– Ты его не узнала! – закричала малышка на всю комнату, и Аглая почувствовала, что снова краснеет. – Это ж лесовик!
Так маленькая Лада называла лешего.
Человеческая форма была для него непривычной – это Аглая выяснила в первую пару минут прогулки. Поняв наконец, с кем имеет дело, она немного расслабилась и засыпала лешего вопросами: сначала осторожными, но затем всё более частыми и детальными.
Так она узнала, что для леших более естественным считается древесный облик, но при желании они могли прикидываться людьми. В таком виде лешие являлись путникам и помогали тем, кто уважительно относлся к лесу. Правда, как с сокрушением заметил леший, таких в последнее время становилось всё меньше и меньше.
– Ты поэтому их не любишь?
– Да, – бесхитростно ответил он. – Они, не задумываюсь, жгут костры, ломают ветки, рубят деревья. Мой родной лес сильно пострадал от них, так что этот я решил защищать любой ценой – даже если придётся превратиться для местных в эдакое страшилище.
– Тебе удаётся, – отвесила Аглая неуклюжий комплимент. – Они ж теперь в ельник носу не кажут – боятся!
– Они и вас боятся, – леший пожал плечами (кажется, это был его любимый жест). – В деревне же поэтому к рыжим особо приглядываются: прошли слухи, что в лесу поселились оборотни, осторожными быть надо.
– Правда?! А я думала, они просто в ведьм верят.
– И это тоже, но ведьм в Разлей-Воде давненько не видывали, а вот рыжих девчонок, исчезающих необычным образом…
Ой. Аглая покраснела в третий раз с момента встречи с лешим, и это ей не очень понравилось.
– Да, – согласился он, – тебе надо быть поосторожнее.
Аглая склонялась к тому же выводу. Пожалуй, обращаться в лисичку и оставлять за собой брошенную обувь было не лучшей идеей – так недолго и злой ведьмой прослыть, а за это в дремучих деревнях до сих пор на кострах сжигали. И ведь достанется же не только ей: с людей станется отправиться в лес, несмотря на страшного лешего, отыскать их избушку, а вместе с ней – маму и Ладу. Каково будет Аглае, если такое случится?
– Что-то ты притихла, – заметил леший спустя пару минут.
– Думу думаю, – пробормотала та, не желая сболтнуть лишнего.
Он, кажется, понял, потому что сразу умолк. До окраины леса дошли в тишине, вышли на широкое поле. Деревушка приближалась с каждым шагом.
– И что мы им скажем? – нарушила молчание Аглая.
– Что мы с соседнего села, проездом в город. Вчера у телеги колесо повредили, и пока я чинил, ты потихоньку удрала в ближайшую деревню – не повезло, что это оказалась Разлей-Вода. Ты у меня шкодливая, да ещё голодная была, вот и украла краюшку. Но догадалась ещё и мне притащить: я тебя разоблачил и, вот, сюда привёл извиняться.
– Звучит похоже на правду, – с уважением признала Аглая.
– Так поди не первый раз выкручиваемся.
За разговором добрались до окраины деревни. Поначалу народа было немного, но чем ближе подбирались к центру, тем чаще видели любопытные лица. Чужаков тут чуяли за версту, поэтому на Аглаю с лешим поглядывали – кто с интересом, а кто и с подозрением. Последних можно было понять: высокий для человека леший рядом с мелкой, не похожей на него девчушкой смотрелся странно.
– Пекарня-то где? – негромко спросил он.
– Вон, следующее здание, на теремок похоже, – Аглая ткнула пальцем.
Пекарня правда была красивая. Невысокий деревянный домишко кто-то выкрасил в яркие цвета, будто в сказке. Сказка внутри и царила: в просторной комнате, уставленной всевозможными шкафчиками, поселился поистине волшебный аромат свежей выпечки и тёплого мёда.
– Чего изволите? – к ним вышел сам пекарь, тучный мужчина в летах с маленькими, но добрыми глазками.
– Ну, говори, – подтолкнул Аглаю к нему леший.
Та поморщилась: со стороны это наверняка выглядело, словно она стесняется или сомневается, а Аглае хотелось казаться решительной и справедливой.
– Это я, – выпалила она, глядя поверх пекарского плеча, и только чудом не зажмурившись. – Хлеб вчера я вз… своровала.
Аглая выдохнула и склонила голову, точно готовилась положить её на плаху.
– Хм, – пекарь отложил в сторону полотенце, которое до сих пор держал в руках. – Неожиданно.
– Я должен попросить прощения за свою племянницу, – выступил вперёд леший. – Сам виноват – не углядел. Мы тут у вас проездом, телега сломалась, и я пока чинил, совсем на неё внимания не обращал – вот деваха и убежала. Кто ж знал, что она за это время натворит.
Звучал он при этом как настоящий деревенский мужик. Чудилось: сейчас снимет шапку, бахнет оземь, сокрушаясь. Но леший палку не перегибал.
– Но я вот узнал, и подумал, надо извиниться да как-то украденный хлеб отработать. Чтоб дальше неповадно было. Да? – он поглядел на Аглаю.
– Да, – печально кивнула она, быстро глянув в сторону пекаря.
Тот выглядел обескураженным, но не злым.
– Впервые вижу, чтоб воришки вот так покаялись, – растерянно проговорил он и почесал голову. – И что мне с вами делать?
Думать бы, наверное, пекарю и думать, да тут дверь распахнулась и в тёплое помещение ворвался раскрасневшийся вихрастый мальчишка. Не глядя, он пронёсся мимо посетителей, стянул варежку и ссыпал на прилавок спрятанные внутри деньги:
– Вот, всё отнёс, тятька.
– Спасибо, – пробасил пекарь. – А что я тебе говорил насчёт покупателей?
– Ой, – мальчишка повернулся к Аглае и лешему. – Здрасьте…
Да так и остался стоять, раскрыв рот. Аглая тоже не могла вымолвить и слова, и очень жалела об этом: это был один из трёх парнишек, что вчера устроили за ней настоящую охоту. Тут надо было бы оправдаться, объясниться, но она ужасненько медлила – и поэтому случилось то, что должно было произойти.
– Это она! – завопил мальчишка на всю пекарню. – Это она вчера хлеб украла!
Он кинулся было к Аглае, но пекарь с неожиданной для человека его размеров ловкостью перегнулся через прилавок и ухватил мальчишку за воротник:
– А ну-кась, стой! Девочка уже во всём созналась.
– Как созналась? – мальчишка аж замер от изумления.
– Вот так и созналась, – Аглая разве что язык не показала.
Мальчишка удивлённо моргнул. А пекарь воспользовался этим промедлением:
– Кажется, знаю я, как вы можете мне оплатить. Ты, девчурка, поможешь моему племяннику заказы по деревне разносить. Поработаешь денёк – прощу тебе тот каравай.
– Чего?! – первым встрепенулся пресловутый племянник. – Я – с ней?!
– Да, и не спорь, – пекарь лишь слегка повысил голос, а мальчишка сразу будто язык проглотил. – Ты, вон, едва-едва всё успеваешь, а девочке поработать надо. Авось, поймёт, как всё тяжело достаётся.
– Поймёт-поймёт, – встрял, усмехаясь, леший. – Она у меня смышлёная.
Аглая могла лишь раздражённо на него зыркнуть.
– Ты – во всём слушайся меня, – стоило выйти на улицу, Всеслав (так звали пекарского племянника) начал раздавать указания. – Говорить с покупателями буду я, денежку собирать – тоже. Ты больше помалкивай, да хлеб аккуратно неси. Уронишь – тятька тебе подзатыльников надаёт.
– Сам-то поди не раз их испробовал? – усмехнулась Аглая.
Всеслав недовольно глянул на неё через плечо, но спорить не стал. Чего отнекиваться от очевидного: по расторопности мальчишки было видно, что выучил он её методом проб и наказаний. Деталей Аглае знать не хотелось, поэтому она не отставала, несмотря на тяжёлую ношу. Её, равно как и Всеслава, нагрузили корзинами с тёплым хлебом, по большей части с рождественскими караваями. Заказала их едва ли не каждая семья в деревне – юным разносчикам то и дело приходилось останавливаться, стучать в двери.
– Тамар Петровна, здрасьте! – здоровался по обыкновению Славик (он не любил, когда его так называли, но Аглае было начхать). – Вот, каравайчик ваш. Тятька только из печки достал!
– Ой, спасибо, удружил! – пышная тётенька всплёскивала руками, принимая из рук мальчишки ещё тёплый хлеб. – Вот, на тебе на ватрушку.
Довольный, Славик прятал лишнюю монетку в карман, а деньги за каравай складывал отдельно, в варежку. Аглая внимательно следила за этим, но лишнего слова не говорила, хотя и была уверена, что ей тоже полагается доля.
Лишний раз заговаривать с мальчиком ей не хотелось: ещё жива была в памяти вчерашняя погоня. Ох, и перепугалась тогда Аглая – её ведь сначала и впрямь чуть не поймали, чудом удалось к двери пекарни прошмыгнуть! Да и потом, если бы она обернуться не успела…
– Слушай, – вдруг вспомнила девушка. – А куда вы мои валенки дели?
– Валенки? – он аж запнулся. – Да их никто трогать не отважился, они на том дворе до сих пор и стоят. Ты ж так исчезла, как заколдованная. Кстати, куда ты…
– Ой, тогда я их заберу! – Аглая не дала ему договорить. – А то эти мамины, и я из них постоянно вылетаю. Те хоть немного, а поменьше были!
Возможно, Славик и попытался бы вновь задать опасный вопрос, но они опять пришли. На этот раз дверь открыл мальчишка, который, увидев гостя, незамедлительно просиял:
– О, это ты! Мама как раз тебя вспоминала!
Аглая поспешно отступила назад, долой с глаз мальчишки. Лицо его не показалось знакомым, но голос она узнала – вчера он несколько раз доносился ей вслед. Встречаться после такого с мальчиком никак не хотелось.
– То-то мне икалось недавно! – Славик, не обращая на Аглаю внимания, продолжал трепаться с мальчишкой. – Будешь за это мне должен! За это, как его… неудобство!
– А ты как настоящий торгаш говоришь! – одобрительно заметил второй. – Иваныч, который молоком торгует, тоже вчера так говорил. Только мама ему выкусить сказала, и ещё жадюгой назвала. Что, Славик, хочешь быть жадюгой?
– Да я тебя за такое сейчас…
Славик с угрозой шагнул навстречу своему другу, но тот только расхохотался. Аглая с недоумением прислушивалась – где тут шутка, ей было совершенно непонятно. Тем не менее, Славик тоже засмеялся, похлопал второго мальчишку по плечу:
– Хорош, хорош! Платить-то будешь?
– Конечно, мама мне денег дала. Скидку другу-то дашь?
– Неее, – Славик поморщился. – Я бы дал, но тятька мне потом голову оторвёт. Лучше потом с тобой кое-чем поделюсь…
Он многозначительно похлопал по карману, где к тому времени звякали уже три мелких монетки. Друг его понимающе ухмыльнулся и присовокупил к заработку Славика ещё немного – правда, эти деньги отправились уже в варежку.
– Аглая, давай сюда хлеб, – повернулся Славик. – В моей корзине закончились.
Вот же! Аглая мысленно выругалась, злая сразу по двум причина: во-первых, Славик мог бы давно разделить её ношу, а во-вторых – мог бы не привлекать к ней внимания. Теперь же, услышав незнакомое имя, второй мальчишка высунулся из дома. Аглая поспешно отвернулась к своей корзинке, но было поздно:
– Эй, это же та лиса!
Сердце у Аглаи болезненно ёкнуло, а кровь отлила от лица. Она лихорадочно думала: «Как он узнал? Что сейчас делать? Куда сбежать? А можно обратиться?»
– Ну, да, – Славик заговорил почему-то спокойно и немного стыдливо. – Пришла с утра, призналась в своих проделках, а тятька вместо того, чтобы наказать нормально, мне её поручил. Вот, приходится теперь таскаться, пока она кражу отрабатывает.
– И как ты только терпишь… – покачал головой мальчишка, мазнув по Аглае неприязненным взглядом. – Чего стоишь? Давай хлеб сюда! Или тоже украсть захотела?
Чего Аглая хотела, так это укусить его за руку, да хорошенько, чтоб завопил на всю улицу. Но вместо этого пришлось сцепить зубы и протянуть паршивцу злосчастный каравай.
– Кушайте не обляпайтесь, – пробормотала она.
– А ты молча завидуй, побирушка.
Она покраснела. Сам того не зная, мальчик попал по больному: когда их с мамой и Ладой выгнали из племени, им правда пришлось побираться. Тогда ещё девятилетняя, Аглая стояла с протянутой рукой на тракте и возле церквушек в тех сёлах, где им не повезло останавливаться. В те разы она такого наслушалась, что решила – ни за что больше. Лучше разочаровать маму и украсть тот же хлеб, чем стоять и клянчить что-то у этих зажравшихся…
– Эй.
Аглая подняла голову и обнаружила, что дверь дома давно закрылась, а они со Славиком всё продолжают глупо стоять перед ней. Судя по тону, он окликал Аглаю уже не впервые – в голосе смешивалось раздражение и нежданное беспокойство.
– Что – «эй»? – огрызнулась она. – Долго стоять будем?
– Это ты мне скажи, – он красноречиво взглянул на корзинку, стоявшую у её ног. Сам-то Славик свою уже поднял, стоял в полной готовности.
Уязвлённая, Аглая промолчала, подхватила свою нелёгкую ношу. Он развернулся к следующему дому, и она невесело поплелась рядом.
Настроение болтать как отшибло. Ходили молча, прерываясь только на то, чтобы поздороваться с очередным покупателем. Мальчишек больше не попадалось, а взрослые глядели на Аглаю всё больше сочувственно: видели, что одета она как с чужого плеча. Одна сердобольная женщина даже протянула им две монетки сверх меры, причём вторую настойчиво сунула в ладонь девушки.
– Забери, – потребовала Аглая, как только дверь закрылась.
Славик поглядел на неё с изумлением:
– Тебе деньги, что ли, не нужны?
Она замотала головой. Объяснять ничего не хотелось – хотелось, чтобы он скорее забрал монетку, которая словно жгла кожу.
– Ну, как скажешь, – Славик пожал плечами, но она заметила: монету убрал в другой карман, не в тот, где хранил свои деньги. Ну и пускай поступает, как знает, хоть выкинет монетку в канаву. Аглае до этого не было совершенно никакого дела.
– Идём, нам же недолго осталось? – решительно спросила она.
– Ещё два дома, один на самой окраине. Это там, где ты свои валенки бросила.
Аглая проигнорировала шпильку в свой адрес и, перехватив корзину поудобнее, потопала в указанном направлении. На этот раз Славику пришлось её догонять, а затем и обгонять – он-то лучше знал, куда идти.
В предпоследнем доме жила милая старушка, которая называла детей не иначе, как ласточкой и соколиком. Денег она им не предлагала, зато сунула по кривому кренделю. Аглая пыталась отказаться, но бабуля сделала вид, что обиделась – пришлось брать.