Я проснулся.
Просто в какой-то момент я обнаружил, что бесконечная серая пелена рассеялась, и я стал собой.
Я дышал. Потрясающее открытие! Я мог вдыхать и выдыхать безвкусный воздух анабиозной камеры, в которой лежал.
Анабиозная камера! Ещё одно изумительное открытие! Я знаю, что это такое! Это место, где все мы сохраняем нашу молодость!
Я неохотно открыл глаза и посмотрел мутным взглядом на крышку камеры. В Спальне почему-то было сумрачно, но не темно. И ещё слышались какие-то очень слабые звуки. Разве так должно быть?
Сердце пока билось неохотно, понемногу разгоняя холодный заменитель крови и препараты, которые капсула вколола в плечо для пробуждения.
Послышалось чуть слышное жужжание, и я почувствовал ещё один укол, который должен был привести все функции организма к нормальной физиологической норме. Затем капельница отцепилась от локтя, закончив замену антифриза моей кровью, изъятой при засыпании.
Сегодня шестнадцатая смена. Нет, погодите…
Я нахмурился и напряг память. В прошлый раз была пятнадцатая. Но разве я не просыпался в шестнадцатый раз? Почему я так плохо помню? Ну да, мозг же ещё тормозит.
Или же сегодня уже семнадцатая смена?
Я растерялся и почувствовал беспокойство. Такое со мной случилось впервые. А ещё мне было непонятно, почему в Спальне становилось всё светлее. Разве так не должно происходить уже после того, как я открою крышку и сяду? Глазам было больно, но я не мог их закрыть, потому что по ту сторону происходило что-то необычное. Там что-то шевелилось. Колыхалось. Колебалось. Не в том смысле, что это было что-то живое. А как… Я не смог подобрать подходящие слова для описания и разозлился на самого себя.
А эти глухие и едва различимые звуки? Нет, ну я ведь и правда слышу что-то. Снаружи что-то происходило.
Загорелась зелёная лампочка, но крышка капсулы так и осталась закрытой. А потом как будто некая пелена сошла с неё, и стало ещё светлее.
И тогда я поднял руку, протянул к крышке и коснулся пальцами тёплого стекла. Тёплого?!
Со свистом крышка капсулы начала подниматься, подавая сигнал, что теперь можно начинать двигаться.
Но я так и остался лежать, потому что остолбенел от странной картины, которая оказалась в поле зрения. Надо мной колыхались ветви самого настоящего дерева. Зелёные! Ветви! Дерева! С зелёными листьями! И они шуршали на ветру, как настоящие, колыхались и создавали игру светотени.
Я принюхался. Пахло чем-то непонятным и непривычным. Но приятным. Да, я совершенно точно определил, что этот запах мне нравится. Что-то он мне напоминал…
– Что, так и будешь лежать? – раздался вдруг чей-то голос, и я вздрогнул от неожиданности.
Кряхтя и морщась, я ухватился за стенки капсулы и сел.
Рядом со мной на самом настоящем стуле сидела пожилая женщина в длинном белом платье. Мы с ней находились под деревом. А вокруг, куда ни глянь, простиралось бескрайнее поле ярко-зелёной травы, колышущейся от дуновения жаркого ветра. В серо-голубом небе светило яркое жаркое солнце, а из-за горизонта медленно выплывали густые пушистые белые облака, предвестники тёплого летнего ливня.
– Какая сегодня погода? – задал я свой традиционный вопрос.
– Плюс тридцать два и солнечно, – усмехнулась она. – К вечеру возможен дождь.
– Я умер? – спросил я в растерянности.
– Как был дураком, так им и остался, – рассмеялась она и встала со стула. – Поднимайся, Павлуша!
Я не мог при женщине стонать, поэтому, сцепив зубы, медленно вылез из капсулы и опустил голые ноги на землю. Точнее, на траву, которая покрывала землю. Потом я сделал несколько неуверенных шагов, прислушиваясь к своим ощущениям.
– Где я, а? – спросил я, оборачиваясь к женщине.
– На Новой Заре, – улыбнулась она. – На планете, которую ты создал… Которую все мы создали.
– Но какой сейчас год?! – воскликнул я, разом вспоминая последнее задание и мучительное возвращение на родную станцию.
– Девятьсот тринадцатый год с начала программы терраформирования. – просто ответил она, становясь рядом со мной.
– Но как я проспал так долго?! – возмутился я. – А как же моё дежурство?! Пока я спал, кто-то старел вместо меня!
– А ты заслужил, – просто ответила женщина, и наши взгляды встретились. И я узнал эти тёмные пронзительные глаза, с которыми мне уже доводилось сталкиваться.
Я обнял её и прошептал в шею:
– Настя, но я ничего не понимаю.
– А что тут понимать, – весело усмехнулась она, похлопывая меня по бесчувственной спине. – Ты совершил героический поступок ценой своей жизни. Спас много людей. Мы видели записи с камер. Мы видели, как ты разгребал завал, а твоя спина дымилась от кислоты… Мы всё видели… Ты же был на самом краю. Еще немного и ты бы просто умер всего в нескольких километрах от станции. Как удачно тогда сложилось, что мне досталась неполная доза снотворного, и я проснулась. Как раз вовремя, когда ты решил схалтурить и притворился мёртвым.
Мы немного посмеялись.
– Я уж доехала кое-как до станции. Там тебя еле спасли, вылечили как смогли твою спину и руки. И решили, что в качестве награды тебя заморозят до самого конца.
– Но почему девятьсот тринадцатый год? – спросил я, оглядываясь по сторонам и любуясь зелёными полями. – Шестьсот же должно было быть.
– Не все станции остались в строю, – просто ответила она. – Мы потеряли их в разное время и по разным причинам. Сначала третья. Потом семнадцатая. Ещё три были разрушены огромным землетрясением. На одной вышел из строя реактор. Две оказались разрушенными сильным наводнением, когда место, где они стояли, опустилось и оказалось ниже нового уровня моря. На шести станциях вышли из строя фильтры. Две станции были уничтожены крупным астероидом. Ещё три…
Она посмотрела на меня грустно.
– Еще три были уничтожены самими людьми, когда у них не выдержали нервы. Человеческий мозг несовершенен. Сбои… В итоге до финиша дошли только одиннадцать, включая нашу. Цель нужно было достигать, а она всё время отодвигалась за горизонт из-за выхода станций из строя.
– И сколько тебе сейчас? – тихо спросил я.
– Шестьдесят шесть, – улыбнулась она лукаво. – В невесты тебе уже не гожусь, тридцатилетнему пацану…
Мы помолчали, глядя друг другу в глаза.
– Два года назад программа закончилась. Двери станций открылись. И мы вышли наружу, в этот новый пустой стерильный мир… Да, тут ещё довольно жарковато, и бури бывают часто, станциям ещё фильтровать и фильтровать. Но спать уже нельзя. Теперь надо создавать. Впрочем, мы тут особо ничего и не делаем.
Она улыбнулась и показала рукой в направлении ближайшего небольшого холма, у подножия которого мы стояли. Я начал подниматься, с наслаждением ступая по траве босыми ногами.
– Когда двери открылись, то обнаружилось ещё кое-что, – продолжила Настя, идя чуть позади меня. – Открылись огромные подземные хранилища «Заслона», в которых обнаружились замороженные представители земной фауны и флоры. Семена, зародыши. Миллионы зародышей. Огромные холодильники, доверху набитые зародышами и семенами, которыми нужно наполнить этот новый мир… И тысячи человеческих эмбрионов… Благодаря надёжным технологиям Корпорации все они благополучно дождались окончания миссии.
Мы поднялись на вершину холма, и я замер, потрясённый открывшимся видом. В полукилометре от нас вздымались в небо исполинские зеленоватые фильтры станции. Между покатыми зелёными холмами извивалась и блестела на солнце небольшая речушка. И ещё вдалеке можно было увидеть край зелёного мира. На кромке между гладким полем и тёмными голыми скалами мелькали сотни металлических объектов.
– Роботы-садовники, – пояснила Настя, становясь рядом. Она чуть запыхалась. – Оказалась, что на каждой станции их сотни. Как начали вылезать, мы даже поначалу испугались. Сначала они создают почву, которой покрывают скалы. Потом заселяют её различными микроорганизмами, которые должны обитать в нормальном грунте. Сверху высеивают траву. Пока это всё, чего мы достигли…
– А дерево? – я оглянулся и посмотрел туда, где стояла моя капсула.
– Специально для тебя вырастили, – улыбнулась она. – Мой тебе подарок. Еле уговорила остальных. Но для деревьев рано ещё, уж очень тонкий слой почвы, даже кустарникам пока не выжить.
На вершине другого холма я разглядел несколько высоких белоснежных строений, которые блестели на солнце словно кристаллы.
– А это наш город, – с гордостью пояснила Настя. – Оплот нашей новой цивилизации. Здания построены так, чтобы целиком получать энергию из ветра и солнца. А вся вода, которую мы берём из речки, обязательно очищается… Новая цивилизация требует нового подхода к природопользованию… Второй раз по ошибочному пути человечество больше не пойдёт…
Я смотрел на пушистые белые облака, застилающие голубое небо, и мечтал о настоящем дожде из воды, которого в моей жизни уж точно никогда не было. Потом посмотрел на траву и подумал, что и её я на самом деле никогда не видел, хотя был помешан на манящих образах, вложенных в мою голову.
– Забавно, какие интересные вещи можно поместить в мозг человека, чтобы заставить его поверить в прошлое, которого никогда не было, – усмехнулся я, проводя пальцами ноги по травинкам.
– А заодно и чтобы создать для него новое правильное будущее, не отягощённое ошибками ужасного прошлого, – закончила она за меня, потянув за белый ремень на плече и показывая небольшую сумку, которая до этого болталась у неё за спиной.
– На этот раз это будет самая красивая планете во Вселенной, – уверенно сказал я, глядя на морщинистые старческие руки, открывающие сумку. – Ведь не просто так её назвали Новой Зарёй.
– Хотя мы-то с тобой отлично знаем, как она называется на самом деле, – улыбнулась Настя, передавая мне предмет, который я извлёк из пласта земли, оголившегося в результате оползня.
И я засмеялся весело и легко, глядя, как блестят на солнце грани обыкновенной стеклянной бутылки.