– Немедленно в машину! – заорал я злобно, представляя, сколько дряни сейчас попадёт внутрь, пока дверь открыта.
Я промчался через шлюз, вбежал в коридор и повернул направо. Передо мной предстала задымленная Спальня. Прожектор выхватил из темноты человека, который в отчаянии бил по боковой пластиковой стенке голыми руками.
– Немедленно в машину и закрыть дверь! – приказал я. – Шлемы не снимать! Ждать меня!
Мужчина отскочил и убежал. Тогда я размахнулся и как следует саданул топором по корпусу капсулы. Пластик треснул, но не разрушился.
– Внимание! – внезапно ожил громкоговоритель. – До взрыва реактора осталось одиннадцать минут!
Меня это жутко испугало и подстегнуло. Матерясь и проклиная неизвестно кого, я бил наотмашь, снова и снова вонзая острый кусок металла в белый пластик.
– Давай же, сука! – кричал я в злобе и в отчаянии. – Давай!
Наконец-то корпус поддался, и от него отлетел здоровенный кусок. Я ударил ещё несколько раз, а потом руками отодрал фрагмент величиной с мою голову. Внутри обнажились ряды ячеек, заполненных ампулами с препаратами. Чёрт, но что из этого именно снотворное?!
Я упал на колени и стал лихорадочно шарить руками по ячейкам, выхватывая стекляшки и поднося их к стеклу шлема, чтобы попытаться прочитать хоть что-то. Руки дрожали от страха, пот заливал глаза, буквы плыли, и от этого всего я злился ещё больше.
– До взрыва ректора осталось девять минут! – вклинился в сознание станционный компьютер.
– Сука!
И вдруг я закричал уже от радости, когда на маленьком голубом стеклянном цилиндре мелькнуло слово «снотворное». Рискуя порвать перчатки, я жестоко вырывал ампулы из ячеек и пихал их в карман на груди. Пять, шесть, семь! Всё!
– До взрыва реактора осталось восемь минут! – бесстрастно и жестоко объявил компьютер.
Я вскочил на ноги и выбежал в коридор, напоследок бросив взгляд на открытые капсулы, в которых лежали уже мёртвые тела колонистов. В шлюзе я чуть не упал из-за предательского песка, но чудом удержался на ногах и выскочил под открытое небо.
Буря ревела, в небе полыхали бесчисленные молнии, а датчик радиации вопил как резаный, предупреждая о запредельном облучении.
Пригибаясь и стараясь не упасть, я шагал к машине. О беге и речи не шло, потому что приходилось преодолевать чудовищное давление ветра. В голове билась только одна мысль – не упасть, главное не упасть! В серо-коричневой пелене яркие фары машины выступали в качестве маяка, на который я ориентировался, задаваясь вопросом, какого чёрта я поставил машину так далеко от выхода.
Наконец я оказался на подветренной стороне бульдозера и даже вздохнул с облегчением, когда на меня перестала давить плотная жаркая атмосфера. Я приказал машине открыть дверь, но даже не услышал собственного крика из-за жуткого гула урагана.
Дверь отворилась, я оттолкнулся от земли и ввалился внутрь, упав на кого-то из колонистов. Через несколько секунд по уменьшившемуся шуму я определил, что теперь мы надёжно отгорожены от смертельной планеты. Чертыхаясь и злясь неизвестно на кого, я встал на ноги и перелез на водительское место.
– Продуть воздух в салоне! – приказал я компьютеру, положил руки на руль и ударил по педали газа.
Машина взревела и резко помчалась вверх по песчаному бархану. Сзади кричали люди, которых швыряло из угла в угол. Но мне некогда было обеспечивать им комфортную езду, потому что машину нужно было отвести как можно дальше до того момента, когда реактор взорвётся и выбросит в воздух огромную массу радиоактивных частиц. К моей радости циклон на этот момент сместился таким образом, что из северо-западного ветер превратился в юго-западный. Поэтому, чтобы не попасть под радиоактивные осадки, я взял резко на юг, хотя компьютер всячески протестовал против такого нарушения маршрута. Он вопил и упорно чертил на лобовом стекле мигающие красные стрелки, стараясь вернуть меня на прежний путь.
Взрыва я не почувствовал. То ли отъехал уже на приличное расстояние, то ли его невозможно было различить на фоне жёсткого урагана. Но только пассажиры в какой-то момент дружно вскрикнули и принялись что-то живо обсуждать.
– Вон, вспышка! – вскрикнула какая-то девушка, и остальные загалдели возбуждённо. Кто-то заплакал.
– Всем заткнуться! – пожалуй, излишне злобно приказал я, но их вопли мешали мне слушать двигатель.
Я остановил машину и спросил у компьютера.
– Радиация?
– Облако ушло в северо-восточном направлении, будет загрязнена обширная территория, включая часть нашего пути, – бесстрастно ответил он, убирая со стекла все путевые метки.
– Рассчитай обратный путь в обход загрязнения, – велел я, вздыхая облегчённо.
– Воздух в кабине очищен, – сообщила система жизнеобеспечения.
Я отстегнул шлем и с наслаждением бросил его на соседнее сидение. Потом оглянулся назад и посмотрел на спасённых мною людей.
– Шлемы снять, – приказал я, затем нашёл фляжку и высосал из неё последние остатки кофе.
Колонисты отстегнули шлемы и тогда я смог увидеть их лица.
– У меня кислорода оставалось на две минуты уже, – тихо сообщила худая брюнетка с острыми скулами и тёмными пронзительными глазами, и я узнал голос той, с которой разговаривал в дороге.
– Как зовут? – спросил я, вспоминая об ампулах.
Осторожно засунул руку в карман и вздрогнул. Чёрт, одна из ампул треснула, часть драгоценного препарата вытекла наружу. Этого ещё только не хватало!
– Настя, – ответила она.
Компьютер внезапно сообщил:
– Уровень кислорода падает слишком быстро. Просьба высадить лишних пассажиров.
– Сейчас мы этим займёмся, – мрачно проворчал я.
Потом оглядел своих растерянных пассажиров и начал распоряжаться:
– Так, ты, Настя, найди за сидениями аптечку. В ней есть один шприц. Найди его. Мужики, быстро разложите эти три сидения. Да, в лежачее положение. Шевелитесь все быстрее! Всем нужно оголить руку. Шевелитесь!
В кабине машины стало заметно жарче и даже как будто душно. Возможно, я себе это надумывал, но я даже дышать стал чаще. Я с раздражённым нетерпением смотрел на то, как люди в тесноте заднего салона, задевая друг друга, поспешно стягивают верхнюю часть скафандра, чтобы освободить место для укола. Настя извлекла из коробки шприц и протянула его мне.
– Нет, – мотнул я головой. – Чтобы снять перчатки, мне надо снять скафандр, а мне надо оставаться в режиме максимальной готовности. Коли́ ты. После укола трое из вас лягут на сидения, а трое уж как-нибудь на полу разместятся. Похрену, вы всё равно не будете чувствовать неудобство. Настя, ты сядешь на сидение рядом со мной. Начинай!
Я передал ей первую ампулу. Дрожащими руками она сломала тонкий носик и вытянула шприцом голубоватый препарат. Первый укол получил светловолосый парень, который выглядел хуже всех, видимо, его разбудили последним и не всё прошло удачно. Ко второму уколу она взяла себя в руки и стала действовать быстрее и чётче. Быстро впрыснув всем препарат, она перебралась вперёд и села рядом со мной, положив себе на колени мой шлем. Тогда я молча достал из кармана последнюю повреждённую ампулу и протянул ей. Внутри оставалась половина жидкости. Настя прикусила губу и посмотрела на меня понимающим взглядом.
Пока она делала себе укол, я оглянулся и отметил, что бо́льшая часть пассажиров уже погрузилась в сон. Стремительное падение уровня кислорода на дисплее замедлилось, но всё ещё продолжалось.
– Чем глубже они будут засыпать, тем меньше заберут у тебя кислорода, – пробормотала она. – Проспят часов десять, не меньше…
– С тобой тоже всё будет хорошо, – отрезал я, кладя руки на руль и трогаясь с места. – Закрой рот и не трать понапрасну мой кислород.
Компьютер вывел в угол лобового стекла схему продвижения и уровень заряда батареи двигателя. Теперь обратный путь стал гораздо длиннее – нам предстояло проехать триста семьдесят километров. И вроде бы заряда должно было хватить. Но уже начало темнеть. Значит, несколько часов придётся ехать в кромешной темноте при свете фар. И система регенерации кислорода будет работать на максимуме. И охлаждение возьмёт свою часть энергии. Почему-то, когда чудесная мысль о снотворном пришла мне в голову, я и не подумал об энергетической стороне вопроса. Теперь же это становилось главной проблемой.
Не могу сказать, что новый маршрут меня сильно ужаснул, но вот одно место заставляло беспокоиться. В этот раз мне предстояло ехать через скальные нагромождения, которые не предполагались для перемещения. Они не были как следует разведаны, а, значит, придётся ехать буквально вслепую, по ходу движения решая, что делать.
Мурашки ужаса пробежали по спине, но я быстро с ними справился и просто сосредоточился на дороге. Облегчением стало то, что ветер на этот раз, по крайней мере, не дул мне прямо, как говорится, в лицо, и не замедлял продвижение, а даже иногда помогал, когда дул чётко с запада.
Меня окутала темнота. Для экономии электричества я погасил всё освещение в салоне и кабине, только экраны компьютера светились тусклыми значками и сигналами. Сильные прожекторы разгоняли мутную чёрную пелену лишь до десяти-двенадцати метров, а потом таяли, не в силах преодолеть высокую плотность пыли в воздухе. И от этого явного преобладания темноты вокруг меня я всё больше впадал в состояние нерационального страха и пессимистических ожиданий. А попросту говоря, мрак чужой планеты нагонял на меня ужас. И хотя я знал, что на всей планете сейчас не найти даже отдельной живой бактерии, мне всё равно то и дело чудилось, что вот-вот из темноты выскочит кто-нибудь ужасный и омерзительный. Когда свет фар выхватывал какую-нибудь причудливую скалу с неожиданной игрой светотени, я вздрагивал и матерился во весь голос, проклиная и Корпорацию, пославшую нас сюда, и себя, согласившегося участвовать в этой программе колонизации.
Время текло иначе, чем по дороге к станции. Мне казалось, что я уже преодолел чуть ли не половину пути, но когда я посмотрел на маршрут и на часы, что обнаружил, что за два часа прополз лишь тридцать восемь километров. Но так мне действительно никакой энергии не хватит, если мы будем тут кататься всю ночь. Нужно было обязательно ускориться.
Стало полегче, когда я преодолел русло уже встречавшейся сегодня реки и выехал к череде высоких, но гладких холмов, покрытых песком. К этому времени ураган значительно поулёгся, и пошёл дождь, который местами даже достигал поверхности. Мне от этого не стало легче, потому что теперь вместо песка и сажи в воздухе висела влажная дымка испаряющейся смеси воды с кислотой.
Мне до жути хотелось поговорить хоть с кем-то, но пассажиры спали, а радио-эфир был пуст, сколько я ни пытался вызвать свою станцию. Тогда я принялся разговаривать сам с собой, чтобы хоть как-то справиться с паническим ощущением одиночества.
– Температура упадёт, а все соединения серы и азота будут изъяты, так что ближе к концу миссии можно будет ненадолго выходить без скафандра и дышать наружным воздухом. Вполне ведь можно погулять десять минут и при сорока градусах. Интересно, какой у воздуха будет запах? Надеюсь, не как от меня сейчас.
Тут я засмеялся, ощущая запахи пота от себя и остальных пассажиров. Этот момент мне почему-то показался забавным. Выходишь ты такой на улицу, пытаешься вдохнуть полной грудью, а там воняет как от немытой подмышки…
Машину вдруг жутко тряхнуло и резко сместило влево, и она остановилась. Меня спасли только ремни безопасности, а вот Настю и остальных пассажиров швырнуло вправо. Оставалось только надеяться, что в состоянии крайней расслабленности они сломали себе как можно меньше костей.
Я помотал головой, чтобы избавиться от звона в ушах. Неужели это сотрясение мозга от резкого рывка? Я посмотрел вперёд и ничего не увидел. Что за чёрт?!
Я аккуратно поставил ногу на педаль газа и чуть нажал. Двигатель увеличил мощность крутящего момента, но машина не двинулась с места. Тогда я нажал посильнее, но и это нам не помогло.
Оставалось только одно.
Я нагнулся и нашёл в ногах у Насти свой шлем. Быстро нацепил его, включил прожектор и приказал компьютеру:
– Откроешь дверь, я быстро выскочу, сразу же закрывай дверь и продуй воздух в салоне, чтобы эти не отравились.
Как только дверь распахнулась наполовину, я пригнулся и выполз из-под неё, упав на влажный песок. Потом выпрямился и первым делом посветил на левое переднее колесо. С ним было всё в порядке. Тогда я обошёл машину спереди и увидел, что правое колесо и половина капота находятся в плену рыхлой осыпи, этакой мини-лавины из песка и непонятного чёрного вещества. Нужно было откопаться как можно скорее, пока под действием продолжающегося дождя на нас не рухнуло ещё больше грунта, навсегда превратив машину в коллективный гроб. Проблема состояла в том, что крупных инструментов не было, я даже чёртов топор забыл в Спальне взорвавшейся станции.
Я осторожно потрогал рыхлый мокрый грунт, определил, что у меня от него не плавятся и не разрушаются перчатки, и начал сгребать его руками для начала хотя бы с капота. Я работал изо всех сил, буквально считая минуты, потому что уровень заряда батареи машины неуклонно стремился к нулю. На расчистку капота ушло одиннадцать с половиной минут. И тут мне в голову пришла замечательная идея, как можно было бы хоть немного ускорить и механизировать мою работу.
Пришлось снова открывать машину и впускать внутрь жаркий ядовитый воздух. Но мне позарез нужен был один из шлемов моих пассажиров. Прикинув, что на очередной продув салона уйдёт куча энергии, я вздохнул.
Со шлемом в руках работа пошла гораздо скорее. Теперь я им подгребал рыхлый грунт, который вышвыривал куда-то за спину. Я сильно разогрелся и система охлаждения скафандра работа на максимуме, справляясь одновременно с внешним жаром и теплом, выделяемым телом. Стекло шлема периодически запотевало и иногда мне приходилось работать буквально вслепую. Я ощущал себя каким-то подземным животным, роющим бесконечную нору в кромешной темноте.
Главная проблема обнаружилась не сразу. Спустя какое-то время я вдруг стал ощущать, что спине становится всё жарче и жарче. И тогда до меня запоздало дошло, что всё это время я находился под горячим кислотным дождём, который медленно, но верно разъедал оболочку моего скафандра! Чёртова кислота нарушила сначала внешний слой, потом преодолела три термоизолирующих слоя и наконец принялась пропитывать одежду! Отдельные химические ожоги всё сильнее разгорались на спине, причиняя боль. К тому же, нарушенные слои больше не могли эффективно предохранять меня от жара Новой Зари. Мне становилось всё жарче, а сердце билось как бешеное, пытаясь прогнать перегретую кровь по всему организму в надежде сбросить хоть часть тепла в самых холодных участках.
Да, я мог бы трусливо убежать в салон. Но кто бы тогда освободил колесо? Кто бы тогда помог всем этим людям, которые понадеялись на меня? Поэтому мне оставалось лишь стонать и выть от боли. И работать руками, которые тоже горели всё сильнее, поскольку и перчатки начали разлезаться.
Но через восемнадцать минут я освободил правое колесо, перекидав четыре кубометра тяжёлого грунта. Тогда я выпрямился и уже собрался вернуться в машину, в её спасительную прохладу, но вдруг что-то блеснуло в свете нашлемного фонаря. Я сделал пару шагов к отвесной стене, протянул руку, ухватился за непонятный блестящий предмет и потянул его на себя. Да, я рисковал, ведь я мог спровоцировать новый оползень. Но я не мог поступить иначе, потому что найденный предмет жутко мне что-то напоминал.
Ощущая в шлеме посторонний сернистый запах, я быстро распахнул дверь машины и ввалился внутрь, обессиленный от проделанной работы и погибающий от перегрева. Я не мог дожидаться, пока воздух снова станет безопасным, и немедленно принялся стягивать с себя скафандр, в котором было невыносимо находиться ещё хоть минуту. С рукавами и штанинами вышло удачно, но когда я начал стягивать верхнюю часть, то взвыл от боли, которая теперь охватывала всю спину.
Мне стало страшно. Я не хотел умирать здесь и сейчас.
– Я тоже хочу походить по траве! – закричал я в злобе и рванул с себя скафандр.
На пару секунд я потерял сознание. Рванул снова и закричал от боли. Ещё немного. Ещё. Я сдирал с себя расплавленный скафандр, пропитанный кровью, и орал как резаный, не в силах сдержаться. Снова и снова. И опять. И ещё. Наконец я оказался лишь в хлопчатобумажном костюме, надетом на голое тело. Сначала я хотел снять и его, но потом благоразумно подумал, что наличие хоть какой-то ткани на спине позволит крови запечься, и я не истеку ею преждевременно. Возможно, я был неправ, и мне стоило поступить с точностью до наоборот. Но мне не с кем было посоветоваться, а собственная голова соображала в тот момент плохо.
Потоки холодного воздуха из кондиционера стали настоящим блаженством, потому что они привели меня в чувство и даже немного снизили боль от ожогов. Свой окровавленный скафандр я скатал в ком и кинул в самый дальний угол пассажирского салона, чтобы никто из пассажиров его не касался. Затем я перебрался на своё место и взялся кровоточащими руками за руль. Хорошо, что в темноте я не мог разглядеть, насколько сильно были разъедены пальцы. Достаточно было и того, что я не чувствовал некоторых из них.
Я посмотрел на карту. Оставалось проехать ещё девяносто пять километров. И энергии в обрез.
И мы снова поехали.
Я приказал себе не чувствовать жгучую разгорающуюся боль, которая охватила всю спину. Я приказал не чувствовать жгучую боль от разъеденных рук. Я приказал не чувствовать усталости. Я стал роботом, у которого была только одна задача – довезти людей до пункта назначения, где их ждали спасительная прохлада и безопасность. Я давил на педали, крутил руль, смотрел вперёд и всё время бормотал что-то ободряющее и бессвязное.
– Ничего, яблонь столько можно будет насадить… Ужрёмся этими яблоками, это точно… Участки же будут бесконечные… Земли сколько хочешь… Это тебе не три сотки в Подмосковье… Блины будем печь, в гости ходить… Интересно, а дочке понравится ходить по траве так же, как и мне? Но только голыми ногами! По траве… Как же собаку назвать… А будет ли она колбасу… Траву собаки не едят… Нужно поймать по дороге собаку… Где-то тут бегали же, я видел…
Я не смотрел больше на карту, спидометр и часы. Я не мог думать о том, сколько уже проехал и сколько ещё осталось. Не обдумывал то, что видел через стекло, а лишь тупо следовал указаниям компьютера, полагаясь на инстинкты, навыки и остатки разума. Я просто ехал. Уже без понимания цели, времени, направления… Я ехал…
В какой-то момент я обнаружил себя лежащим на руле. Машина стояла и мерно урчала. Я резко встрепенулся и закричал от боли, которая охватила всю спину и отозвалась в голове.
– Не спать, сука! – злобно закричал я на себя и посмотрел на маршрут. Не сразу мне удалось распознать цифры и понять, что они означали. Но потом меня охватила радость, когда выяснилось, что до станции осталось тридцать восемь километров.
Я пошевелил ногами и почувствовал что-то постороннее. Крича от боли, я наклонился и взялся за предмет. Потом выпрямился и уставился на нечто, вытащенное из грунта чужой планеты. Света экранов было вполне достаточно, чтобы рассмотреть его в деталях.
Потом я засмеялся и кинул находку под ноги Насти.
В салоне было жарко. Я посмотрел на датчики и увидел, что содержание кислорода в воздухе приблизилось к критической отметке. То ли людей всё-таки было слишком много, то ли спали они недостаточно глубоко, но все мы вдыхали больше, чем могла возобновить система жизнеобеспечения. Температура перевалила за тридцать градусов. Обильный пот тёк по всему телу, а в горле стало мучительно сухо. Сейчас я отдал бы что угодно за ведро того отвратительного синтетического кофе, который милая Катюшка наливала мне с собой.
Я посмотрел вперёд и увидел, что буря улеглась, а дождь закончился. Мелкая пыль носилась в сухом раскалённом воздухе и танцевала в свете фар. И где-то там впереди было моё спасение.
Я положил бесчувственные руки на липкий руль, нажал на газ и поехал дальше. То и дело я соскальзывал в спасительную темноту беспамятства и снова заставлял себя вернуться обратно в жестокую реальность, где на моих плечах было спасение кучи людей. Становилось всё жарче. В голове всё перепуталось и помутилось. Я уже не понимал, кто я такой и что вообще делаю. Передо мной на стекле горели стрелки, указывающие путь, я давил на педаль, иногда удивляясь тому, зачем я это делаю. Изредка я снова начинал понимать суть происходящего, но ненадолго.
– Пройду по траве… – бормотал я. – По зелёной траве… Трава… На ветру… Трава…
В какой-то момент я обнаружил, что Настя больше не спит. Машина стояла, Настя смотрела на меня, а я смеялся.
– Дальше ты сама, – проговорил я и упал лицом на окровавленный руль, пахнущий железом.
***
Это просто удивительно, какой разной может быть трава. Она может быть ковриком, покрывающим землю. Она может быть выше человеческого роста. Она может быть какой угодно. Самого разного цвета.
Но я всегда любил только зелёную траву высотой по колено.
Как интересно смотреть на волны, пробегающие по зелёному травяному полю, когда из-за горизонта прилетает тёплый ароматный ветер.
Иногда мне казалось, что вокруг меня что-то происходит. Мысли о траве спасали меня. Я прятался за ними от боли, которая злобной тварью подстерегала меня у выхода из беспамятства.
Думай только о траве.
Голоса людей. Звуки. Запахи.
А уж какой ароматной может быть трава. Ох уж этот терпкий свежий аромат, разливающийся после покоса.
Кажется, меня куда-то несли. Кто так громко кричит? Заткнитесь!
Назад! Назад в траву и не смей из неё вылезать.
Я буду жить в траве всегда…
***