложились необычайно тёплые, если не сказать больше, отношения. Наши первые свидания в Варадеро окутаны если не тайной, то нежной недосказанностью. В связи с полнейшим «эль цейтнотом», дальнейшие события были форсированы в одностороннем порядке. И уже на 3-й день я брал её за хрупкую талию хозяйской рукою, и наши уста сливались в нетерпеливом огне.
И пространственно-временной континуум, орошаемый мутно-жёлтой слезой Че, эликсиром развитого социализма, прогибался в моих руках мягким пластилином. Что там Эйнштейн со своими глупыми теориями?!
Временами, совершив неловкое движение и краткомоментно реинкарнируясь в реале я, наивный, пытался осмыслить вселенскую сущность происходящего, но вскоре скорее почувствовал, чем понял непостижимость, необъятность зарождаемого симбиоза.
Я разжимал пальцы и отпускал карниз…
Счастье эфемерно. То первое утро после нашей скоропостижной разлуки я стараюсь стереть из дряхлеющей памяти… Канкун-сити. Мотель. В номере две кровати. Размер – королевский. Я на одной из них. В носках и шортах. В кармане
…и тогда я разжимаю пальцы и отпускаю карниз…
В Клару въезжали уже в сумерках, совершенно разбитые, со всеми признаками постварадерского похмельного синдрома. Подозрительно быстро проехали пару городских построек и… опять промзона. Как? И весь город? Взятая за «язык» студентка боязливо поведала, что мы попросту в очередной раз пропустили нужный поворот к центу города.
На подступах, чтобы не блудить в потёмках взяли в машину очередных «говорящих указателей»: парня и тётечку-симпатюшку. Из английского у них – только жесты. Так, на одних жестах и въехали в Санта-Клару. А в центре нас уже встречают по одёжке и номерам алеманским френды на великах:
– Езжайте за нами, мы тут такую гостиницу знаем: пися, а не гостиница. Чесслово!
– Уроды. Вы что, по-испански не понимаете? Мы же говорим – Сэн-трал!
– Центральная? Ах, да-да, езжайте за нами, тут напрямую не проехать.
Во время этого разговора взятые на борт «языки» пытались самостоятельно вызволиться наружу. А дверь-то изнутри НЕ РАБОТАЕТ! Это ведь даже в сопроводиловке рентакаровской было отдельно отмечено. А вы не знали? Срётесь? Правильно делаете, не нам же одним. Но мы не звери – отпустили. Едем за френдом по закоулкам, ленты Мёбиуса [24] выделываем:
– Эй, амиго, а где гостиница-то? Мы всё едем-едем, а её всё не видно и не видно. Что-то с прозрением моим стало? [25]
– Да нет, вот она.
Бдямть! Ну что с этими прощелыгами делать? Всё-таки подвезли нас вместо гостиницы к «касе»
– К гостинице, сука, вези, а то мама Хуанита не узнает!
– Да ну вас, амигосы. Мы вам такую хазу подогнали, а вы… А гостиница центральная – клоповник, чесслово. К тому же – мест нет!
И тут развод! Марик с Бобби сдались:
– Ладно, пойдём посмотрим.
Пока наши первооткрыватели производили досмотр предложенных апартаментов, мы с Леопольдом делали вид, что сторожим машину, потому что в пылу своего героического первооткрывания эти колумбы… забыли выпустить нас из машины. А дверь-то в машине НЕ-РА-БО-ТА-ЕТ! И открывается исключительно снаружи. Это ведь и в сопроводиловке к «коче» было указано, и взятые в плен «языки» это отчётливо продемонстрировали. Те, над которыми мы не далее пяти минут назад так безудержно потешались.
Дозор пришёл с вестями, что хаза отменная, но мест нет. И начался «футбол». Так, передаваемые по этапу от касы к касе, мы всё же заселились к тёте Марте, в квартале от центральной площади. 2 комнаты по
В итоге все плюсы с минусами как-то устаканились, даже несмотря на полутораспалку и критическое отсутствие совершенно необходимого в хозяйстве «эль стульчака». И мы махнули рукой: для первого опыта заселения в частные абитасьоны пойдёт, а другого опыта пока не имеем. Хрен с ним, селимся в хазе! «Кочу» за
В связи с тем, что наш дипкорпус вырос на целого члена, держаться старой проверенной русской тройкой-свиньёй стало совсем мудрёно. Особенно при расселении на полутораспальную кровать. Потому сами собою разбились на более элементарные частицы – попарно. В дайвинге это первое дело: держаться своего напарника, товарища и компаньона, к которому так под водой и обращаются, и которого так и называют – «бадди» (братом по-нашему). Да-да, тем самым «бадди», известным с самых первых строк Саги. Он же теперь, после койки на двоих, брат мне, Марк-то [28]:
– Бадди Марик, у нас с тобой у обоих шлея под хвостом. Будем чудить вместе!
– Ну да, ночью на одной-то койке.
С дороги полезли в душ. Марк кричит из нашего:
– У нас только холодная.
– А у нас только горячая, – откликается из своего Бобб, – давай друг к другу быстро перебегать, чтобы тёплая в итоге вышла.
Сра
Пока потчевали, её великовозрастный бритоголовый сынуля
Сидим, курим не спеша в коридоре-оранжерее
– Сра Марта, что за надпись такая? Это то, о чём мы подумали? Это, значит, можно… ну, это… можно этих… с сисями… сюда?..
– Дочу мою так зовут – Сисси. Идиоты идиотские! [32]
– Пэрдонэ…
Так впитываем по глоточку, вместе с ромом пьянящий запах Острова Свободы и вливаемся
«Продолжаем сталкиваться с правдой кубинской жизни: без английского неча делать, но и он не всегда спасает. Они тараторят на кубано без пробелов. При этом из сказанного понятно лишь одно: все хотят нае… бедных русских алеманов»
А я добавлю к записанному: вот скажите, коллеги, этот ужин стоил
Поели, почистили пёрышки, сбросили с себя всё лишнее, включая стыд и аппаратуру. Последнее, чтобы лишний раз не искушать местных буканеров в подворотнях. Ибо сказано: не искушай, да не искушаем будешь. И в свет! А точнее, уже во тьму. Погружаться и вливаться. А на улице нас уже поджидает… да всё тот же «случайно проезжавший мимо» знакомый велосипедист и поджидает:
– Марк, чего он до сих пор возле трётся? Ты отвалил ему по заслугам его за хлопоты его? Чтобы он уже отвалил.
– Не знаю чего он, пацаны. Я вроде достаточно ему дал… 20.
– СКО-О-ОЛЬКО? …… Алеман-Ё! …… ПЫЗДЭ-ЭСЬ!
На центральной площади проходит какое-то представление с участием местных самодеятельных коллективов. Всё население тут же, зрит. «Фиефа» у нас, кубинцев! Мы по старой, заведённой Бобрами схеме – жмёмся в сторонке. Чтоб не кидаться сразу в самую гущу событий, но сперва хотя бы оценить текущую обстановку. На скамеечке рядом молодежь. Одна чика из компании демонстративно присела на корточки к нам спиной. Я обращаю внимание Бадди Марка:
– Смотри, сидит, понимаешь. Ловит на заглотыша. Призывно так сидит, нам на зависть, иным на удивление. А юбочка-то короткая, аж разрез попкин виден. И татушка на крестце… пэса…
– «Муй бьен» [33], – слышу сальное одобреньице изголодавшегося товарища.
Нигер какой-то заметил наши прицокивания и перемигивания. Улыбается, типа «только маякните – организую». Да пошёл ты! Сами справимся, чай не маленькие.
– А вообще, ничего такая, – продолжаю я осмотр выставленных напоказ достопримечательностей, – фигурка, правда, мальчишеская: бёдра узкие, зато плечищи какие… Трять! Да это ж П[ОМ]ИДОРЫ!
И точно, вся компания, человек семь-восемь, что на скамейке – мальчики накрашенные и переодетые. Твою мать, Содом с Геморроем [34]! От, ходу отседова, падры [35]. Поищем, где оскорблённому гетеросексуальному есть чувству уголок [36]. И потрусили по периметру, гомофобией гонимые [37], в поисках местной дискотэк. От греха подальше. Правда, со слов взятых в заложники местных жителей, все дискотеки сегодня закрыты. Все две. То-то все п[ом]идоры на улицу повысыпали.
Проходим мимо кафешки на углу:
– Может, фоки-фоки?
– Идинах от нас, шайтан нетрадиционный! Уйди, тебе говорю, не трогай меня! Но компрэндо! Трабаха маньяна! Русский учи, сука! – это Падрэ Лео, отставший от основной колонны и попавший в самые щупальца этой «особи», использовал со страху весь свой запас испанского.