Помоги проекту - поделись книгой:
Нам был неподвластен такой элемент фигурного катания, как «кораблик», – это когда ты красиво скользишь по льду, развернув стопы на 180 градусов. Все наши конкуренты владели этим элементом, а мы – нет.
Нужно было прибавлять в выворотности ног. И вот началась наша работа со Степановой в зале.
Уже после первого урока она сразу про нас с Майей все поняла, и начала нас исправлять. Для того чтобы развернулись кости таза, она давала нам почему-то упражнения с согнутыми коленями. Выглядело это на первый взгляд полным бредом. Пономаренко и Платов, например, развернутые от бога, как лягушки, вообще не понимали ее идей. А у нас с Майей после недели работы со Степановой был сумасшедший прогресс. Как ни странно, для балерины она хорошо разбиралась в технике скольжения и научила меня многим необходимым фишкам в катании. Как я уже писал, моим кумиром на льду был Кристофер Дин. Одним из главных его козырей было очень мягкое и низкое скольжение, так называемое
Как-то, выполняя со штангой серию толчков от груди, я совершил серьезную ошибку. Любую штангу с любым весом нужно ставить на пол ногами, сначала опустить ее до уровня бедер и, присев с обязательно вертикально ровной спиной, аккуратно поставить на пол. Поднимая смешной вес – 30 кг, я сделал серию на резкость и, опуская штангу, сделал грубую ошибку – наклонился под прямым углом.
Нам был неподвластен такой элемент фигурного катания, как «кораблик», – это когда ты красиво скользишь по льду, развернув стопы на 180 градусов. Все наши конкуренты владели этим элементом, а мы нет.
В пояснице что-то хрустнуло, возникла резкая острая боль, меня скрючило. И вот такой буквой «зю» я еле добрался до дома. Раньше я и не догадывался, что такое боль в спине.
Но я был молодой, ретивый, и как только через неделю боль утихла (при помощи обезболивающих уколов и физиотерапевтических процедур), я тут же побежал на тренировку. Однако с той поры у меня очень часто случались болевые приступы, и ноющая, противная боль в крестце сопровождает меня всю жизнь. Хоть я и дипломированный специалист МОГИФКа[4], я не могу сказать с уверенностью, что мы делали всё правильно. Желание сесть на ноги и добиться бешеной силы во всех конечностях было сумасшедшим.
Мы добились очень мягких коленей. Мы сидели так, что попа практически касалась ледяной поверхности. Это было бы очень круто, занимайся мы, например, конькобежным спортом. Танцы же на льду предполагают гордую осанку, где бедра (нижняя поверхность) должны быть параллельны льду, а таз (две выпирающие булки) строго перпендикулярен. Степанова пробовала исправить эту ситуацию и просила нас посылать бедра вперед. Она постоянно говорила нам о том, что вы уже и так достаточно низко сели на ноги, ниже уже не нужно, теперь только бедра вперед. Настал сложнейший момент нашего понимания техники скольжения – бедра вперед, при этом скорости нет. Если скорость есть – зад торчит. Непостижимый парадокс.
В пояснице что-то хрустнуло, возникла резкая острая боль, меня скрючило. И вот такой буквой «зю» я еле добрался до дома. Раньше я и не догадывался, что такое боль в спине.
Но раз мастер говорит, значит, надо верить, – стали убирать зад. Через две недели кропотливой работы и зад убрали, и скорость пришла.
Простите меня, уважаемые любители фигурного катания, за технические нюансы, но это важно. А то вдруг кто-то из читателей захочет стать танцором на льду, а главного не знает.
Сейчас кстати, кроме единиц, все поголовно отставляют зад. Во времена Пахомовой, Моисеевой, Климовой, Усовой, Грищук такого просто нельзя было представить. Я очень надеюсь, вы меня правильно поняли.
Простите меня, уважаемые любители фигурного катания, за технические нюансы, но это важно. А то вдруг кто-то из читателей захочет стать танцором на льду, а главного не знает.
Почему я мало говорю о Дубовой, рассказывая про этот период? Объясню, во‑первых, Климова и Пономаренко тогда были первой парой в группе, и тренер уделял им больше внимания. Во-вторых, мы были сложной парой, без «корабликов», с непростым характером, особенно я. Шло становление ситуации в группе. Приведу пример: Дубова придумывает связку и предлагает нам с Майей ее повторить. Мы пробуем и «разбиваемся насмерть». Пробуем еще раз – тот же результат. Тренер, понимая «бесталанность бездарей», переключается на Марину с Сергеем. Те же все ее идеи обычно воплощали с первой попытки, одаренные были во всех отношениях. Мы же пытались переиначить идеи тренера под себя. Придумывали немного другие решения тренерских задач и предлагали Дубовой в конце тренировки несколько вариантов на выбор. Как правило, один из вариантов ее устраивал. После этих рабочих моментов я стал себя чувствовать немного постановщиком.
Чем меньше дано физически, тем шире тебе открываются горизонты для творчества, ведь если все сделал с первого раза, ты и не мыслишь вовсе, ты просто исполнитель. А если не смог ты, – творец, пробуешь что-то новое, другое.
Чем меньше дано физически, тем шире тебе открываются горизонты для творчества, ведь, если все сделал с первого раза, ты и не мыслишь вовсе, ты просто исполнитель. А если не смог, ты – творец, пробуешь что-то новое, другое.
Спорное мнение, конечно, но, на мой взгляд, очень правильное.
В 1989 году мы решили сделать оба танца с Татьяной Владимировной Степановой в роли хореографа-постановщика. Это был эксперимент для нас. До этого момента все постановки делала Дубова. Наталья Ильинична, как тренер-новатор, пошла на этот шаг легко, видя, как плодотворно мы работаем вместе. Мы поставили произвольный танец на музыку англичанина Густава Холста. Называлась композиция «Марс, войну приносящий» из альбома «Emerson, Lake and Powell». Замысловатое произведение мы разбавили прелюдией Шопена в медленной части. Нам показалось, что эти музыкальные куски прекрасно уживаются друг с другом. Поскольку первая и третья части были драматично-суровыми, их замечательно оттеняла прелюдия Шопена в очень необычном исполнении. Оригинальный танец в ритме чарльстона Татьяна Владимировна предложила сделать в стиле девушки и моряка, который без конца тушил окурки и был таким бесшабашным повесой. Первый турнир с нашим участием был в Лондоне, где судьи в пух и прах разнесли наш оригинальный танец, при этом очень хорошо оценили произвольный.
После приезда из Англии у Дубовой со Степановой возник конфликт по поводу неудачного оригинального танца. Слово за слово, и Степанова уже перешла к Линичук и советовала нам сделать то же самое, говоря о том, что мы никогда и никуда не пробьемся в этой группе. Несмотря на харизму хореографа, мы прекрасно понимали значимость тренера в нашей карьере. Мы, конечно же, остались у Дубовой и просто переставили оригинальный танец, за две тренировки. Мне кажется, и Дубова завелась, и мы очень хотели этого, и танец удался. Роль Степановой в становлении нашей пары была огромной, но жизнь сложилась так, что мы расстались. Татьяна Владимировна же через какое-то время покинула этот мир из-за онкологии. Мы всегда с Майей будем помнить этого талантливейшего человека, который нам очень-очень много дал.
Глава 13
Первые «космические» баллы
Следующим турниром был чемпионат СССР в Киеве, где мы боролись за второе место с нашими извечными соперниками Анненко – Сретенский. Они разорвали нас в клочья. Их яркий произвольный танец на музыку Эдварда Грига зал принял на ура, а мы, можно сказать, ушли под топот собственных копыт. Кошмарные ощущения. Но на чемпионат Европы мы отобрались уже третьей парой. В Киеве наш произвольный танец не имел успеха, это нужно признать, но чутье нам подсказывало, что не нужно метаться, нужно просто продолжать работать в выбранном направлении, тем более что чемпионат Европы был в Великобритании – благосклонной к нам стране, в городе Бирмингеме. Мы приехали туда третьей парой, понимая, что ни на что серьезное претендовать не можем. Так уж сложилось в танцах. За две пары борются федерация и судья, а третья пара некая разменная монета. Так что мы не питали особых иллюзий и решили кататься просто для зрителей. После первого обязательного танца мы стали вторыми, сразу за Климовой и Пономаренко. Мы опережали и пару Анненко – Сретенский, и знаменитых брата и сестру Дюшене. Что это было, сбой системы или мы действительно здорово откатали этот танец, не могу сказать. Единственное, что могу сказать точно, нас любили западные судьи. Не знаю, по какой такой причине, но это факт. Во втором обязательном танце под ритм румбы мы получили «космические» баллы от судей, где была одна оценка 6:0. Это был второй случай в истории танцев на льду! Первый же случился с неповторимыми Торвилл и Дином, тоже, кстати, за румбу. Мы уверенно заняли вторую позицию и стали готовиться к переделанному несколько недель назад оригинальному танцу.
Каждое воскресенье в Королеве я играл по утрам в футбол. Мышцы забивались так, что трудно было ходить. Это был высочайший непрофессионализм с моей стороны.
Небольшой экскурс в историю.
Каждое воскресенье в Королеве я играл по утрам в футбол. Мышцы забивались так, что трудно было ходить. Это был высочайший непрофессионализм с моей стороны.
Но, как вы уже поняли из предыдущего повествования, футбол я просто обожал и никакие чемпионаты Европы и мира не могли встать на пути моей страсти. Сейчас просто уничтожил бы своих учеников, узнай я, что перед ответственнейшими стартами они делают что-то подобное. Но Дубова не догадывалась о моих попытках стать крутым футболистом, и слава богу. Я на никаких ногах получил 6:0! А уж к оригинальному танцу подошел во всей красе. Прокатались мы здорово и еще больше увеличили отрыв от конкурентов. Второй чемпионат Европы в нашей карьере, и мы претендуем на второе место. Фантастика! Помню, что очень плохо спал перед произвольным танцем. Прокручивал его в голове раз за разом, а вдруг публика не поймет? У нас был последний стартовый номер. Мы обожали кататься последними, но для многих этот жребий был катастрофой. Видишь все оценки – перегораешь! Я не помню, что делала Майя. Я же ушел на улицу в наушниках и слушал любимого Al Jarreau, джазового супер-исполнителя и почти придумал показательный номер. Вернулся вовремя. Мы парили надо льдом в этот вечер – много 5:9, две 6:0. Зал встал после проката. Восторг был неописуемым. Мы вторые на Европе!
Кстати, интересный все-таки у нас вид спорта. В Киеве – абсолютно холодный прием программы зрителями, и стоячие овации в Англии. В такие моменты хочется всех целовать и говорить, если бы не тренеры, хореографы, врачи, массажисты – ничего этого бы не было.
На моего первого танцевального тренера Аккермана было страшно смотреть – так как Анненко и Сретенский были его учениками и проиграли мне, его бывшему ученику, которого он очень любил, но альянс с которым так и не сложился. Анненко и Сретенский после этого чемпионата закончили свою спортивную карьеру и ушли в профессионалы. Аккермана же я привлек в свою группу через двадцать пять лет для работы с молодыми парами. Может быть, он уже не был тем молодым амбициозным человеком, но добро нужно помнить.
Кстати интересный все-таки у нас вид спорта. В Киеве – абсолютно холодный прием программы зрителями, и стоячие овации в Англии. В такие моменты хочется всех целовать и говорить, если бы не тренеры, хореографы, врачи, массажисты – ничего этого бы не было.
Следующим форумом всенародного масштаба был чемпионат мира в Париже, на всемирно известном катке «Берси». За две недели до него мы решили подготовить два показательных номера к этому чемпионату. Один из них под музыку Жоржа Брассена «Под крышами Парижа» нам поставила Наталья Ильинична, а второй, на музыку Мишеля Леграна «Опавшие листья», она не смогла поставить, так как заболела и с температурой лежала дома до начала чемпионата мира. Нам нужен был второй показательный номер на случай восхитившейся нашим творчеством публики. Вот представьте себе, зрители кричат: «Браво, бис!!!», а у нас ничего нет. Проблема. Включаем на катке музыку и начинаем творить. Пробуем всякие вещи, главное – попадать в гениальные музыкальные акценты Леграна. Вроде попадаем, и тренерам вроде бы нравится. Так, за два часа мы поставили себе номер, который поднимал потом залы во всем мире. Спасибо заболевшему тренеру. Это была точка отсчета моей хореографической карьеры. Мы ставили этот номер с Майей вместе, но я, как партнер, имел преимущество. После стольких лет отношений генерала и солдата, произошло чудо – солдат стал кем-то. Я видел, что придуманную нами с Майей хореографию полюбили во всем мире, а это было лишь два часа работы. Почему я заострил ваше внимание именно на этом номере? Да потому, что это был мой первый опыт постановки номера как хореографа.
Может быть, в тот день я понял, что могу быть хореографом в принципе. Это сложно осознать, когда ты просто спортсмен-исполнитель. Начало было положено.
Итак, «Берси». Опять второе место. Обыграны французы Дюшене, и, заметьте, в Париже. На показательных выступлениях мы катаем два французских номера, и публика ревет от восторга.
Может быть, в тот день я понял, что могу быть хореографом в принципе. Это сложно осознать, когда ты просто спортсмен-исполнитель. Начало было положено.
С тех пор я стал ставить программы многим фигуристам. Это стало частью моей профессии.
Глава 14
Веселый тур великого Тома Коллинза
После второго места на чемпионате мира нас пригласили в мировое турне. Сначала по Европе, а потом и по США. Море эмоций, впечатлений. Впервые проехав «Tom Collins Tour», мы поняли, что это то, к чему нужно стремиться. «Four Seasons», «Ritz Carlton» – это места, где мы останавливались, пятизвездочные отели, известные во всем мире. Между городами мы часто ездили автобусами по четыре, а то и по семь часов. Автобусы наполнялись различными напитками любой крепости, и к концу путешествия многие из нас еле доползали до кроватей. Наверное, это большой минус Тома Коллинза как организатора огромного турне, но для нас он был богом, человеком, который понимал страдающую душу артиста.
В этом же году мои близкие друзья Артур Дмитриев и Виктор Петренко преподнесли мне в подарок гитару, которая следовала за нами довольно долго. Уставший организм требовал песен.
Расскажу вам, дорогие читатели, как я выучился игре на гитаре. Это просто было стечение обстоятельств, причем не самых приятных. Летом 1980 года мы всей нашей мужской группой танцоров «Спартака» решили сыграть в футбол на Стадионе «Юных пионеров». Все наши матчи были очень напряженными, и никто не хотел проигрывать, что абсолютно естественно среди спортсменов. Дело было в воскресенье, и, как сейчас помню, папа очень отговаривал меня ехать в Москву именно на этот матч. Говорил: «Саш, отоспись, впереди рабочая неделя, только Майя приехала».
В этом же году мои близкие друзья Артур Дмитриев и Виктор Петренко преподнесли мне в подарок гитару, которая следовала за нами довольно долго. Уставший организм требовал песен.
Я понимал, что папа, по сути, прав, но тяга к футболу перевесила, и я поехал. В середине матча я рванул к воротам, и мой друг Пономаренко, пытаясь выбить мяч, ставит мне подножку… Я вылетаю на метр вверх и приземляюсь на кисть левой руки. Боль была адской. Все сразу поняли, что произошло что-то серьезное. Я корчился от боли. Матч тут же завершили, и ребята отвезли меня в ближайший травмпункт. Мне быстро сделали рентген и поставили диагноз: перелом левой лучевой кости. Там же мне наложили гипс и сказали месяц не снимать, пока кости срастаются. Скажу вам честно – от болей я не спал три ночи. Проклинал свою тупость, жалел, что не послушался совета отца, но все уже случилось и оставалось только ждать снятия гипса. Я уже не помню, как провел этот непростой месяц. И вот мне снимают гипс, делают рентген и говорят: кости срослись неправильно, нужно ломать и ставить все на место. Я был в ужасе. Значит, врачи, работавшие в травмпункте в воскресенье, ничего не заметили на снимке, на котором даже я, не будучи медиком, увидел смещение костей. К сожалению, именно на мою долю выпала врачебная ошибка, которая дорого мне стоила.
Ломать руку заново я категорически не захотел. Проблема была в том, что кисть левой руки не поворачивалась влево практически совсем, а мне семнадцать лет, впереди вся жизнь, карьера фигуриста, и меня ждет партнерша. Врач больницы МОНИКИ[5] сказал: «Если не делать повторную операцию, шансов на восстановление мало, но может помочь игра на гитаре. Беря аккорды на гитаре, вы сможете разрабатывать кисть». Так я стал гитаристом. Я истязал себя по восемь часов в день, превозмогая боль, пытаясь извлечь звуки из красивого инструмента.
Моим первым учителем игры на гитаре был отец. Он очень любил петь под гитару и делал это хорошо. Любимой песней папы была композиция Михаила Ножкина из кинофильма «Судьба резидента» – «Я в весеннем лесу…». Звучало это примерно так: «Я в весеннем лесу», затем шесть секунд уходило на переставление пальцев для следующего аккорда, затем «…пил березовый сок. С ненаглядной певуньей», та же шестисекундная пауза, и «…в стогу ночевал». В общем, папа был не Пако де Лусия, но петь любил. Он показал мне шесть блатных аккордов, которые помогли мне в дальнейшем понять принцип игры на гитаре и немного подправить положение кисти моей ущербной руки. Когда позже я уже вовсю распевал песни Высоцкого и Розенбаума, папа сказал: «Да, это тот случай, когда ученик превзошел учителя».
У папы был фантастический баритон, но отсутствовал слух. У мамы был абсолютный слух, но не было голоса. В этом смысле я взял лучшее от обоих родителей. Кстати, смотря свои программы прошлых лет, я подмечаю особую пластику моей поломанной левой руки, до которой явно не дотягивает правая. Левая поломанная просто грация, а над правой пришлось поработать. Я не шучу. Там создался определенный изгиб, который мне помогал ставить левую руку в программах. В общем, руку я разработал и еще на гитаре играть научился. Как говорится, что Бог не делает, всё к лучшему.
Но вернемся к турне Тома Коллинза. Вспоминаю любопытный момент…
Мы сидим у кого-то в номере (уже не вспомню у кого), заказываем рум-сервис (извините, что по-русски). Ждем сорок минут, нам ничего не несут. Голод дает о себе знать. Находчивый Олег Васильев звонит в рум-сервис и на прекрасном английском языке обьясняет «пиплам» из Америки, что мы безумно голодны и так долго нести еду – это просто нонсенс. Говорит, что мы подадим на них в суд. Американцы же правильные товарищи. Через десять минут они ввозят в наш, не помню чей, номер вагон еды. И с извинениями просят нас простить их за такой конфуз. Не берут денег вообще! И просят прощения за ужасный сервис. Это был один из лучших дней в истории для советских фигуристов. Под мою гитару мы, счастливые, пели песни до утра, объедаясь вкуснейшей едой. Мы поняли фишку.
В следующем городе мы заказали в три раза больше еды и сели у телефона в предвкушении повторить отработанную схему. Ждем. Через двадцать минут вкатилось это все к нам в номер на несметную сумму. На мои слова: «Что-то поздновато», – никто не среагировал, и нам выставили счет. Проклятая Америка, быстро учатся. Но все было оплачено. Русские очень правильные люди.
Нужно рассказать, пока не забыл, еще один эпизод. Нью-Йорк, парковка. Стоят столбы, так называемые метры. Ты находишь место, если повезет, кидаешь 25 центов за 10 минут парковки! Если ты припарковал машину на два часа, допустим ты в ресторане, ты должен выбегать и все время докидывать монетки. Иначе твою машину увезут, и ты ее будешь очень долго искать. Советская схема, только круче, – вообще не найдешь следов своей машины. Там же я увидел, как человек, пытаясь оплатить парковку, не смог этого сделать по причине сломанного метра – этого столбика, который не принимал монеты. Человек накинул на столбик целлофановый пакет, дав понять блюстителям порядка, что столбик-метр неисправен. Это был прорыв, и старт моей творческой мысли. С этого момента я всегда возил в машине пакет. И как только я находил свободное парковочное место, я вешал этот пакет на несчастный столбик, который больше не приносил денег злосчастной Америке. Я чувствовал себя патриотом.
У американских полицейских не возникало даже мысли, что под пакетом работающий столбик-метр. Русских очень тяжело победить не только в фигурном катании!
У американских полицейских не возникало даже мысли, что под пакетом работающий столбик-метр. Русских очень тяжело победить не только в фигурном катании!
В этом турне я освоил профессию грузчика. Я совершенно серьезно. Том Коллинз в каждом аэропорту за разгруженные чемоданы доплачивал нам, русско-язычным людям мужского пола, по 100 долларов. Мы прям впрягались в эту историю. Я этого не стыжусь нисколько, только сильнее стал физически и материально подтянулся немного. Ведь наше родное государство продолжало отбирать у спортсменов почти все деньги. Кстати, три сына Тома Коллинза – Марк, Майкл и Марти – делали то же самое, что и мы. Они ездили с нами по турам потом много лет и выполняли любую тяжелую работу, и папа платил им за это зарплату, нормальную человеческую зарплату. Они не вели себя как дети миллионера, которым Том Коллинз, несомненно, являлся на тот момент. Я вспоминаю, как Марти Коллинз, младший из Коллинзов, подошел и попросил у отца деньги в долг для открытия своего ресторана. Они долго разговаривали, потом обговорили процент, и только тогда Том дал деньги, но под процент. Для русских в большинстве своем – это дикость, а я считаю, что он все делал правильно. И то, что Том, являясь очень богатым человеком, не растил детей в условиях наличия легких, непомерных денег абсолютно верное решение.
Турне Тома Коллинза – это, конечно, огромный пласт нашей с Майей карьеры. Мы проехали 10 туров подряд! Катались со многими легендами фигурного катания. Было много чего интересного и в самих выступлениях, и вне их. Да простит меня уважаемый читатель, но тур после соревнований – это скорее расслабление после тяжелейшего сезона, а не набор формы к следующему. Все мы люди со всеми слабостями, которые нам не чужды. Был такой американский хулиган, прекрасно, кстати, выступавший в шоу, Кристофер Боумен. Шоумен от бога. Публика просто визжала от восторга во время его выступлений. Но на льду это одно, а вот вне льда он был феноменом. Приезжая в любой отель, он прежде всего выяснял, в каком номере остановился Том Коллинз, благо это было несложно в такой доверчивой стране. Впоследствии все затраты на рум-сервис, напитки и прочие затраты на массажи и т. д. он записывал на номер нашего ничего не подозревавшего руководителя турне. Если даже Том о чем-то догадывался, он закрывал на это глаза, – соотечественник все-таки. Причем, я уверен, пара тысяч зрителей ходили на шоу исключительно из-за Боумена.
Его вторым коньком было вскрытие мини-бара. Как вы знаете, в каждом приличном номере отеля всегда присутствует мини-бар со всяческими напитками и закусками долларов так на 500–600. Зная склонность спортсменов к использованию мини-баров в неправильных целях, мини-бары опечатывались, и открыть их было невозможно. Но не для Кристофера. Он очень любил русских и частенько приглашал нас к себе на посиделки с анекдотами и песнями, а у нас не заржавеет. Мы быстро набивались после шоу в его номер и смотрели на работу американского левши-медвежатника. Это было искусство! Брался конек, точнее его лезвие, и просовывался между дверцей и стенкой мини-бара. Происходило отжатие дверцы от стенки и – о чудо! – мини-бар был открыт. Дальше следовали магические действия ушлого американца. Чтобы не навредить товарному виду пивных банок, они вскрывались отверткой снизу. Пиво, естественно выливалось и выпивалось, а потом в банку наливалась обычная вода и банка заклеивалась использованной жвачкой снизу. Бутылочки с джином и водкой потом просто наполнялись водой, а бутылочки с виски и ромом наполнялись холодным чаем. Эйнштейн! Потом при помощи того же лезвия марки Gold Seal мини-бар закрывался. Содержимое бара было единственным, чего он не мог записать на Тома, поскольку номер был его. Представляете изумление людей, въехавших в номер после Кристофера? Мы его очень любили. К несчастью, он ушел из жизни в молодом возрасте от передозировки наркотиков. Очень жаль. Талантливый был парень, но гламурный Лос-Анджелес и гены сыграли свою роль.
Увеселения русских были попроще. После одного из дней рождения мы, здорово наотмечавшись, благо впереди было два выходных дня, поехали в Диснейленд в городе Орландо. Дело было утром, а мы были не в очень хорошей спортивной форме. Отстояв сорок минут на первый самый крутой аттракцион «Space» – это американские горки в абсолютной темноте, – мы наконец-то поехали вверх, предвкушая чудесное приключение. Добравшись до верхней точки, мы рванули вниз с дикой скоростью, да еще и в темноте. Секунд через десять я понял, что этот заезд может стать последним в моей жизни. В голове и животе все крутилось и хотело выйти из меня наружу, но я держался.
Добравшись до верхней точки, мы рванули вниз с дикой скоростью, да еще и в темноте. Секунд через десять я понял, что этот заезд может стать последним в моей жизни. В голове и животе все крутилось и хотело выйти из меня наружу, но я держался.
Эта агония продолжалась минуты три. Когда поезд с людьми остановился, я был самым счастливым человеком в этом парке развлечений. Судя по лицам моих друзей – соратников по дню рождения, – они испытывали те же тяжелые чувства. Сдаться и уйти было бы предательством, билеты нам оплатил Том, и их стоимость была порядка 90 долларов, так что надо было передохнуть и продолжить веселье. Наша связка была мощной. Гриньков, Петренко, Дмитриев и ваш покорный слуга. Галина Яковлевна Змиевская, тренер Виктора Петренко, посоветовала нам немного отдохнуть, глядя на наши бледные, поникшие физиономии. Мы прислушались. Тренер есть тренер. Сидели минут сорок. Восстанавливались. Восстановившись, решили рискнуть еще раз. Нашли аттракцион «Мини подводная лодка» 6+. Там лодка погружается метра на два и ездит по рельсам под водой, что важно, на очень маленькой скорости, и люди, сидящие в лодке, наслаждаются через иллюминаторы фантастическим подводным миром. Мы сели в лодку, и с нами зашла женщина с тремя прекрасными детьми. Люки закрыли, и мы стали погружаться. Первые минуты две все шло в нормальном режиме, мы тупо смотрели в иллюминаторы, а женщина радовалась, как ребенок: «Look at that fish! Wow! It’s incredible!»[6] Надо сказать, счастье женщины с детьми было недолгим. Через короткое время все иллюминаторы запотели так, что не было видно ничего, а внутри лодки находились четыре хмурых парня, которые делали вид, что им безумно нравится путешествие под водой. Ничего не понявшая мать к концу путешествия кое-как успокоила своих детей, и мы все вышли наружу. Нашим следующим аттракционом на довольно длительное время стал «Burger King». Больше мы не катались на аттракционах, а просто дождались группу и поехали в отель. Классное было время, конечно. Чтобы у читателей не сложилось ложного мнения о моих друзьях, я просто напомню, что все они стали олимпийскими чемпионами, а Сергей с Артуром по два раза. Можно сделать вывод, что здорово пашущие люди также умеют и здорово отдыхать.
Мы с Майей катали в этом туре номер «Опавшие листья», и, как я уже упоминал, его очень хорошо принимала публика. Серега Гриньков никогда не смотрел наш номер в силу того, что во время нашего перформанса обычно разминался. И вот город Феникс в штате Аризона. У Гордеевой и Гринькова по какой-то причине поменялся стартовый номер в шоу, и все мои друзья вышли посмотреть на нас, поддержать и «поучиться» танцорской пластике у друга. В этой композиции у меня была очень красивая и оригинальная провозка. Я разгонялся, падал на лед на бок, переворачивался на живот и оказывался на коньках лицом к партнерше. Необычно и красиво. Я очень старался произвести сильное впечатление на своих коллег.
Лед, нужно сказать, был ужасный. Из-за жары вода стояла сантиметров на пять надо льдом, но нам было все нипочем. Я разгоняюсь на провозку. Затем падаю на бок, и меня переворачивает на спину.
Лед, нужно сказать, был ужасный. Из-за жары вода стояла сантиметров на пять надо льдом, но нам было все нипочем. Я разгоняюсь на провозку. Затем падаю на бок, и меня переворачивает на спину.
Я рассекаю воду на спине в позе черепахи метров 15, при этом размахивая руками-лапками в разные стороны, пытаясь встать. У моих, так их назовем здесь, друзей случилась истерика! Когда я все-таки встал лицом к Майе, она реально плакала, но не от эмоций к партнеру, а от гомерического хохота.
Как мы докатали до конца наш любовный номер, я не помню. Но это однозначно был фурор, пик моей юмористической карьеры. Элемент вошел в анналы мирового фигурного катания под названием «Черепашка». Гриньков с тех пор больше меня не смотрел, видимо, понял, что мне уже так не прокатать.
Глава 15
Блистательный Джузеппе Арена из La Scala
1990 год. Продолжалось время танцевального триумвирата – Климова – Пономаренко, Дюшене и мы. И вот чемпионат Европы в Ленинграде на огромной арене, копии спорткомплекса «Олимпийский» в Москве. У Дюшене в тот год тренером и хореографом стал небезызвестный вам Кристофер Дин. Произвольный танец у них стал абсолютным прорывом в плане хореографии. Поставлен он был на чилийскую музыку, которая заставляла зал аплодировать спортсменам практически на протяжении всей программы. Это был прорыв в танцах. Марина и Сергей там выиграли. Мы стали третьими. Но настоящий успех достался брату и сестре Дюшене, это однозначно. По какой-то причине они не приняли участия в показательных выступлениях, но весь зал скандировал: «Дюшене! Дюшене!» Спустя три года, тренируясь в Лейк-Плэсиде, в США, я взял в библиотеке видеокассету английского хореографа Кристофера Брюса и посмотрел его балет «Ghost». Я был шокирован тем, что хореография Дюшене была на 90 процентов взята из этого балета, а у нас тогда видеомагнитофонов еще не было. Так что великий Дин смотрел видео и переносил на лед многие вещи. Он, конечно же, все равно гениален, но паре с видеотехникой было проще создавать шедевры.
Мы много работали перед чемпионатом мира в Галифаксе. Произвольный танец на музыку Астора Пьяццоллы заиграл новыми красками, но мы остались третьими.
Мы много работали перед чемпионатом мира в Галифаксе. Произвольный танец на музыку Астора Пьяццоллы заиграл новыми красками, но мы остались третьими.
Чемпионами же опять стали Климова и Пономаренко, а Дюшене с их прорывным танцем остались вторыми. Дубова понимала, что настала пора что-то менять в хореографии. Обычных решений не хватало. Нужны были новая пластика и свежий хореографический язык. Это ценное качество тренера – не бояться приглашать хореографов со стороны, не бояться, что корона может упасть. Уважаю ее за эти решения.
К 1991 году к нам в Москву на постановки программ были приглашены мадам Шанти Рашпаль из Франции и Джузеппе Арена из Италии. Марине и Сергею сразу понравилась Шанти, а мы не понимали, зачем нам нужен этот итальянец. Я нашел музыку для произвольного танца «Вариации на темы Паганини» в современной обработке. Очень интересная музыка. Не похожая ни на что из того, что мы делали до сих пор. Мы поставили минуту программы, и нам очень нравилось то, что мы сделали. Дубова же хотела, чтобы мы поработали с Джузеппе. Она убеждала нас, что он поможет нам раскрыться по-новому. Мы согласились попробовать с большой долей скепсиса. Понятно, человек из La Scala, но лед?! Что он может понимать про лед?
Ладно. Первая тренировка с Джузеппе. Он постоянно улыбается и очень доброжелателен. Просит поставить музыку. Я ставлю музыку и говорю: «Может, показать вам, что у нас уже есть?» Джузеппе с удовольствием согласился. Мы катаем первую часть и подъезжаем к нему услышать похвалу или, наоборот, критику. Конечно, рассчитываем больше на похвалу, все-таки третья пара мира. Наталья Ильинична специально отсутствовала, дабы не мешать нам сработаться. Джузеппе, улыбаясь, молчал. Мы ждем. Он молчит. Я по-русски: «Ну?» Он по-английски: «What?» Я по-английски: «Do you like it?» Он спрашивает: «А о чем ваша программа?» Мы как-то раньше никогда так глубоко не копали. Ну, думаю, началось. И тут он выходит на лед в ботинках. Ставит Майю в какую-то красивую позу и просит меня включить музыку с самого начала. Сам садится рядом с ней в позу сгорбленного человека. Я включаю музыку и в следующие мгновения понимаю всю силу искусства перевоплощения и настоящей хореографии.
Он в музыку пробежал карликом вокруг Майи, перевернулся в шпагате и потянулся к ней дрожащей кистью правой руки. По всему телу у меня пробежали мурашки. Я испытал шок от этого перевоплощения!
Он в музыку пробежал карликом вокруг Майи, перевернулся в шпагате и потянулся к ней дрожащей кистью правой руки. По всему телу у меня пробежали мурашки. Я испытал шок от этого перевоплощения!
Мне стало интересно, что же будет дальше. Я тут же забыл про то, что у нас уже было поставлено, и хотел ставить с Джузеппе всю программу шаг за шагом. Майя была полностью согласна. Мы сообщили Дубовой, к ее непомерной радости, что работаем с Джузеппе. Мы ставили в основном в зале и потом переносили, что могли, на лед и, нужно сказать, процентов 90 перенесли. Это очень много! Так называемая половая хореография очень отличается от ледовой. Он насыщал музыку хореографией очень плотно, но это было безумно интересно. И еще он сам так красиво все показывал. Если мы выполняли его движения хотя бы на 50 процентов от его исполнения, это уже было очень круто. Не буду называть его гением, а то вдруг зазнается, ему еще с этим жить как-то. Он стал нам очень близок. Он жил у нас с Майей дома. Его постановки стоили очень приличных денег, и так мы экономили на отеле. Он научил нас правильно готовить пасту. Так, как ее готовят на Сицилии, где родился Джузеппе. Мы очень подружились и работали с ним до Олимпиады 1994 года. Спасибо тебе, друг!
В это сейчас сложно поверить, но хореографией программ мы занимались с ним в октябре. Это очень поздно. Поскольку не было этапов Гран-при, было попроще, но все равно поздновато. Помню, поставили мы с ним «Паганини» и поехали с абсолютно необкатанными программами на показательные в Южную Корею, где катали произвольную программу целиком. Катать только что поставленную программу целиком было утопической идеей. Во время исполнения первого проката мы упали пять раз. Все было ужасно сыро. К пятому разу стало получше, но все равно не ах. Пономаренко с хореографией от Шанти возил то же говно, но ни мы, ни наши друзья-соперники не сомневались в правильности выбора хореографов.
Я вскидываю руки в блюзовом движении, и пояс с треском расстегивается. Друг Сережа умирает от смеха. Я же бегу за Майей и прошу пришить пояс на мне.
До этого состоялись летние Игры доброй воли с включенным в них фигурным катанием. Очень необычное мероприятие. К концу июля мы все должны были набрать приличную форму. Мы старались как могли. И вот Сиэтл. Одеваемся на оригинальный танец. В моем костюме был пояс на липучке, который пришивался нитками сзади. Я еле-еле стянул вместе две половинки пояса, и липучки сошлись. Все на пределе. Пономарь в это время готовит свой костюм, тоже с поясом.
Я вскидываю руки в блюзовом движении, и пояс с треском расстегивается. Друг Сережа умирает от смеха. Я же бегу за Майей и прошу пришить пояс на мне.
Тут Сережа пытается застегнуть свой пояс. Он был понадежнее, на крючках. Но крючки не доставали до петель сантиметров 15! Тут уже я начал ржать как конь. В общем, меня зашили, а Карлсон катался без пояса. Я уже говорил, что был ниже Сережи на один сантиметр. Сидит Пономаренко в раздевалке и травит очередную байку: «Ребята, вчера на улице карлика встретил, прямо очень маленького. Ну вот, Сань, с тебя». Все лежат. Или во время тура в Колорадо. Пономаренко закрывает первое отделение. Обычно, придя в раздевалку, он рассказывал, легко было кататься или тяжело. Все его рассказы мы делили на восемь. Ну человек такой, выдумщик. И вот Колорадо, 3000 метров высоты над уровнем моря. Все и так в принципе ясно, но ждем вердикта друга. Просто вползает в раздевалку наш Мюнхгаузен и вещает нам: «Б…, никогда еще так легко не было! – Опираясь на стулья. – Просто носом дышал. Отвечаю». Честнейший парень.
Немного про Артура на тех же играх. Нас до катка возил school bus. Желтый автобус без кондиционера, а жара в Сиэтле была под 40 градусов. Мы попали в один автобус с Наташей Мишкутенок и Артуром Дмитриевым. Мы с Майей едем на тренировку, а ребята на соревнования в короткой программе. Выехали за два часа. Обычно ехать сорок минут, а тут из-за трафика ехали почти два часа. Про тренировку вообще ничего не помню, потому что Наташа и Артур надевали костюмы и коньки прямо в автобусе. Помню бег до Дворца спорта. Потом озверевший от жары Артур врывается в ближайшую раздевалку советской сборной по хоккею в коньках и костюме Дон Кихота, молча снимает верхнюю часть костюма и опрокидывает на себя чан со льдом и напитками. Хоккеисты ничего не поняли, но зааплодировали. Артур же вбежал на лед, где разминка уже подходила к концу. Больше летних турниров в моей практике не было.
Нужно сказать, Джузеппе поставил прекрасный танец. Наконец-то я узнал про брошенные кисти и мои брови домиком.
1991 год, сезон в разгаре. К оригинальному танцу я где-то раскопал блюз «Summer time» в очень необычном исполнении двух гитаристов. Получилась красивая композиция в стиле минимализм. Блюз и джаз – это вообще конек Джузеппе, нужно ли говорить, что оригинальный танец тоже ставил он. Когда мы показали музыку Александру Горшкову, он сказал: «Это либо фурор, либо провал». Из-за необычности музыкального выбора.
В будущем я частенько корил себя за любовь к так называемым «изысканным музыкальным произведениям». Может быть, из-за этого что-то проигрывал, каюсь, но иначе это был бы уже не Жулин… Ну не чувствую я «Полюшко-поле» с «Карминой Бураной», то есть поставить танец я и под Гимн России могу, но это будет против моего нутра.
Нужно сказать, Джузеппе поставил прекрасный танец. Наконец-то я узнал про
Брошенные кисти – это типичные джазовые руки, где нет классических позиций, а ты, как будто сбрасываешь что-то с тыльных сторон ладоней. Мне сначала это не давалось, но когда маэстро провел аналогию «этого» с полутвердыми отходами жизнедеятельности, я сразу расцвел как джазовый танцовщик. Майя тоже уловила главное и очень хорошо сбрасывала все лишнее с кистей.
Мы старались передавать в танце и секс, и разнузданность, и любовь – в общем, быть другими. Нужно признать, с кистями мы более-менее справились, с бровями было сложнее – страдание из русского человека хрен выбьешь, генетика.
Теперь про брови. Мы никогда не задумывались, но действительно 90 процентов русской эмоции – это страдание, от этого брови, попадая в позицию «домик», из этой позиции не уходят. Брови выжигались из нас каленым железом.
Мы старались передавать в танце и секс, и разнузданность, и любовь – в общем, быть другими. Нужно признать, с кистями мы более-менее справились, с бровями было сложнее – страдание из русского человека хрен выбьешь, генетика.
Тем не менее мы очень хорошо выступили в Японии на NHK Trophy[7]. Обе программы были приняты на ура. Поработав в хорошем настроении еще пару месяцев, мы поехали на чемпионат СССР в Минск. После обязательных танцев и оригинального танца мы шли на привычном уже втором месте и готовились к выступлению в произвольной программе. Специалистам очень нравился наш произвольный танец, и мы тоже чувствовали, что, может быть, сможем навязать борьбу Марине с Сергеем. Перед стартом мы узнали, что у Марины поднялась температура, но мы все вышли на разминку. У нас был третий стартовый, а у ребят последний. Мы очень лихо проехали программу. Стадион скандировал «браво» и «бис», оценки были нереальными, по-моему, семь 5:9, а остальные 6:0! Придя в раздевалку, мы узнали, что Марина с Сергеем снялись. Так мы стали чемпионами СССР. Но, мне кажется, если бы они выступили, то получили бы первое место, правда этого уже не узнать.
Потом был чемпионат Европы в Софии. После обязаловки мы стали первыми. Марина задела бортик во время равенсбурского вальса, и это отбросило пару на второе место. Я уже не помню, как распределились места в оригинальном танце, но точно помню, что федерация не понимала, на кого ставить, и связалась с Виктором Маматовым[8], который посоветовал не менять лидеров перед Олимпиадой в Альбервиле. Так мы закончили этот турнир на третьем месте. По такой же схеме прошел и чемпионат мира в Мюнхене. Первые в обязаловке, вторые в оригинальном, и при четырех первых местах в произвольном пятеро ставят нас на третье место! Так Марина и Сергей без первых мест становятся вторыми, а мы опять третьи. Выиграли же французы Дюшене. Было очень обидно, но это жизнь, спорт и политика всегда рядом. Так было и так будет. Значит, мы не были на три головы выше. Как я уже писал ранее, наши соперники были очень сильны, и обыграть их было не так просто. Одно по прошествии времени радует, что на семинарах по танцам на льду нашу программу «Паганини» показывают как эталон постановки и хореографии. Мне наша спортивная судьба сильно напоминает судьбу Ирины Моисеевой и Андрея Минненкова. Красавцы, любимцы публики, двукратные чемпионы мира, могли бы быть и олимпийскими, но не срослось. Пара была уникальная, извините за нескромное сравнение. Ну что же, жизнь продолжается. Нас многие стали называть чемпионами мира по соболезнованиям. Мы же решили не отчаиваться, а с еще большим упорством готовиться к олимпийскому сезону.
Глава 16
«Без женщин жить нельзя на свете, нет…»
Мне кажется, пора добавить в мое повествование немного интриги, а точнее, рассказов о моих дорогих и любимых женщинах, с которыми в разные периоды моей жизни меня связала судьба…
К Майе, откровенно говоря, изначально сильных чувств я не испытывал. С партнершей и партнером в паре, конечно же, часто возникают непонимание и неприятие друг друга во время тренировочного процесса.
Добавим сюда ежедневную дорогу из Королева в Королев в компании с шестичасовыми тренировками и совместными завтраками и ужинами в родительской квартире. Это напоминало семью, которая тяжело работает и спит раздельно по причине страшной усталости. Нужно признать, Майя день ото дня становилась все эффектней как девушка. С первыми медалями между нами стали появляться какие-то нежные чувства. Недаром же говорят, что победы сближают. Родители подсказывали: «Приглядись к Майе, какая умница, и красивая, и хозяйственная, готовит очень вкусно. Просто клад!»
К Майе, откровенно говоря, изначально я не испытывал сильных чувств. С партнершей и партнером в паре, конечно же, часто возникают непонимание и неприятие друг друга во время тренировочного процесса.
В общем, я и советы родителей слушал, и уже себя самого. Ну и природа, конечно, брала свое. Мы чаще стали засиживаться у телевизора, появились какие-то общие темы для разговоров. Я вдруг понял, что у Майи прекрасное чувство юмора. Если раньше стремился каждый вечер свинтить из квартиры к моим дворовым друзьям, то теперь все чаще оставался вечерами дома. Мне сердце, и не только, – все подсказывало, что приближался «час икс» в наших отношениях. Как-то поздним вечером, засидевшись у телевизора в гостиной, где я проживал с момента переезда Майи к нам, я спросил у нее, как там моя комната, моя кроватка? Она предложила мне посмотреть мои бывшие владения, дабы убедиться, что все на месте: и кроватка, и все остальное. Убедившись, что все на месте я, растрогавшись, обнял Майю, и у нас случилась первая любовь. Мне было 19, а Майе 18. Она у меня была первой женщиной, а я у нее первым мужчиной. Смотря на сегодняшние вписки и выписки мы, по сравнению с нынешними сексуальными акселератами, были просто пожилыми староверами. Без Интернета. Хорошо еще разобрались, что к чему. Так мы стали партнерами не только на льду, но и в жизни. Помогало ли это или мешало? Сложный вопрос. С точки зрения образов на льду – сплошные плюсы. Мы превращались из хорошеньких Майечки с Сашечкой в женщину и мужчину с некоей историей отношений. Ссоры же на тренировках приводили к обидам в быту. Мы играли в молчаливую партизанскую войну, где у каждого была своя правда. Мы гораздо чаще разбегались по разным комнатам, чем были вместе. Вообще 24 часа вместе плюс на тренировках пульс за двести – это очень тяжело. Заставьте Ромео с Джульеттой танцевать или катать «Тарантеллу» по 4 часа в день, еще неизвестно, кто бы кого отравил. Сейчас многие пары встречаются только на льду, тем самым сохраняя нормальные отношения в работе. Четыре часа в день можно и потерпеть друг друга. Парное катание и танцы на льду – сложные дуэтные виды спорта, где нет единого рецепта отношений. Все притираются друг к другу по-разному.
Так или иначе, мы продолжали тренироваться в Москве, а жить в Королеве. С каждым годом нагрузки росли, а расстояние до Королева не уменьшалось. Уже очень хотелось перебраться поближе к родным «Сокольникам». Попросили Наталью Ильиничну помочь нам с переселением, если, конечно, это возможно. Мы понимали, что спортивные результаты, которые мы показывали на тот момент, были недостаточно значимыми, чтобы претендовать на многое, но надежда все-таки теплилась. А вдруг?!
Нужно сказать, Дубова походила по всем инстанциям, пробуя различные варианты. Но это столичная прописка дает тебе шанс выбиться в люди, а у нас одна из Нижнего, а второй – подмосковный. Всё было против. Но Наталья, посадив нас перед собой, сказала: «Есть один вариант. В случае вашей женитьбы “Спартак” (общество, которое мы представляли) может выделить вам комнату, так что все взвесьте и обдумайте». Мы были уже в зрелом возрасте. Мне – 23, а Майе – 22, вполне созревшие для женитьбы люди, тем более с перспективой стать москвичами. Так что, недолго думая, мы стали готовиться к свадьбе. Нужно сказать, в то время генеральным секретарем нашей страны был Андропов и в стране был сухой закон. Все свадебные торжества в ресторанах были с лимонадом и квасом.
Мы себе и представить не могли свадьбу с «Буратино» и «Дюшесом» на столах. Очень было жалко уважаемых гостей, да и себя тоже. Хоть бы шампанское разрешили, но нет.
Мы себе и представить не могли свадьбу с «Буратино» и «Дюшесом» на столах. Очень было жалко уважаемых гостей, да и себя тоже. Хоть бы шампанское разрешили, но нет.
И тогда наш любимый хореограф Елена Андреевна Холина предложила отметить торжество в ее прекрасной трехкомнатной квартире на Соколе. Спасибо ей за это огромное! Мы замечательно отметили нашу свадьбу. Помню, было много дорогих нам людей. Много танцевали и пели «Ой цветет калина…». В общем, свадьба была душевной. Шел 1986 год. Спустя какое-то время нам действительно дали комнату на улице Гастелло в Сокольниках в трехкомнатной квартире, где, помимо нас, уже проживали женщина с пятилетней дочкой и Эмма Моисеевна, женщина лет семидесяти, ветеран труда, совершеннейший фанат идей коммунизма и социализма. Она с самого детства болела ДЦП в очень тяжелой форме. Когда в стране пошли гонения на коммунистов и пришло неприятие всех ленинских деяний, это ужасным образом повлияло на Эмму Моисеевну, которая свято верила в ленинское учение. Осознание того, что вся жизнь прошла в каких-то иллюзиях, плюс муки с ДЦП, привели к шагу из окна пятого этажа. Это случилось уже после нашего переезда. Жили мы в этой комнате около пяти лет. Жили дружно. Потом, когда пошли результаты получше и появились какие-то деньги, мы купили двухкомнатную квартиру на улице Академика Королева в шикарном, так называемом Моисеевском доме. Моисеевским дом называли из-за обильного количества танцоров одноименного и известного на весь мир ансамбля народного танца под руководством великого Игоря Моисеева. У Моисеева была очень интересная мысль по поводу своих постановок. Он говорил: «Сначала я ставил просто и плохо. Потом сложно и плохо. Потом сложно и хорошо. И, наконец, просто и хорошо». Это, безусловно, очень верное изречение. Научиться ставить просто и хорошо – это большое искусство, должно пройти много времени, чтобы ты перестал бояться простоты в программах. Вначале своей тренерской карьеры я жутко перегружал программы сложными элементами. Мне казалось, что так мы ошарашим судей и зрителей нашим феноменальным мастерством. По прошествии лет я увидел, что это суета сует. Картинки нет – сплошная каша, хоть и сложная.
Вернемся к жилищному вопросу. Так вот, купили мы квартиру в супердоме у наших близких друзей Артура и Иры Матикян. Мы дружили много лет и продолжаем дружить. Квартира тогда стоила 10 000 долларов. Сейчас за эти деньги можно купить только окно или входную дверь. Это было классное время с точки зрения вложения в недвижимость. Отдельная квартира в Москве!
Поделиться книгой: